Немного жаль

Не всякая попытка построить идеальные отношения заканчивается верно.

"Слово, строка, длинный пробел, большой массив текста, занимающий всего несколько страниц на экране. Код, строгий, аккуратно выстроенный код, ошибка в котором означает потраченное впустую время, бессмысленность усилий. Идеально, должно быть слишком идеально. Чтобы забыть и больше не возвращаться к холодным, строгим буквам, единственному оружию здесь. Стереть, удалить, выключить. " Программист, пытающийся создать идеальную историю и считающий себя достойным это сделать. Он отдался своему желанию, считал все остальное в мире совершенно не важным, что значило, что вовсе не нужно на пустяки растрачиваться. Есть только его цель, и только он один способен её выполнить. Пускай и забудет обо всем остальном, испытывая от этого только пустоту... То, что ему создать суждено, никуда не уйдёт. Показательное равнодушие к делу не срабатывало. Гастер шёл на поводу у своей гениальности, был в ней уверен и понимал, что должен заплатить за неё цену. Пускай даже и этой бессонной ночью. Самое главное для него... Лишь окончив написание кода, который в действии окажется прекрасным шедевром, он сможет почувствовать вовсе не бессмысленную жизнь. А потом... Насладится её плодами. Но это потом. Самое главное, что он чувствовал свою значимость, превосходность именно тем, что его дело и код стали только его творением, любой другой человек так сделать не смог, только Гастеру хватило для этого ума и расчетливости... Гастер медленно, потирая пальцами виски, наблюдал за тем, как темнеет экран его компьютера. Еще один день прошёл, ещё одна попытка закончилась ничем. Неужели он и правда не сможет? Значит ли это, что все его усилия напрасны? И всегда будут такими, пока он не победит самого себя. А в последнее время мужчина отдавался работе полностью, считая её своим единственным предназначением. Зачем ему это нужно? Просто чтобы выжить? Или же до безумия уже доходят его попытки создать идеальную историю бессонными ночами. За окном одиноко сверкнул слабо видный отсюда фонарь. Смешно – раньше, когда Гастер был маленьким, то думал, что этот фонарь родом из какого-то волшебного королевства, ведь так мирно и затейливо светил, когда уже все спят, скрытый листвой. Маленькие точки-звездочки светились в бездонном чёрном небосводе. Ночная прохлада красива. Но куда лучше снова тратить это время не на безмятежность сна, не на отдых, а на очередной долгий, упорно выполняемый проект. Гастеру было положено сохранять миры, но перезапускать их при малейшем баге, безжалостно удалять, считая, что следующий будет намного лучше. Не будет. Это уже дошло до одержимости – во всём искать ошибку, боясь обжечься. Мир должен не иметь изъянов, код в нём всегда должен срабатывать, не глючить тупо и не застывать. Гастер понимал, что сила, данная ему, вызывает к ответственности испытать эти места на себе, всё проверить. Если он имеет дар создавать, то стоит использовать его правильно. Не жалеть о потраченном времени, стирая до конца всё, что удалось сделать, едва заметив малейший недостаток. Это заставляло мужчину заниматься всю жизнь только своим кодом, не видя ничего вокруг и не собираясь видеть. Хотя... Больше у него ничего и не было. ... Работа Альмиры – испытывать чужие эмоции, утешая и помогая людям прийти к спокойствию в душе, победить свои проблемы. Куда проще сказать, что она работала кем-то вроде психолога, однако способности молодой женщины позволяли даже больше. Она внимательно  выслушивала, тактично понимала и подталкивала к лучшему выходу из ситуации. Мягкий , мелодичный голос Альмиры внушал доверие, а лёгкий и приятный запах мяты, исходящий от неё, окружал нежным, впечатляющим ореолом, от которого с ней хотелось быть, говорить ей ещё и ещё. Альмира могла бы сказать , что она слишком много знает о людях, выслушивая каждый день множество историй, узнавая о том, что от других скрывают, боясь признаваться в слабости и стыдных проблемах. Но она – поймёт, успокоит и поможет перебороть. За деньги, разумеется. Деньги за