Зимний Бал

Un, deux, trois, quatre, cinq, six, sept, huit, neuf Филипп медленно вздохнул, пробежавшись глазами по огромному залу. Хрустальные люстры свисали с высокого небесно-голубого потолка, освещая мерцающие золотые стены и пол, который блестел как замерзшее озеро. Красный бархатный ковер был расстелен вдоль большой мраморной лестницы, у подножия которой Филипп и стоял. Сказать, что он был ошеломлен — ничего не сказать. Un, deux, trois, quatre, cinq, six, sept, huit, neuf Филипп не понимал, зачем его родители заставили его пойти на этот дурацкий бал. Отец сказал, что его сестру лично пригласила Мэри Джефферсон, поэтому она обязана была прийти, а ему выпала участь ее сопровождать. Ему казалось, что эти слова были оправданием тому, что родители просто хотели на пару часов выпихнуть его из дома. Энджи уже шестнадцать лет, ей не нужна нянька. Выталкивая его, Энджи и Алекса за дверь, их мать сказала, что бал — отличная возможность повеселиться с друзьями или познакомиться с хорошенькой девушкой. Он понимал, что родители иногда нуждаются в тихом вечере, который они могли бы провести только вдвоем, но тогда почему они не выгнали и его оставшихся братьев и сестру тоже? Если честно, Филиппу было смертельно скучно. Энджи сразу убежала болтать с подружками, а Алекс практиковал свои навыки флирта, уже который час танцуя то с одной девушкой, то с другой. Весь вечер Филипп, как голодный щенок, ходил хвостиком за своим лучшим другом, Жоржем Вашингтоном де Лафайетом, пока француз не бросил его ради бара. — Эй, Филипп! Вспомнишь лучик, вот и солнышко, как говорится. Филипп повернулся. Его явно сильно подвыпивший друг шел к нему навстречу, немного шатаясь. Красное пятно на рубашке виднелось из-под галстука-кравата. — Наконец-то решил отдохнуть от напитков, хм? — Филипп спросил с усмешкой. — Там вино закончилось, — Жорж пытался сказать с серьезным лицом, но пьяное состояние быстро заставило его рассмеяться. — Да шучу я. Просто через всю комнату видно, как ты стоишь, как последний неудачник, на том же месте, где я тебя час назад оставил. Ну вот и решил подойти и спасти тебя от твоего одиночества. Sept, huit, neuf Филипп закатил глаза, — Никакого 'одиночества' бы не было, если бы ты не променял меня на алкоголь. — Хватит всё принимать так близко к сердцу, mon ami, — Жорж приобнял Филиппа за шею одной рукой, чуть не падая. — Мысли оптимистично! Мы на балу, который устроил сам президент Томас Джефферсон, и нас окружают вино и дамы и… — он заметил что-то вдали и нахмурился. — Слушай, Филипп, а ты случайно не знаешь, что там за девушка с нашими сестрами разговаривает? Филипп посмотрел туда, куда указал друг, и сразу же нашел Энджи в ее слишком ярко-розовом платье среди толпы людей. Она стояла у стола с закусками и разговаривала с четырьмя другими девушками. Трёх из них Филипп знал. Прямо рядом с Энджи стояла Мэри Джефферсон, как всегда с идеально уложенными волосами и в пышном бирюзовом платье. В руке она держала бокал с шампанским и без умолку болтала, скорее всего распространяя какие ужасные слухи о какой-нибудь девушке из высшего слоя американского общества. Филиппу даже подходить не надо было, чтобы слышать ее громкий, надменный смех. Явное недовольство на лице Филиппа сменилось улыбкой, когда он понял, кем были две другие знакомые девушки. Не считая его матери, тёть и сестер, не было ни одной дамы, общение с которой он ценил больше, чем с Фрэнсис Лоуренс и Марией-Антуанеттой дю Мотье. Последняя — младшая сестра Жоржа, которую после казни царской тёзки все стали называть вторым именем Виргиния. Их отцы служили вместе во время революционной войны, и впоследствии уже они сами дружили с самого детства. Часто видеться у них не получалось, так как семья Филиппа проживала в Нью-Йорке, Фрэнсис жила с ее тетей в Южной Каролине, а Лафайетты вообще были родом из Франции и жили там же, пока французская революция не занесла сначала Жоржа, а потом и обеих его сестер в Америку. Именно поэтому Филипп был так рад видеть их на балу. Видимо, президент Джефферсон лично их пригласил в знак уважения к их отцам. Фрэнсис была в светло-голубом платье, похожем на те, что предпочитала мать Филиппа. Даже