***
Феликс никогда не верил в ту сказку, о которой обычно рассказывают своим чадам родители: его детство проходило не в светлой компании первых друзей, а в суровом криминальном мире, куда отец привел своего сына, видя в нем достойного наследника своей империи. Пока его ровесники играли в шумные игры на детских площадках, Феликс сидел в своем личном кожаном кресле в штабе и игрался с настоящими пистолетами, некоторые из которых выпускали какому-нибудь счастливцу пулю в лоб, пока его отец вел собрание. Он своими глазами видел все ужасы, что творились руками мафии, утрачивая способность к сочувствию и сопереживанию и привыкая отключать эмоции и полагаться лишь на трезвый рассудок и здравый смысл. К своему совершеннолетию он стал гордостью клана и через пару лет занял место отца, решившего уйти на покой и отдать правление в руки своего воспитанника. «Любовь не существует, Енбок», — регулярно твердил старший Ли, поэтому Феликс, слышавший это с рождения, верил этим изречениям. Он не задумывался об этом и без особого энтузиазма вступал в половые связи во время гона, не получая от этого должного удовольствия, делая все на автомате и без чувств. И, вроде бы, проблем никогда не возникало до тех пор, пока в его легкие не проникли сливочные нотки туберозы, когда он выходил из уборной роскошного ресторана. Стройный омега, появившийся из двери напротив, столкнулся с ним, хватаясь за широкие плечи, чтобы не упасть, оказываясь в опасной близости от губ Феликса. — Извините, я слишком неуклюжий, — спешно отстранился незнакомец, виновато улыбаясь. — Все в порядке, — завороженно ответил альфа, любуясь утонченными чертами лица напротив. Одним движением губ омега стер улыбку, стоило ему только повернуться. Феликс посмотрел в ту же сторону и заметил на себе суровый сканирующий взгляд из глубины зала: за столиком с огромным букетом желтых гиацинтов, оторвавшись от изучения меню, свирепо раздувал ноздри шатен, который, казалось, еле сдерживает себя, чтобы не сорваться с места и не разнести все вокруг. Омега торопливо направился к своему партнеру, изящной походкой ступая по мраморной плитке, постукивая невысокими каблуками, а Феликс жадно хватал его дурманящие феромоны и детально запоминал образ прекрасного незнакомца: темные, как зимняя ночь, слегка завитые волосы, соблазнительные пухлые губы, идеально ровный нос, шоколадные глаза, под одним из которых была аккуратная родинка, невероятно длинные ноги в брюках клеш от легкого молочного цвета костюма, тонкая талия, подчеркнутая золотистой цепочкой, но самое главное — оголенная бледная шея без метки и не украшенный обручальным кольцом безымянный палец, заставившие Ли ощутить облегчение. Но с чего бы? Он вернулся за свой столик и в ожидании заказа следил за парой, привлекшей внимание гостей заведения и персонала. Альфа, несдержанно жестикулируя, злобно отчеканивал недовольства, прилюдно оскорбляя омегу, который, не вытерпев такого обращения, с оглушающим скрежетом отодвинул стул и встал, накидывая на плечо сумочку, но, когда он собрался уже уйти, шатен одной рукой схватил его за запястье, а другой сжал подбородок, вынуждая отчаянно смотреть на себя. Брюнет мотнул головой в ответ на громко заданное: " Ты угомонишься, ебаная сука?», на что получил в награду звонкую пощечину, от которой щека залилась красным пламенем, и в следующее мгновение он был повален на светлую поверхность стола, откуда слетела хрустальная ваза с цветами, разбиваясь, и грубые ладони легли мертвой хваткой на шее. Все ошарашенно наблюдают за происходящей картиной, опасаясь вмешиваться, а Феликс, привыкший к жестокостям, сейчас подрывается со своего места под действием внезапного порыва сердца, бешено стущащего от вида, как прекрасный незнакомец безуспешно брыкается в попытке скинуть с себя альфу. Ли моментально вырос рядом и, схватив грубияна на воротник белой рубашки, оттолкнул его от беззащитного тела, загораживая своей спиной. Еще больше разъяренный тем, что какой-то нахал смеет лезть в его разборки, альфа враждебно сжимает кулаки и собирается наброситься на Феликса, чтобы преподать ему урок, но натыкается на дуло серебристого револьвера и останавливается, недоверчиво глядя на Енбока и пятясь вбок. — Ты не выстрелишь, — скалится шатен, продолжая движение обратно к омеге. Раздается выстрел. Гости вздрагивают от ужаса. Пуля со свистом пролетает прямо мимо альфы, задевая ушной хрящ, и падает в другом конце зала. Мужчина прикладывает руку к уху и чувствует липкую кровь на пальцах. — Следующий раз будет в голову, — отчеканивает Феликс, не сводя прицела с альфы. — Уходите и не испытываете мое терпение, если не хотите, чтобы «следующий раз» наступил так скоро. Сжав челюсть, альфа, озираясь, направился к выходу. Атмосфера в ресторане была довольно напряженной, и хоть посетители вернулись к трапезе и диалогам, они время от времени с опаской оглядывались на вооруженного. Кто-то обратился к охране и администрации и даже дошел владельца с просьбой удалить Ли из заведения, потому что он опасен, но их пожелания были отклонены, потому что все знали, кто этот человек. Прекрасный незнакомец присел на мягкий стул, приходя в себя и прикасаясь к следам на шее от попытки удушения. Феликс приблизился к нему. Он, словно магнит, притягивал к себе и не утрачивал своего обоняния даже после громкой перепалки. — Вы в порядке? — глубокий голос прозвучал как никогда ласково, что Енбок удивился сам себе. — Да, — омега натянул не очень убедительную улыбку, сквозь которую просвечивались обида и боль — Феликс чувствовал это. Наступила длительная неловкая пауза, которую прекрасный незнакомец все-таки решил прервать: — Спасибо, что спасли меня, — нежная ладонь осторожно дотронулась до чужой слегка шершавой, вызывая табун мурашек, пугающий Ли: с ним никогда не было ничего подобного, такие реакции всегда были под запретом. — Я бы хотел вас как-нибудь отблагодарить, — и спешно добавил, — не думайте ничего непристойного… — Ни в коем случае, — не дал договорить Енбок, желая успокоить омегу. — Думаю, что мы могли бы прогуляться по набережной тут рядом этим вечером, если вы не против моей компании. — С удовольствием, — прекрасный незнакомец изящно поднялся с сиденья, около которого в воде лежали осколки стекла и желтые соцветия гиацинта. — Ли Феликс, — альфа протянул руку. — Хван Хенджин, — омега вложил свою ладонь в чужую и почувствовал, как ее несильно сжали.***
Двое, одетый в черный деловой костюм высокий альфа и омега в светлом вечернем наряде, шли по пустующей набережной, откуда открывался вид на ночной мегаполис. Было тихо и спокойно. Ничто не могло помешать легкому задушевному разговору новых знакомых: Енбок, никогда не позволяющий себе пустой болтовни, слушал о тех обыденных вещах, что происходят с каждым, с неподдельным удивлением, ведь он не знал, что это такое, и сам завуалированно делился историями из своей жизни, Хенджин же мелодично смеялся, раскрепощаясь все больше, чувствуя себя под защитой, пока бархатистая нота пачули витала в воздухе. — Здесь очень красиво, — Хван обхватил себя руками, любуясь открывшимся пейзажем. — Я люблю это место, только редко получается выкроить время, чтобы просто прийти сюда и насладиться шумом волн, — Енбок стянул с себя пиджак и накинул на едва заметно подрагивающие плечи омеги. Его волосы развивались от холодного ночного ветра, а фарфоровая кожа казалось еще светлее под лучами луны. — Слишком красиво, — восхищаясь профилем Хенджина, прошептал он. — Спасибо, — омега повернулся к Феликсу, указывая взглядом на великоватый черный пиджак и кутаясь в него сильнее, погружаясь в пленящие феромоны. Феликс буквально залипает, как маленький ребенок, на приоткрытые губы напротив, ловя каждое движение, и понимает, что больше всего на свете хочет прямо сейчас сжать смущающегося Хенджина в своих объятьях и никогда не выпускать из них. Он подавляет желание страстно поцеловать его, считая, что это будет грубо с его стороны. В голову начинают закрадываться пугающие мысли, что после этого вечера они уже не встретятся, их пути разойдутся, и Ли четко понимает, что не сможет забыть нежный взгляд и приятный голос и избавиться от аромата туберозы, осевшего в легких. Он не может допустить, чтобы этот вечер стал последним, но теряется, не зная, что ему делать, в силу неопытности в отношениях, в которых никогда не состоял к своим почти тридцати годам. Задумчиво заглядывая в темные глаза альфы, Хенджин покусывал нижнюю губу и теребил рукав плотной материи, накинутой на плечи. Трудно догадаться, что терзало его в этот момент. Феликс завел ладонь ему за спину и хотел положить ее между лопаток, когда они молча продолжили свой путь по набережной, но осекся, боясь нарушить личное пространство. Неожиданно начал накрапывать дождь, и разыгралась буря: деревья гнулись под порывами бушующего ветра, река покрылась высокими волнами, шумно разбивающимися о каменный берег. Хван невесомо коснулся пальцами ладони Феликса и потянул за руку, переходя на легкий бег, увлекая альфу за собой. Ли сам не понял, как предал свой принцип