***
Я очнулся на полу с жуткой мигренью. Из правого виска тонкой струйкой текла кровь. На полу валялась разбитая вдребезги чашка. Когда я наконец забрался в своё кресло, было уже около пяти утра. Жалкий старикашка с трясущимися руками. Стыдно. Чай, разлитый по балкону, нашёл щель и теперь стекал сверху на восхитительный розовый куст, который всегда так нравился моей жене. Подул ветер. Не холодный, но до жути неприятный. Я плохо помню, что было после того, как я поднялся. Всё, что мой измученный мозг оставил в голове, это то, как я бегу через весь дом, роняя по дороге мебель, в комнату, где находится моя печатная машинка и, захлопнув за собой дверь и наглухо закрывшись от внешнего мира, печатаю, печатаю, печатаю... В ту ночь я создал половину рассказа «Громила». Помню, сразу, как только Муза покинула меня, я, еле шевеля ногами, отправился в спальню. Жена сидела на кровати и смотрела в окно. Спустя все годы совместной жизни она так и не привыкла к моим ночным «выходкам». Я приобнял её и, поцеловав в лоб, нежно уложил в постель. Так мы и провели всю ночь: она лежит, свернувшись в позу эмбриона, а я сзади обнимаю её так нежно, как могу. На следующее утро я, как обычно, встал, умылся и пошёл на кухню. Снова наша любимая игра. Я зову её «притворись, будто ничего не было». В неё, к сожалению или к счастью, играют много людей. Она стоит у плиты и жарит яичницу с беконом — одно из моих любимых блюд. Её руки сжимали лопатку так сильно, что костяшки побелели... Она закончила жарить, сложила всё приготовленное на тарелку и поставила на стол, как раз там, где обычно сидел я. — Я пойду постираю наволочку. Ты ведь так и не промыл рану перед сном. Меня в очередной раз пронзило. Ещё одна часть нашего с ней разговора тогда дала о себе знать. Помню, она говорила что-то о наших детях, и о том, что с этими путешествиями сквозь время и пространство пора заканчивать, если я снова хочу стать частью семьи. Вспомнил. Она вышла из комнаты, а я, в очередной раз потерев правый висок, сел за стол. Сейчас, когда я начну описывать свои следующие действия, Читатель, пожалуйста, я хочу, чтобы ты понял то, что не понимал я. Моя рука сама собой потянулась к пульту от телевизора. Опять трясётся. С трудом попал на кнопку "Power". Зачем человеку, у которого болит голова, включать телевизор?! «...согласно судебной медицинской экспертизе, они пробыли там около двух недель, в отличие от пропавшей. На телах трёх девушек обнаружены следы жестоких побоев. К сожалению, бо́льшая часть тел изуродована настолько, что опознать их можно только по тесту ДНК...» — сто́ит сказать, что я не помню всё, что говорил следователь. Простите мне моё беспамятство, не забывайте, у меня на тот момент сильно болела голова, — «...Но тело одной девушки, убитой недавно, не изуродовано так сильно, как остальные. Приметы: короткие каштановые волосы, рост около метра пятидесяти семи, светлая кожа, тонкие черты лица...» Я не стал дослушивать. Этой информации мне вполне хватило, чтобы в очередной раз побежать в свой кабинет и начать печатать... Было такое чувство, что сам Сатана стоит позади меня и диктует текст. И снова боль, и снова страх. Всё вокруг раздваивается. Буквы расплываются перед глазами; руки трясутся; голова кружится, и кружится, и кружится. Изо дня в день одно и то же. Жена, услышав меня, выключила телевизор и, я знаю, тихо заплакала. Мои глаза горели ярким безумным пламенем. Пламенем этой суки, имя которой Вдохновение. Для меня это не больше, чем просто сволочь, сидящая на моей спине и диктующая правила жизни, глубоко вонзив свои когти на мерзких крючковатых лапах в мою плоть. Пора. Настало время ещё одного путешествия...Часть 1
6 ноября 2013 г. в 14:10
Всю жизнь, сколько себя помню, меня окружал ужас. Страх, отчаяние, постоянная тревога — все эти чувства переплелись во мне, подобно паутине, спутав своими сетями мысли. А пауком, создающим эти нити, хаотично скреплёнными друг с другом, был я сам. Временами верёвки слабели, давая мне возможность вздохнуть. Но это было лишь отвлекающим манёвром. Они будто бы жили своей жизнью, ища в это время новых жертв в моём подсознании, а находя танцевали победный, непередаваемый словами танец. Я упрямо балансировал между страхом и сумасшествием, и вот наконец-то мне удалось точно определить границы дозволенного.
