Писатель, который не пишет —
Оксюморон
Как живой, что не дышит.
В листве огромных деревьев шумел ветер, будто подгоняя троих нарушителей спокойствия. Два юноши и их названная сестра бежали так быстро, как только могли по узкой лесной тропке, почти полностью заросшей травой и кустарниками. — Шевелитесь! — Крикнул светловолосый юноша отставшим товарищам. Его побратимы пробирались сквозь очень колючий терновник, плотной стеной захвативший часть тропы. — Эй, умник, подождешь. Это ты забыл про сваху! — Отвечал его названный брат, протягивая руку сестре. — Он не слышал тебя — уже убежал, — сказала девушка, поправляя венец на голове с разноцветными ленточками. Ее длинная русая коса больно зацепилась за куст, но ее тут же освободили. Брат и сестра, оба — растрепанные и запыхавшиеся — переглянулись и уже через мгновение, схватившись за руки, побежали дальше. Лента, связывающая длинные темно-русые волосы юноши, развязалась, но он даже не заметил. Его сестра крепче сжала в свободной руке венок для подруги. Она старалась не отставать от брата, поэтому каждый раз при удобном случае старалась ускориться. Тем более, что совсем скоро тропинка расчистилась, становясь все более широкой. Вот уже их быстрый друг показался на опушке, и даже со спины было заметно, как он тревожится. — Слышите? — Повернулся он к ним. Среди мычания коров, речного журчания и неугомонных птичьих трелей можно было различить веселое женское пение. Так начинали обряд сводничества. — Скорее! Чего ждать? — Спросила девушка. — Ну, знаете ли, — возмутился юноша, что прибежал быстрее, — я, в отличие от тебя, не захухря! — Рубаха его была грязная, в пятнах от травы и меда, штаны порваны, а старые сапоги уже давно просили каши, чего он явно стеснялся показывать возможным родственникам. - Ты? Не захухря? - Удивился его брат, неестественно повышая голос. - Тебе напомнить, как ты пришел на мои последние именины? - Вот именно поэтому я не хочу перед ними так появляться! Я, между прочим, учусь на своих ошибках! Веледара обвела каждого взглядом, схватила обоих под руки и, пока те не начали опять ругаться, потащила их в перед через огород Бзыря, мимо хат, больших и малых. Найти нужный дом не составило бы труда и у приезжего — пение и крики были слышны на всю деревню, а при приближении даже могли оглушить незадачливого путника. Толпа облепила плетеный забор, едва не скинув пару горшков, висящих для сушки. Одна часть забора опасно накренилась, но даже упади она сейчас, люди так и остались бы петь свои песни и наблюдать, что же там невеста говорит своему отцу. — Скегги, ты чего? — Спросила Дара светловолосого брата. Тот побледнел, едва заметив кого-то. И не трудно было догадаться, кого он так испугался. На лавке перед домом за столом с угощениями сидела бабушка Раска, чьи грозные нахмуренные брови никогда не расслаблялись, а зоркие глаза пробирали до самой души. Ее горбатый нос придавал ей нечто общее с орлом. Она недовольно окидывала взглядом толпу, ища нерадивого внука. — Правду говорят, страх обуяет — растеряешься. — Брось, ты ее любимый внук. Да не съест же она тебя! Может, поколотит пару раз, так даже лучше будет — мне не придется, — усмехнулся второй брат. Дара несильно стукнула его кулаком в плечо. — А вообще, Варди прав, — вставила она следом. — Ты ее любимый внук. — Не согласна со мной — бьешь меня, согласна — все равно бьешь. Что мне сделать, чтобы ты перестала? — Зашипел Варди, наклонившись к самому лицу сестры. — А я и не говорила, что согласна с тобой. Ведь ты забыл про ее любимую внучку, которой и правда все сходит с рук. — Чтобы Варди и вдруг забыл про нее? — Расплылся в ехидной улыбке Скегги. Его брат ладонью отвернул его лицо от себя и промямлил что-то невнятное. Дара перевела взгляд на дом, перед которым и собралась деревня. Родители жениха стояли в красивых красных кафтанах и явно дорогих сапогах, как и сам юнец. На поясе у него висела сабля с изящным эфесом в виде головы рыси. Его другие родственники стояли позади сватов и родителей, и также пели вместе со всеми. Вдруг послышался чей-то пьяный голос: «Ну, будете сегодня жениться, али что?», и песня прервалась хохотом. Веледара поймала