размеренной ходьбы, но сейчас ему было слишком хорошо: то ли от новых ощущений, то ли пребывания в компании бегущего. — Тут на соседней улице есть кофейня. Можно переждать грозу там, — не останавливаясь, предложил Хенджин. — Давайте. Они неслись по мокрому асфальту, иногда наступая в лужи, отчего в разные стороны летели брызги. Перед светофором Феликс резко затормозил, и в следующую секунду, не успевший среагировать Хенджин, как пару часов назад, схватился за него, но в этот раз почувствовал горячие ладони на своей талии. Он заливисто рассмеялся, поднимая взгляд на Ли, расплывшегося в улыбке. — Пойдемте, — Енбок, придерживая Хвана, обнимавшего его, направился на пешеходный переход, когда красный человечек сменился на зеленого. Тихий звон колокольчика оповестил о посетителях бариста, уныло листавшему ленту социальных сетей: две веселых физиономии, счастливо переглядываясь и не разрывая телесного контакта, приближались к нему. — Хен, ты ничего не перепутал? Твоя смена только послезавтра, — оживился щекастый омега при виде Хвана. — Я помню, — рассмеялся тот и обратился к Феликсу: — Знакомьтесь, это Джисон, мой лучший друг и лучший бариста, которого я когда-либо знал. Хани, это Феликс, мой… — Ура! — завопил Хан. — Наконец-то ты расстался с тем мудаком! Не могу поверить, что ты столько терпел его насилие! Давно пора было это сделать… — Хан… — попробовал прервать друга Хван. — Мы с Минхо давно говорили, что он не пара тебе. Ты слишком хорош для этого бездушного тирана, тянущего тебя за собой в свой прогнивший мирок. До сих пор поражаюсь, что он винил тебя в своих неудачах, контролировал каждый твой шаг, требуя отчитываться каждые полчаса о своем местоположении и компании, и вечно был тобой недоволен, — не унимался Хан, игнорируя молящего прекратить эту тираду Хенджина. — А как тогда он отобрал у тебя телефон и запер в твоей квартире… Мы так испугались за тебя, Хен. Альфа чувствовал, как нервно Хван сжимает его рубашку, и неосознанно начал поглаживать его спину. Он не должен был слышать этих интимных подробностей, но говорливый друг продолжал выплескивать накопившиеся недовольство и неозвученные переживания. История об абьюзивных отношениях, в которые ввязался такой идеальный Хенджин, неприятным осадком откладывалась в памяти Ли. — Надеюсь, что вы, Феликс, сможете сделать нашего Хенджина по-настоящему счастливым, — подытожил Хан. — Будете что-нибудь заказывать? — Да, мне, как всегда, — ответил омега, залезая в сумочку в поисках кошелька. — Лунго. В один заказ, пожалуйста. Хенджин хотел было возмутиться, но терминал пикнул, а Ли убрал банковскую карту. — Позвольте мне угостить вас, Хенджин, — Хван смущенно посмотрел на него и, предупредив, что ему нужно ненадолго отойти, скрылся за дверями небольшого туалета. — Он слишком стесняется, поэтому будьте порой понастойчивее с ним, но без фанатизма, — объяснил Джисон, параллельно занимаясь приготовлением напитков. — Сынмин, этот больной ублюдок, всегда старался подавить его изящество и таланты из-за своих комплексов, обвинял в изменах, хотя сам вел разгульный образ жизни, подозревал во лжи, хотя патологическим вруном оказался именно он, шантажировал, дабы удержать рядом. Феликс, не думайте, что я бестактный и направо-налево рассказываю всем о чужой личной жизни, нет. Просто я вижу, как вы смотрите на Хенджина: так смотрит только по-настоящему влюбленный человек. И я только сейчас заметил сияние Хенджина, которое покинуло его прежде. Давно я не видел Джина таким, но я надеюсь, что он продолжит светиться благодаря вам. Ваши феромоны замечательно гармонируют с его. Это пачули? — кивок. — Пачули и тубероза… Подумайте, Феликс, об этом, но если ничего не поймете, то я намекну вам. — Я уже все понял, — усмехнулся Ли, зачесывая назад намокшие волосы. — Тогда совет да любовь, — голос щекастого омеги был дружелюбным, и казалось, что Джисон, пока говорил это, улыбался. — Я поделился с вами этим, чтобы вы не удивлялись некоторым поступкам и неуместным привычкам Хенджина. Он скрытный человек и вряд ли решится рассказать, уж я-то знаю. — Он опять что-то рассказывает про меня? — изогнул бровь вернувшийся Хенджин. — Я чуть-чуть! — рассмеялся Хан, не отрываясь от варки. — Но если ты хочешь, я могу рассказать истории из нашего детства. Как-то раз Хен… — Нет, Хани! — возмутился Хван, выглядевший не столько рассержено, сколько обреченно. — Феликс, пойдемте присядем туда, — он указал на свободный столик с мягкими пудровыми диванчиками, где они и устроились. По стеклу стекали капли дождя, который, казалось, пошел еще сильнее. — Что он вам наговорил? — заламывая пальцы, тревожно поинтересовался он. — Про мои отношения? — Да. — Какой позор, — прикрыл ладонью глаза омега и облокотился на спинку дивана. — В этом нет ничего позорного, Хенджин. — Есть, Феликс. Теперь вы будете считать меня бесхарактерным, неуважающим себя… — положил руки на стол Хван. — Что вы? Почему я должен так думать? — Ли взял бархатные ладони своими, захватывая тонкие запястья, на одном из которых красовались синяки от крепкой хватки Сынмина. — Вы сильный человек, и я восхищаюсь вашей выдержкой и оптимизмом. Феликс замолчал, когда бариста принес заказ и расставил бумажные стаканчики и десерт гостям. — Иди уже, — цокнул Хван Хану, демонстративно улыбавшемуся и смотрящему на переплетеные пальцы. — Твой спутник более приятный собеседник, чем ты, Хен. Приятного вечера, — напоследок он несколько раз двинул бровями и вернулся за барную стойку, где его ожидали новые посетители, тоже нашедшие в уютной кофейне убежище от свирепой бури. — Извините, что я лезу не в свое дело, но то, что я застал сегодня в ресторане, часто происходит? — Хенджин тяжело вздохнул. — Извините, я не должен был… — Нет, я отвечу. Я слишком устал носить это в себе. — Я готов стать вашим личным психологом, — поддерживающе поднял уголки губ альфа. — Я не против. Мы можем перейти на «ты»? — Конечно. — Так вот, Феликс, это происходит с определенной периодичностью. Мы, вроде как, встречаемся с Сынмином, — Хван с особой болью произносил это имя, — но после подобных выходок я исчезаю. Пару раз я переезжал к родственникам в другой город, лишь бы не столнуться с ним, но Ким находил меня и заявлялся с букетами и подарками, ползая передо мной на коленях и вымаливая прощения. Сегодня он позвал меня поужинать, чтобы обсудить наши отношения и извиниться за… — омега замолчал, уставившись в окно, где сверкнувшая молния располосовала небо, а потом расплакался, пытаясь спрятать предательски накатившие слезы. Енбок пересел к нему, поглаживая плечо, до сих пор облаченное в его пиджак, но скоро омега уткнулся в его шею, продолжая всхлипывать. — Он… он пытался меня изнасиловать в прошлый раз, — едва слышно бормотал Хенджин, — хотел сцепиться со мной, мол, ребенок привяжет меня к нему, и я перестану, как он говорит, гулять. Он очень ревнивый и вспыхивает, словно спичка, видя кого-то рядом со мной: альфа, бета, гамма, омега — неважно. — Я стал причиной вашего конфликта… — сожалеюще поджал губы Ли. — Причиной конфликта стал его вспыльчивый и нетерпимый характер, а моя оплошность стала хорошим поводом для очередного скандала. — Вы… ты любишь его? — Я не испытываю ничего, кроме страха и отвращения к нему, — горячее дыхание опаляло шею, а рубашка стала влажной от слез. — Когда все начиналось, он был мне симпатичен, но до любви так и не дошло… — Хван принял прежнее положение и стер мокрые дорожки с щек, а потом усмехнулся, указывая Ли на Джисона, довольно убирающего телефон в карман джинсов: — Этот паразит нас сфотографировал. — Тебе повезло с другом, — улыбнулся Феликс, наконец-то делая глоток бодрящего лунго. — Хоть с кем-то, — тоскливо вздохнул омега, отламывая вилкой небольшой кусочек чизкейка. Они долго сидели за столиком, узнавая все больше нового друг о друге. Феликс за один день испытал тот спектр эмоций, о существовании которого даже не подозревал раньше. Вернувшись в свой особняк, он уже не наслаждался тишиной, она наоборот давила, даря одиночество, прежде не напрягавшее альфу, любившего вернуться после суетливого дня домой и провести остаток вечера за бокалом виски в безлюдных стенах. Заснуть у него тогда не получилось. Он встречал рассвет в холодной постели, все не отпуская образ очаровательного Хенджина с теплым запахом туберозы, который начал мерещиться повсюду, но стоило обострить обоняние, и он исчезал, словно мираж. В голове всплывали сцены, как омега садится в такси, на прощание пылко и долго обнимая Ли и демонстрируя ряд ровных зубов, забывая вернуть пиджак, так и уезжая в нем. Следующие несколько суток Феликс мучился, порываясь сорваться в злосчастную кофейню и хотя бы издалека увидеть Хвана, но массовая кровавая стрелка с молодой группировкой, претендующей перейти путь его клану, вынудила его страдать в ожидании встречи еще какое-то время. Когда все поутихло, глухой звон колокольчика не заставил себя ждать: Феликс стоял в середине зала, глупо озираясь в поисках омеги с аккуратной родинкой под глазом. Сердце громко стучало. — Привет, — раздался