Я ваще хз

На часах до сих пор ровно девять тридцать, минутная стрелка как на зло тошнотворно медленно двигается. Дэвид обводит который раз одно и то же слово чëрной гелиевой ручкой. Он за первые полчаса выполнил все данные классу задания по английскому и раз десятый устало зевал. Монолог этой старой карги сегодня казался как никогда скучным, она широко по слогам открывала рот и нарочито читала какой-то текст. Эллефсон знал, что еë едва понимает половина от пришедшей половины класса, ещë и первым уроком, хах, именно поэтому больше половины класса на еë уроках и не появлялось. Спустя ещë пятнадцать минут, когда глаза уже почти слипались, что было не разодрать, ресницы нервно колебались от периодического цоканья училки, до ушей начал доноситься какой-то шум, да такой, что с каждым мгновением перерастал в настоящий гам. Шёпот в пол голоса, перерастал чуть ли не в крик и парень не мог не услышать о чëм всë-таки идëт разговор: — Вы слышали? Говорят сегодня будет новый учитель по биологии! — Да-да ещë говорят, что и молодой! А вдруг настоящий красавчик? — добавлял вереща кто-то из девочек с задних пар. «Новый учитель по биологии? Да ладно, неужели двух неразлучных стерв-подружек англичанку и биологичку решили разделить? Что же могло случиться с этой пенсионеркой? Просто ушла на пенсию? Да не, не может быть всë на столько просто, ну и похуй, мне же лучше, я и так не хотел с ней готовиться к экзамену, может новый учитель будет по адекватней, хотя, если он молодой… Знает ли он вообще что-то чуть больше пятиклассника?» — на этом Дэвид закончил свои умозаключения, ещë раз зевнув и потянувшись пока выходил из-за парты. Он смял свои конспекты и небрежно кинул в рюкзак, накинул его на плечо и вяло поплёлся на урок: «посмотрим, что из себя представляет новый учитель биологии». Перемена разумеется проходит гораздо быстрее чем обычный урок, и вот Эллефсон сидит на своëм обычном месте, читая от скуки предыдущий параграф учебника. В кабинет заходит классный руководитель, поначалу это заставило встрепенуться, а затем всë же захлопнуть учебник, прежде заложив закладку в виде атласной ленты. — И так, мой любимый драгоценный класс, — начинает она с сарказмом, — Ваша предыдущая учительница по биологии, решила покинуть нас, — Весь класс удивлëнно вздыхает «да ну, неужели померла?» Классная в свою очередь наигранно вытирает слезу. — Вы представляете, на целый год уехала в отпуск на Мальдивы! Вот счастливая! Ещë и от вас избавилась. В общем с сегодняшнего дня у вас новый учитель, парниша только выпустился так что будьте к нему снисходительны. — Она отстукивает каблучком, и выходит со звуком скачущей кобылы, почему в свои сорок пять она так стремиться носить эти шпильки в пятнадцать сантиметров? После еë ухода в класс действительно заходит новый учитель. По началу у него голова опущена, а в руках стопка учебников за всю среднюю школу и кучка непонятных бумаг. Он роняет что-то, копошится, кладёт наконец-то всё на стол и поправляет помятую белую блузку, было слышно как он что-то бормочет себе под нос и неловко смеётся. За всё время удалось лишь увидеть его рыжие кудри, и шевелюра была отменная, Дэвид успел это оценить. В искусственном белом свете небрежные золотые пряди струились до самых лопаток и были взлохмачены так, что полностью закрывали лицо. Новый учитель поворачивается к классу и произносит свои первые ему слова. — Я Дэйв Скотт Мастейн, и с сегодняшнего дня я ваш новый учитель биологии. — Он поворачивается к доске, и довольно размашисто пишет на ней своё имя. — Можете ко мне обращаться мистер Мастейн и безусловно на Вы, — Мастейн облокачивает широко свои руки вдоль учительского стола и пристально смотрит на всех. — Если я молод, не думайте, что я потерплю фамильярства на своих уроках. Биология — одна из