взгляд Варны, стоящей подле невесты, и они улыбнулись друг другу. Заметив Скегги, Варна рукой показала ему знак идти сюда, но тот лишь покачал головой и приложил палец к губам. Но она даже не успела явить своего гнева, так как сразу же ее окликнула бабушка Раска, и та поплелась с угощениями к родственникам жениха. — Смотрите, смотрите! — Запричитала сваха звонким тоненьким голоском. Огромная копна бус на ее шее приятно позвякивала при каждом движении, а красиво подвязанный платок так и норовил упасть. — Жених пригожий, воинскому делу обученный. Да, не воин, дак зато дом построит, жену оденет, обует, детей вырастит. Коней у отца — ой и бесчисленное множество! У матери в услужении — пол деревни! Кухарки свои — готовить не надо. Чарку поднимать не надо — тебе все в рот нальют! — Раздался смех отовсюду. Но одного взгляда на будущую невесту хватало, чтобы понять, как не нравится ей эта затея. — Коз и коров — больше ста голов! И даже колоть не надо — токмоть скажешь, и тебе все на золотом блюдечке да с золотой каемочкой снесут. Варди присвистнул. — Вот ты бы отказалась от такого? — Спросил он у сестры. — И бросить вас на произвол судьбы? — Она обняла его руку. — Варди, милый мой брат, я слишком много лет провела с вами, чтобы так легко расстаться. Для этого понадобиться что-то покрепче замужества. Он с улыбкой сжал ее руку, и в этот момент в ее ногу что-то врезалось. — Дара! Ты пришла! — Запищал светловолосый мальчик лет четырех, обнимая ее. Дара подняла его, и тут же из толпы появилась его мать, полная и краснощекая. На руках у нее тихо-тихо попискивала маленькая девочка. — Яр, не донимай ребят, пошли домой! — Он не мешает, тетя. Я потом сама отведу его домой. — Улыбнулась Дара, перехватывая поудобнее ребенка. Его мягкие светлые волосы, так отличающиеся от рыжих кудрей его родного брата, всегда удивляли ее. — А вы не видели Хралфа? — Он у отца в кузне сегодня. Если этот, — женщина слегка потрепала сына за щеку, — начнет ерепениться — тут же пинай его в сторону дома. Резкий громкий голос свахи вновь привлек внимание Дары. Та вновь начала рассказывать о достоинствах семьи, известной родне и всячески нахваливать жениха. Парень даже слегка покраснел и стал заламывать руки за спиной. — Слушай, а он волнуется, — ехидно улыбнулся Варди. Дара тыкнула его пальцем в живот. — Конечно волнуется, а ты на его месте вел бы себя по-другому? — А почему он боится? — Спросил Яр, начиная елозить на руках Дары, чтобы рассмотреть все повыше. — Потому что сватается к невесте. — Сваштается? Он увезет нашу Миру? — Может быть. Сейчас как раз она должна будет выбирать. Только не ерзай так, Яр! — При этих словах Дары, Варди легким движение схватил мальчика и усадил себе на шею. Тот и возмутится-то не успел. Дара продолжила наблюдать. Вот уже родственники поднесли большой сундук, а жених трясущимися руками его открыл. — Да, он не воин, зато погляди-ка, сколько парчи, сколько платков и жемчугов он тебе привез. С каждым произнесенным словом Демира все сильнее трясла отца за рукав, незаметно для стороны жениха. — Не думаю, что мы сможем подыскать достойное приданное, — через время под умоляющим взглядом дочки произнес Войша. Дара не удержалась от смешка. — Найдем, сынку, найдем. Я даю добро. — Это был приговор. Никто в своем уме не захотел бы пойти против Раски. Та, как настоящая орлица, насупилась и впилась взглядом в Демиру. Та нерешительно стояла подле отца. Было странно видеть Демиру, всегда собранную старшую сестру Скегги, вот так. Дара поймала ее взгляд, но в ответ могла лишь пожать плечами. Она не знала, какой совет ей дать. У Демиры было много женихов, но никого, похожего на этого. С виду статный, не суровый, слегка щупловат, но при этом кряжист. — Подумай хорошо, девочка. — Опять подала голос сваха. — Ты посмотри: красивый, богатый, работать тебе с ним не придется. Радость, да и только. Тут кто-то выкрикнул: «Та рябой он», а за ним еще кто-то подхватил: «Нашей красавице, да такого», и вскоре поднялся гул. Даже не сразу можно было расслышать гневные слова Раски. Однако же, все замолчали, едва она поднялась. — Что вы позорите нас перед гостями! — Начала она, и свисающая