ласкающий слух голос. — Привет, — обернулся Ли. Хван улыбался так же искренне, как и в прошлый раз, одной рукой сминая черный фартук с логотипом забегаловки. В простой одежде он выглядел не менее привлекательно, чем в праздничном наряде: его белая хлопковая рубашка с двумя расстегнутыми верхними пуговицами помялась за рабочий день, рваные джинсы частично выставляли на обозрение длинные ноги, а черные поношеные кеды, наспех завязаные, завершали образ. Феликс же совершенно не вписывался в концепцию заведения, вновь заявившись в строгом костюме. — Я хотел увидеть тебя, — ответил на немой вопрос он до воцарения неловкой паузы. — До скольки у тебя смена? Мне хотелось бы прогуляться с тобой, если… — Я закончу через час, и я согласен на прогулку. Без всяких «если». — Тогда я подожду тебя здесь. Ли, глупо улыбаясь, занял место за дальним столиком. Он, глава мафии, грозный каратель и справедливый судья, оставив личную охрану в машине на парковке за несколько кварталов, по уши влюбленный, старался унять внутреннее ликование. Если бы его отец знал, что его сын в лужу растекается от мысли об одном единственном омеге, то, вероятно, был бы крайне разочарован. Чья-то ладонь ловко скользнула по плечу Енбока, обращая внимание на подошедшего: — Я подумал, — краснея, оправдывался Хван, — что со стаканчиком кофе время ожидания пройдет более приятно. Это мой фирменный латте, — стесняясь, продолжал Хенджин, — я надеюсь, что тебе понравится, Ликс. «Ликс, Ликс, Ликс…» эхом раздавалось в голове Феликса. Это самое непривычное обращение, используемое для него: оно не деловое, сказанное официальным тоном, а будничное, простое и мягкое, обозначающее, что омега испытывал, быть может не романтические чувства, а хотя бы дружеские. Выйдя из транса, Ли потянулся к напитку, украшенному засушенными фиолетовыми и розовыми цветочками, лежавшими на воздушной пенке, и сделал небольшой глоток, после которого на языке осталось нежное послевкусие. Латте напомнил Феликсу Хенджина, который, обслуживая гостей за барной стойкой, не совсем незаметно, как ему хотелось бы, бросал тревожные взгляды в сторону альфы, чтобы пронаблюдать за его реакцией. Такой кофе Ли не пробовал, но что-то в нем его зацепило, что он наслаждался каждой последующей каплей. Хван, видя это, облегченно выдохнул, полностью посвящая себя работе. В тот день они обменялись контактами и уже поддерживали общение на расстоянии. Теперь на телефон Енбока приходили не только отчеты о мероприятиях и доклады об операциях, но и сообщения о самых обычных вещах, рассказы о нелепых ситуациях и просто внезапные впечатления. Из статуса «хорошие знакомые» они перешли в «добрые друзья», проводя все больше и больше времени друг с другом. Енбока это не волновало. Его устраивало даже это, ведь он мог обнимать, дарить свою заботу и чувствовать сливочные феромоны своего истинного. Феликс помнит каждую их встречу: поход на выставку, посвященнную современному искусству, ночную прогулку на катере, выезд за город, пикник на пляже под шум моря и крики чаек, парящих в лучах заходящего солнца, когда он трепетно сминал губы Хенджина, сидящего на его коленях, своими… Месяца тянулись, оставляя воспоминания, греющие душу влюбленных, когда омега уходил на смену в кофейню, а альфа погружался в криминальные дела, о которых он все-таки рассказал своему возлюбленному. Хван довольно спокойно отреагировал на признание Феликса, сказав, что предполагал нечто подобное, замечая за ним странные привычки, но тем не менее он стал еще более заботливым, не редко говоря брюнету: «Береги себя» и после этого обнимая, как в последний раз. Старший Ли, следя за изменившимся поведением своего единственного ребенка, который регулярно приносил в дом теплые ноты туберозы, без труда сложил все в один пазл. — Енбок, знаешь, я за свою жизнь совершил много ошибок, которые простил себе, но одна не дает мне покоя, — разоткровенничался как-то отец за ужином. — Когда я был молод, я встретил одного омегу… — звучало это крайне тоскливо. — Мы сильно любили друг друга, и ничто не могло помешать нам быть вместе, если бы не его родители, заключившие договор со своими партнерами по бизнесу, по которому их дети должны были вступить в брак. Я был на той свадьбе, Енбок… Я помню взгляд Бонга, так звали моего истинного… На него шипели родственники, чтобы он ради приличия улыбнулся, а не стоял со скорбным лицом. Во время банкета, пока никто не видел, мы с Бонгом уединились в беседке сада, который был при дворце, где проходила церемония и все празденство, и он сообщил, что ждет от меня ребенка, — старший Ли залпом осушил бокал красного вина. Феликс внимательно слушал, понимая, что речь идет о нем. — Бонгу просто запретили со мной общаться. Я хотел привлечь клан, чтобы создать семью по любви, а не из выгоды, но Бонг просил не вмешиваться, и я послушался, Енбок. Я не могу объяснить, почему я вообще позволил забрать у меня истинного… Чем я тогда руководствовался? — отец замолчал, словно пытался найти ответ на заданный вопрос, но не найдя продолжил: — Через полгода Бонг стоял у меня на пороге в слезах с новорожденным тобой на руках. Родственники его мужа отказались принимать ребенка от другого альфы, а Бонго, желая угодить им, оставил тебя со мной и навсегда покинул страну, не оставив даже подсказки, где его искать. Видимо, и не хотел быть найденным, — лицо мужчины стало к этому моменту настолько мрачным, насколько это вообще было возможно. — Я был разбит, так как слишком зависел от Бонги, был привязан к нему, но только ты стал моим маяком в тумане и помог вернуться к жизни. — Отец ближе подсел к сыну и похлопал его по плечу: — Любовь существует, Енбок. Пусть истинность и выглядит утопично, но она реальна. Никогда не знаешь, где она подловит тебя и какие преграды поставит. Я знаю, что у тебя есть кто-то, кто вдыхает в тебя жизнь и делает счастливым. Не отпускай его и цени, сын, и всегда борись до конца за свое. Не совершай моих ошибок. Получив добро от отца, Енбок серьезно задумался об их с Хенджином отношениях. Хван уже несколько недель практически жил у него, изредка ночуя в своей квартире. Присутствие омеги преобразило особняк и внесло свои коррективы: среди темных деловых костюмов на вешалках и полках появились яркие пятна футболок, разных кроев брюк и даже несколько платьев; на туалетом столике, который Ли приобрел по непонятной для себя причине, вероятно, для того, чтобы чем-то забить пустующее пространство, да и элемент мебели хорошо сочетался с остальной, теперь хранились аккуратные кольца, тонкие цепочки и браслеты, а также всевозможных видов и форм серьги; в ванной минимальные средства для ухода альфы потерялись в несметном количестве флаконов, бутылочек и баночек с масками, бальзамами, кремами, скрабами и прочими непонятными для Енбока вещами, среди которых он не мог найти свой шампунь, натыкаясь на молочко для тела или масла; в некоторых комнатах появились зеленые растения, добавляющие живости в помещения, а в гостиной и на обеденном столе обязательно стояла ваза с живыми цветами; аромат туберозы оседал в особняке повсюду и уже не мерещился Феликсу, когда тот возвращался домой и окольцовывал талию, прижимаясь со спины и утыкаясь носом в шею обладателя мягкого феромона, ставшего частью его ожившей обители. Через пару недель Ли, играясь с черными локонами Хенджина, лежавшего на его груди, слушавшего ритмичное биение сердца, до блаженства заполненного мощным членом с раздувшимся узлом, озвучил то, над чем размышлял все это время: — Джинни, я тебя очень сильно люблю, и один только твой домашний вид тут, в этом особняке, заставляет меня хотеть большего: хочу каждый день засыпать и просыпаться с тобой, любоваться, как ты пританцовываешь, готовя завтрак, и помогать сервировать стол для ужина, смеяться с тобой вечером на веранде и укладывать тебя в постель, когда ты заснешь у камина в ожидании меня. В общем, — Ли соединил кончики средних пальцев ладоней, положенных на гладкой спине вникающего в сказанное омеги, на одном из выступающих позвонков, — переезжай ко мне. — Ты действительно этого хочешь, Ликс? — с надеждой переспросил Хенджин, приподнимаясь с чужой груди. — Да, мой принц. Ты переедешь ко мне? — омега кивнул и трепетно прижался к губам напротив своими. После нежного поцелуя, касаясь носом, Феликс продолжил: — Тогда завтра мы этим и займемся. Когда последняя коробка с вещами Хвана перекочевала в новый дом и оказалась разобрана, Енбок выглядел несказанно счастливо, смеша омегу своим приподнятым настроением. Хенджин нашел тут уют, который искал. Его квартира: желтеющие обои, потолок с трещиной и даже мебель — все давило на восприимчивого Хенджина, который тотчас мысленно возвращался к воспоминаниям, связанным с Сынмином: побои, ограничения, беспочвенная ревность, тотальный контроль и унижения. Приезжая к Ли, Хван был спокоен, он не боялся сказать или сделать что-то не так, знал, что Феликс доверяет ему и не станет осуждать, а уж тем более прибегать к рукоприкладству. Он не представлял свою дальнейшую жизнь без альфы, который спас его в злополучную ночь в ресторане, и, засыпая с ним, он хотел, как и, наверное, большинство омег, создать с ним семью, которой так и не сумел обзавестись к двадцати пяти годам.***