наук, что требует особой дисциплины. Особенно, — Он выдерживает паузу, делая на последующих словах акцент, — если вы, уважаемые одиннадцатиклассники планируете её сдавать. — Светло-карие глаза вновь пробегаются по каждому, а губы едва слышно шепчут «сумасшедшие» и выдавливают из себя дьявольскую ухмылку. Парень разворачивается, и начинает как ни в чём не бывало писать тему урока на доске, лишь мел чуть зловеще поскрипывает. Дэвид нервно сглатывает. Лишь мгновение этого взгляда заставило его замереть и как не в себя пялится. Эти светло-карие, будто глубокий из чистого янтаря омут, глаза, заставили его сердце сделать быстрые несколько ударов, до звона в ушах громкие. Едва уловимая едкая улыбка настолько врезалась в память, что одна мысль о ней заставляла всё в животе переворачиваться вверх дном. Этих пафосных слов хватило, чтобы весь разум стал вмиг охвачен этим новым учителем. Сейчас перед его глазами была снова лишь рыжая шевелюра и возможность не скрывая того следить за утончёнными движениями запястья, что скрипели мелом по зелёной доске. «Мистер Мастейн» — только от мысли произношения этих слов губы начинали дрожать, а кровь приливать к щекам. О каком усвоении нового материала может идти речь, когда ваш новый учитель по биологии оказывается вместо старой карги, настоящим молодым красавцем полностью в вашем вкусе? — Боже, вы посмотрите на него! Он такой красивый, как вы думаете, мне удастся подкатить к нему? — Знаешь, я думаю, что ты тут не единственная кто захочет заполучить его, но ты права, такие красавчики действительно на вес золота! Доносятся перешёптывания и тихое хихиканье девчонок с задних парт. Дэйв слыша это нервно закатывает глаза, а Дэвид в свою очередь краснеет, опуская взгляд, теребит свою рубашку, как же ему стыдно, что он докатился сейчас до мыслей как у тех девок. — Ну, что, класс, пройдёмся для начала по основам. — Мастейн поворачивается и начинает чертить довольно примитивную схему всех царств и классов, что проходят в пятом или шестом классе средней школы. Он быстро, но достаточно понятно пробегается по всем его зарисовкам, как хорошо, что Эллефсон давно этот материал знает, а то слушая этот равномерный бархатистый голос невозможно внимать в смысл слов им сказанных. — Так, парень, — Учитель указывает на него. Боже, почему именно на него, неужели он опять так заметно пялился? Очевидно, что да. — Не хочешь назвать своего имени и ответить на простой вопрос о строении земноводных? — К-конечно мистер Мастейн. Я Дэвид Эллефсон. Какой будет вопрос? — Значит тёзка, — тот слегка приподнимает уголки губ, и дальше говорит будто невзначай — Скажи Дэвид, сколько камер в сердце лягушки? — Тр… четыре? — Ахах, ну, это было близко, — он возле класса амфибий рисует расчленённую лягушку и заостряет внимание на строение сердца, указывая на него потом указкой. — В отличие от нас, людей, имеющих четырёхкамерное сердце, лягушки имеют только три камеры. В ином случае, вместо обычной речи, мы могли бы с вами квакать, Верно? «Ква-ква»! — Мастейн подражает кваканье максимально ребячливым голосом, от чего остальные в классе смеются и обстановка разряжается для всех кроме Дэвида. Он слишком смущён тем, что так опозорился перед новым учителем, не ответив на такой элементарный вопрос. — Да ладно, парень, посмотри на меня. Не переживай ты так, это только первое занятие, я вижу, что в тебе есть знания, в следующий раз правильно ответишь. — Он улыбается и подмигивает ему, Дэвид кивает в ответ. Вроде такая незначительная деталь, но она вновь пронзает четырёхкамерное сердце и заставляет алым заливаться лицо и трястись нервно зрачки глаз. Поскорее бы эта ахинея закончилась, не хватало ещё от поднятия температуры тела идти в медпункт. Вот тебе и звонок, слава небесам! Дэвид выдыхает и выбегает из класса