Зефир, сними мои оковы.

”Лишился я всего, но не моей печали; Мне ничего не нужно боле. Она была и остаётся мне верна.„ Затхлые половицы жалобно заскрипели, стоило статному мужчине наступить на одну из них. Запах сырости в этом коридоре стал неотъемлемой частью рутины, тяжёлой, душащей рутины, которой Роланд не мог избежать, даже если бы имел желание. Запах крови въелся в ничем ранее непримечательный офисный костюм, не покидая его даже после нередких стирок. Хотел ли Роланд что-либо менять? Иногда ему казалось, что мысли о неизбежной мести стали проигрываться в его голове подобно надоедливому белому шуму, медленно оккупируя её разум. Тошнотворная картина с места происшествия уже не появлялась перед глазами, фантомное ощущение чьего-то присутствия и едва слышные смешки посещали мужчину намного реже, однако сделало ли это его бремя легче? Отнюдь. Роланд, будучи уставшим после крайне загруженного дня, медленно открывает дверь в квартиру и проходит внутрь. Валяющиеся на полу банки из-под пива создавали картину, которую вполне можно было использовать в социальной рекламе. Возможно, Анжелика бы разочаровалась, увидь бы она такое, но не сможет больше. После её смерти мужчина часто невольно прокручивал в голове её реакцию на его обыденные действия, и лишь потом замечал, что мягкий голосок девушки раздаётся только в его мыслях. Он фантомно ласкал уши, при этом оставляя на сердце необъяснимое и тяжелейшее ощущение тоски, которому Роланд никогда не думал сопротивляться. Вопреки оковам усталости мужчина лишь забирает лежащую на комоде полупустую пачку сигарет, после чего покидает квартиру, не желая возвращаться в неё ближайшие несколько часов. Ему было тошно видеть кого-либо на улице, но в то же время гробовая тишина в небольшом помещении давила на разум в разы сильнее, как бы Роланд ни старался заглушить её алкоголем или вкусной едой, которую он так обожает. Неоновые огни города, более похожие на какую-нибудь торжественную иллюминацию, ослепляли помутневший взгляд брюнета, позволяя даже настолько чёрному, как смоль, цвету глаз, сверкать. На крыше заброшенного здания Роланд был совершенно один – потенциальным собеседником являлся лишь приторный кофе да сигарета в его руке. И вот, взор устремился куда-то вниз: на мимопроходящих людей и беспорядки на улицах.. Город умудрялся оставаться живым несмотря на весь неизменный мрак, что здесь происходил круглосуточно. Будучи унесённым мыслями, мужчина не ощущал былой агрессии, глядя на маленькие фигуры снизу. Теперь же взгляд устремился куда-то вдаль: навстречу ветру, что ласково ворошил короткие пряди волос, тем самым щекоча бледные щёки. Роланд прикрывает глаза, поддаваясь этому приятному ощущению, он вновь слышит чей-то шёпот – тихий, едва ли ощутимый даже для него самого. Он знает, что его сознание опять решило сыграть с ним злую шутку, он знает, что это чревато последствиями для его состояния, но сейчас брюнет лишь хотел поддаться этой эфемерной иллюзии снова – и раствориться в ней, покуда тяжелейшая тоска не развеется таким же ласковым дуновением ветра, каковыми были и касания Анжелики; он уже успел прогнать прочь едкий сигаретный дым и тошнотворный запах крови вперемешку с алкоголем, заместо этого резонируя с остывающим кофе.. Так почему же нельзя столь же просто отпустить тяжёлую ношу и позволить ей лететь в неизвестном направлении? Роланд был обречён на эти страдания. Прямо сейчас он стоял лицом к своему самому главному врагу — Городу. Маска Чёрной Тишины же одиноко лежала дома на деревянном подлокотнике пыльного дивана, который уже давно не помешало бы протереть. Однажды мужчина несмотря на страх обнажил собственное лицо ради дражайшего ему человека, а теперь, когда Город его отнял — сковывающая эмоция словно испарилась. Роланд никогда не давал обещаний, но в тот злополучный вечер ему пришлось это сделать, нарушив свои принципы; и теперь, будучи не в состоянии его сдержать, печаль вновь и вновь окутывала очерневшее сердце мужчины, резонируя с бушующей симфонией мести внутри него.