издалека, Филипп видел измученное выражение на ее веснушчатом лице. Походу, не его одного бесила нескончаемая болтовня младшей дочери президента. Виргиния же широко улыбалась и смеялась вместе с Мэри. Обычно она носила красные или оранжевые оттенки, но ради бала, скорее всего, одолжила сиреневое платье у Анастасии, старшей из детей маркиза де Лафайета. Наконец, Филипп обратил свое внимание к последней девушке, к той, которую он не знал. Она была примерно его возраста, может чуть младше, но точно постарше Энджи. Длинные темные кудри лежали на ее плечах и волнами спускались по спине, а верхние пряди были завернуты в два аккуратных пучка. Платье на ней было зелёное, что очень выделяло ее из толпы синих, розовых и фиолетовых оттенков, присущих зимним балам, но цвет идеально подходил к ее смуглой коже. По скромному мнению Филиппа, девушка была самой прекрасной из всех, которых он когда-либо встречал. — А спорим, что ты не сможешь к ней подкатить? — Что?! — Филипп резко обернулся. — А что? Она красивая девушка, надеюсь незамужняя, а ты статный парень, позорно холостой. Иди давай! Sept, huit, neuf Вздохнув, Филипп согласился. Мысленно готовясь к провалу, он начал путь через зал. Мысли проносились в голове со скоростью света, и, чтоб придать себе уверенности, он принялся повторять свой личный девиз: «Мне всего восемнадцать, но мой ум старше. Я буду независим, как отец, но бесстрашней!» Он снова вздохнул, проводя рукой по волосам. Как отец, но бесстрашней? Ага, конечно. Его отец не стал бы на его месте колебаться. Разве не так его родители познакомились, на зимнем балу в далёком 1780 году? Филипп был достаточно наслышан о том, как в его возрасте отец был тем ещё Казановой. Хоть часть этой любвеобильности должна была передаться Гамильтоновым детям, так ведь? Хотя, смотря на то, как Алекс в настоящий момент находился в кругу шести дам, которые чуть ли не визжали от каждого его слова, было понятно, что именно он унаследовал весь отцовский шарм, хотя был только вторым сыном по старшинству. Когда он наконец достиг круга девушек, он громко прокашлялся чтобы привлечь их внимание. Энджи и Мэри одновременно зло на него покосились за то, что он прервал их разговор. Он виновато улыбнулся в ответ. Кивнув Фрэнсис и Виргинии в знак приветствия, он повернулся к прелестной незнакомке и поцеловал ей руку. Девушка слегка покраснела. — Филипп Гамильтон, приятно с вами познакомиться. — Гамильтон? — девушка посмотрела на Энджи и приподняла одну бровь. Та кивнула: — К сожалению, мой старший брат. — А вот ваше имя мне незнакомо, Мисс…? — Филипп спросил, проигнорировав непрошенный комментарий сестры. — А, точно, — девушка неловко усмехнулась. — Я Феодосия. Феодосия Бёрр. Сердце Филиппа ушло в пятки. Нет. Нет, нет, нет, нет, нет, нет. Она не может быть… Пожалуйста, что угодно, только не это! Но отрицать было бесполезно, реальность все равно было не изменить. Эта девушка — Феодосия Бёрр, единственная дочь самого заклятого врага его отца. Если бы Филиппу платили доллар за каждый раз, когда его отец поливал Аарона Бёрра самой отменной грязью, то он был бы богаче английского короля Георга Третьего. Филипп раньше слышал о Феодосии, хоть никогда и не встречал. Давным давно, его мать дружила с ее матерью, Феодосией Бартоу Превост, до 1794 года, когда последняя скончалась. Элайза часто возвращалась домой после чаепития в доме Бёрров с историями о том, что Феодосия младшая — счастье и гордость своих родителей, свободно говорит по французски и на латыни, и шикарно играет на пианино. Филипп же всегда фыркал и громко утверждал, что он тоже это все умеет, и уж точно лучше какой-то там девчонки. Потому что Гамильтоны по всем лучше Бёрров. Таков порядок жизни, как всегда говорит его отец. Его отец… что подумал бы его отец, если бы знал, что двое его детей так свободно общаются с членом семейства Бёрр? Филиппа вдруг охватил гнев, но злился он не на мисс Феодосию Бёрр, а на своего отца. С какой это стати его отец мог решать с кем его детям можно и нельзя было общаться? Репутация Гамильтонов уже была ниже плинтуса из-за чертового памфлета о Рейнольдсах, и ни одно действие Гамильтоновых детей не сможет ее