молчание, утайку чужих секретов, деньги за терпеливость, бесстрастность. Альмира получала чужие истории и уважение окружающих, их доверчивость. Она мягко, словно разрезая йогуртовый пирог специальным ножиком, могла войти в душу, в самое её нутро, узнать сокровенные тайны. За это многие ей были благодарны. Такая социальная работа, во многом полезная и интересная, позволяющая узнать о других, помочь им, быстро позволила Альмире достичь известность в больших кругах их городка. Она не злоупотребляла тем, что было ей дано, никогда не опускаясь до грязных интриг, всегда оставаясь тактичной, вежливой, не выражающей бурных и неприятных эмоций. Альмира всегда аккуратна, на её белых перчатках никогда не заметить хотя бы маленького пятнышка. Казалось, она просто рождена для того, чтобы быть авторитетным духовным наставником, но вот только молодая женщина на самом деле слишком юна, чтобы навсегда "зарыть " себя в этой роли. И всё же она каждый вечер покидает свой строгий, без всех лишних предметов кабинет и идёт домой – туда, где её никто не ждёт. Прохожие замечают её белый плащ, расшитый узором в виде чёрных ветвей, её красивое, даже идеальное лицо, светлые волосы, изящно и модно промелированные. Она – одна из толпы в этом крупном, достаточно ярком городе Осени , но вот только никогда не участвует  в шумных праздниках, ярмарках, хотя здесь и часто подобное происходит. Карнавал обходит Альмиру стороной, она не любит бездумно веселиться, это просто ей несвойственно. И только дождь, холодный городской дождь, заставляющий её немедленно и предусмотрительно открыть зонт, в чем-то выражает и её душу. Возвращаясь домой по темноте, Альмира не могла сказать, что испытывает грусть, ведь грустить не по чему было, зато могла убедить себя в том, что просто испытывает пустоту. Именно так. Она надеялась не иметь проблем, ведь совсем не хотелось в себе копаться, подобное считала лишним. Нужно разграничивать то, над чем стараться приходится каждый день и собственное душевное состояние. Альмира имела множество знакомых, рекомендующих её, и вовсе не сомневалась в своей значимости, востребованности. Но насколько это важно? Особенно если после любого трудового дня она ничего и никого не встретит, возвратится в пустую, тихую квартиру. За душой как будто ничего нет, и на этом хрустальный "домик" Альмиры рассыпается на мелкие осколки. Она долго самосовершенствовалась , развивала свои навыки эмпатии, но всё же не смогла изменить то, что ей было дано изначально. Альмира одинока. Молодая женщина – фея мыслей, которая росла одна, только в своём волшебном шаре, растворяясь в тех способностях, которые сейчас давали ей хлеб и кров... Она пришла из ниоткуда, пройдя чистый, правильный путь, получив призвание и востребованность, но ей всё так же не о ком было заботиться, никто не ждал её, некому было улыбнуться, не с кем посмеяться, расслабиться... Альмира всегда серьёзна, ведь ей некому об этой проблеме сказать. Если она покажет хоть один раз слабинку перед клиентами – что бы это ни было, у них только деловые отношения, то просто потеряет свой белый образ. Ей не нужно было жаловаться, выговариваться, Альмира вовсе не видела в этом толк. И нет у неё никаких проблем, как и тех, с кем она может нормально поговорить, по душам – так, как говорили с ней. Альмира сильная, ей не привыкать. Пускай сейчас холодные капли дождя мерно стучат по поверхности зонта. В лужах умирают последние гнилые листья, а в окнах домов Сорок девятой-авеню уютно загорается свет. Альмира смотрит на это со стороны, не находится среди радостно спешащих по своим делам горожан. Им есть, чем заняться поздним вечером, они этого времени даже не замечают, а вот для неё свободные от работы минуты тянутся очень медленно. Пёстрая толпа выглядела неоднородно, люди растворялись в ней, существуя в поле зрения лишь пару минут, а потом стремясь по своим делам. Остановившаяся Альмира словно поймала "сердце бури ", она могла немного считывать эмоции и настроения прохожих. Кто-то из них недоволен, погружённый в день, кто-то даже счастлив