— Я заеду за тобой вечером, Джинни, — чмокнул в губы истинного Ли перед тем, как выпустить того из салона авто, остановившегося у входа знакомой кофейни. — Хорошо, — сделал то же самое Хван, переплетая пальцы альфы и свои в замок. — Люблю тебя. Будь осторожен, я переживаю за тебя. Солнце приближалось к горизонту, и на город опускались вечерние сумерки и холод близившейся ночи, когда в кабинет Енбока вошел бета со срочным докладом о нападении той самой досаждавшей молодой группировки, которая вторглась на территорию их клана, устраивает террор и громит здания. Такое происходило не в первый раз, но масштабы нынешнего происшествия превосходили предыдущие. Немедленно начав вникать в происходящее, Феликс уставился в анимационную карту, на которой бета обозначал области, подвергнувшиеся захвату со стороны противников, и каков был его ужас, когда красным на экране закрасилась часть, где сейчас был его омега. Спина покрылась холодным потом, и Ли, стараясь сохранить самообладание, отдал распоряжение о защите территорий. — Босс, вы тоже поедете? — семенил Чанбин за широко шагающим, почти что бегущим Феликсом, вылетевшим из своего кабинета. — Да, скажи Чану, что мы немедленно выезжаем! — грозно отчеканил альфа, не останавливаясь на своем пути. Бронированные автомобили рассекали улицы встревоженного города. Звуки от выстрелов становились более звонкими, а в затонированных окнах виднелись разрушенные витрины и охваченные огнем здания. С беспорядками уже боролись сотрудники полиции, но этого все равно было недостаточно. Потеряв остатки хладнокровия, Феликс набирал номер, выученный уже наизусть, и слушал нервирующие гудки. Он судорожно сжимал в руках телефон, постукивая пальцами по черному корпусу, но родной голос так и не появлялся в динамике, из-за чего Ли выругнулся себе под нос, отказываясь верить в худшее. — Остановись, — приказал альфа водителю, издалека завидев кофейню. — Но, босс, опасно оставаться в самом эпицентре событий, — продолжая давить на газ, отвечал сидящий за рулем. — Мы отъедем чуть подальше, где вы сможете контролировать всю ситуацию, не подвергаясь риску. — Я сказал остановиться! — рявкнул Феликс. Его глубокий голос сейчас прозвучал устрашающе, и водитель, дернувшись, резко затормозил. — Жди меня тут, Чан! Что бы ни случилось! Феликс выскочил, безрассудно не надев никакой бронежилет, из салона, оглушающе хлопнув дверью, и рванулся прямиков в зал кофейни, стекла которой были разбиты, а вывеска пожиралась рыжими языками пламени. Внутри обстановка была не лучше: столики были раскурочены; какой-то парень со злобной улыбкой кромсал топором мягкую обивку диванов, выворачивая наружу пружины и куски поролона; другой, в черной балаклаве крушил все за барной стойкой; на полу были осколки от посуды и лужицы от приготовленных напитков. Феликс продвигался вглубь, когда о стену разбилась чашка, оставляя на стене пятно от стекающего кофе. Ли обернулся. Парень с топором стоял позади, мастерски вращая орудие в руке. В какой-то момент он замахнулся на застывшего Феликса, но телохранители вовремя ворвались в кофейню, без труда скручивая разрушителей и выталкивая на улицу. В помещении стало гораздо тише, хотя шум с встревоженных переулков все равно проникал сквозь закрытую дверь, чудом не тронутую бандитами, и стали слышны доносящиеся из подсобки негромкие всхлипы и копашение. В тесной комнате в углу без сознания сидел Джисон, неестественно навалившись на металлический шкаф. У стены коренастый альфа в возрасте одной рукой с силой зажимал рот Хенджина, чтобы заглушить его крики, а другую просунул под тонкую материю блузки, по-хозяйски блуждая грубыми пальцами по хрупкому телу. Омега плакал, отвернул голову от мерзкого лица мужчины с отвратительным ароматом дуриана, который свирепо дышал ему в шею. Но тяжелые ноты пачули заполонили все пространство, как только Феликс оказался в подсобке, и у низкорослого альфы заболела голова, но омегу он не отпустил, запуская ладонь ему в брюки. Ли не помнит, как повалил насильника на кафель, парой грубых ударов вырубая его, разбивая его скулы и бровь, но отчетливо воспроизводит в памяти, как подсаживается в осевшему на пол обессиленному Хенджину, до крови прикусившему свою губу, и позволяет ему горько разреветься в своих объятьях, обнаруживая, что руки любимого туго скованы наручниками. В ту сумасшедшую ночь Хван сидел в джипе, потирая травмированные запястья и через окно наблюдая, как в машину скорой помощи грузят его друга, безжизненно лежащего на носилках, как его альфа сухо разговаривает с одним из санитаров, полицейским и парнем Джисона, Минхо, который встревоженный явился к нему на работу, так как тот долго не выходил на связь, как усмиренных бунтовщиков сажают в автомобили за решетку и как по пострадавшим домам бегают блики от включенных сирен. — Медики говорят, что все будет хорошо, — отвечая на читавшийся в обеспокоенных глазах вопрос, располагается на кожаном сиденье салона Енбок, позволяя холодному ночному воздуху лизнуть щеку Хвана. — Он сильный, выкарабкается. Главное, чтобы ребенок не пострадал. — Хани беременный? — изумился Хенджин, провожая взглядом отъезжающую скорую. — Он мне не говорил… — Они сами недавно узнали. Наверное, Хан хотел подобрать момент, чтобы поделиться с тобой, — мягко улыбнулся Ли, накрывая ладони омеги своей, поглаживая костяшки большим пальцем. — Ты как? — Мне страшно, Енбока, — опустил глаза Хван, продолжая покусывать губу до тех пор, пока не ощутил тошнотворный вкус крови на языке. — Все случилось так внезапно… Я боюсь, что это повторится, и я… — одинокая слеза скатилась по щеке. — Нет, милый, это не повторится. Я сделаю все для этого. Через пару часов альфа в выправленной полурасстегнутой рубашке с закатанными рукавами и в приталенных черных брюках стоял на балконе своего особняка, расположенного за городом у высокого обрыва, о который с ревом и шипением разбивались бушующие морские волны. Феликс хмуро созерцал силуэт лежащего у его ног засыпавшего мегаполиса, наконец погрузившегося в спокойствие. За дверью ванной комнаты шумел подозрительно долго включенный душ. Ли напряженно облокотился на балюстраду и посмотрел на небо, где ему безмятежно подмигивали сияющие звезды. Его душу не отпускала необъяснимая тревога, заставляя нервозно оборачиваться на закрытую дверь, освещаемую приглушенными светильниками спальни. — Джинни, — постучал альфа, повинуясь колотящемуся сердцу, — у тебя все нормально? Все неясные звуки, доносившиеся из-за двери, когда он приблизился к ванной, прекратились, кроме шумящих потоков воды. После раздался тихий плач, и Феликс, дернув за ручку, растерянно проскользнул внутрь. Завидев обеспокоенного любимого, Хенджин испуганно забегал глазами по его лицу, ища на нем хотя бы тонкие намеки на злость, но не прочитал ничего, кроме бесконечной любви и сочувствия: Енбок видел на его фарфоровой коже ярко-красные пятна на длинной шее, идеальной груди, части впалого живота и сочной ягодице. Омега, роняя слезы, терявшиеся в струях душа, смотрел, как тот снимает с себя костюм, оставляя его на плетеном коробе для вещей, и чувствовал, как он пытается успокоить его смолисто-терпким феромоном. — Объясни мне, что происходит, Джинни, — попросил альфа, вставая под мягкие теплые потоки воды, и аккуратно извлек из чужой хватки мочалку, откладывая ее в сторону. — Не трогай меня, — уперся ладонями в мускулистые плечи Хенджин, когда Феликс притянул его к себе. — Тебе, должно быть, неприятно прикасаться ко мне. — Почему? — опешил Ли, заглядывая в темно-карие глаза напротив. — Меня трогал другой альфа, а я никак не мог противостоять ему. Я грязный, Ликс, — пылко объяснял Хван, сжимая чужие плечи. — В том-то и дело, что ты ничего не мог сделать, — он поместил ладонь на горящую щеку омеги. — Ты ни в коем случае не грязный, Джинни. Ты самый желанный и самый родной у меня, несмотря ни на что. — Горячие губы накрыли пухлые покусанные губы Хвана, окончательно отдавшегося в плен собственных желаний.***