кожа у подбородка затряслась. Но Дара не слушала ее. Она следила за Демирой, что с грустью смотрела на юношу, в котором не читалось ни капли чего-то злого. Казалось, что он даже улыбнулся ей. — Что она там шепчет? — Спросил Скегги. И правда, теперь Демира закрыла глаза и что-то беззвучно шептала. — Пройдемте в дом, — позвала она родителей и сваху. — А вы, дорогие родственники, угощайтесь — столы накрыли для вас на свежем воздухе. По телу Дары почему-то прошлись мурашки. Она повернулась к Варди и Яру и взяла мальчика за ручку. Скегги отпрянул от забора, в который вцепился сам того не понимая. Все потихоньку начали расходится. Раска еще раз бросила суровый взгляд на Скегги, и ребята решили пойти навестить другого брата по оружию. По дороге Дара встретилась взглядом с Эириком, еще одним побратимом, но тот тут же его отвел, как и всегда. Он продолжил раздавать детям какие-то сладости, хотя Дара не заметила его среди стороны невесты. Яр все время теребил ногами по лицу Варди, за что тот передал мальчика уже Скегги. — Тятя опять стукает молотком, — мальчик закрыл уши руками, едва они завернули к кузне. — Ты тоже когда-нибудь будешь, — заверил его Варди. — Бе! — Показал язык Яр и зарылся руками в светлые длинные волосы Скегги. — А чем ты хочешь заниматься? Ни на мгновение не задумавшись, Яр выдал: — Я буду воином, как вы. — Но Хралф тоже воин, но помогает отцу. Ему нравится быть кузнецом, может, и тебе понравится, — сказала Дара, приподнимая длинный синий сарафан, чтобы не запачкать на грязной из-за часто проезжающих телег дороге. — Тятя говорит, братик не такой воин. А еще я слышал, старшие хотят, чтобы он перестал это делать. — Что? — Не поверила его словам Дара, останавливаясь. — Ты слышал, как атаманы говорят о нем? Яр прижался к светлой голове Скегги, словно пытаясь спрятаться в ней. Тот похлопал мальца по руке и заверил, что его никто не поругает. Мальчик несколько раз кивнул. Дара и Варди переглянулись. Если в ее взгляде читалось волнение, то в его, как это обычно и бывало, воспылал гнев. — Ладно, это просто пустая болтовня, — успокоил их Скегги. — Навряд ли они что-то значат. Он наш брат, кто бы что ни говорил, понял, Яр? — И он защекотал мальчика. «Скегги, наше ты солнышко», — подумала Дара, улыбаясь. Они продолжили идти вдоль мимо плетеных заборов, где-то заросших сорняками, где-то покосившихся, где-то надломленных. Занимался нежно-розовый закат, и в каждом доме загорались лампады. Все потихоньку расходись по домам, все опять становилось, как прежде. Среди тишины летних сумерек раздавалось постукивание молота, гоготание гусей, да крики детей, пробегающих недалеко. Кто-то из них, вооруженный самой большой палкой, позвал остальных к какой-то «крепости», и все дружно побежали к им одним известному месту. Дара проводила их грустным взглядом. Когда-то они с братьями тоже так бегали, вместе с Варной и другими девочками закидывали их снегом зимой, плели венки летом, все вместе ходили купаться на озеро. Такие мысли вдруг напугали ее — рано еще вспоминать, не так уж давно это и было. Вот уже толкнули калитку участка семьи Яра и Хралфа. Скегги отнес мальчика домой, пока его брат и сестра направились прямо в кузню за хатой. Жарко стало даже не доходя до жаровни — работа мастеров еще кипела, ведь как раз спал дневной зной. Отец и сын стояли друг напротив друга, создавая впечатление, будто один — лишь отражение другого. Те же рыжие кудрявые волосы, тот же подбородок, нос, тот же разрез глаз. Единственно, морщин и шрамов у Хралфа было намного меньше, чем у отца. — Доброго вечера, дядюшка, — поприветствовал Варди хозяина дома, облокотившись на один из столбов. Удары молота прекратились, мужчина развернулся, словно до этого никого и ничего не замечал. — Доброго, ребятки, доброго, — устало ответил он, продолжая работать. Хралф поднял на них глаза и подмигнул. — Можно мы украдем нашего братца? — Спросил Варди. — Не хотелось бы. Еще закончить надо бы пару подков, — вздохнул Гроздан, вытирая пот со лба. Варди закатил рукава своей рубахи и схватил пару перчаток со стены. Гроздан поначалу пытался его отговорить, но так дело пошло только быстрее. Дара стояла