Позволь почувствовать тебя, убедиться, что ты не плод моего воображения. Изловить взгляд твой, через себя переступя, и скорой тесности ощущения.
Объятия. Цепкие, любящие, искренние. Тепло чужих рук, обвивающих нуждающееся в бережных прикосновениях тело; горячее, почти обжигающее дыхание на шее и хрупких плечах; еле слышный шепот на ухо – все что требует сердце. Совсем немного, всего пару минут, что невероятно ценны. Неимение желанных до нестерпимого жжения в груди мгновений в руках человека, с кем слияние души не чуждо, выбивает из колеи. А так хочется прикоснуться кожа к коже... Чтобы пальцы путались в волосах, руки очерчивали линии челюсти и мягкие щёчки. И не с кем попало, а с тем человеком, чье тело будет ответно полыхать от желания волнующей близости. Слова, впечатляющие до слез и горькой улыбки, услышать бы. "...хочу прикоснуться к тебе, взять за руку и крепко обнять. Почувствовать тебя всем своим существом, сохранить на коже твой природный запах, привязанный ко мне теперь на ближайшую вечность". Навсегда. Навсегда. Навсегда. Это очень схоже с обыкновенным чувством голода. Когда собственные руки обхватывают плечи и сжимают кожу до красных следов по ночам, чтобы хоть как-то насладиться нежностью касаний. Если не другого человека, то хотя бы своих. Где же прикосновения, охватывающие ласку души, устанавливающие настоящую связь через физический контакт? Где же чувство безопасности и защищённости? ...безопасности, которой характерно проявление истинной сущности следом за раскрытием ощущения доверия. Нет ее. Нет ее. Нет ее. Нет души, связь с коей нерушима. Не каждому суждено её найти, многие люди остаются без посланной судьбой пары. Необходима гармония между диаметрально противоположными и прочно сплоченными внутренними мирами. Когда дыхание близко. Такое родное, глубокое, жгучее. Когда тихо вокруг. Умиротворенно, спокойно, закрыто от чужих глаз. Два уязвимых звена должны стать сильнее в неспешном соитии.***
Каждое утро в кофейне "Даск-Кафе" начинается одинаково: жалюзи на окнах занавешены, лампочки над барной стойкой и столиками ещё не светятся, а на входе красуется ярко-зеленая табличка "закрыто". Смена начинается через полчаса, ровно в восемь утра. С улицы доносятся шум от машин, крики детей с расположенной в том же дворе детской площадки и мимолетные, еле слышные разговоры от прохожих, силуэты которых видны через прозрачные двери. Все стеклянные поверхности имеют свойство казаться чисто хрустальными. Блестят и пропускают первые лучи рассвета. Гирлянды, расположенные вдоль стен, совсем рядом с окнами, все как один загораются блекло-желтым огоньками, светом проникающими на подвесные корзины с цветами. Слоган, в виде выпуклой надписи висевший на стене на самом видном месте, теперь освещен оранжевым солнцем, что оставляет небольшие тени. "Твоё лекарство от хмурого утра". В начале и конце рабочих смен атмосфера по умолчанию самая что ни на есть уютная. Неизменна ещё одна деталь. Ким Сокджину – менеджеру данного заведения, в чьи обязанности входить не только управление персоналом и урегулирование всех конфликтных ситуаций с гостями, но и контроль за порядком, – вновь не сидится на месте. Чистоплотная его сущность бушует, заставляя носится, на несколько раз проверять чистоту в зале для посетителей и готовность приборов к новому рабочему дню. Кажется, все идеально, но... Одна проблема – он не может найти бариста, который уже должен быть в кофейне. В комнате для персонала пусто, у барной стойки и чёрного выхода – тоже. Они открываются через каких-то полчаса, а главного звена в заведении и след простыл! Легкая паника накрывает омегу. Филонить сегодня нельзя – по понедельникам с самого утра "Даск-Кафе" посещают довольно много людей. – Хосок-а, ты не видел нашего кофевара? – Сокджин заглядывает на кухню, замерев в дверной проеме, и взглядом