Сколько в тебе любви?
Хватит нам на проезд
Мои карманы совсем пусты
Даже любви в них не место
ooes — магия
В какой стороне его номер? А, да, точно. Налево. Куда же ещё? Шаги били по коридору — это гвозди в гроб. В чей? Вопрос, конечно, хороший, но я не могу точно ответить. А шпильки хорошие купила, и плевать, что отвалила двести пятьдесят семь кусков. Да за такие шпильки и отсосать не жалко. Шаг. Шаг. Шаг. В этом отеле дорого пахло — так дорого, что от аромата поднималась даже цена самих проживающих. Наверное, поэтому и выбрали его. В их вкусе, в принципе — это ведь так правильно, чтобы на свадьбе пахло деньгами. Чтобы никакие другие запахи не мешали. Но помешать могут не только запахи, если рассудить. Не буду стучать. Я же с подарком, пусть будет сюрприз! Ах, нет, придётся — двери он всегда закрывал, сколько себя помню — особенно те, за которыми прятался. Тук-тук-тук! Как «Нянька Вика». Нет, лучше. Нет, лучшая! — Да? Войдите. А он не ожидал меня увидеть: побледнел немножко, но ему так даже лучше. — Здравствуй, милый… — Не знала, что так умею. — Привет. Отлично выглядишь, — он сделал вид, что быстро на меня взглянул, и продолжил бороться за жизнь с бабочкой — он не умел завязывать галстуки. — А ты — не очень, дай помогу. Мы стояли перед зеркалом. Я на шпильках выше его, и он, наверное, уперся бы мне в сиськи подбородком, если бы захотел. А он хотел — я это точно знаю. Он прочистил горло, рассматривая мою шею. Там была его любимая родинка. — Ты была у Веры? С ней я готова видеться хоть каждый день. Внутри все стало таким приятно-кислым и огненным — это гнев смешался с победой. Это неповторимое чувство. И я была влюблена в него. — Конечно, — мой голос самый ласковый, а улыбка — его смерть. — У неё там, в номере, пчелиный улей: твоя мама, ее мама, твоя сестра, твоя бабушка, ну, ещё Шехич, конечно же, и все остальные подружки невесты. — Вера не обиделась, что ты ушла? — от его взгляда становилось ещё лучше. Зайчик. Ну чистый зайчик. — Нет, конечно. Между прочим, по плану выезжаем в ЗАГС через десять минут. Так что все уже собираются на парковке, — бабочка теперь была на месте. — Вот так, посмотри, какой красивый. Красивого хотелось разорвать на куски, и это было вполне выполнимо. — Спасибо. А вот сейчас нужно было только одно: сделать правильный ход. Потому что эту партию он начал без защиты. Он был умен, умнее я не встречала больше, и это пугало. Умен настолько, что знал, конечно, зачем я пришла, и даже готов был проиграть. Нельзя было не воспользоваться этим, ведь в конечном счёте он уже давно проиграл, а добить умирающего — это просто деловой подход. Ему пришло сообщение. — Это Вера. В общем, встречаемся на парковке через десять минут, — он зачитал обыденно и скучно, но сглотнул, встретившись со мной взглядом. — Я посижу тут с тобой? Мне нечего делать эти десять минут, — я присела на край трюмо. — Как хочешь. Он прошёлся по номеру, ещё раз осмотрел всё, как будто проверяя, не забыл ли чего. — Садись, что ты мечешься? — я толкнула стул мысочком туфли. — Паспорт у твоей мамы. Он постоял немного, но затем, наконец, уселся на стул, уперев локти в колени и сцепив ладони. — Вера, кстати, до последнего не хотела делать тебя подружкой невесты, — он начал разговор со своими ботинками. — Почему? — я склонилась чуть ближе и стала разглядывать его, улыбаясь. Он всё-таки был очень красивым. Но я была красивее в сто миллионов раз. — Она думала, что тебе будет плохо. Больно. — В ее духе, — я усмехнулась. — Почему