Крыша

      Майлзу нравилось сидеть на крыше. Прохладный ветер, перебирающий косички на его голове, луна — его спутница по жизни, слабо освещающая тёмные улицы, огонечки в далёких высотках заставляли чувствовать свободу, которая появлялась только здесь. Ничем не обремененный, не связанный по рукам и ногам своими проблемами, без вечной тревоги он просто существует здесь без всяких препятствий.       И именно здесь Майлз встретился с Хоби. Браун был необычный, как будто не из их вселенной. Он яркий, колючий, — буквально, из-за шипастых ремней, жилетки и браслетов, — грубый, прямолинейный и может, немного странный. Но при этом он понимающий, эмпатичный, вечно поддерживающий и не дающий сдаться. Иногда кажется, что он может двумя аккордами, сыгранными на его электрогитаре, устроить правительственный переворот.       Знал бы его отец, что Хоби один из самых безобидных людей, с которыми связывался Майлз, и какой он сам сейчас, может быть он и не пошёл бы на то задание.       Но что ему оставалось делать после его смерти? Мама не тянула его обучение в школе, не стоит заикаться о престижном колледже, да и она сама стала выглядеть очень уставшей, квартира обеднела без фотографий отца и как будто стала меньше, а дядя Аарон слишком заманчиво рассказывал о легком способе заработка. Как он мог поступить по-другому в этой ситуации?       И все вокруг как будто знали о том, где он обычно пропадает по ночам, почему так плохо стал выглядеть, откуда появлялись шрамы. Они знали и глядели осуждающее, готовые сообщить в полицию в любую секунду, но все же побаиваясь Бродяги и того, что он с ними сделает.       Все были такими, но только не Хоби. Браун точно знал, Майлз уверен, он видел его в экипировке, был свидетелем грабежей, догадывался об этом, исходя из всяких мелочей в виде Моралеса, всё-таки дедукция у него острее чем у Шерлока Холмса. Но он не подавал виду до сих пор или, может, ему было реально плевать на это, как и на все, что происходит в мире. И даже если это правда, то Браун все равно остаётся его отдушиной, мимолётным счастьем, облегчением, приходящем редко, но вовремя.       Он сделан как будто из картона или цветной бумаги, вот заключишь его в крепкие объятия и он сожмется в комок из газеты. Но стоит к нему только прикоснуться и сразу понимаешь, что он живой, настоящий, не иллюзия, созданная больной фантазией.       Он красив, бесспорно. Всё-таки в первую очередь цепляет внешность, кто бы что не говорил. Даже длинные дреды соответствуют своему хозяину — противятся законам физики, как Хоби противится всему на свете, проколы во всех местах, рванная одежда привязанная к телу тоненькими ниточками. Весь его вид говорит о бунтарстве, несогласии с общепринятыми законами, максимализме.       Рядом с таким человеком Майлз вспоминал, что он все ещё подросток, хоть ему и пришлось рано повзрослеть и понять, что против всех не попрешь. Но иногда хочется стать таким же как Хоби и забить на все на свете.       Но он не может просто взять и скинуть с себя всю ответственность и обязанности, сбежав навсегда вслед за Брауном в его вселенную, где про проблемы не слышали. Зато может откинуть все это во время их коротких встреч, может забить на домашние хлопоты, на задания от Аарона, на людей вокруг и просто быть рядом с ним редко и недолго.       До него доходит поздно, что с Хоби не хочется быть просто друзьями. Хочется гораздо большего, обнимать дольше и чаще, держать рядом с собой, целовать, не отпускать его вольной птицей в неизвестное направление, как только всходит солнце. Он видел среди британского флага, который по сути не нужен был, его происхождение можно было узнать из акцента, знака, кажется, анархии и других значков был градиент от бирюзового к белому, и от белого к тёмно-синему.       Когда этот значок появился в первый раз на потертой джинсовой жилетке Хоби, Майлз долго пытался рассмотреть цвета и понять, что они значат. Тогда он поднялся по пожарной лестнице домой, немного порылся в поисках этого флага в интернете и лежал долго в своей кровати. Как он приходил непобитый на их встречи непонятно. В их стране, городе и уж точно районе за такое нахлобучили уже, а Хоби подвергает себя повышенной опасности ежедневно.       Он был бунтарем и шел против правил, и Майлз против этого ничего не имел, но это почему-то вызывало в нём бурю смешанных эмоций. Его поведение, внешний вид и неуважение ко всему люди ещё могут принять, но это нет, хотя, по мнению Моралеса, это было самой обычной особенностью Хоби. Возможно, он хотел привлечь внимание, посмотреть на реакцию, подразнить, дать зеленый свет для действия.       Это был знак того, что его чувства могут быть взаимны. Но даже если он это делает для Майлза, от этого все равно становится не легче. Он уверен, что Хоби в отношениях несерьёзен. Он сам по себе легкий, непосредственный и свободный, это не подходит для Моралеса, ему хочется постоянства, стабильности и чуточку нормальности, то, как ему кажется, Браун не может дать, не смотря на всю симпатию к нему.       Он метался в сомнениях. Ему хорошо с ним, но предрассудки все равно появляются в голове с завидной частотой. Объективная реальность давит на него сильнее чем фантазии и образы, которыми Майлз обвил Хоби, слишком много он потеряет при своей маленькой, но серьезной ошибке.       Потеряет свой последний глоток свободы, которым он упивался в их короткие встречи, растягивал на последующие недели и мечтал о новом. Потеряет Хоби, всегда приходящего вовремя, именно в тот момент, когда в нем нуждались больше всего на свете.       Но разве это не является доказательством его взаимности, которую так старательно отрицал Майлз? Если он не придает романтическим отношениям большого значения, то они смогут вернуться к первоначальной точке, когда они были друзьями, и просто забыть про этот неловкий период. А если наоборот, то Майлз только преумножит все те чувства, что он получал рядом с Хоби.       Он сможет быть счастлив, пусть это счастье будет длиться только на те короткие часы их встречи. Но его хватит сполна. И чтобы подрабатывать днём, и чтобы ночью не корить себя за не очень законные действия, и чтобы поделиться с уставшей после долгой смены мамой, и чтобы дядя Аарон не задавал лишних вопросов, и чтобы малочисленные знакомые убедились, что он в порядке.       А сейчас он сидит на крыше, слышит за спиной знакомый звон цепей и лёгкую поступь.       И только от предвкушения этой прекрасной ночи Майлз счастлив.