ищет повара выпечки, чья смена началась чуть меньше часа назад. Вопрос звучит громко, эхом отражаясь от стен. На столе уже стоит поднос с завершенной выпечкой для кондитерской витрины, сладкий аромат от которой поднимается паром и вбивается в легкие. Полки в зале всегда наполнены разными вкусностями, и в исполнении этого пунктика в кимовой таблице для отчётности можно поблагодарить работягу-альфу. Из приоткрытой кладовой, где хранятся продукты, что-то со звоном падает, и в следующую секунду слышится недовольный возглас. – Вот черт! – ругается Хосок, появляясь на кухне с тяжёлым вздохом и небольшой баночкой в руке, и обращается уже к менеджеру. – Здесь где-то ходил, в туалете поди отсиживается. Чон лишь пожимает плечами, принимаясь посыпать рогалики сахарной пудрой с высунутым от усердия языком. Задерживая задумчивый взгляд на альфе с зарумянившимися щеками от жары в помещении, омега закрывает за собой дверь, чтобы их разговор не был случайно подслушан другими работниками. Даже у стен есть уши... – Чонгук в последнее время сам не свой. Не замечал? – негромко произносит Сокджин и подходит ближе к рабочему столу, лениво опираясь о его край ладонями и следя за чужими отточенными действиями. Хосок и правда мастер своего дела – его выпечка схожа с дорогостоящими изделиями из пятизвездочных ресторанов. – Я в зале-то не бываю, так откуда мне знать? – пекарь любуется проделанной работой, усмехается с серьёзного лица друга, вытирая руки бумажным полотенцем. – Съел может чего? – Не в этом дело, – цокает Сокджин, немного нервный и взволнованный. Хосок в своем репертуаре – на позитиве, переполненный саркастическими шутками и подколами. В детали поведения своего коллеги тот, конечно же, не вглядывался. Винить его в этом будет кощунством, ибо альфа целыми днями с головой погружен в свою любимую работу. – Поникший он какой-то. А вдруг что-то стряслось? – Ты прямо как мать-наседка, ей-богу, – с лёгкой улыбкой шутит Хосок, а сам попутно вспоминает изменения в настроении бариста. – Как ты думаешь, стоит ли нам...? – неуверенно начинает Сокджин. – Не вмешивайся, хен, – не слушает дальше и смеет перебить. Сам волноваться начинает за состояние Чонгука, но врываться в личную жизнь с расспросами – дело далеко не дружеское. – Он сам расскажет, если захочет, мы ему почти как родня. Чонгук не маленький – разберется, я уверен. – Но... – Никаких "но" Джин-хен, – снова перебивает и выталкивает менеджера из своей кухни. – Меньше, чем через пятнадцать минут сюда понабегут голодные людишки. Так что советую тебе найти нашего горе-бариста и отправить его за свое рабочее место в полном сооружении.***
Сомкнутые лодочкой, подрагивающие ладошки набирают ледяной воды из-под крана, тут же охлаждая горящее после долгого сна лицо. Прохлада быстро помогает проснуться, освежает. Чонгук бьет мокрыми руками щеки, зачесывает назад волосы, которые влагу быстро впитывают, темнеют на тон и образуют тонкие сосульки. Он успокаивающе проводит пальцами по коже на открытых предплечьях, оставляет мокрые дорожки на ней и выдыхает тяжело. Тяжелой оказалась ночь. Страшна оказалась пытка времени, тянувшая часы в долю бесконечности. Руки неконтролируемо сжимали свои плечи и шею, пальцы зарывались в волосы и тянулись к спине, чтобы получить ласку. Было жарко. Невыносимо жарко. Парень зарылся под одеяло с головой, от отсутствия возможности сделать хоть один полноценный вдох задыхаясь в тёплую весеннюю погоду. Проснулся омега весь мокрый, дышать было трудно из-за жжения в груди, кислорода значительно не хватало. Несмотря на усилия, морального удовлетворения не удалось получить – свои руки не дарили то, что дарили бы руки другого человека. Он чувствует себя беспомощным. До стыдного жалким. – Скоро пройдёт, все скоро пройдёт, – успокаивает сам себя омега и натягивает чёрный берет, создающий яркий контраст с пепельными волосами. ...