Пребывая в эйфории, Хенджин, прогнувшись в пояснице, обессиленно откинулся на подушки постели, закатывая глаза. Ли расположился рядом, восстанавливая сбившееся дыхание, обхватывая истинного вдоль талии. — Енбока, — сладко протянул омега, поворачиваясь на бок, зажимая между ног белое одеяло, когда Феликс, придя в себя, поднялся с кровати, стараясь не беспокоить расслабившегося любовника, — ты куда? — Сейчас вернусь, — тембр его голоса успокаивал и дарил состояние комфорта и защищенности. Действительно, вернулся альфа довольно скоро и сел на краю кровати, ближе к которому изящно, не стесняясь своей наготы, лежал Хенджин, обратно перекатившийся на спину, и полуслипшимися глазами смотрел на него, улыбаясь. Ли сейчас напоминал любящего родителя, который пришел читать своему ребенку сказку на ночь. Он открутил крышку баночки и погрузил в содержимое два пальца, после чего приложил их к покрасневшим участкам кожи, аккуратно, массирующими движениями втирая холодную субстанцию. — Что это? — Мазь. Завтра будешь как новенький, — гладя податливое тело, объяснял Феликс. — Давай в следующий раз ты не будешь себя накручивать и прибегать к радикальным методам, а спросишь, поделишься со мной, и мы вместе решим проблему с минимальными последствиями? — Да, Енбока, — он сжал руку, плавно скользящую по его груди. — Извини, что заставил тебя волноваться. — Все в порядке, милый. Не думай сейчас об этом, — Ли наклонился к лицу Хенджина, не отрываясь от прежнего занятия, и влажно поцеловал его. — Засыпай, Джинни. Следующие несколько дней истинные провели дома. Хвана, оставшегося без работы, ничто не тянуло в город из-за пережитого недавно шока, поэтому он решил устроить в громадном сооружении генеральную уборку, к которой привлек и Феликса, пожалевшего, что он решил не ездить в штаб, за исключением экстренных случаев, пока его омеге морально не станет лучше. Ли, прежде нанимавший домработников для наведения порядка, неумело мыл полы и пылесосил мебель, пока Хван ловко гладил метровые шторы и тюли. Хихикая над страданиями Феликса, Хенджин отправил его к гладильной доске, о чем позднее пожалел, когда на светло-сером материале осталось темное выжженное пятно от утюга. После этого окончательно стало понятно, что Ли еще многому предстоит научиться, но стоит отметить, что в кулинарии ему не было равных. Приготовление ужина было в самом разгаре, когда разбитый в злополучный день телефон Хенджина завибрировал, оповещая о входящем звонке от лучшего друга, которого еще вчера выписали из больницы и не обнаружили никаких осложнений в его физическом здоровье. Приняв вызов, брюнет поставил его на громкую связь. — Хен, — завопил на всю кухню пронзительный голос Хана, что Хван поспешил убавить громкость динамика. Посыпающий специями курицу Феликс лишь ухмыльнулся, успев привыкнуть за эти месяцы к чрезмерно эмоциональному и суетливому Джисону, — это труба. Твой недоделанный бывший ломился к нам в дверь, требуя рассказать, где ты, пока Хо не спустил его по лестнице в парадной. — Ты же не сказал ему? — встревоженно поинтересовался омега, отрываясь от резки картофеля. Аромат пачули стал тяжелее, что говорило о том, что Ли напрягся из-за услышанного. — Нет, конечно! Ты за кого меня принимаешь? — возмущался Хан. — Я к тому, чтобы ты был начеку, и, если он объявится, то ты не был бы застигнут врасплох. — Он не сказал, зачем ему нужен Джинни? — встрял в диалог Енбок, убирая курицу в духовой шкаф, и, помыв руки, встал рядом с Хваном, за него нарезая клубень крупными дольками. — Опа! — вскрикнул Джисон, от чего Хенджин дернулся, не ожидая нового громкого возгласа. — Огнедышащий кровожадный дракон нашего принца тоже тут! — В ответ он услышал только тишину, поэтому спокойно ответил на поставленный вопрос, понимая, что собеседникам сейчас не до шуток: — Нет, не сказал. Но он упоминал, что не может с Хеном связаться, из-за того, что он его заблокировал везде. На квартиру он тоже ходил, но соседи предупредили, что тот, с кем он так отчаянно желает встречи, там больше не живет. — Он заведет новый номер, — уверенно заявил Ли, отправляя картофель к курице. — По-любому, — согласился Хан, резко начиная прощаться: — Я бы хотел поболтать с вами дольше, но мне кажется, что меня сейчас вырвет. Поэтому желаю вам удачи в противостоянии Сынмину, дети мои! Твой свирепый дракон защитит тебя, Хен, от гнусного орка! — Было слышно, как Джисон быстро и громко куда-то потопал, на последок кидая: — И не забывайте предохраняться, дети мои, иначе тоже будете страдать, как я! И точно, только омега заправил салат из свежих овощей оливковым маслом и поставил миску за круглый обеденный стол, неизвестный номер начал атаковать, назойливо звоня. За каждым вызовом тотчас следовал новый. — Я не дам тебя в обиду, слышишь? — альфа подошел к напуганному Хенджину, поддерживающе кладя руки ему на плечи. — Он расплатится за каждую твою слезинку, за всю боль, что причинил тебе, за то, что решил вернуться… Полностью выключив телефон, истинные сели ужинать. Феликс удачно отвлекал брюнета от болезненных воспоминаний легкими разговорами на посторонние темы, замолкая лишь для того, чтобы выслушать Джина, с аппетитом уплетающего кулинарный шедевр Ли. Феликс тоже ел, хотя в горло из-за тревоги не лез ни один кусочек, но он продолжал с улыбкой впихивать в себя салат, лишь бы переключить возлюбленного. Он неоднократно предполагал, что Сынмин может однажды напомнить о себе, но не придумал какого-то плана действий на этот случай. В какой-то мере он боялся этого, потому что наверняка знал, что это выбьет Хенджина из колеи. И сейчас он видел, что был прав, и винил себя, что так и не решил, как поступать в подобной ситуации. Когда перед сном Хван включил смартфон, зажегшийся экран продемонстрировал уведомления о нескольких сотнях пропущенных и о паре сообщений. Зайдя в мессенджер, он увидел просьбы ответить на звонки, приторные обращения, вставшие поперек горла, и извинения. Хенджин хотел было выйти, но тут пришла свежая смс со следующим содержанием: «Хенджин, зайка, пожалуйста, не будь так жесток ко мне. Я совершил много страшных вещей по отношению к тебе и раскаиваюсь в своих поступках. За этот почти что год я многое что понял и хотел бы изменить, но что случилось, то случилось. Никто не идеален, все совершают ошибки. Но я не могу без тебя, котик. Дай мне шанс все исправить, ты же знаешь, как я люблю тебя. Дай хотя бы одну встречу, и ты поймешь, что я не тот, кем был раньше. Зайка, пожалуйста». Пока Хван читал отправленный ему текст, к нему со спины подошел Феликс, облокачиваясь подбородком на его плечо. Слегка наклонив голову, Хенджин развернул монитор к нему, призывая ознакомиться с сообщением. — Ликс, ты не будешь меня осуждать, если я скажу, что хочу согласиться? — неуверенно поинтересовался омега, отстраняясь, опуская взгляд и откладывая смартфон на прикроватную тумбочку. — Я просто хочу разрешить все раз и навсегда поставить точку в наших с ним отношениях. Мне никто не нужен, кроме тебя, — начал оправдываться он, не решаясь посмотреть на Феликса, который, как он думал, сейчас начнет давить на него и отговаривать от этой затеи, но к своему удивлению услышал другое: — Джинни, если ты считаешь, что поступаешь правильно, то пожалуйста. Я не буду тебя останавливать, — Ли взял руки омеги в свои, давая тем самым понять, что поддержит любое его решение. Возлюбленный задумчиво молчал. Его ладони стали влажными, а пальцы впивались в кожу. Енбок сразу понял, насчет чего тот нервничает, решаясь убедиться в своих догадках: — Ты боишься встречи с ним, так? — Ага, — тихо буркнул Хенджин и, словно прочитав мысли Феликса, перебил его, как только тот приоткрыл рот, чтобы выложить свою идею: — Нет, только не надо убивать его, Енбока, может быть, у нас получится конструктивный диалог с ним, в чем я очень сомневаюсь… — Если ты не против, то я бы предпочел съездить с тобой. Думаю, что так было бы спокойно нам обоим: я не смогу сидеть здесь, зная, что мой любимый человек остался один на один с бывшим, распускающим руки. — Феликс запнулся, рассуждая о том, правильно ли будет сейчас не дать возможности Хенджину отказаться и диктовать ему свое решение, учитывая его неудачный опыт абьюзивных отношений. Все время он старался никак не ограничивать омегу, давая полную волю действий и возможность выбора, опасаясь ударить прямо по больному, но сейчас страх за истинного брал верх, и Ли, с большим напором сжав его ладони, чем привлек внимание, серьезно сказал: — Нет, я бы не предпочел, я настаиваю на этом. Я бы довез тебя и держался бы с охраной поблизости, на случай, если Сынмин решит взяться за старое. — Я надеялся, что ты это предложишь, — сконфуженно приподнял уголки губ Хван, беря телефон в руки. — Что мне ему написать? — Напиши, что будешь ждать его завтра в полночь в центральном городском парке.***