в стороне и наблюдала за летящими от ударов искрами, за танцем яркого пламени в печи, за краснотой разогретого металла, но не из-за лени не спешила помогать, а оттого, что вчетвером там было уже тесновато. И так глубоко она ушла в свои раздумья, что не заметила, как сзади ее ущипнула за бок подруга. — Напугала, — вздрогнула Дара, улыбаясь Варне. Яркие синие глаза подруги ярко светились в свете кузнечного огня, а может, и по другой причине. Дара протянула ей венок, который до сей поры трепетно держала в руках. — Мы купили тебе на ярмарке. — Какая красота! — Варна тут же примерила его и слегка покружилась. — Варди выбирал, — шепнула ей на ухо Дара, с удовольствием наблюдая, как краснеет подруга. — Ну, что они там решили? — Ой, та ничего не решили. У Демиры глаза на мокром месте были, а жених, жених-то представляешь, сидел и даже не смотрел на нее. Я потом услышала, как он сестре своей говорил, будто не хотел ее обидеть. Дара причмокнула и сложила руки на груди, прислоняясь к столбу, как доселе делал ее брат. — И они просто ушли? — Раска их так просто не отпустит. Разместила у себя дома почти всех, родители остались в доме Скегги. Ах, я же совсем забыла — твой отец пришел и позвал с собой Войшу, поэтому-то ничего и не решили. Какой-то неведомый страх обуял Дару. Будто холодом повеяло, и по коже прошлись мурашки. Казалось бы, ничего такого, мало ли зачем они ушли. — Душа моя! — Позвала из темноты мать Хралфа и Яра, держа последнего на руках. За ней плелся Скегги и вид у него был какой-то потерянный. — Чего тебе? — Глухо отозвался ее муж, прекратив свою работу. — Тебя зовет Даромир. Говорит, нельзя медлить. Нет, Дара, я сказала, что ты здесь. Он просил тебя с ними не ходить. Дара бросила взволнованный взгляд на Скегги. В его глазах она нашла ту же тревогу. Ей вдруг вспомнился недавний разговор с отцом. Она сидела перед кухней, чистила редьку и свеклу и наблюдала, как Болто принюхивался к загону с курами. Вечерело, и облака уже окрасились в яркие пламенные цвета заходящего солнца. Отец подошел незаметно, словно бы беззвучно. Но она почувствовала его. — У тебя мамина улыбка, — сказал он, присаживаясь на лавочку возле колодца, по левую руку от дочери. — Ты знаешь, как мы с ней познакомились? Дара покачала головой, отрезав от редьки слишком большой кусок. — Вы только говорили, что это было задание, к которому мои дяди готовились всю жизнь. И что мой дедушка очень важный воин. — Это так, — подтвердил отец и продолжил по-лирийски. — У них была лавка в одном портовом городе. Тогда я только-только вступил в орден Пятого Пророка, и молодых рыцарей, как я, отправляли иногда прогуливаться по… скажем так, подозрительным местам. То место, где тогда жила Агидель, называли «домом переселенцев», самый скверный из районов. Я имел право входить, когда и куда мне вздумается, при том, уже тогда я умел ходить бесшумно и незаметно, как вор. Мне сказали проверить товарные книги здешних лавочников. И когда я вошел в этот, как мне казалось, пустой дом, я вдруг увидел ее. Она смотрела грозно, почти как Раска, и сказала: «Вы очень громко ходите, добрый рыцарь». Тогда я еще не знал, что вы умеете. —Почему ты рассказываешь мне это сейчас? — Спросила Дара также на лирийском, откладывая в сторону миску с почищенными овощами. — Ты хотела бы увидеть мою родину? Дара замерла. — Но вам нельзя возвращаться… Особенно тебе. — Я думаю, с этим можно будет что-нибудь сделать. Подул ветер, и плетеный забор слегка заскрипел. Болто устало поплелся к ее ногам и плюхнулся рядом. Дара принялась чесать его, скрывая от отца свое смущение. — В детстве очень хотела. Особенно посетить Астрополическую башню в столице. — Астрономическую, — с улыбкой поправил ее отец. — И, несмотря на твой будущий ответ, предугадать который не так сложно, я прошу — подумай. — Отец, — Дара вновь взглянула на него. — Я не могу бросить своих братьев. Мы росли для одной цели — защищать земли эрусов. — Человек сам определяет свою цель, Дара. Я не хочу, чтобы оглядываясь назад, ты хотя бы о чем-то жалела. Ряды воинов редеют. И, сказать по правде, я этому рад. Нет, не смотри так на меня. Ты мало помнишь свою бабушку, но