ухудшить. Да и притом, Филипп — не копия своего отца, так же как и Феодосия. Он не имеет права судить о ней, зная только личность ее родителей. «Хотя бы она не из семейства Джефферсонов. И не, боже упаси, из Рейнольдсов.» Он откинул мысли в сторону и включил уверенность на максимум, вспомнив, зачем подошёл к девушкам. — Я Вас раньше на балах не видел, Мисс Бёрр, а я на многих побывал за свою жизнь. Уверен, я бы Вас запомнил. — Да, это мой первый бал, — ответила Феодосия, заправляя выбившийся локон за ухо. — Мисс Джефферсон настояла на том, чтобы я пришла, ведь мой отец теперь вице-президент. «Бал — отличная возможность повеселиться с друзьями и познакомится с хорошенькой девушкой!» — слова матери пронеслись у него в голове. Это был его шанс. Он шагнул ближе и протянул ей руку. — Тогда позвольте пригласить Вас на ваш первый танец. — Конечно, Мистер Гамильтон, — ее щеки покраснели ещё сильнее, но она улыбнулась, кивнула, взяла его за руку и разрешала повести себя на танцпол. — Повеселитесь там! — Энджи прокричала им вслед. Виргиния засмеялась и шепнула что-то на ухо Фрэнсис, которая смотрела на удаляющуюся пару с интересом. Мэри выглядела на удивление вдумчиво, видимо уже мысленно решая, кому рассказать такие сочные сплетни. Как только Филипп положил руку на талию Феодосии, а она свою ему на плечо, музыканты заиграли медленный вальс. Карие глаза Феодосии засияли как огоньки, отражая свет от люстр. Филипп подавил смешок, увидев ее реакцию, и пара начала танцевать. — Ну, и давно Вы знаете Энджи? Она вас раньше не упоминала, — спросил Филипп во время танца. — На самом деле, мисс Джефферсон только сегодня нас представила, — Феодосия отвела взгляд. — Она очень удивилась, когда узнала, что я не знакома с вашей сестрой, как и с мисс Лоуренс и мадемуазель дю Мотье, ведь наши отцы друг друга знали. Но этот бал — мой выход в свет. Мой отец был простым адвокатом, а потом всего лишь сенатором до последних выборов, и меня никогда не считали достаточно важной, чтобы пригласить на подобное мероприятие. Филипп нахмурился, — Видимо те, кто устраивал все предыдущие балы, ужасно справлялись со своей работой. Вы точно бы затмили всех на любом балу, который посетили бы. — Мистер Гамильтон, Вы мне льстите. Я по красоте не сравняюсь даже с половиной дам здесь, — девушка засмущалась и в упор не смотрела парню в глаза. — И не смейте так думать, мисс Бёрр! Вы — красавица, абсолютно незачем себя принижать, — он сказал, и у него получилось вернуть ее взгляд на себя. Однако, она не успела ничего ответить, так как музыка остановилась и их танец закончился. Он поклонился, она сделала реверанс. Оба улыбались. Встретившись взглядом, он вдруг понял, что не мог смотреть никуда более, чем в ее глаза, цвета сладкого темного шоколада, и она точно также потерялась в его светло карих. Их транс вскоре был прерван — Энджи подбежала и чуть ли не силком утащила Феодосию, говорив что-то о том, что вынесли новые закуски и им обязательно надо их попробовать. Филипп с тоской смотрел им вслед. Ну почему Энджи всегда все портит? Энджи, Мэри, Фрэнсис и Виргиния заняли Феодосию на оставшийся вечер, и Филипп решил уделить время не менее полезному делу — следить за тем, чтобы Жорж держался подальше от бара и не опозорился перед дамами. В какой-то момент, Филипп понял, что стоит у подножия той же лестницы, у которой стоял до встречи с Феодосией. Пытаясь выбросить мысли о ней из головы, Филипп стал активно искать младшего брата глазами. Алекс стоял у противоположной стены и разговаривал с девушкой, сидевшей на небольшом диванчике. В отличии от ее предшественниц, она им была совершенно не впечатлена. У девушки были каштановые кудри, перекинутые через одно плечо, и темно-синее платье, которое выглядело на ней слишком большим. Филипп не слышал их разговор, но был почти на все сто уверен, что Алекс пытался убедить девушку потанцевать с ним. Девушка что-то сказала и Алекс отпрянул, глаза по пять центов, и уже почти решил от неё отстать, но протянул ей руку в последний раз. К удивлению обоих братьев, девушка согласилась, застенчиво улыбаясь. Алекс весь засиял и с радостью потянул ее на танцпол. Спустя пару часов, почти все