Ощущаешь себя юным богом?

Падшей Богине уготована горькая участь. Застывшая холодной звездой среди тёмных рек времени Она разит беспощадно и безошибочно. Истрескавшиеся от старости веки опущены, ибо стоит Ей поднять свой безжизненный взгляд, и смертные обратятся в прах, истлев в страданиях, полных немыслимой муки. Давние годы, чёрные годы, когда возносились ещё молитвы истинным богам, когда танцевали нагие девы на горячих углях пред алтарём, когда знали цену слову и вере. В те годы Она была неистово бушевавшей грозой, бесстрашной судьёй человеческих страстей. В Её руках были мёртвые легионы, ныне развеявшиеся на призрачном погосте. — Когда умирают Боги, Томоэ? — шёпот молнией разрезает залу, заставляя демона-лиса дёрнуть белым остроконечным ухом на звук своего имени и взглянуть на Неё. Острые черты лица, вьющиеся чёрные, точно ночное небо, волосы, завитые на одну, правую сторону, но с двух сторон обрамляли две седые, будто припорошенные первым снегом, пряди, закрытые глаза, подчёркнутые карандашом и тенями того же чёрного, что и волосы, цвета, губы, изукрашенные красной помадой. Элегантное платье, подчёркивающее безупречную фигуру, тоже чёрное, как туфли в тон и цвет всему образу, в тусклом свете свечей отливает золотом, блестит, и узор десятками звёзд переливается на тонкой, но не прозрачной юбке. Возле Неё словно кружилась темнота — облаками, щупальцами, пеленой. Она защищала, выглядела опасной, но женщина, спрятанная за этой дымкой, была неестественно великолепна. — Когда о них забывают, душа моя. Длинные ресницы дрогнули, веки чуть поднялись и в глазах с узкими змеиными зрачками заиграло кровавое пламя. Прежде белоснежные пряди запылали огнём на чёрных углях волос. Её алые губы изогнулись в улыбке, вспоминая, как не раз вкушали сладкую кровь грешников. Такую милость Богиня пожертвовать не способна. Её удел — отбирать и наказывать. Шаги Бледной Богини, чьё одеяние усыпано звёздами, звенят поминальным колоколом. Браслеты, опутавшие кисти ледяных рук, ожерелья, украсившие тонкую шею, — выточены из крепких прохладных костей. Порочная музыка звучит из глубин поросшего мхом подземелья, и Она изгибается, становясь тенью, незримой нитью, опоясывающей время, повелевающей тьмой. Удивительно чёткие стремительные движения заставили бы Томоэ затаить дух, будь он у него. — Пришло время напомнить, — тихий смех разрывает пространство на части. Мелодия, которую напевает Богиня, превращается в исступлённый крик. Длинные ресницы подрагивают, будто пламя костра на ветру. — Время пришло. У Безумной Богини нет сердца. Зато есть гордость. И сегодня Она увидит погибающий в страданиях мир. Её враги будут бежать, но ноги их станут пеплом, влекомым чёрным дыханием Богини. Её враги будут кричать, но глотки их истекут смрадной кровью, которой суждено омыть Её горло. Её враги будут плакать, но слёзы их сгорят от Жара божественного гнева. Память — оружие сильных. Вы его потеряли. Значит, вам нечем противостоять воле Богини. Остаётся только молиться. Молитесь. Слыша, как Она наступает. Молитесь. Кожей ощущая Её приближение. Молитесь. Она уже на пороге. И песня Её неотвратима. Богиня открывает глаза.