это была удивительно добрая женщина. Она приняла меня, как родного. И когда после моего Испытания мы привезли тело ее младшего сына, я еще долгое время слышал в кошмарах ее крик. Не передать ту боль, когда ты теряешь кого-то, особенно так глупо. Отец уже не в первый раз начинал об этом говорить. И все внутри Дары восставало против этих слов. Нельзя было так просто уничижать опыт и традиции целых поколений эрусов. Но она промолчала, ведь знала — он не со зла. — Сейчас молодой император создает совсем новую армию, в нее постоянно требуются новые солдаты. Стрелки, конники, пехота — как было у римвран. Даже лирийкие короли решили изменить вековые порядки и запретили многим лордам иметь свою армию. Когда-нибудь воины не понадобятся, как и Испытания. Будущее за армией, а не за традициями. Дара тяжело вздохнула и склонила голову. Старшие часто сетовали на то, что многие знатные и не очень семьи предпочитают отдавать сыновей в новые «военные академии», введенные молодым императором. Но как это относится к ней и братьям, она не понимала. Они уже сделали выбор и с намеченного пути не сойдут. — Я мыслю по-другому, Дара. Пойми и меня тоже. Я хотел бы отдать тебя в хорошее учебное заведение для девушек, где тебя учили бы философии, поэзии, астрономии, танцам, хотел бы, чтобы твоя жизнь была спокойнее моей. И лучше. Здесь же ко всему относятся иначе. Вас влюбляют в эти земли, и нет уже силы, способной разорвать эти странные узы. Признаться, за все эти годы и я проникся к ним особыми чувствами. Только твоя жизнь не перестанет тревожить меня. — Отец, я не брошу братьев только из-за страха перед Испытанием или чего-нибудь еще. — Мое сердце в тревоге не только от страха тебя потерять. Пока ты не пройдешь Испытание, тебя никуда не отправят, ничего не прикажут, даже замуж выйти не сможешь. Застрянешь здесь, а ведь я столько могу показать тебе, научить. Мы можем объехать полсвета… — Он замялся, увидев ее взгляд. Даре всегда нравилось смотреть на него. Его всегда аккуратная борода резко отличалась от тех, что носили остальные. Бархатный низкий голос словно наполнял теплом. Каждый раз хотелось прижаться к нему, как в детстве, и вдыхать запах его рубахи, который невозможно было описать, только понять и почувствовать. Она знала каждое его движение, по голосу могла определить его истинные мысли. — С годами врать становится сложнее. Дара улыбнулась, и отец взял ее за руку. — Я сильно боюсь за тебя. Но приму любой твой выбор. — Это правда, что нас не посылают на Испытания, потому что дед просит об этом Старейшин? Можно было подумать, будто отец не хочет ей отвечать. Но на самом деле она понимала одну его особенность — он всегда ищет наиболее красивые слова, чтобы выразить свою мысль как можно более загадочно. — Надеюсь, у него хватит влияния. — Так может, просто попросить его перестать? Тогда мы покончим с этим, нас отправят куда-нибудь или оставят здесь, но мы уже будем считаться воинами. — Ты не представляешь, о чем говоришь. И как бы я хотел, чтобы не представлял и дальше. — Он поцеловал ее в лоб и встал. — Если бы это только было в моих силах, я бы остановил Солнце, только чтобы спасти тебя от той судьбы, что ждет здешних воинов. Ее как будто прошиб озноб. Дара отогнала воспоминание, но какое-то волнение, связанное с ним, не прошло. Нет, это никак не связано, говорила она себе. Но после ухода мужчины она кинулась к Скегги, схватила за руку и кинулась выглядывать из-за угла дома за происходящим. Отец стоял с лампой вместе с отцом Эирика и дедом за калиткой и о чем-то говорил с одной из маленьких сестер Хралфа. Как только девочка ушла за мамой в дом, его улыбка померкла. — Здесь и отец Эирика, — вздохнула Варна, приобнимая их двоих. Скегги громко сглотнул. — В ночи худое творится. — Ну, может, они решают по завтрему празднику что-нибудь, — понадеялась Дара. — Да, какого гуся зажарить — это вопрос для всей деревни. Я бы еще у соседней спросил. Дара слегка толкнула брата. Варна обернулась и посмотрела на недоумевающие лица Варди и Хралфа, которые не могли бросить кузню. — Давайте я пойду, скажу ребятам, что случилось. — Ничего еще не случилось, — отмахнулся Скегги. — Но