передумала? — Я настоял. — В твоём духе, — я рассмеялась легко и по-настоящему — впервые за долгое время. Не заметила, как он стал смотреть на меня. — Кого из нас ты больше ненавидишь? Раз уж есть время — надо его не убить, — он смотрел на губы, на волосы, на сиськи, на колени. На всё смотрел. — Её, конечно! — мне даже смешно стало. — Ты что, думал, отвечу иначе? — Почему её? Мне просто интересно. И правда — почему? Наивное дитя, маленький, глупый, недолюбленный мальчик. — Сам посуди: мы ведь были с ней самыми близкими друзьями. — Мы дружили все вместе — это не объясняет ничего, — а его вот-вот прорвёт. Три года ждал, чтобы об этом спросить. — К тому же это я тогда проигнорировал твоё признание. А Вера пыталась тебе помочь, когда ты исчезла. — Зайчик, если ты уже знаешь свою правду, то зачем спрашиваешь о моей? Хотелось его растерзать. Просто разорвать. — Хочу услышать твою версию. — За десять минут? — мой смех даже меня напугал. — Вкратце. Я задумалась на секунду: что было бы для него тяжелее? Узнать реальную историю или оставаться в неведении? Что будет его мучить сильнее? Это должно его выжечь и изувечить, должно заставить возненавидеть самого себя, но ещё сильнее — ее. Чтобы каждый день, просыпаясь с ней рядом, он понимал, что тлеет и гниет от омерзения. Чтобы ее лицо и ее голос, чтобы ее мысли вызывали в нем только отвращение и желание убежать. Так и будет. Так тому и быть. — Я не расскажу тебе, милый. Потому что это будет слишком уж доброе дело в сравнении с тем, что ждёт тебя в браке с Верой, — я поднялась с трюмо и сделала шаг вперед. Он смотрел на меня снизу вверх. — Как ты стала такой?.. — его голос впервые за все годы, что я его знала, зазвучал искренне. — Ты всегда была для меня таким назойливым ходячим воплощением справедливости, любви, доброты — ты была лучшей из всех. Красивая, умная! Ты была сделана из любви, и ласки, и искренности. Твои эмоции были живыми, только ты и была живая из всех вокруг. Я с тобой ощущал себя лучше, я хотел быть лучше. Ты была другая. Вера и Шехич приземляли, отрезвляли. С ними можно было быть грязным, быть лицемерным — так было проще. Потому что они такие же, как я. А ты была такая наивная, но такая искренняя. Ты вся была по-настоящему. Ты была самой лучшей. Для меня. Из всех людей на свете. Только ты. А сейчас… Это был последний его ход. У него ничего не осталось. — А сейчас? — Сейчас даже моей матери не по себе от тебя. — И слава богу, правда? — я улыбнулась. — Что с тобой случилось? Я не думала, что когда-нибудь увижу настоящую эмоцию на его лице. Отчаяние его не красило. Высокомерие и равнодушие — напротив, очень украшали. — У тебя будет время узнать об этом у своей будущей жены. — Зачем ты пришла вообще?! — он дернулся, но теперь настал мой ход. Платье подружки невесты оказалось красивым, но не таким красивым, как я. Поэтому его можно было измять. И испачкать. Да что угодно сделать. Я потянула за тонкий шелк юбки. А хорошо, что они согласились с предложенным мною вариантом: из четырёх подружек эта шелковая сорочка красила только меня. Остальные выглядели ужасно. И правильно. Я одна здесь красивая, мне об этом только ленивый сегодня не сказал. И я потянула юбку выше, превратив платье в мини. — Надевать трусы и лифчик под такое платье — просто верх дурного вкуса, правда? Он посмотрел на сиськи — у меня шикарные сиськи, все знают — а потом взглянул на мои ногти, слегка царапающие оголившиеся бедра, на колени в синяках и ссадинах. — Я очень устала от этих