чуть ли не первым, так было и раньше, но в прошлом это было связано с мерзостностью преподавателя, хотя даже изредка он оставался обсудить какие-то темы, то теперь, прибытие мгновением в кабинете дольше могло обернуться уже чуть ли не выкрикиванием: «Мистер Мастейн, вы так привлекательны!» Это пугало ещë больше, учитывая тот факт, что Эллефсон не умеет скрывать свои чувства, и даже если он бы не выкрикнул это, это точно было бы написано у него на лице. По итогу непонятно было побывал ты только что в бане или тебя на жëстких пытках выпороли плëтками. Но ведь всë в мире относительно, единственное, что вынес для себя Дэвид из следующего урока — физики. И пытками это будет в зависимости от того кто тебя будет пороть, а если представлять на месте пытателя Мастейна… Нет, хватит, в его голове не должны вырисовываться сцены бдсм игр! Очередной зевок и попытка не заснуть, Боже, почему же сегодня все решили так нудно вести свои уроки! Эллефсон прикрывает глаза и вытирает намокшие от слюны уголки губ, проводит пальцем по остальной поверхности губ, шипя от того на сколько они сухие, что уже появляются болючие ранки. Парень вырывает клетчатый листок из тетрадки и нажимает кнопку ручки, показывается еë серебристый носик, который ещë не успели замарать, тëмно-синий шарик касается бумаги и начинает выводить абстрактные линии. Позже среди этих линий начинают вырисовываться глаза, не особо большие, но довольно тëмные и глубокие, аляповатые пухлые губы заняли одну треть неизвестного ещë перекошенного лица, далее пошли подкаченная шея и плечи, а так же оголëнный торс, да, у этого человека возможно был сколиоз, но если покрутить листок и прикрыть левый глаз, отойти на пару метров и прищуриться, звучит как ведьминский обряд, но лишь при таких условиях рисунок смотрелся бы нормально, хотя вероятно Дэвид был слишком критичен к себе, чего наверняка мы сейчас не узнаем. Завершающей деталью портрета стали кудри, пышные, заполняющие всë пространство и максимально старательно прорисованы, каждая прядка будто была живая и струилась своим чередом. Вот только тут Эллефсону захотелось провалиться сквозь землю. Да, что же это такое, он хотел отвлечься, но у него не вышло. Мистер Мастейн. За, что не возьмись это прекрасное лицо не выходит из головы, как же сейчас Дэвид жалок. Вместе со звенящей трелью о себе громогласно успевает напомнить желудок, тем самым отвлекая от головокружительных мыслей, хах, действительно работает лучше, чем часы. Как хорошо, что после третьего урока наступает время обеда, разве может быть что-то лучше, чем насытить свой живот? Парень спускается по лащëным выкрашенным ступенькам, подошва кроссовок слегка липнет к коричневой краске, походу их только выкрасили и опять конечно не удосужились никого предупредить, и конечно же идеальная белая подошва отдаëт теперь то ли оттенком шоколада, то ли оттенком говна и будет ярко пачкать прекрасный пол физкультурного зала, можно уже готовиться к ору физрука. Столкнувшись на первом этаже с толпой старшеклассников, Дэвид ловко протискивается сквозь неë, благо он уже за одиннадцать лет наловчился этому, да и небольшой размер и гибкость тела в таких случаях помогали. Вот они, заветные двери столовки. Удивительно, но иногда в их школе действительно умели готовить, ибо она не была какой-то блатной для богатеньких детишек, хотя и здесь конечно они изредка заводились, и такой день как раз сегодня. Эллефсон подходит к витражу с едой, приветливо улыбается поварихе, в надежде, что за его очаровательные глазки положат порцию побольше, но получает лишь кукиш и стандартную порцию картофельного пюре с котлетой, намешанной из всего подряд. Несмотря на ещë свою не изученность, месиво было вкусным, поэтому далее он берëт небольшую фарфоровую чашку, у которой давно отломали ручку