нужно подождать ещё немного, в скором времени обязательно станет легче. – Чонгук-а? – резкий вопрос звучит очень аккуратно, по голосу сразу можно узнать Сокджина. За ним следует три коротких стука в запертую на щеколду деревянную дверь туалета. – Ты здесь? Начиная торопясь доставать салфетки из дозатора, Чон взглядом находит комом брошенный светло-коричневый фартук у соседней раковины и бейдж с именем. – Я сейчас выйду, хен, – чуть прикрикивает омега, чтобы его было слышно, да звучать старается уверенно и твердо, будто он не успокаивал себя каких-то несколько секунд назад. – У тебя мало времени, – напоминает старший. – Выходи и открывай кофейню. Чонгук спешно завязывает на себе фартук, осматривая его на наличие каких-либо пятен. Сокджин готов каждого прибить за внешний вид и дресс-код. Удостоверившись в опрятности, выходит в зал и направляется прямиком к главному входу, чтобы перевернуть табличку. "Открыто". Достает грифельный штендер и выставляет на улицу. Чонгук любит эти мгновения, которыми ему предоставляет менеджер в начале смены, хоть и открытие заведения не входит в его обязанности. Он вдыхает чистый воздух полной грудь, осматривать вокруг. Людей сейчас ходит не очень много, как и проезжает машин, но городской шум в раннее время все равно ласкает слух. Чонгук получает в "Даск-Кафе" несравнимое удовольствие. Ему нравится эта работа, шум кофемашины, постоянный гул от людей, приходящих сюда расслабиться, и даже часто мельтешащий перед глазами менеджер. И запах... Какой же прекрасный запах сохраняется в помещении, вписывается в каждый угол. Свежая сдоба и крепкий кофе. В колонках играют комфортные и спокойные песни The Neighborhood, что слышны отовсюду. Даже Хосок на кухне время от времени подпевает и пританцовывает неумело под музыку, доносящуюся из зала, в процессе готовки. Чонгук и Сокджин не единожды заставали его с прекрасным настроением в этот момент, пока кофейня пустовала. Смеху-то было... Не многие из персонала смогли стать для омеги настолько близкими друзьями, как эти двое. – Доброго утра, что для Вас? – приветливо здоровается омега, натягивая на лицо улыбку, когда слышит звон колокольчика на входе и приближающиеся шаги. Первым его гостем оказывается высокий альфа с сильным запахом. – Доброго, сделай-ка американо, очаровашка, – кокетливо произносит тот, опираясь локтями о стойку и сцепляя длинные пальцы в замок. У Чонгука холодок проносится по спине, а бархатистый голос парализует молодое тело. – Простите, как Вы меня назвали? – хмурится он. Ну мало ли, может послышалось, вот он и переспрашивает, машинально приступая к выполнению заказа. И с чего бы он так сразу перешёл к обращению на "ты"? Поражает его самоуверенность и полное отсутствие стеснения. – Я назвал тебя очаровашкой, – на лице у незнакомца сияет квадратная улыбка, а взгляд все не сходит с красивого омеги. Его внимание направлено только на одно смущающееся чудо. У бариста щеки пунцовеют от такого обращения и пристального взгляда альфы, от которого пахнет кардамоном безумно приятно, так, что внутри что-то глухо бьётся. Сердце что ли сходит с ума? В затяжной тишине его биение слышится особенно громко. – Американо делается около пяти минут, – предупреждает. – Подожду, я не тороплюсь, – говорит парень так просто и обыденно. Чонгук нервно свои губы облизывает и кусает. Своей глупости не осознает, когда жадно альфий феромон вдыхает, стараясь удержать контроль над своим телом. И душой. Его внутренняя сущность впала в помешательство, все нутро ходит по струнке, а расслабления все нет и нет. Напряжения между ними не выдержать. С первого взгляда, с первого слова и вдоха кружит голову человек, чье имя в неизвестности теряется. Даже звучит сумасбродно. – Вы не можете подождать за одним из столиков? – не поворачиваясь, просит омега. Лишь бы не заглядывать лишний раз в эти оголодавшие глаза. – А что такое? Я тебя отвлекаю? – альфа вскидывает брови, улыбается и не двигается, словно зачарованный. ...