Тяжело вздохнув, Феликс вылез из салона, подавая знаки выдвигаться и телохранителям, которые должны были идти на расстоянии от него, дабы более походить на простого прохожего. Для пущей правдоподобности он даже днем с Хенджином съездил на шоппинг, чтобы прикупить себе свободную одежду, поэтому сейчас на нем были обычные голубые джинсы, темно-зеленое худи и кроссовки. Енбок накинул на голову капюшон и затерялся в тенях, постепенно нагоняя скрывшихся из виду и слыша приглушенный разговор. Сынмин уводил его омегу в самую темноту, ту часть парка, где по неизвестной причине вместо десятков фонарей работали всего несколько. В какой-то момент поведение Хенджина стало иначе: частые оглядывания и скованные движения не остались незамеченными Ли так же, как и раздраженные интонации его спутника и его попытки сократить дистанцию с Хваном. Атмосфера накалялась, и Феликс, предчувствуя неладное, торопился подобраться ближе. Оставшись на расстоянии, с которого он мог слышать диалог и на котором его феромон не мог быть уловлен другим альфой, он свернул на газон, замечая, что Ким, настороженный дерганностью омеги, собирается обернуться. — Там никого нет! Хватит уже так себя вести! — раздраженно воскликнул Ким. — И вообще я устал ходить вокруг да около и смотреть, как ты опять ломаешься. Ты всегда делаешь это! Может быть, ты посмотришь на меня?! — он схватил Хенджина за предплечье, останавливаясь на асфальтированной дорожке. — Я уже столько раз извинился! Почему ты отталкиваешь меня? Переглянувшись телохранителями, прогуливавшимися на другом конце соседней аллеи, Феликс поравнялся с альфой, скрываясь за деревом. Шелест травы под его подошвой можно было принять за шелест от ветра. — Потому что я люблю другого, — отчеканил Хван, замечая знакомую в тени фигуру — Енбок сейчас тут и защитит его, во что бы то ни стало. — Что ты сказал? — вспыхнул Сынмин, уже обхватив оба предплечья, и с угрозой усмехнулся: — Повтори, еще раз, что ты сказал, тупая шалава! Ну же! — с силой стиснул руки он. — Любишь другого? Ты пожалеешь об этом… — Мне больно, — без доли эмоций произнес Хван, отталкивая альфу от себя, а через секунду шипя от болезненных ощущений, когда Ким вплетает пятерню в его смолянистые локоны и резко дергает их на себя. Неожиданно для обозленного альфы, готового уже повалить сложившегося пополам омегу на грязную дорогу, на его спину в область почек приходится удар, заставляющий его взвыть и самому согнуться, отпуская жертву. Хенджин мгновенно отскакивает в сторону, смотря, как Феликс с безумной гримасой на лице бьет Кима по ложбине между лопатками и поясницей, от чего раздается неприятный глухой звук. Сынмин, не в состоянии держаться на ногах, оседает на асфальт и, подогнув их под себя, ложится на бок. Два вооруженных телохранителя вырастают рядом, лишая его мизерной возможности уйти безнаказанным. Презрительно глянув на альфу, Феликс молниеносно переключился на возлюбленного, прижимая его к себе и интересуясь его самочувствием, внимательно следя ним и его движениями, чтобы лично убедиться, что все в порядке. Он сам не заметил, как аромат горьковато-дымного пачули завис в воздухе, перебивая все остальные запахи в парке, а Хенджин делал глубокие вдохи, пытаясь захватить как можно больше родных феромонов, помогающих усмирить бушующие эмоций. Он слишком перенервничал за этот час. — Продажная шлюха, — плюется желчью Сынмин, приподнимаясь на локте, когда созерцать, как недоступная ему омега милуется со своим истинным, становятся совсем не в моготу. — Купился на деньги? Мне интересно, ты в тот же вечер раздвинул свои ноги перед этим, — он с отвращением стрельнул взгляд на Ли, — в погоне за роскошью? Любишь подставлять свою дырку богатеньким? Тупая су-у-у… — взвыл Ким, когда получил грубым ботинком одного из охраны по гудящему телу. От услышанного на бледном лице Енбока заиграли желваки, а зубы плотно сомкнулись в один ряд. Звенящая тишина давила на распластавшегося на земле зажмурившегося альфу, но раздающиеся приближающиеся шаги, заставляющие незаметно вздрагивать, наводили больший ужас. Когда они прекратились, Ким открыл глаза, натыкаясь на уже знакомое дуло револьвера, наведенное прямо на него. — Я обещал, что следующая пуля будет в лоб, — холодно громыхал Ли, обращая внимание на шрам на ухе шатена, который оставил на память тогда в ресторане, — а свое слово я всегда держу… Но сначала мои люди заставят тебя захлебываться кровью, а потом ты будешь со слезами на глазах молить меня о том, чтобы я даровал тебе скорую смерть, лишь бы не чувствовать мучительной, адской боли, но поверь, эта боль ни в коем разе не будет сравнима с той, что ощутил мой омега из-за тебя. Уведите его. Пропустив телохранителей, скрутивших испуганного Сынмина в бараний рог, вперед, Феликс, придерживая Хенджина за талию, не спеша пошел к своему автомобилю, покидая жуткие потемки парка. — Ему физический вред нанесет меньший ущерб, чем моральный, — подал голос Хван: — У меня есть идея получше…***
Приглушенный свет просторного люксового номера пятизвездочного отеля неприятно резанул глаза альфы, когда вооруженный бета стянул с него плотную темную повязку, в которой он провел последние несколько часов. — Только попробуй издать хоть какой-то звук, если не хочешь чтобы с тобой разговаривали жестче, — предупредил Кима бета, приковывая наручниками его к мягкому креслу с обивкой из итальянского шелка и впихивая в рот кляп, и кинул на последок прежде, чем вышел из помещения: — Надеюсь, ты усвоил урок. И Сынмин действительно усвоил его: люди Феликса очень хорошо объяснили ему, что смысла пытаться оказать сопротивление нет и это в его интересах беспрекословно следовать всем указаниям, о чем напоминали саднящие раны под мятой одеждой. Когда его только схватили, он огрызался и все делал, как он думал, назло неизвестным амбалам, позднее осознавая, что ухудшал все только себе, получая новые и новые раны и гематомы. И вот уже через несколько минут он почувствовал, как кожу прокалывает игла и в организм вводится субстанция, от которой глаза слипаются и начинает склонить в сон. Ким не помнил, что происходило дальше, но когда очнулся, испытывал дикую слабость. Постепенно, когда ясные мысли стали возвращаться в его разум, он осознал, что не может учуять собственного запаха, да и вообще утратил способность беспрепятственно двигаться, ведь от любого действия испытывал дискомфорт. Из диалога двух приглушенных голосов, доносящихся, вероятно, из-за соседнего помещения, он понял, что, пока он был под общим наркозом, искусные хирурги поработали над тем, чтобы у него не осталось желез, отвечающих за выделение феромонов, лишили его полового признака, влекущего к себе противоположный пол. Через пару часов, смирившись с случившимся, Ким послушно осушал, предположительно, стеклянный бокал, наполненный безвкусным раствором, цвета которого созерцать не мог, теряя желание бороться с незнакомцами, уводившими его на встречу с его страхами. В роскошном номере в первую очередь шатен заострил внимание на огромной кровати, заправленной объемным покрывалом. По обе стороны от нее — тумбочки над которыми висели ажурные светильники бра, которые и были единственным источником света. Вся мебель была исполнена в серой гамме и дополнялась грязно-голубыми, белыми и серебряными акцентами: графитовые диванчики, дымчатые ковры и белая напольная ваза с замысловатым живым растением с резными листьями, выглядевшими так, словно те покрыты инеем. За панорамным окном альфа заметил просторный балкон, выход на который производился через тяжелые темные шторы, какие занавешивали панорамные окна, и открытую стеклянную дверь, ручка которой отливала металлическим блеском. На балкончике за накрытым столиком на фоне алого заката сидели две знакомые фигуры, соприкасаясь краями бокалов. Пригубив красное вино, одна из них, что была выше, отодвинула свой стул и помогла подняться своему возлюбленному, галантно подавая руку. Они подошли к перилам, безмятежно болтая и смеясь, скрываясь от холодающего ветра в объятьях друг друга. Ничто не могло разрушить царившую гармонию между парой. Последние лучи солнца спрятались за горизонтом. На город опускалась безлунная ночь, пряча под своим крылом темные силуэты. Сынмин томительно смотрел на темный дверной проем, не теряя надежды разглядеть хоть что-то, но оттуда не слышно было даже шороха. Он устало вздохнул. Ноющее тело затекло и просило свободы, о которой теперь не могло идти и речи. Но мысли о собственном состоянии сразу же покинули его, стоило в комнате появиться двум страстно целующимся истинным. Феликс хаотично гулял ладонями по стройному телу Хенджина, расстегивающего на нем рубашку и в следующее мгновение, стянув, откидывающего ее в сторону, и направлял его к постели, не разрывая поцелуя и задевая предметы интерьера, попадавшиеся у него на пути. Сынмин шокировано наблюдал за разворачивающейся сценой, пуская слюни по омеге в коротком пеньюаре, едва закрывавшем половину красивого бедра. Перед ним Хван никогда не представал в таком образе и не смотрел с таким желанием, как прямо сейчас, стоя между широко расставленных ног сидящего перед ним на кровати альфы, водящего пальцами по краю пояса халатика молочного цвета. Брюнет сжимает накаченные плечи Ли, разрешая тому бесстыдно, не разрывая зрительного контакта, развязать узелок на своей талии, позволяя легкой ткани соскользнуть вниз и упасть на пол. Хенджин остается абсолютно раздетым перед Феликсом, меняющимся с ним местами и нависающим над его лицом, оставляя смазанный поцелуй на пухлых губах, с которых срывается стон, когда Енбок, лизнув пахучую железу на шее и не оставив без должного внимания острые ключицы, начинает играться языком с горошинами сосков, несильно стискивая их между зубов и увлеченно посасывая. Нежно-розовые ареолы становятся более яркими от махинаций альфы, и он довольный качеством своей работы, оставляя влажную дорожку из поцелуев от груди до полувозбужденного члена своей омеги, полностью погружает его в горячий рот, утыкаясь ровным носом в гладкий лобок. Ли чувствует, как аккуратная плоть окончательно твердеет на его языке, а из уретры выделяется