Солнце под кожей

      Прикосновения — это не что-то новое. Родители не боятся подходить близко, брать её за руки и обнимать, но делают это так аккуратно, словно могут переломить одним дыханием. Врачи без напряжения осматривают слабое тело, знают, что она не заразна, но Дуньярзада может представить, что бедным людям, особенно детям, повезло гораздо меньше. Пока столица процветает, в умах жителей маленьких деревень как сорная трава разрастаются предрассудки, в том числе и об элеазаре. Её сердце разбивается, когда дети не принимают в игру мальчишку просто из-за того, что его руки в бинтах, совсем как у неё.       — На что смотрите, госпожа?       Она не отвечает, гладит негнущимися пальцами бусины браслета. Драгоценные камни, привезённые из Ли Юэ, огранённые рукой мастера до безликой идеальности, холодные, в изящной, но простой неброской оправе.       — Госпожа?       Дуньярзада спускается с холма навстречу одинокому мальчику, который, завидя её, вжимает голову в плечи и уже собирается куда-то сбежать. Присесть на корточки и улыбнуться кажется лучшим решением. У неё не так много слов, чтобы успокоить ребёнка, она даже не уверена, что имеет право говорить их, ведь её жизнь гораздо проще.       — Ты не один.       С забинтованного запястья соскальзывает браслет, Дуньярзада протягивает его мальчику, ждёт безмолвного разрешения, чтобы надеть украшение на его руку. Не имеет значения, что браслет женский, если он свяжется с хорошим воспоминанием, на которое можно опереться в тяжёлое время.       — Пожалуйста, помни об этом и никогда не бойся отказа.       Его ладонь холодная, но кожа вокруг выглядывающих из-под ткани шершавых чешуек воспалённая и болезненно горячая — это ощущение до боли знакомо, она знает это лучше, чем то, какая на ощупь здоровая кожа.       Требуется небольшое усилие, чтобы подняться, после того, как мальчик сердечно благодарит её с сияющими глазами. Радость это или слёзы, она не успевает понять — он торопливо уходит, прижимая браслет к груди.       Подняться обратно на холм сложнее, левая нога сегодня как будто не принадлежит ей, норовит увести в сторону, но Дуньярзада целеустремлённо шагает вперёд, даже когда в глазах темнеет. Дэхья подхватывает её под локоть в момент, когда ступня внезапно каменеет и голову клонит к земле.       Они остаются так на некоторое время, пока Дуньярзада переводит дух и собирается с силами. Дэхья почти не движется, крепкая и надёжная, источающая приятное тепло и сдержанно-сладкий аромат духов, она лишь удобнее перехватывает левую руку, а правую кладёт на талию, чуть притягивая к себе.       В суматохе головокружения наёмница — единственная опора, Дуньярзада хватается за неё как может, равняет своё дыхание с движением груди, прижатой к её спине, вытесняет лёгкую бессильную панику мыслями о том, что кожа Дэхьи — горячая сладкая карамель, гладкая и в разгар дня чуть блестящая от пота. Если она немного липкая, это даже забавно, будто она и правда сладость, подтаявшая от летнего зноя.       Наконец Дуньярзада достаточно приходит в себя, чтобы медленно повернуться к Дэхье лицом, не выходя из-под её защиты. Теперь она видит, что Дэхья покрыта мурашками, маленькие бесцветные волоски приподняты и едва ощутимы кончиками онемевших пальцев, когда Дуньярзада проводит ими вверх по плечу. Может быть, это от того, что сама Дуньярзада такая же холодная, как мальчик, которому она вручила браслет. Никто никогда не говорил ей об этом.       — Вы как, получше?       Пальцы останавливаются на шраме под золотой полоской браслета, всего лишь маленькая бороздка, которая даже почти не чувствуется, особенно сейчас. Дуньярзада кивает и отходит на шаг.       — Давайте-ка присядем где-нибудь, — Дэхья улыбается, становится сбоку. — Идти сможете?       — Да, спасибо большое.       На миг ей интересно, что бы Дэхья сделала, если бы ответ был другим.       Они идут вдоль реки в тени деревьев, выискивая место для небольшого привала, Дуньярзада старается не быть навязчивой и очевидной, когда изучает случайно замеченные сухие мозоли. Это не должно быть чем-то необычным, ведь Дэхья в первую очередь воин, но всё же удивительно — некоторые мозоли гладкие, и почти теряются, а другие грубые, бугристые и твёрдые, немного напоминают те же чешуи.       — Что такое? — Дэхья недоумённо спрашивает, поднимая их соединённые руки. — Ногти?       И, почему-то стесняясь спросить о шрамах и мозолях, Дуньярзада смущённо кивает.       — Очень красивые.       Наёмница тут же оживляется.       — Это моя подруга делает, настоящая мастерица! Сама косметикой не пользуется, но других как кукол расписывает. Недавно подарила ей новые фонтейнские лаки, сохнут быстро, держатся долго, от цветов голова кругом, ну красота! Хотите, я её попрошу, она и вам сделает?       — Хочу. А ничего, что я…       Говорить не обязательно, они сами только недавно видели, как элеазар отталкивает людей даже в таких мелочах, как дворовые игры.       — Госпожа Дуньярзада, — улыбка не уходит с лица, просто становится какой-то другой. Не жарко-смешливой, как солнце в зените, а нежно-тёплой, терпко-сладкой, как персиковый закат. Она никогда не видела на лице Дэхьи такую улыбку, и хочется прикоснуться к ней, чтобы убедиться, что она настоящая, — вы дали ребёнку хороший совет. Попробуйте следовать ему и сами.       Они сжимают руки крепче, и Дуньярзада чувствует, как под кожей пляшет весёлое солнце.