мы можем это прояснить. Он посмотрел на сестру по оружию, и та кивнула ему. Ярко-рыжий закат горел тонкой полосой сквозь облака. Сгущались сумерки. Едва силуэты родителей скрыли за поворотом, брат с сестрой тут же отскочили от стены и осторожно побежали вслед за ними. — Куда вы? — Всполошилась Варна, однако же бросившись за ними. — Неужели вы думаете обмануть воинов? — Конечно, — выдохнул Скегги едва слышно. — Кто они, а кто мы. Варна грозно взглянула на него, а тот стоял и исподтишка выглядывал за поворот. — Между прочим, я не шучу. Кто, если ты не забыла, залез к старому Пузу в погреб еще когда был маленьким? — Тебе повезло, что его собаки тебя любили, — хмыкнула Варна. — Повезло? Он их еще щенками подкармливал! — Хохотнула Дара. Они пошли дальше, выждав некоторое время. Скегги помог Варне перебраться через забор дома лекаря. Дара оглянулась на улицу и перелезла за ними. Скрываясь в заросшем и неухоженном огороде, ребята тайком продвигались на другую сторону. — А почему мы просто не можем пойти, как обычно, спокойно и по дороге? Если скажут что, то ответим — гуляем, — поинтересовалась Варна. — Мы вроде как родные, а такие вопросы задаешь, будто тебя вчера в лесу подобрали, — сказал Скегги, за что получил заслеженный подзатыльник от Дары. Потом все же добавил, потирая затылок: — Они не такие уж глупые — прогонят, еще и сапогом запустят. — А куда тогда пойдем? Вы их почувствуете? — Можно было бы и так. Но если это то, о чем мы… В общем, — замялся Скегги, вдруг помрачнев, — пойдем к дому атамана. — А там видно будет, — добавила Дара. Они зашли в сад, сорвав по дороге пару груш и яблок. Уже почти совсем стемнело, когда они увидели через дорогу крыльцо атаманской хаты с зажженной лампадкой. Богатое подворье с большой кухней освещалось большой печью, а под деревьями сидели на подушках дети хозяина дома и его жена. До ребят доносился их смех и громкие разговоры. — Значит, мы были правы. Они в доме, — сказала Дара, и ребята пошли в обход, чтобы домочадцы их не заметили. Они зашли с другой стороны. Дом скрывал их от жены атамана, но в приоткрытые ставни их мог заметить кто-то из отцов. Поэтому шли в тени, в полуприсяди, пытаясь не издать ни единого звука. Варне пришлось сложнее всего — ведь никто не учил ее бесшумно приближаться к неприятелю. Дара прижалась спиной к холодной белой известке дома. Скегги и Варна расположились по разные стороны от нее. Здесь, сидя под окном, незаметные для других, они слушали разговоры отцов, дедов и двоих незнакомых им мужчин. — Разве это не слишком опасно? — Спросил отец Хралфа. Его томный низкий голос прозвучал слишком громко, чем полагалось. Скрипнула ставня, ребята задержали дыхание. Разговор продолжился. — Им уже по восемнадцать лет, разве что Скегги на пару годков младше будет, — возразил дед Дары. — Мы двенадцатилетние в лесу бродили, чтобы найти что-то где-то глубоко в чаще. Не зная, где и что. И выжили. — Но это крепость. Маленькая, заброшенная, но крепость. Бандиты, отступники или язычники там — не важно. Дети должны показать, чему научились. А они не учились брать крепости, — сказал отец Дары, и дочь его дрогнула. — В последний поход, воины заметили лишь пару человек, у которых была кольчуга. Вооружения и вовсе не видали. Правда, часовые, о которых я говорил, и сам распорядок дня говорит о том, что люди опытные. Старейшины предполагают, что это солдаты князя Веринга. У него сбежали человек пятнадцать, по описанию схожи. — Сказал незнакомец. — Вы хотите, чтобы дети шли сражаться против опытных солдат? — Вновь подал голос отец Дары. На одну из ветвей стоящего рядом ясеня приземлилась сова. Бесшумная птица ясно освещалась выглянувшей из-за туч полной луной. — Дети? Хватит называть их детьми, Даромир. Они взрослые воины, скоро им защищать эти земли, и задания у них будут суровее этого, — хлопнул по столу отец Эирика. — Мы же знали, что их ждет, — согласился с ним отец Скегги. Молчание длилось лишь мгновение. Дара подняла голову, словно пытаясь дотянуться до окна, и мысленно просила отца не спорить. — Я прожил с вами дольше, чем на той стороне, но все же так и не сумел понять, — с какой-то грустью ответил