Теперь, отныне и навсегда я путешествую по миру, отслаиваясь от своего собственного. Слежу за его извращённостью и жестокостью и могу сказать одно: он сложен, агрессивен, не имеет ни малейшего понятия о жалости и сострадании и далеко не идеален. Мало кто испытал это на собственном опыте. Таких людей, побывавших в аду и вернувшихся оттуда живыми и абсолютно невредимыми, до смешного мало. И я — не в их числе.
Странно осознавать, что это произошло ни с кем-нибудь, а именно со мной. Однажды ночью, когда обычные люди погрузились в нежные объятия всеми желанного Морфея, я вышел на балкон, ведомый своими мыслями, и, отпив немного чая из своей фарфоровой кружки, начал думать. Думать о человечестве, о боге, о жизни. О несправедливости мира сего. Эти мысли нагоняли на меня невообразимую тоску, разносящуюся по моим венам и артериям гнетущей тело чумой. Я и сам не заметил, как закрыл глаза.
Внезапно передо мной возникла девушка. Рост чуть ниже среднего; невероятно красивая, обладающая невообразимо прекрасной фигурой, щедро одаренной самыми пленительными изгибами тела; тонкие черты лица... Её пышные, каштановые волосы едва доходили до плеч, а на лице, немного бледном и усталом, светилась радостная улыбка. Такое выражение бывает у людей, только что освободившихся от проблем, прогибающих под своей тяжестью.
Хотя, откуда мне знать?
Она слегка подалась вперёд, но тут же остановилась. Казалось, этот Цветок Красоты и Света не прошла, а проплыла по воздуху.
Лёгкая белая дымка вокруг рассеялась, и моему взору предстала хорошо асфальтированная дорога с разбросанными повсюду белыми деревянными кольями. Девушка, храня спокойствие, стояла слева от, наверное, принадлежащего ей здоровенного джипа и смотрела, как недалеко от неё высокий, отлично сложенный мужчина менял колесо у другого, на мой взгляд, более женственного автомобиля. Думаю, я сделал ошибку, полагая, что этот джип принадлежит ей. Он слишком высокий и огромный для такого нежного создания.
Сосредоточив взгляд на чём-то внутри, девушка подошла к джипу и открыла дверцу заднего сиденья с левой стороны. И снова эти грациозные движения бросаются в глаза. Думаю, если бы не низкий рост, её бы точно ожидала головокружительная карьера модели. Выражение её лица тут же приобрело весьма заметный оттенок страха. Любопытство взяло верх. Я подошёл поближе и посмотрел на сиденье: там лежали точно такие же колья, как на дороге...
Не нужно быть гением, чтобы понять, что здесь произошло.
Чья-то тень полностью накрыла тело девушки серой пеленой. Она обернулась и вскрикнула.
— А может, я просто трахну тебя?
Признаться честно, я не помню, что конкретно он сказал, но мне хорошо запомнились две вещи: огромный рост этого животного и его испепеляющий взгляд. Да, животного, именно животного. Эти сверкающие злобой глаза просто не могут принадлежать человеку.
Он поднял свою могучую руку, и в мгновение ока тело несчастной лежало на земле. Довольный собой, бугай закинул её на плечо и понёс куда-то.
Я хотел закричать. Так громко, как только может отчаявшийся человек, но вместо крика из моих губ вылетело что-то на подобие писка. Жалкого, мышиного, неуместного писка. Помню, мне стало стыдно. Стыдно из-за своей нелепой беспомощности. Взрослый мужчина, способный постоять за себя... Каким же я был идиотом!
Бугай обернулся. Тело девушки, словно тряпичная кукла, слегка колыхнулось и через некоторое время вернулось в прежнее состояние.
Он посмотрел куда-то вдаль и, удостоверившись, что вокруг никого нет, пошёл к дряхлому, почти разрушенному зданию, волоча на себе тот самый Цветок. Беззащитный Цветок, который так безжалостно лишили возможности питать корнями жизненную силу из почвы, на которой он произрастал, устремляясь навстречу солнцу, озаряющему путь...