Конь и его король

      Филипп служил Эдмунду Справедливому почти столько, сколько себя помнил.       Вообще-то говорящим коням не пристало возить на себе людей, но Филипп никогда не возражал: в конце концов, это король, а не просто какой-то там мальчишка, а быть верным конём короля — выше чести не придумаешь, а уж если этот король самый храбрый и честный в мире… Филипп всегда считал Эдмунда именно таким и оттого очень уважал, получая то же самое взамен. Он мог с гордостью говорить, что стал не просто верным конём, но и другом, и пусть хвастовство не было ему присуще, порой он позволял себе горделиво фыркать, когда король в очередной раз седлал именно его. Ведь ни с одной другой лошадью Эдмунд не разговаривал о самых разных интересных вещах, не спрашивал совета, как и не расчёсывал лично гриву и не таскал с кухни любимое овсяное печенье. Филипп и не вспомнит, когда к нему в последний раз подходил дворцовый конюх: Эдмунд неизменно заботился о нём сам, и это грело сердце Филиппа сильнее, чем яркое летнее солнце. А ещё они два раза были на поле боя — и разве на войне сражаются бок о бок с теми, кому не доверяют?..       Да, бесспорно, Филипп был самым счастливым конём в Нарнии. ⠀

***

      Стоя у фонарного столба погожим летним днём, он думал абсолютно так же: нет большей радости, чем, прожив пятнадцать весёлых лет, продолжать служить своему королю. Филиппа не волновала их кратковременная разлука: пусть сейчас он был не нужен, вскоре Эдмунд вернётся вместе с загадочным белым оленем и расскажет о своём очередном приключении по дороге в Кэр-Параваль, а Филипп будет внимательно слушать, снова ощущая прилив гордости: с другими лошадьми таким вряд ли делились. Для этого стоит лишь проявить терпение и подождать каких-то пару часов — а разве это так много по сравнению с целой жизнью рядом с королём?       Когда солнце покатилось за горизонт, Филипп начал переживать: ещё никогда короли и королевы не задерживались на охоте так долго. Возможно, что-то случилось? Быть может, Эдмунд нуждается в его помощи? Филипп нервно бил копытом по земле, но так и не решался сорваться с места и поскакать в лес: вдруг Эдмунд вернётся и, не найдя его, подумает, что он его оставил и сбежал? Выглядеть предателем в глазах своего короля совсем не хотелось, поэтому Филипп остался под фонарным столбом, готовый ждать столько, сколько нужно.       Ведь именно так и поступают настоящие друзья, разве нет?

***

      Сменялись луны и времена года, но Филипп продолжал преданно дожидаться Эдмунда; летом его спину грело ясное солнце, а зимой снежинки путались в густой рыжей гриве. Остальные лошади давно вернулись в Кэр-Параваль, на что Филипп лишь мысленно фыркнул: он всегда, если честно, считал их глупыми, о чём не раз говорил Эдмунду, и теперь они только это подтвердили, покинув своих хозяев. Нет, он совсем не такой: что бы ни случилось, он будет здесь, пока его король к нему не вернётся. Филипп разве что позволил себе надеяться, что это случится поскорее: чем дольше он ждал, тем сильнее расплывался перед глазами свет фонаря, а ноги, пусть постаревшие, но всё ещё сильные, болели и отказывались держать, вынуждая опуститься в холодный снег. Но и так обессиленный и похожий на небольшой сугроб Филипп не терял веру: ещё совсем чуть-чуть, и он вновь услышит знакомый голос и увидит своего короля; нужно только подождать…       Филипп позволил себе подняться, только когда над поляной раздался львиный рык, а весь снег пропал в один момент, сменяясь зелёной травой и пением птиц. Он знал это место, как знал его каждый добрый нарниец, мечтающий однажды здесь оказаться, — и, право, это было лучшей наградой за терпение и преданность. Вскинув голову, вновь молодой и полный сил Филипп зашагал вперёд, не ощущая больше ни волнения, ни страха.       Потому что здесь, в стране Аслана — месте, где сбываются мечты, — он обязательно найдёт своего короля.