потому что давно никто не притягивал к себе так сильно, хоть и неосознанно. К несчастью для последнего, они разделены, есть преграда в виде барной стойки. Иначе, он бы не сдержался на прикосновение. Насыщенный запах корицы, наполненный смущением и непонимания, так и манит. Альфа удерживает себя, чтобы не пустить больше своих феромонов, что было бы некрасиво в общественном месте. До чего же этот парень упрям и своеволен, думает Чонгук, едва собственные спутанные мысли различая. Ответа никакого не даёт, но кожей чувствует чужой взгляд, что до трясучки доводит, и с трудом проглатывает зародившийся в горле ком. Его руки трясутся и при последнем шаге приготовления из-за понимания возможной близости в скором времени и при передаче альфе его стаканчика кофе. Пока одна рука берет стаканчик из чужих, другая хватает с особой аккуратностью запястье омеги и фиксирует. У Чонгука, неожидавшего такой выходки со стороны незнакомца, дыхание сбивается. Глаз не отводит от чужих, пристально смотрящих, в которых "запомни меня" читается. Кожу будто огнём обдает. Альфа перед ним в такой же растерянности, будто сам от себя подобных действий не ожидал, однако голова его все еще гордо вскинута, спина ровная, что не сразу позволяет увидеть столь уязвимое чувство. Их сильно выраженные запахи впитываются в кожу, оставаясь тонким шлейфом на телах. Почти не ощутимо. Смешались корица и кардамон – мягкий и острый ароматы. Супротивный контраст двух стоящих напротив. – Отчего же твои руки так трясутся? Неужели я волную тебя? – нарушает тишину незнакомец своим шепотом. Слова из песни, играющий в пустом зале, слышатся итого громче. Любому другому слышались бы, не Чонгуку. Он большим пальцем оглаживает тыльную сторону ладони, что мурашками в миг покрывается, отзываясь на сие прикосновение, и по-доброму усмехается. Этот мальчик такой чувствительный к физическому контакту. – Не говорите, пожалуйста, ерунды. Сильно ли дрогнувший голос выдает вранье омеги? – Еще увидимся, очаровашка, – отпускает руку, подмигивает, любуясь красными щечками. – Кстати, милый беретик, – последнее, что говорит и указывает на чёрного цвета головной убор, который сбитый с толку бариста тут же прижимает к макушке, и направляется к выходу из уже полюбившейся кофейни. Чонгук удерживает стеклянный взгляд на уходящем госте, пока тот не скрывается из виду. От переизбытка эмоций слезы наворачиваются на глаза, но омега только швыряет упомянутый ранее альфой берет, не понимая своей реакции. В принципе, много чего пугает в данную минуту. Кулак сжимается в районе сердца, комкая пальцами тонкую ткань фартука. Так бешено бьётся сердце в груди. Что с ним творит незнакомый человек? Отчего же внутренняя слабая сущность с остервенением желает впитать в кожу его запах, готова растаять в чужих руках, чувствуя их полноценное тепло и ласку, которой так не хватало в последние дни. Судорожные вдохи сменяются выдохами. Он держится свободной рукой о край стойки, не в силах стоять ровно из-за подкосившихся коленей. Прикрывает веки, вспоминая тот взгляд, с костями поглощающий, но говорящий о той искренности влечения и желания соприкоснуться сердцами, стать чуть ближе. Чужие в мгновение ока способны стать роднее... За всеми потоками мыслей парень не успевает, а потому не обращает внимания на окружающее, не видит обеспокоенного Сокджина, стоящего в дверях от комнаты для персонала с другого конца главного зала. Тот хочет подойти, успокоить друга, напрямую, наконец, спросить о его самочувствии, но вовремя замечает вошедших в кофейню трех человек. Чонгук тоже их видит и встречает неискренней улыбкой, предвкушая тяжесть сегодняшнего дня. – Доброго утра, что для Вас?