с чëрным чаем и лимоном, и стремится скорее к лавке со сладкой выпечкой, уже заранее готовя заветные тридцать рублей. Он обнаруживает свою любимую булочку с нежнейшей в меру сладкой карамелью совсем оденëшеньку, в единственном экземпляре, тянет к ней руку, но прям перед его глазами еë выхватывают. Улыбка сразу спадает с лица: «Да блять, что это такое за мудазвонище!» Либо его мысли оказались слишком громкие, либо что-то ещё, но обидчик обернулся и застал разочарованную мордашку, его взгляд был направлен прямо ему в глаза, снова в душу смотрела рыжая бестия всех сегодняшних мыслей. — О, привет, Дэвид, да? Видать ты хотел еë больше чем я, ладно, бери. — Мастейн усмехается и протягивает руку с булочкой. «Боже, он даже помнит моë имя!» Дэвид робко берëт хлебобулочное изделие, мило улыбаясь в ответ. — С-спасибо, мистер Мастейн. — Да ладно, ты слишком много паришься, парень, это вредно. — Он вновь смеëтся, обнажая свои белые, немного протëртые чем-то зубы, и продолжает стоять возле Эллефсона, дожидаясь пока тот сделает свою покупку, и следует за ним к свободному столику. «Что он творит, он… Он, что собирается обедать вместе со мной?» Мастейн подсаживается к нему как ни в чём не бывало, начиная есть свои макароны и подозрительную рыбу, плавающую в неизвестно откуда взявшейся жидкости, видать учителей тут тоже не шибко жалуют, и заводит первым диалог. — Ну что? — На него смотрят недопонимающие невинные глазки, — В смысле, как прошёл мой первый урок, что думаешь? Как я его провёл? — Эллефсон немного откашливается и оставляет вилку в тарелке, она неаккуратно звонко приземляется на блюдо, он поднимает свой взгляд и пытается собраться. — Я… я бы сказал, что это было фантастически… Нет! Ну, то есть, для первого раза вы прекрасно справились. Я очень люблю биологию и ценю как вы пытались максимально понятно показать основы. У вас, восхитительно получилось, мистер Мастейн. Тут даже Дэйв бы раскраснелся от такой похвалы, что и получилось, кровь явно прильнула к его щекам, рука начала невольно чесать затылок, а губы расплылись в неловкой улыбке. — Оу… ну, думаю ты меня чересчур нахваливаешь, но рад, что ты оценил. Эх, вот бы и остальные ребята так тянулись к знаниям как ты. Молодец, Эллефсон. — Он немного задумчиво выдыхает и выходит из-за стола, всё равно эту дрянь слабо напоминающую рыбу он не собирается доедать. Мастейн треплет плечо ученика, и задерживает на нём свой взгляд, словно на секунду зависнув вне времени, Дэвид смотрит в ответ лишь чуть открыв рот, на что Дэйв, усмехаясь, закрывает его своей ладонью, и прощается помахав рукой. — Ну, а мне ещё три урока у средних классов проводить… — бормочет он себе в след. Дэвида происходящее явно оставляет в недоумении, и «какого хуя?», и «что блять это было?», и «Боже, он так мило улыбнулся» — всё смешалось в его голове. Он протёр чуть порозовевшие щёки, рука коснулась своего плеча, в месте где ещё осталось чужое тепло, а от воспоминания как притронулись к его подбородку до сих пор было тяжело сглатывать, нарочно ли так с ним их новый учитель? Что вообще может скрывать в себе этот пытливый лис? Остаётся лишь убедиться, что у Эллефсона всё же не поднялась температура пока произносили его фамилию и происходила их беседа, и надеяться, что на следующем уроке биологии, что состоится аж через три дня, он не умрёт от смущения. Для Дэйва же оставшиеся три урока, ещё и заполнение как на его взгляд абсолютно ненужных бумаг и великодушное со всеми с натянутой улыбкой общение, точно не было в радость. Он быстро вышел из образовательного учреждения, и как только покинул его территорию, просунул между губ сигарету, тут же задымив её зажигалкой. Глядя на наручные часы, Мастейн обнаружил там время в пол девятого, и выругнувшись из разряда «да, блять!», ускорил шаг. Дым