пара капелек смазки. Феликс активно заглатывает член, расположив ладони на груди младшего, и через несколько секунд принимает небольшой объем спермы прямо в горло. Отстранившись, он искренне улыбается от того, как учащенно вздымается грудная клетка Хенджина и как он сжимает в кулаках серое покрывало, выпуская все больше ярких феромонов. Тубероза смешивалась с пачули, создавая гармоничную симфонию, от которой у Кима внутри все переворачивалось. Тяжелый аромат Феликса неимоверно давил на его и вызывал отторжение, и он не мог ему противиться и в качестве защиты вырабатывать свой. Ревность пожирала его. Он бы хотел отомстить Ли за эти отвратительные эмоции, терзающие его душу, за то, что ему Хван посвящал свою любовь, за то, что прямо на его глазах Хенджин, хищно облизываясь, расстегнув ширинку, приспустил с Енбока брюки и припал пухлыми губами к крупной бордовой головке, заводя ее за щеку. Как бы он хотел не видеть этого, но по неизвестным причинам он продолжал смотреть. Злость, обида, ненависть, любопытство, зависть — все пробуждалось в его помутневшем сознании. Его собственническая натура отказывалась верить в происходящее, особенно, когда Ким снова смотрел на огромный член Енбока, немного изогнутый вправо, из-за которого у него появился новый комплекс. — Сладкий, вставай в коленно-локтевую, хочу тебя вылизать, — хрипло попросил Ли, переворачивая любимого на живот. Выпятив сочную задницу, Хван тотчас ощутил, как на его ягодицы так правильно легли шершеватые ладони, разводя их в стороны. Из колечка мышц уже давно начала выделяться природная смазка, и сейчас его дырочка приоткрылась, выпуская новую порцию прозрачной субстанции и вновь сжимаясь от опалившего ее дыхания Феликса. Ким же алчно впивался ногтями на руках в свои ладони, следя, как альфа широко мажет языком по шовчику на мошонке до блестящего ануса, собирая смазку. Кончик языка приятно проходится по чувствительным стеночкам, что Хенджин прогибается в спине, прижимаясь грудью к поверхности кровати, когда Феликс с жадным чмоканьем выводит известные только ему узоры. Омега, заглушая ласкающий слух альфы звук, протяжно стонет в сгиб локтя от того, как два пальца резко проталкиваются в него, с первого раза задевая простату, и, не давая привыкнуть, ритмично двигаются в нем, а юркий язык стимулирует пульсирующий центр снаружи. — Джинни, не сдерживайся, пусть все знают, как тебе хорошо, — целует ягодицу Хенджина Феликс, погружая фаланги максимально глубоко и неожиданно полностью вынимая их, заменяя на горячий язык. Другой рукой он поглаживает внутреннюю сторону бедра, иногда поднимаясь выше и сжимая снова вставший член, чтобы больше распалить желание в Хване. Возбужденного омегу ведет от подобных прикосновений, и он высоко скулит. — Умница, Джинни. Удовлетворенный тем, как Хенджин отчаянно сам пытался насадиться на его пальцы, Феликс отстраняется под разочарованное мычание, чтобы истекающую предъэякулятом массивную головку приставить к требующему внимания сфинктеру. — Прошу, Енбока, — ноет омега, подаваясь назад, но не получая ощущения необходимой заполненности, потому что Ли, прекрасно зная о том, каким порой нетерпеливым бывает Хенджин, дразняще сместил каменный стояк на копчик. — Умоляю, мой альфа… Мне так необходимо ощутить твой член в себе. Разжимая кулаки, Сынмин видит кровавые подтеки на ладонях: из свежих полумесяцев сочится бордовая жидкость, осталяя липкий след после себя. Громкое блаженное мяуканье переключает его взор на альфу, притянувшего омегу, прикрывшего глаза, прижимая поперек груди к себе, и с оттяжкой входящего в него. От этого зрелища Ким хочет ослепнуть и оглохнуть. Он скорее предпочел бы смерть, чем то, что имел сейчас, или, вернее выразиться, не имел. Под ним Хенджин не плавился, не умолял поскорее войти в него, не называл его своим альфой, не реагировал на его касания так, как если бы это делал Феликс, наоборот, игнорируя любые намеки на секс, не оставляя Сынмину ничего, кроме как добиваться своего насильственным способом. То, как Хенджин подается на ласки Ли, ранит его в самое сердце, и эти ранения никогда не зарубцуются, а будут мучительно кровоточить, постоянно напоминая о себе. Хван такой раскрытый, желанный, нежный и любящий, но для другого… Да, у Кима были другие партнеры, помимо брюнета, но только к нему были нездоровая тяга и большое стремление сделать его полностью своим, вечно держать при себе и заставить оборвать все контакты со знакомыми и близкими. Может быть, у него бы однажды получилось окончательно сломать гордого омегу, и так безвозвратно изменившегося из-за него, если бы не Ли Феликс, вставший между ними в ту роковую ночь в ресторане, лишая всех шансов для достижения цели. Сынмин отгонял от себя осознание, что Хенджин уже никогда не будет его, как навязчивого комара, звенящего над ухом, когда ты пытаешься заснуть, оставаясь в плену своей одержимости, тянувшей на самое дно страданий. — Почувствуй, как глубоко ты принимаешь меня, малыш. Ли, замедлившись, приложил ладонь Джинни к его же низу живота и чуть надавил своей. Омега сначала не понял, что имеет ввиду Феликс, и уже хотел уточнить, но тот продолжил работать тазом, и Хенджин широко распахнул глаза, ощущая движущийся бугорок на своем теле. — Боже… — неверяще прошептал он, убирая ладони, чтобы не только почувствовать это, но и увидеть, после чего снова прижимая к себе и откидываясь на плечо старшего. — Иди сюда, мой принц, — рыкнул Феликс, выйдя из Хенджина, и ложась перед ним на кровать. — Оседлаешь меня? Толкнувшись языком за щеку, Хенджин подполз к альфе, изящно перекидывая через него стройную ногу. Уперевшись одной рукой в ярко выраженный пресс, он завел другую за спину и крепко обхватил основание члена, направляя его в себя. Он не спеша, миллиметр за миллиметром, насаживался на толстый рельефный ствол, наслаждаясь тем, как он растягивает его и удовольствие растекается по его телу. Широкие ладони легли на его талию, помогая полностью принять в себя внушительный стояк. Коснувшись яичками лобка Феликса, омега поерзал на члене и наклонился за поцелуем. Сплетаясь языками, Ли жадно терзал вишневые губы, словно больше никогда не сможет коснуться их, грубо сминая сочные ягодицы, и вскинул бедра, выбивая из Хенджина тяжелый вздох. Омега принял сидячее положение, начиная скакать на возбужденном органе, перенося вес на руки, переместившиеся на твердую грудь альфы. Он приподнимает свои бедра, размашисто прыгая на пульсирующей плоти любимого с характерными шлепками. Его собственное возбуждение ударяется о кубики пресса альфы, пачкая его предъэякулятом. Ресницы прикрытых век трепетали от переизбытка ощущений. Постепенно амплитуда уменьшалась, но этого было достаточно, чтобы оба партнера с упоением наслаждались трением члена о так хорошо сжимающие его бархатистые стеночки. Видя, что Хенджин начал уставать и прижался своей взмокшей грудью к его, Енбок перехватил инициативу на себя, вставая с постели и подхватывая на руки невесомого омегу, рефлекторно обвившего его подтянутый торс длинными ногами. Он прикусывает его мочку уха, снова срываясь на бешеный и рваный темп, при каждом новом глубоком толчке ударяя по простате. — М-м-ах, да… — запрокинул голову Хенджин, опуская руку к своему влажному анусу, кончиками пальцев ощущая, как мышцы растягиваются под напором крупной плоти. — Енбока… Я скоро… — Я тоже, малыш, — прохрипел Ли, зарываясь носом в изгиб шеи, по крупицам собирая дурманящие феромоны. Мелкая предэкстазная дрожь заставляет Хенджина поджать пальцы на ногах. Феликс ускоряется, остервенело на весу вколачиваясь в тело, полностью натягивая его на свой член, не сдерживая себя, от чего омега увеличивает громкость стонов до максимума, срывая мелодичный голос. Обильно выделявшаяся смазка развратно хлюпала, а ноющие потяжелевшие яйца альфы звонко шлепались о смятые в ладонях ягодицы. От давящей на железу головки, пускающей волны наслаждения, на глаза омеги наворачивались слезы. Слишком хорошо, слишком близко к желаемой разряде. Хенджин забывает, как дышать, вскрикивая, когда очередной сильный толчок доводит его до исступления, и он обмякает в сильных руках Феликса, продолжающего врываться в его судорожно сжимающееся нутро сквозь оргазм и заполняющего его своей горячей спермой. Острые клыки царапают его кожу, и омега наклоняет голову, открывая доступ к шее, куда Ли, с утробным рычанием хочет поставить метку, но вместо укуса чувствует влажные губы, оставляющие всего лишь поцелуй. По телу все еще разбегаются разряды тока, и ватный Джинни висит на альфе, вцепившись в плечи, чувствуя, как перекатываются мышцы под его ладонями. Пульсирующий член выскальзывает из него, и на дорогой ковер отеля приземляются капли смешанных семени и смазки, вытекающие из растраханной дырочки. В номере пахнет резкими феромонами и страстью. Небрежно откинув одеяло и покрывало, все еще бережно держа истинного, Ли положил его на кровать. Он поправил темные влажные пряди волос, кое-как разбросанные по подушкам и лезшие в разомлевшее расслабленное лицо Хенджина, и чмокнул его в