настолько, что боится эти чувства высказывать, хранит в себе. У людей много проблем, все друг с другом связаны, все мечтают о теплом отдыхе и близости. Для Альмиры они как на ладони, ведь рано или поздно кто-то из них придёт в её серый, скромный кабинет, изольет душу... Но не спросят, как дела у неё. Ей и нельзя о таком говорить – разве есть в этом толк? Молодая женщина просто исполняет своё предназначение, ну а пустота её дома просто условие, с которым она вынуждена была мириться. И только дождь, одинокий, такой же, как и она, сможет её понять. Он успокаивает, помогает всём собираться дома, наконец выяснить свои отношения, создаёт особый уют. Дождь не причиняет боли, но навевает некую спасительную грусть. А как приятен его запах! Мокрый асфальт, сверкающие вывески мегаполиса, куда-то вдаль ускользающие машины. Затихает Карнавальный город в маленьких улочках по вечерам, пусто и безлюдно также бывает в скверах. Маленький скверик за Пятьдесят-Второй Авеню Гастер как раз сейчас и посетил,ему хотелось проверить его "правильность". Город Осени на самом деле был одним из созданных им голографических миров, претендующих на тщательную, реалистичную проработанность. Мужчина долго писал код, надеясь сделать Карнавал как можно более харизматичным, сотню раз его удалял потому, что основные события казались ему картонными, не особо интересными. Однако Гастер хотел и сам ощутить ту атмосферу, какую прежде видел только на бездушном экране среди строгих команд на английском языке. Это – его творение, его игра. Он может перезапустить её или навсегда удалить. Тогда долгий труд не увидит свет, бросив ещё один камень в его комплекс нереализованности своих надежд. Да Гастер давно бы смог, если мог... Но каждый раз не решается назвать своё творение идеальным, вот и топчется над одном месте, пытаясь успокоить себя. Потерев усталые глаза, столько ночей напрягавшиеся перед монитором, он снова надел очки с толстыми стёклами. Мужчине было всего тридцать два года, вот только лучшее своё время он похоронил за нелюбимой работой, ставшей ещё и хобби, и смыслом жизни, которую он выбрал сам. Нелюбимое хобби – какой же оксиморон, не так ли? Но это его рамки, его единственная проблема и цель. В фиолетовом, наспех собранном плаще, не было холодно. Гастер внимательно разглядывал узор на чёрной оградке забора в сквере и думал над тем, не слишком ли мрачной та получилась. Оставить этот узор или поменять? Но тогда с другим цветом или формой общий фон не будет гармонировать... Следующая мысль посетила его уже в тот момент, когда мужчина наконец успокоился и решил ничего не менять. Почему же улицы названы так безлично, просто по номерам? Не лучше ли было подобрать им характерную особенность, тем самым расцветить каждое из мест? На это уйдет слишком много времени, какая гарантия, что он не будет повторяться? Внезапно Гастер заметил дверь, ведущую в подсобное помещение. Нельзя сказать, что это место было заброшенным – судя по натоптанным вмятинам, сюда ходили каждый день. И не могли убраться. Мужчина не смог сдержать отвращения, увидев большое пятно размазанной грязи на двери. Как это могли допустить? По своей натуре Гастер никогда не мог принять и малейшего беспорядка, его кабинет всегда был идеально убран, вещи лежали на своих местах, не было даже лишней бумажки, не то что пыли... А теперь пятно на двери заставило его возмутиться, создатель мира сам не заметил, как обжигающее презрение родилось в его душе, ему хотелось отвергнуть увиденное, он как будто сам вымазался в этой грязи, и оттого стало неприятно, паршиво... Неправильно. Такой он был человек. Если бы увидел где хоть капельку грязи, отпечаток пальца, то его непременно бы потянуло на рвоту. Гастер предпочитал называть это перфекционизмом, хотя отчасти так охарактеризовать его фобию было бы неверно. Он просто желал, чтобы всё было правильно. А между прочим дождь усиливался, на ветру колыхались и без того слабые, пожухлые листочки. Этот сквер был угловым, он находился на стыке двух конечных улиц, поэтому здесь и не имелось