гости разошлись, включая Фрэнсис, Жоржа и Виргинию. Прощаясь, Виргиния вцепилась во Фрэнсис, умоляя ее не возвращаться в Южную Каролину под предлогом того, что будет сильно скучать. Бедную Фрэнсис отпустили только после того как она успокоила француженку, сказав что на следующие несколько недель останется в Нью-Йорке со знакомыми. — Мистер Гамильтон! Филипп повернулся, услышав голос Феодосии. Она подошла к главному входу, где он стоял, ожидая когда его брат и сестра закончат со всеми прощаться. — Мисс Бёрр, — он улыбнулся. — Как прошел остаток вашего вечера? — О, просто чудесно! Я не могла бы и мечтать о лучшем первом бале! С вашей сестрой так приятно общаться, она — настоящая душа компании, — Феодосия кивнула в сторону Энджи, чьё полное внимание было до сих пор занято Мэри Джефферсон. Филипп поморщился, — Я бы так Энджи не описал, но я рад, что Вы хорошо провели время. Феодосия покачала головой, но все равно посмеялась, — А как насчет Вас, Мистер Гамильтон? Как ваш вечер прошел? — Достаточно скучно после того, как дамы Вас увели. Если быть честным, я был бы совсем не против провести с вами немного времени наедине, — с неожиданным приливом уверенности, он взял ее за руку. — И пожалуйста, называйте меня Филипп. Мистер Гамильтон звучит как обращение к моему отцу. — Тогда я настаиваю, чтобы Вы звали меня просто Феодосией, — она немного странно посмотрела на их руки, но не убрала свою. — Ну что ж, Феодосия, тогда не желаете ли Вы завтра встретиться со мной где-нибудь? Мы могли бы продолжить то, что так грубо прервала моя сестра. — Мистер Гам- Филипп, Я бы с радостью, но боюсь мой отец будет против. Вам, конечно, известно про его вражду с вашим отцом и- — Простите что перебиваю, Феодосия, — Филипп нежно провёл большим пальцем по тыльной стороне ее ладони в знак извинения. — Но ведь нашим отцам необязательно знать. Глаза Феодосии расширились, когда она поняла, что он сказал, и ее губы растянулись в ехидной улыбке, — Завтра вечером, часов так в семь, в местном парке. Не опаздывайте и никому не говорите, куда пошли. Филипп кивнул и подмигнул ей, — Никому не нужно знать. Краем глаза, Филипп заметил как Энджи направляется к выходу, таща за собой достаточно растрепанного Алекса. Он отпустил руку Феодосии до того, как они могли заметить подобную близость. — Пип! — Энджи крикнула ему. — Пошли, нам пора домой. Мама сердиться будет, если мы опять надолго задержимся. Филипп не обратил внимания на ее слова и с подозрением посмотрел на Алекса, — А с ним что? — Понятия не имею. Я его нашла в таком виде, а он молчит как партизан и ничего не рассказывает. В его то возрасте его к алкоголю не подпустили бы, так что хотя бы он не пьяный. Мама бы точно убила и его, и нас, если б он напился. — А я знаю, что с ним, — Феодосия ухмыльнулась. — Походу, кто-то влюбился. — А вот и нет! — Алекс вдруг запротестовал. Феодосия жестом подозвала его к себе, немного отвела в сторону и что-то прошептала на ухо. Они повернули головы и посмотрели на кого-то в бальном зале. Он что-то спросил и она кивнула, в чем-то его уверяя. Филипп услышал только тихое — Спасибо, Мисс! — до того, как пара вернулась к ним. Энджи, видимо, решила вести себя так, будто ничего не видела, — Мисс Бёрр, вы уже уходите, или кого-то ждёте? Феодосия еще раз покосилась в зал, — Я жду, эм, подругу. Мы пришли сюда вместе и она как-то очень долго отсиживается в уборной. — Мы могли бы немного задержаться и составить вам компанию, пока ваша подруга не придёт! — Филипп уж слишком быстро предложил. — Спасибо, но думаю не стоит. Вам троим лучше идти. Насколько я знаю, лучше не провоцировать знаменитый гнев Элизабет Скайлер Гамильтон. — Полезно знать, что репутация нашей матери настолько известна, но вы правы, нам пора идти. До свидания, мисс Бёрр, — Энджи схватила обоих братьев под руки и повела их в сторону дома. Филипп оглянулся и помахал Феодосии, и, к его счастью, она помахала в ответ. — Видимо Алекс не единственный сегодня влюбился, а? — Энджи захихикала, заехав локтями в бока братьев. — Помолчи, Энджи! — Филипп и Алекс одновременно прикрикнули на сестру, но Филипп врал бы, если б сказал, что не ждет с нетерпением завтрашнего вечера.