лоб, отходя. Хенджин, все еще мяукая от пронзившего его импульса оргазма, просто не смог привстать, чтобы проследить, куда отошел старший, вернувшийся к нему уже в белом махровом халате, накинутым на голое тело. Мокрым теплым от воды полотенцем альфа аккуратно стирал испарину, выступившую на лбу, шее и тяжело вздымавшейся груди, размазанную по впалому животу сперму, не задевая мягкий член, и подтеки на бедрах. — Отдыхай, — прошептал Ли, накрывая омегу воздушным пуховым одеялом и целуя раскрасневшиеся щеки, сжимая его ладонь в своей. — А ты? — шелестит Хенджин, не отпуская руку. — А я приду чуть позже, Джинни, когда разберусь со всем. Щелкнули выключатели бра, и комната погрузилась во мглу. Феликс приоткрыл окна, зная, как омега не любит духоту, и наконец напрямую взглянул на свидетеля их с Хенджином интимного действия, который прожигал их взглядом, полным ненависти и отчаяния. Альфа с отвращением ухмыльнулся, видя, как не живо подбородком в местами прорванную кофту вжата его голова, на шее виднеется свежий шов, а сжатые в кулаки пальцы испачканы кровью. Туго затянув кушак халата и нацепив на ступни тапочки, вышел из номера, одним появлением подзывая своих людей к себе. — Отвезите Кима в штаб и приведите его в сознание, Чанбин, — потирая переносицу, распоряжался альфа, провожая взглядом двух охранников, тащивших Сынмина к лифту. — Не трогайте его до моего приезда: хочу собственноручно убить его. Чану скажи, что он может быть свободен. Мы с Джи…с Хенджином останемся ночевать здесь, поэтому ему незачем всю ночь ждать нас, но чтобы утром, как в штык, был тут. — Да, босс, — кивнул Со. — Что-то еще? — Нет, можешь идти. Зачесывая волосы назад, Ли проскользнул в номер, бесшумно прикрывая за собой дверь, на которую повесил табличку «Не беспокоить». С души как камень упал. Ким Сынмин уже никогда не потревожит их, и омега наконец сможет распрощаться со страхами, зародившимися в далеком прошлом и являвшимися в частых кошмарах. Феликс поможет ему найти гармонию. В свете ночных огней на кровати, развернувшись на бок, купался Хенджин. Предположив, что он уже спит, Феликс скрылся в ванной комнате, но как же он ошибался. Закусив губу, чтобы никто не мог услышать его всхлипов, омега ронял на наволочку подушки одинокие слезы, заламывая длинные пальцы. Причиной его переживаний стал не абьюзивный бывший, про которого он уже забыл, ликуя, что месть удалась, а Енбок, опять передумавший ставить метку в самый последний момент. Он мог объяснить, почему альфа не повязал его, хотя это точно бы произвело нужное впечатление на собственническую натуру Сынмина, окончательно добивая его тем, что он позволяет Ли вгонять в себя узел, теоретически давая возможность оплодотворить, и если бы это произошло, он бы точно не был против, но объективную причину воздержанию от метки не мог найти. Они достаточно долго вместе. Истинные. Хенджин любит его и несколько раз на день слышит подобные признания в свой адрес. Они даже живут под одной крышей. В чем же проблема? Может, Ликс его разлюбил? Пусть они и истинные, но в природе ведь бывают сбои и случаются ошибки, пусть и редко. Такое может быть? А вдруг он не хочет серьезных отношений? Тогда почему предложил переехать и всячески опекает? А может он просто больше не привлекает мужчину? Надоел ему? Тысячи подобных вопросов зарождались в голове Хвана и разрастались в геометрической прогрессии. Как же он любил себя накручивать… Утирая нос, омега встал с кровати, натыкаясь на лежащий перед его ногами пеньюар, поднял его и, накинув на себя, вышел на балкон. Ледяные порывы ветра сразу же бросились на него, взъерошивая волосы и обжигая раздраженные от слез щеки, пробрались под тонкий халатик, не спасавший от холода. Босыми ногами Хван пошел по студеной плитке и сел на плетеное кресло, поджав их под себя, устремляя взор на яркие огни мегаполиса, пытаясь переключиться на что-то другое и перестать думать о том, что еще не случилось. Он наполнил бокал, оставленный на столе, французским вином, залпом осушил его, морщась от терпкости напитка, и, расфокусировав взгляд, уставился в одну точку. Тоска незаметно подкралась к нему, а тревога подкидывала новые варианты для переживаний. — Ты хочешь заболеть? — пророкотал родной голос прямо над ухом, и альфа, замотав Хенджина в кокон из пледа, плюхнулся в сиденье напротив. — То же могу спросить у тебя, — вернувшись в реальность, ответил Хенджин, смотря на стекающие с волос на раскрытую грудь капельки воды. — Я бы хотел заболеть чем-то, что лечится только Хван Хенджином, — Феликс расплылся в улыбке, но задумчивый собеседник на это лишь слабо приподнял уголки губ. Альфа уловил витающие в воздухе взволнованные нотки феромона любимого и сожалеюще вздохнул: — Джинни, что тебя беспокоит? — Он выдвинул корпус вперед и заключил холодные пальцы в свои ладони. — Для меня важно знать, что происходит у тебя на душе, малыш. — Почему ты не поставил на мне метку? — побито выпалил Хенджин. — Ни в прошлые разы, ни сегодня. Почему? Я больше не нравлюсь тебе, Ликс? — Боже, Джинни, я просто не хотел торопить события. Хотел сделать все красиво, в романтичной обстановке, будучи на все сто процентов уверенным, что ты тоже хочешь этого. Ну ты чего? — Мне так стыдно… — младший закрыл лицо руками, не зная, куда деть взгляд. — В этом ничего постыдного, Джинни. Я понимаю тебя, и это моя оплошность, что я ввел тебя в заблуждение. А знаешь что? Пойдем, — он неожиданно подхватил Хвана на руки и внес в теплое помещение, где поставил любимого на ноги, а сам отошел к шкафу. Хенджин вылез из пледа, сложив его, повесил на спинку дивана и непонимающе наблюдал, как альфа достал вешалку с костюмом и залез во внутренний карман пиджака, что-то выуживая оттуда. Убрав вещи обратно, Феликс вернулся к омеге с черной бархатной коробочкой в руках и приложил ладонь к горящей щеке Хенджина: — Джинни… — ласково произносит Ли, что омега трепещет от этого обращения, — я уже второй месяц ношу это с собой, подбирая нужный момент, и, кажется, он пришел… — Енбока… — выдыхает теснящий легкие воздух Хенджин, накрывая ладонь альфы своей. — Я столько раз придумывал речь, которую планировал сказать, но вот я стою перед тобой и снова теряюсь, поэтому не буду долго тянуть. Всю свою жизнь я был убежден, что любви не существует и что это чувство никогда меня не коснется, но в нашу первую встречу я засомневался в этом, когда ты оказался так близко и заставил мое сердце биться чаще. Я точно могу сказать, что влюбился в тот момент, и потом каждый раз искал предлог, чтобы хотя бы увидеть тебя. Меня приятно тревожило томительное ожидание встречи с тобой, мне впервые стало важно произвести впечатление на противоположный пол, просто необходимо было понравиться тебе. Джинни, ты показал мне, что существует другая реальность, которой я не замечал прежде, и стал единственной причиной моего существования. Я никогда не устану повторять тебе, милый, как много ты для меня значишь, но всех моих поступков и слов никогда не хватит, чтобы в полной мере отразить, как сильно я люблю тебя, — он, открывая маленькую коробочку, опускается перед омегой на одно колено, лукаво улыбаясь от реакции истинного, до этого внимательно слушающего его: тот, пребывая в состоянии аффекта, явно не ожидая такого поворота событий, краснеет и неверяще хлопает глазами. — Сейчас я осознаю, как глубоко заблуждался в молодости, и хочу остаток жизни провести с тобой, Джинни. Позволь мне разделить с тобой все невзгоды и радости. Создай семью со мной. Выходи за меня. — Да, Енбока. Конечно же, да, — шепчет Хенжин, пока альфа, встав, надевает ему на безымянный палец кольцо из белого золота с вставкой из крупного алмаза и дорожкой из точно таких же, но маленьких камушков на ободке. Одним движением Енбок притягивает к себе будущего мужа, обхватившего его шею, и вовлекает в поцелуй, размещая на талии руки, одна из которых из-за скользкого материала пеньюара съезжает ниже, но мужчина, не раздумывая, сжимает в ладони упругую ягодицу. Язык беспрепятственно проникает в рот Хенджина, который незамедлительно отвечает на глубокий поцелуй, издавая приглушенные полувсхипы-полустоны, и позволяет терзать свои припухшие губы, покусывать их. Страстные прикосновения альфы, жадная хватка и пальцы, пробравшиеся под кружево халатика, рассылают табун мурашек по всему телу Хвана, отчаянно льнувшего к Ли в попытке стать еще ближе. Неистовый поцелуй постепенно переходит на нет, и покусанные губы ласкают друг друга влажными долгими чмоками. — В ближайшие дни мой отец хотел заехать к нам, познакомиться с тобой, — Феликс целует бледную шею, тяжело дыша. — А если я ему не понравлюсь? — немного отклоняется Хенджин, встречая внушающий доверие взгляд. — Ты не можешь не понравиться ему, Джинни, — альфа снова опаляет жгучим дыханием чувствительный участок кожи. — Он очарован моими рассказами о тебе и уже принял тебя как мою единственную омегу. Тебе не о чем беспокоиться. А сейчас, — он легонько прикусил шею, от чего Хенджин выгнулся в его руках, снова чувствуя влагу между ног, — как насчет метки?