так много строений, всё было на виду. Пара десятков лавочек, деревья, в основном клены, отдельно стоящий дуб. Дети тут бы не гуляли, прохожий не нашёл бы здесь достопримечательностей, но Гастеру это место нравилось. Просто потому, что сквер был тихим, сюда не долетали громкие звуки с основных улиц, здесь не было ни капли того весёлого и праздного настроения, что находилось в этом городе буквально в каждом шаге. Наверное, на схеме он задумывал создать просто одну из незатейливых, полупустых точек, чтобы не трудиться над ними особо... Гастер шёл по этой улице, пробуя созданную жизнь сам в своём творении. Ледяные капли дождя не касались его, как будто вокруг мужчины находился защитный купол, как будто холодная грязная вода, способная испачкать его мантию, не была достойна попадать на него. Гастер был уверен в своём превосходстве здесь. Люди казались не более чем второстепенными мобами, чей смысл – находиться за кулисами особого действия, главных событий. Нельзя сказать, что он им сочувствовал, ведь считал их переживания просто мелочными, как ещё одно неважное дополнение в подробностях кода для мира, которое всегда должно иметься, но особого значения у них нет. Как строгий математик, Гастер не обращал внимания на какие-то чувства. Он был выше этого... И, наверное, сам тот факт, что дождь не попадал на него, выделив создателя мира как особого и значимого человека, уже говорил о том, что Гастер не собирался опускаться во всё земное. Но сегодня именно здесь он первый раз увидел Альмиру. Молодая женщина шла, допивая свой уже остывший латте, аккуратно придерживая зонт левой рукой. Она не была похожа на других, но это вовсе не значило ещё одну банальность про особенных личностей на этом бренном свете. Просто Альмира выглядела какой-то серьёзной, разочаровавшийся во всём, но всё же лёгкой, юной, почти неземной. Светлые волосы чуть намокли, лицо же выражало долгую, томительную, но терпимую грусть. Молодая женщина присела на лавочку, ничуть не боясь запачкать плащ, прикрыла глаза. В этом сквере она чувствовала гармонию с собой, могла ни о чем не думать. Гастер писал её просто как духовную наставницу, чья история не раскрывалась, но говорилась в конце. Альмира действительно могла помочь другим, но делала это уже холодно, не испытывая своих эмоций, просто не считая их нужными. Её светлые, изящно промелированные волосы, всегда строгий деловой костюм, небольшой рост... Молодая женщина всегда серьёзна, она не станет шутить и глупо выражать свои проблемы, так как выше этого, выше мелочных порывов, вызывающих конфликты. У неё только работа и самосовершенствование с каждым днем, все больше и больше Альмира погружается в свои дела, не задумываясь о глупых развлечениях и красках Карнавала. Но почему она теперь так грустит? Почему возвращается домой всегда одна, но никуда не торопится, гуляет под сильным осенним дождём, наблюдая за тем, как вечерние краски наконец покрывают небо очищающим сумраком. Ее лицо ничего не выражает, Альмира старается вообще не испытывать эмоций. Она никогда не познает проблем людей, потому что не связана с кем-то из них близко, зависимых от неё людей нет. Достаточно уже тех, кто смотрит на неё с надеждой во время приёмов, достаточно знакомых, иногда рассказывающих ей о своих делах. Но за некоторую даже недолгую жизнь Альмира поняла – все беды происходят от слишком тесных связей, когда кто-то влияет на тебя, твою жизнь, заставляет переживать и волноваться. Но в то же время Альмире хотелось о ком-то заботиться, пускай и она не знала, как это выразить. Молодая женщина могла бы взять над кем-то попечение, снова стать наставницей. Но что-то её останавливало. Как будто она снова возьмёт для себя работу, строгость которой будет сама же и проверять. Твои истории, твои мечты — Все то, чем в жизни себя тешишь ты. Твои иллюзии, твоя печаль — Все это грустно и немного жаль. Снова этот осенний дождь, снова пустота сквера. Гастер, разглядывая такую знакомую ему героиню, сначала хотел завести разговор, но вообще не знал, что сказать. Завести речь про