шпилек, — я опустилась к нему на колени, обняв бедрами его талию, затянутую ремнем. — Что ты делаешь? — Прощаюсь. Он держал руки в воздухе — как будто нельзя было ими двигать. А мне можно было. Я взяла его лицо в ладони, потому что хоть кто-то должен был взять себя в руки. Он вздрогнул и сглотнул, когда я стала целовать его шею. От него вкусно пахло — как и тогда, в его день рождения. Вот он — весь здесь, погибает на стуле, сердечко вот-вот выскочит. Я прижалась к его ширинке и липко заерзала вдоль его члена — у него ведь чёрный смокинг? Да, чёрный. Значит, я не останусь незамеченной. И правильно, меня нельзя держать в тени — уж он об этом знал. Он все еще держал руки в воздухе, когда потянулся губами к моему лицу. — Милый, Вера пишет, что она уже ждёт на парковке. Глаза пробежались по номеру ещё раз, потом застряли где-то у него в области члена — прозрачная смазка липкой пленкой поблескивала на его силуэте сквозь брюки. Он сидел молча, с поднятыми руками-крыльями — как будто убитая птица — вперившись мертвецкими глазами в мои до одури дорогие туфли. Да знаю, самой нравятся. — Ты скажи ей, что я не приду, ладно? Ну все, пока! * * * — Ты долго не брал, Лиза рядом, что ли? — Да, весь день сегодня. Приехал ее дядя, и мы заказывали фастфудное дерьмо. Я пытался объяснить, что мне нельзя, но кто же, блять, меня станет слушать?! — Выйди мусор выбросить минут на двадцать. Меньше всего волновали волнения этого идиота о его фигуре. — В смысле?! Я не могу, они только фильм включили! — Слушай, если ты меня в ближайшие полчаса не трахнешь, я тебя придушу, ты понял?! — Да как я уйду?! — Придумай что-нибудь! — Хорошо, подгоняй. Я спущусь. Пробок уже не было, это хорошо. Через десять минут я была у дома Лизы. С Лизой дружили дольше, чем можно было представить, и это довольно странно, если учесть степень ее завистливости, непринятия чужого мнения и себя. Лизе было удобно со мной. Удобно хвастаться — просто потому, что хотелось меня обогнать. Но я с ней не соревновалась, потому что с такими не соревнуются, да и ей меня не догнать вовек. Лиза была скучной, губительно, душительно, удивительно, поразительно скучной. Лизе нравились качки — как этот дегенерат, который уже собрался меня трахнуть в моей машине. Лизе нравились инстачики — она считала их эталоном женской красоты. Лизе нравились сплетни. Лизе нравились шутки про члены, но Лизе совершенно не нравился секс. Лиза была слишком скучной девушкой, чтобы заниматься таким омерзительным делом. Даже с ее Тупым-Сашей, у которого был такой член, что хоть выставку организуй. Тупой-Саша с Лизой был постольку-поскольку. «Она неплохая, с ней мало проблем, ну, разве что она не даёт». Но я давала. Вернее, брала. Вернее, он меня имел. Трахал так, как будто в последний раз. У меня были шрамы на коленях, засосы на шее, груди, бёдрах, заднице, животе. Он раздирал мне губы в кровь, а в уголках рта от его члена всегда были заеды. Потому что большой. И потому что мне очень нравилось делать минет четыре раза в неделю. Потому что Тупой-Саша совершенно не трогал душу — он был тупым, но он очень классно трахался. У нас с Лизой были катастрофически полярные изыскания в отношениях — Лизе хотелось такого же скучного парня, как она сама. Надутого хлыща с вечно выбритым лицом. А мне хотелось злого. Просто злого парня рядом. Того, с которым мы сожгли бы мир и друг друга. Я это осознала недавно, когда было много мыслей о том, кем я стала в итоге. Кто бы мог подумать, что из такой нежной, доброй, искренней