на это отец. — Я против. — Решение совета нельзя оспорить, милдсарь, — ответил второй незнакомый голос, совсем молодой и тоненький. — Даромир, давай я сам поговорю, — послышался тяжелый низкий голос деда. Варна сжала ее руку и прижала к груди. Дара опустила голову на ее плечо. — Все нормально, продолжайте, — словно бы безучастно ответил отец. Но Дара знала этот тон — он лишь сдерживает рвущуюся ярость. Эрусы не умели так держаться, будь отец не лирийцем, то точно вышел бы из себя. Они продолжили. Говорили о вооружении, о докладах разведчиков. Пока их слушали, Скегги прилег на плечо Дары, и она накрыла его руку своей. Когда речь начала плавно переходить к месту и дороге, они не выдержали. «Пойдем», — предложила Дара жестами и оба ее спутника согласно кивнули. Также тихо и незаметно покинув дом, друзья направились обратно в кузницу. *** Они сидели в доме Хралфа, поставив лавки вокруг небольшого столика, заставленного едой. Несколько лучин стояло на верхней полке, одна освещала стол. Дара не могла отвести взгляд от огня, в то время как Скегги, сидевший подле окна, постоянно вглядывался в темноту. Остальные как-то переговаривались, но стараясь не разбудить детей в соседней комнате. — Скегги, ты ничего не выпил! — Пожаловалась Варна. Скегги тут же приложил к губам свою канопку с уже, конечно, остывшим сбитнем. Варна перекинулась через Дару и ущипнула Скегги за ляшку. Тот обычно любил кривляться и делать вид, что ему очень больно, но он лишь шутливо погрозил пальчиком сестре. — Вот именно, что не допил. Сейчас бы вылил на себя, и тетя Дарена на меня накричала бы. «Мама никогда на тебя не кричала. Даже когда ты в детстве в носу при всех ковырял», — сказал Хралф руками. Даже Эирик улыбнулся. А Варди так вообще зашел смехом, что Варна аж стукнула его — чтобы детей не разбудил. Задыхаясь от беззвучного смеха, покрасневший, Варди промямлил: — Я вспомнил… Вспомнил… Как он незаметно на одежды их всем лепил… И… когда он додумался при Раске… — Он вновь зашелся неугомонным смехом, прикрывая рот руками. — Это когда он прицепил эту бяку на поневу сестры Раскиной? — Улыбнулась Дара, тоже вспоминая, что было дальше. «Зато ты больше так не делал», — заметил Хралф, начав смеяться уже только от одного взгляда на Варди. Сидевший между Дарой и Варной, Варди в приступе непрекращающегося смеха падал то на одну, то на другую, в конечном итоге сам едва не свалившись с лавки, чем вызвал только новый взрыв хохота сидевших. Скрипнула дверь, и все резко замолчали. Но это была лишь мать Хралфа, вышедшая из другой комнаты. — Что вы тут, скучаете? Никто еще не вернулся? А чего ничего не едите? Такая же рыжая, как и ее сын, полненькая и невысокая, она принялась расставлять посуду на полках. — Не ждите вы их, что зря себя мучать? — Не можем по-другому, тетя, не можем, — сказал Варди, успокоившись. — Изводить себя — это тоже, видимо, часть их воинского дела, — покачав головой, заметила Варна, с вызовом глядя на Варди. — От судьбы не убежишь, — заметил Скегги, не отворачиваясь от окна, на полуслове обрывая брата, готового уже ответить своей дальней родственнице чем-то таким же колким. Дара перевела взгляд на него. Угрюмым его не так часто можно было встретить. Разве что пару лет назад, когда страшная болезнь свирепствовала в окрестностях и унесла жизнь его тети. Скегги с дедом тогда приехал к ней в деревню, но они даже не успели поговорить. После этого дед стал каким-то странным, многие перестали с ним разговаривать, и только Скегги продолжал, как и прежде, с большой охотой ходить с ним на рыбалку, в лес по грибы и просто заниматься бытом. Да, именно такой взгляд брата она сейчас видела вновь. — Хралф говорит, что грусть на лице Скегги — к беде. Так что давай-ка лучше покажи веселую улыбку, — привлек внимание брата и сестры Эирик, впервые подав голос. Скегги повернулся к ним с кривой, но не выдавленной ухмылкой. — И правда. Что будет, то будет, но завтра. А пока я хочу чувствовать себя хорошо. Мать Хралфа достала большую миску с пирожками, накрытую полотенцем, варенье и мед. Ребята принялись за еду, разговаривали, смеялись. Дарена недолго посидела с ними, а после пошла спать, но