каменную оградку? Как это глупо на самом деле. Он ведь решил просто испытать этот мир, не в его стиле смотреть на отдельных его жителей, это вовсе не нужно для правильности концепта. Альмира выполняет свою роль, все здесь должно быть идеально... Нет же  каких-то ответвлений от основной истории, второстепенные переживания Альмиры никакого значения не имеют. Но все же... Гастер хотел сказать – я это видел. Он хотел передать свои чувства от созерцания чужой боли и грусти. Как это разрушающе, печально... Программист мог бы и задуматься об Альмире, но смотрел на неё с холодным любопытством того, кому следует просто тщательно изучить её историю и использовать это для очередного создания идеального кода. И всё же... Гастер впервые, да, впервые в жизни почуствовал, что что-то пошло не по плану. Он не собирался сейчас робко смотреть со стороны, обдумывая основной сценарий сюжетки кода, не планировал обращать внимания на Альмиру, так как считал её обычной, такой же, как и все. Но внезапно почувствовал, что это мгновение, тот самый осенний дождь, может дать ему что-то новое, прежде незнакомое. Гастер думал над тем, какую пользу ему удастся с этого получить... Но всё же Альмиру сейчас утешить не получится. ... Бал-маскарад у мадам Пюнше-Дювари. Гастер раньше не принимал ничего из развлечений обычных людей, пусть и аристократов, считал это бессмысленным, бесполезным, зря тратящим время занятием. Он мог бы вместо этого заняться кодом, всё равно ничего бы и не потерял... Но недавно заинтересовался тем, какое же все-таки общество в этом городе, ведь он не знал о них почти ничего, только нужные для него функции. Болтающая без остановки хозяйка мероприятия в пышном, даже неуместно широком светло-розовом платье казалась вульгарной. Гастер вступал в разговоры, учтиво кивал, поправлял белый галстук, но видел в людях лишь их глупость, неосновательность, необязательность. Все эти светские разговоры, затрагивающие искусство – не более чем фон. Таким же образом и погоду можно обсудить. За окном так же хмуро и тоскливо, верно? И наконец мужчина увидел её. Альмира ступала плавной походкой, приветливо кивая проходящим мимо знакомым и улыбаясь лишь уголком губ. Наряд её был строг, сдержан, вовсе не пестрил несочетающимися цветами. Чёрный, белый, монохромный серый – идеально. Лицо её скрывалось за изящной полумаской, тонкая вуаль развевалась. Она вступала в разговор со всеми, учтиво принимая любые темы, позволяя людям говорить о себе, сама же не рассказывала ничего. Говорят, что умными и рассудительными кажутся именно те, кто умеет слушать, даже если своего мнения они не высказывают. Альмира пользовалась уважением здесь, это сразу было заметно. Гости бала желали поговорить с ней даже больше, чем с Пюнше-Дювари. Молодая женщина вела себя ровно с каждым, спокойно общалась, но её глаза никогда не лучились от счастья. Она как будто знала, что когда вернётся с бала, её снова не будет ничего ждать... Гастер подошёл ближе, галантно протянул руку, пригласил на танец. На фоне цветной, разодетой в сверкающие драгоценности толпы он казался абсолютно чистым, к нему как будто ничего не прикасалось... Наверное, эффект вызвал абсолютно белый костюм, в который был одет мужчина. Альмира холодно приняла его приглашение, завела светский разговор о привычном для их мест жестоком, равнодушном дожде. – Я знаю, что вы грустите, – бархатистым голосом произнёс Гастер, – Но в таком случае... Может быть , поговорим о вас? – Как вы смогли это узнать? – по-прежнему кокетливо и учтиво ответила Альмира, – Следили за мной? – Ммм, нет, – попытался улыбнуться Гастер, – Просто мне кажется, именно я способен вас утешить. – А вы заинтриговали,– молодая женщина  посмотрела уже более заинтересовано, – Расскажете? – Да, – кивнул Гастер, – Вот скажите, что вы думаете о известном всем осеннем дожде? – Хм, он леденит души и заставляет каждого оставаться наедине с самим собой, разбираться в ситуациях со своей семьей, – достаточно расчётливо сказала Альмира, но всё же улыбнулась, – Что может быть абсолютной удачей для