развивался прямо в ноздри и немного щипал глаза, из-за ветра, что от быстрого темпа становился лишь сильнее, пришлось выкинуть сигарету в первую попавшуюся урну, так и не удосужившись выкурить её хотя бы на половину. Через пятнадцать минут он уже был дома, быстро скинув грязные ботинки, прошёл сразу в зал, где его заставала тоже не самая лицеприятная картина, опять. — Блять, Джеймс, сходи, нахуй, помойся! — Сходи ты, на хуй, Дэйв! Не обязан. — ответил Хэтфилд отхлёбывая из бутылки пиво, которого на столике имелось в экземпляре аж трёх штук. Не сказать конечно, что это много, но видеть как его сосед в очередной раз весь в этой грязи распивает на их и так полуживом диванчике очередное пиво уже порядком да надоело. Но у Мастейна не было сил как-либо уговаривать чумазого, так что он тоже рухнул на диван, весь потный, в кожанке, немного разочарованный этой жизнью, и с тяжёлым вздохом тоже взял бутылку пива и сделал залпом несколько приличных глотков. Свой монолог он тоже начал таким же ноющим стоном. — Эх… Ты бы знал какой пиздец это быть учителем. — Дэйв запрокинул голову на спинку дивана, бездумно всматриваясь в потолок, кудри шаловливо раскинулись по всей поверхности, а от данной позы голос стал более низким и гортанным, рука фривольно болтала туда-сюда бутылку пива. Джеймс продолжал смотреть на рыжего, полу внимательно его слушая. — Весь день таскаешься с огромной кипой бумаг и учебников, за все сука классы! Бегаешь за пять минут с первого по четвёртый этаж, так ещё за оставшиеся пять минут нужно блять успеть подготовить материал! Лыбишься перед этими неучами, показываешься перед ними весь такой добренький приветливый, хотя я знаю, что им абсолютно похуй на биологию! Что я по твоему не учился?! Рассказываешь всем блять одно и тоже, сука, одно и тоже шесть часов подряд! — Эту фразу он особенно выразительно выкрикнул, что аж в стенах их полупустой квартирки отразилось эхом. Затем Мастейн повернул голову и стал уже почти шёпотом продолжать говорить, глядя Хэту в глаза. — Но единственное из забавного был один парень… — Дэйв ухмыльнулся, вспоминая об этом. — Впервые вижу, чтобы кто-то так увлёкся биологией, боюсь мне придётся готовить его к экзамену по ней, а я уж надеялся, что таких сумасшедших не найдётся, но видно, что он хорошенький, умный, даже слишком честный, таких немного, как бы его это не обидело в будущем. — Хэтфилд лишь кивает и подаёт соглашающееся хмыканье, они оба почти одновременно отпивают пиво. Мастейну и не нужны особо никакие от него слова, он знает, что Джеймс, ну в край не годится говорить поддерживающие речи, но зато может всегда его выслушать, в этом он какой никакой да неплохой друг. Вдруг слышится скрип ванной двери, в квартире они живут вдвоём, и если они оба находятся здесь, но слышен где-то ещё посторонний шум, то это может быть лишь один человек… Блять, да ладно! Щёлкает выключатель света, и быстрые хлюпающие шажки направляются к ним в комнату. Из дверного проёма выглядывает радостная глупо улыбающаяся башка, с которой свисают мокрые светло-каштановые волосы, а на полу образовалась новая мокрая лужа, которую как всегда кроме Дэйва никто не захочет убирать. Наглые сто шестьдесят сантиметров роста, усаживаются рядом и похлопывают его по плечу. Только сейчас он закрывает рот, от немого шока и выкрикивает активно жестикулируя. — Какого хуя он опять у нас отшивается? — Ульрих на это лишь задорно хихикает. — И тебе привет, Дэйв. Кстати, нормально так урок сегодня провёл. — Он как ни в чём не бывало берёт никем не тронутую бутылку пива и отхлёбывает. — Да ты, блять, опоздал на пол-урока и хуи пинал на задних партах! — Ты что, ведёшь в классе Ларса? — Перебивает его Джеймс. Тут Дэйв уже встаёт и поворачивается к Хэтфилду. — Что?! Да какого хуя, ты, что, блять, забыл? Я