Дара даже не заметила, когда это произошло. Когда нужно было, она отвечала кое-как, улыбалась, но мысли ее были далеко отсюда. Она не могла, как Скегги или Варди, взять и отставить на время все. Тревога постоянно скребла ее душу, сколько бы раз она ни пыталась отвлечься от нее. Мало по малу, Скегги принялся посапывать. Пару раз его тормошили, но потом сами стали клевать носом. Варди вызвался проводить Варну, а Хралф постелил на печи. «Иди, сестра, я для тебя подготовил место», — сказал он Даре. Но она смущенно улыбнулась и ответила одной рукой, ведь вторую все еще накрывал спящий Скегги: «Я пока не хочу. Ложитесь вы, а я потом на лавочке устроюсь». По лицу Эирика почти никогда нельзя было узнать, о чем тот думает. Он поднялся, подошел к печи, снял обувь, но потом замешкался. Обернувшись, он сказал едва слышно: — Если захочешь — ложись рядом. — Это ты мне или Хралфу? — Спросила Дара, так же как можно тише. Он не ответил. Молча забрался на печь, где второму широкоплечему юноше явно не хватит места. Дара взглянула на Хралфа, меняющего лучину на столе. Какое-то тепло вдруг разогрелось внутри нее. В детстве они часто засыпали вместе, то у Дары все соберутся, то Варди, то еще у кого. Уставшие после занятий, дети садились кругом, отец Дары рассказывал им истории, мама Хралфа все время пыталась накормить, дед Скегги всегда дарил какие-то вкусности, и каждый день был увлекательным, хотя и тяжелым. «Видишь, он уже оттаял», — сказал Хралф, освободив руки. «Он все еще ненавидит меня», — поджала губы Дара, нечаянно дернув второй рукой. Но Скегги ничего не почувствовал, и она решилась освободиться. «Не говори глупостей. Он никогда тебя не ненавидел. Скорее корил себя», — успокоил ее Хралф, садясь рядом. Дара подошла к печи и достала меха, приготовленные Дареной для них. Она укрыла спящего Скегги и вновь повернулась к Хралфу, который уже разлил им сбитень. «Как думаешь, все может стать, как раньше?» — Спросила Дара и потянулась к напитку. В этот момент открылась дверь. Отец Хралфа, обычно хмурый и редко улыбающийся, сейчас и вовсе казался мрачным и уставшим. Дара и не помнила, видела ли его таким хоть когда-то. Послышалось шуршание на печи. — Вы здесь? Ложитесь уже, — сказал он, снял лапти и пошел в другую комнату. Опять послышалось шуршание, и Эирик вновь уснул. Лишь Скегги остался непотревоженным. — Никогда не видела его таким, — шепнула Дара, прокручивая в руках канопку. Хралф начал заметно нервничать, глядя куда-то в стол и подперев руками подбородок. Прошла еще пара минут, как дверь вновь открылась, и в комнату вошли Варди и отец Дары. Она тут же встала. Варди похлопал брата по плечу и запрыгнул на печь к Эирику, изрядно того потеснив. Они стали перебраниваться, а отец кивнул Даре, приглашая выйти на улицу. — Доброй ночи, мальчики, — сказал он и вышел. Хралф рукой остановил Дару. «Ты же вернешься?», — спросил он ее. «Конечно, — ответила она жестами, — сейчас мне очень хочется быть рядом с вами». «Только сейчас?» — Улыбнулся Хралф. «Не только, просто сейчас особенно», — сказала она и вышла вслед за отцом. Небо немного прояснилось. Почти полная луна ясно освещала округу своим мягким белым светом. Отец опирался на сваи кузни с зажженной в руке лампой. Он глядел вверх, стоя спиной к дочери. — Вы решили? Мы… мы пойдем? — Спросила Дара, подойдя. Отец не оборачивался. — Да. Его ответ прозвучал твердо. Словно удар молота опустился на грудь и растворился в ночной тишине. Они еще некоторое время молчали. Даре было как-то непривычно. Словно что-то далекое, невесомое вдруг подошло совсем близко, нависло над ними и заслонило солнце. Она вдруг подумала о дяде, об отце Эирика, о многих других воинах, чьи тела ей пришлось увидеть, и сердце забилось в тревоге. — Ты не должна бояться, Дара. — Сказал вдруг отец и повернулся. Он смотрел с таким чувством, будто пытался запомнить каждую родинку на ее лице. И при этом оставался невозмутим и серьезен. — Ты должна научиться быть храброй, по-настоящему храброй. Страх убивает любовь к жизни, но тот, кто полюбил ее, не испытывает страха. Быть храброй, Дара, — это значит полюбить жизнь. И забрать ее тогда будет очень не просто.