и любящей девочки вырастет настоящее чудовище? Никто. Но как сильно я любила это чудовище внутри себя! Поэтому Тупой-Саша был в самый раз — если бы попросили выбросить мусор из жизни, то я бы в первую очередь избавилась от него. Но перед этим мы с ним нехило так потрахались бы, конечно же. На память. Он стоял у подъезда, когда я подъехала и моргнула ему фарами. — Привет. — Привет. — Полчаса у нас есть, киса. — Давай на парковке? — Нет, Лиза иногда смотрит за камерами — боится за машину. Увидит ещё твою — будут проблемы. Тупой-Саша заразился от Лизы «паникёрским» расстройством — это когда мозги размягчались, как дерьмо по весне. — Ладно, давай на подземной в супермаркете? — Вези, киса! Он меня бесил, но мне до зуда хотелось трахаться. Поэтому я думала о том, как мы с ним поместимся на заднем сиденье. — Как свадьба? — Я не пошла на регистрацию, покаталась по городу пару часов, вот решила к тебе заглянуть. — А что так? — А что мне там делать? — Ну, ты же вроде была подружкой невесты. — Да, дружила я с ней, было дело, — мне вдруг стало до визга смешно. Тупой-Саша даже испугался. — Эй, осторожнее! Там красный! Я резко затормозила. — Не бойся, лучше сними свои идиотские штаны заранее! На втором подземном было больше свободных мест, а вдалеке и вовсе оказался пустой угол. Я перебралась на заднее сиденье, Тупой-Саша бы при желании не смог пролезть, поэтому пришлось пару раз хлопнуть дверью. Он быстро стянул с себя футболку и принялся мять мои сиськи сквозь платье. — Ты без лифчика? Коварная, — он неплохо целовался. Ладно, он отлично целовался. И шикарно имел меня пальцами. Сперва одним, потом двумя. А затем мне надоело, потому что я соскучилась по его члену. — Давай раком. Я уперлась локтями в мягкое сиденье, а Тупой-Саша звонко шлепнул меня по заднице и принялся водить головкой вдоль клитора. — Быстро и жестко, чтобы я заревела, — он вошёл в меня до шлепка на выдохе, я вскрикнула от облегчения и кайфа. Он толкался внутри так, что стало нестерпимо горячо. Мы оба стонали и почти глохли от собственных криков. А потом он дёрнул меня за волосы и, намотав на кулак, заставил прижаться к себе. Я схватилась за подголовник, чтобы не улететь вперёд и не выбить все зубы. А Тупой-Саша с громким душащим хлюпаньем входил в меня и выходил. У нас с ним был талант кончать в один момент, и минут через семь мы застонали так, что нам даже кто-то посигналил. Тупой-Саша вытащил член, а за членом следом по бедру заструилась сперма. Всё-таки в Сашиной тяге к здоровому образу жизни и спорту было хоть что-то приятное. В машине пахло его гелем для душа, моими духами, нашим потом, классным перепихом на парковке, в конце концов. Ни намёка на чувства, привязанность, ответственность — мы просто очень классно трахались. — Лиза уже спрашивает, где я. Надо ехать, киса. — Да, давай. Завтра сможешь? — Ну не зна-а-аю, только если сядешь на лицо. — Ты забыл с кем трахаешься? “Только если” Лизе своей будешь затирать, а со мной можно всё и даже больше. И я решаю. Нам с ним было смешно. Ну и подумаешь?! Смешно же! — Киса, тебе сообщение пришло, — он развернул мне смартфон со слепящим в ночи экраном. — От кого? — От этого твоего. — Что пишет? — Разблокируй. Я на секунду отвлеклась от выезда с парковки и быстро взглянула на экран. — Читай превью, не заходи в приложение только. — Так, ага: «Я люблю тебя». — Ну и пусть любит на здоровье, верно?! — я расхохоталась. — Что ты с ним сделала? — Тупой-Саша тоже заржал как не в себя. — Уничтожила.