же говорил, что буду работать в его школе! — Джеймс смотрит округлёнными невинными глазами, будто действительно не помнит таких подробностей. Мастейн вновь оборачивается на Ларса и обращает на него своё внимание. — Этот пиздюк будет ещё и наше пиво пить?! — Он в край становится злым и выпивает залпом свою бутылку, с грохотом ставя её на стол. — Да пошли вы оба нахуй! Дэйв выходит из комнаты и захлопывает дверь в ванную, да так, что слышится как сыпется едва держащаяся в этой развалюхе побелка. Оставшиеся в комнате переглядываются между собой, и без слов понятно их недопонимание: «что вообще сегодня происходит с Дэйвом?» Ларс медленно садится ближе к Джеймсу, прижимаясь к нему белым полотенцем и мокрым бедром, убирая за ухо мокрые прядки, с которых продолжает капать на пол. Он смотрит пусто вниз и делает несколько глотков пива, шипучие пузырьки газа попадают в нос и заставляют немного откашляться. Джеймс встаёт и вслед за ним сидушка дивана издаёт соответствующий скрип, на ней к слову остаётся несколько пятен, которые скорее всего потом впитаются и не ототрутся. Хэтфилд достаёт из старого комода ещё одно полотенце — серое, но скорее всего оно тоже когда-то было белым, но истаскалось со временем. Он кладёт его Ларсу на голову, и садится рядом, начиная вытирать влагу с его волос массирующими движениями, а тот пристально смотрит на него еле сдерживая свою детскую улыбку. — Ты как? — Спрашивает размеренным спокойным голосом. Ульрих чуть приподнимается и целует того быстро в губы, даже за пару мгновений они успевают всё-таки намокнуть. Ларс закусывает их и опускает вниз свои длинные мокрые ресницы, Джеймс проводит по его лицу ладонью, заставляя вновь поднять на него взгляд изумрудных глаз, которые после душа смотрят особенно глубокими и завораживающими. Он приобнимает его в районе талии и не отстраняет от себя. — Да я нормально, — Ларс лишь усмехается, — Я уже привык, что Дэйв постоянно гонит меня. Мы тут все выблядки в какой-то степени. Главное как он там? Походу у старины Дэйва опять нервишки шалят. — Ульрих устраивается поудобнее в объятиях Джеймса и поднимает взгляд, дожидаясь его ответа, его лишь гладят по волосам, Хэтфилд пытается что-то пробормотать, но решается всё-таки промолчать, и без слов понятно, что он в смятении переживаний и раздумий. Он целует Ларса в макушку и гладит по плечу, допивая бутылку своего пива. Дэйв громко захлопывает дверь в ванную комнату. Он нервно начинает расстёгивать пуговицы рубашки, что не сразу выходит и только больше бесит, с раздражённым рыком белая ткань всё-таки слетает на не самую чистую плитку кафеля. За рубашкой идут брюки, кожаный ремень во время расстёгивания неожиданно больно хлещет по коже, оставляя новую красную полосу на талии, на пол так же слетают и боксеры. Мастейн замечает на полке с их вещами различные уходовые крема, которые пропахли на всю ванну, и зная кому это принадлежит, разъярённо с грохотом скидывает их. Дэйву сейчас похуй, а Ларс потом свою лабуду уберёт, у него нет выбора. Включается шебуршащая вода и рыжий постепенно встаёт под холодные струи. Намыливает своё тело вдоль и поперёк, быстро споласкивает — все действия словно на автомате, голова абсолютно пустая. Мастейн решил поиграться с водой и пару раз крутануть красный вентиль. Сразу пошёл кипяток и было слышно несколько громких «ай, блять!», он получил лишь красные следы на белоснежной коже, кран был откручен обратно. Всё-таки лучше стоять в холодной воде. Дэйв подошёл ближе под струи, вода медленно катилась по всему телу, моча и рыжие кудри, и доходя до пят. Волосы стали все мокрые и слиплись в один тёмный комок, какие-то прядки прилипли на лицо, возле глаз, несколько волосин было на губах, постепенно синеющих, но убирать их желания и сил совсем не было. С каждой ледяной каплей тело покрывалось мурашками, тихие, отдающие эхом, в практически пустой белой ванне потоки воды, издавали звуки как шепчущие голоса, что так не нужно напоминали о всех его проблемах. «А помнишь, Дэйв, о твоих проблем с деньгами, с зависимостями, с семьёй? Для чего ты устроился в это несчастную школу? Чтобы отдать те ебучие кредиты, что остались от этой шалавы! Она же бросила тебя, просто воспользовавшись тобой! И что, что она была красивая, как казалось с первого взгляда, с милым характером и постоянно лелеяла тебя. Во что это превратилось? Как давно ты стал за компанию с другими употреблять кокаин, что позже превратилось в самобытные истязания. Помнишь тот самый первый шприц героина? Радуйся чмо, что тебе он не понравился! Но всю ту тонну вещей из ломбарда уже не вернуть!» — Дэйв ударил рукой по плитке на стене, удар был слишком сильным так что побелка посыпалась на мокрую головушку, а кулак остался в ссадинах и крови, ну ничего, кровь можно прямо сейчас смыть под прохладной водой, а вот у бренных мыслей ещё были планы на Мастейна. «Ох, на сколько же ты распустился Мастейн. Вот поэтому твои последние отношения так плохо кончились! Вот поэтому последние полтора года у тебя нет отношений! Единственный твой партнёр — это ебаная работа. Неужели ты продержишься дольше, чем в предыдущей школе? А у тебя ведь проблемы не только в отношениях, но и в семье! Сколько раз уже тебе родители говорили какой ты отброс общества? Тебе же говорили, что ты закончишь, да, именно вот так: один, в кредитах, на не самой любимой работе, ну, кто по-твоему её любит кроме тебя? А как же твоя карьера и любовь к музыке? Ох, Дэйв где же она, а? Ладно, сейчас ты практически не употребляешь, кроме травы, но живя вместе с Джеймсом, ты стал следить за тем, сколько алкоголя вы выпиваете за неделю? Помнишь куда после этого делась твоя любимая гитара?» — Слёзы смешались с водой и уже не было понятно, что конкретно течёт по щекам, и так затуманивает взгляд. Уже было ничего не видно, кроме мнимой пелены, но заметные всхлипывания, давали понять, что Мастен всё-таки заплакал. Пора уже выходить из душа. Дэйв в этой оглушающей тишине, обворачивает вокруг талии чёрное запасное махровое полотенце, так как белое кое-кто стащил, и вынимает из своих брюк пачку сигарет и зажигалку, ведь на улице, да и в течении всего дня сделать это, так и не удалось. Не успел он и сделать хотя бы одну затяжку, от поджённой между губ сигареты, как почти сразу раздался крик. — Дэйв, не кури в квартире! — Дэйв лишь закатывает глаза и тушит её об пол. — Хэт, заткни уже своего пиздюка кляпом, заебал. — И через несколько секунд добавляет. — Но не смейте, блять, ебаться здесь при мне! Он доходит до небольшой кухоньки, через которую проходит на ещё более маленький балкон. Тот был открытый, и на нём практически ничего не хранилось, кроме пары старых ковров, книг на сжигание и ещё какие-то безделушки Джеймса, в которые Мастейну было лень заглядывать, но он знал, что летом, во время генеральной уборки это придётся сделать, благо не сейчас. Дэйв наконец-таки поджигает такую долгожданную и желанную сигарету. Делая вдох, дым прожигает и согревает лёгкие, а с выдохом будто уходят и все проблемы с мыслями. Он щурит от удовольствия глаза, потирает веснушчатый нос, чуть откашливается, подрагивает от подувшего ветра грядущих осенних заморозок, всё-таки в сентябре, голым стоять на балконе немного прохладно. Рыжий смотрит в даль, наблюдая за наступлением сумерек, и практически ушедшим золотым закатом. Это тишина совсем не давит, а наоборот расслабляет и помогает совсем не думать. Он делает новую затяжку, выдыхает, и дым вырисовывает в воздухе витиеватые узоры. Здесь бы он точно мог остаться на долго. Так и жить немного легче, можно через силу, но идти в следующий день.