меня, ведь дожди здесь идут почти каждый день. – Да, но это лишь поверхность, – отрезал Гастер, – Вершина огромного айсберга, который скрывается в человеческом сознании. Я программист и пишу код, поэтому с уверенностью могу сказать, что не все процессы в жизни такие лёгкие, какими кажутся изначально. Порой нужно покопаться, зайти в глубину... – Зачем вы мне это говорите? Я и так знаю. – Ох, нет, это была вовсе не попытка вас подколоть, прекрасная незнакомка... – Вздохнул Гастер. – Просто каковы шансы , что и вы во время этого дождя однажды загрустите? – Этого не может быть, – возразила Альмира, – Я борюсь со своими тёмными эмоциями и их не допускаю. В этом ведь моё призвание. – В вас говорит лишь профессия, – прежде чем совершить оплошность, мужчина извинился, – Но что, если я скажу вам, что знаю ваш секрет, ведь тоже испытывал нечто подобное? – О, тогда я заинтересуюсь вами и наш разговор выйдет за рамки деловой учтивости, – ответила Альмира, – Продолжайте. – Это было чувством новым, во многом связанным с пустотой, утратой чего-то. Я оглядывался, смотрел на свою жизнь и не мог ничего вспомнить. Мне было хорошо в данный момент потому, что казалось что мир понимает меня, но я не знал, что будет дальше. Хотелось бы, чтобы всё было идеальным, понимаете? – Но кое-что вы забыли сказать, – усмехнувшись, сказала Альмира, – Без этого бы вы не обратили внимания на осенний дождь. Скажите, зачем создатели его сделали таким? Что ими двигало? – Одиночество... – выдохнул Гастер. – Только оно, ничего больше. Чтобы эту простую истину понять, нужно много думать. И... Как психолог просто, Альмира, вы можете разгадать эту загадку? Узнать истинную причину. – Я сочту её своим опытом... Продолжайте, незнакомец, – прошептала молодая женщина, – Я буду думать, что это – подарок судьбы. ... Фейерверк. Отдалившись от других, Альмира и Гастер созерцали яркие вспышки молча, каждый думая о своём. В зрачках человека, смотрящего на что-то прекрасное, всегда отражаются звезды... На холодном чёрном небе взрываются яркие красочные цветы, рассыпаясь на тонкие, маленькие искры. Если всё время смотришь на фейерверк с одного и того же места, то он обязательно тебе надоест... Вокруг лишь тёмные дома, хмуро одиноким светом сверкающие фонари, какие-то люди. Считать их просто попутчиками или теми, кто разделит с тобой следующий фейерверк – дело твоё. Сейчас же и Альмира, и Гастер предавались своим мыслям, заполняя воспоминания о сегодняшнем обыденном балу, но невольно  всё же обращали взор на того, с кем удалось оказаться рядом. Холодный расчёт или смутный, еле заметный лучик надежды – маятник души колыхался одновременно с тем, как нарастали новые залпы фейерверка. Когда они взрывались, сердце замирало. Когда же искры оседали, снова появлялась опустошающая тоска... Можем ли мы стать идеальными? Ведь, в конце концов, мы правильные люди... Можем ли мы понять друг друга? Твои иллюзии, твоя печаль... Всё это грустно и немного жаль. Они вспоминали то, что могли бы потерять и то, к чему смогли бы вернуться. Перед глазами Гастера снова вставал бесконечный, серый код, от которого ломило в глазах и сводило мозг. Альмира думала о своих клиентах, почти сводящих её с ума своими проблемами и меланхолией. Им есть, что делать. Так что же мешает разнообразить свою жизнь чем-то новым, вдохнуть искру радости, пусть даже примитивной и лёгкой? Почему это им кажется... Неправильным? ... Квартира Альмиры. В ней всегда восхитительно чисто, комнаты визуально кажутся больше из-за белого, почти пустого пространства. Гладкая полированная поверхность мебели глянцево сверкает. Всё оформлено в монохромных цветах, преобладают черно-белые вещи, светлые оттенки. Казалось, молодая женщина сделала так специально, чтобы те, кто пришёл к ней по делам или по любой другой причине, не смогли о ней ничего сказать, как-то судить. И всё же в этом идеальном, не имеющим ни одной ошибки в расположении мебели, не злоупотребляющем украшениями или любыми лишними, нефункционирующими вещами, была какая-то унылая атмосфера пустоты. Как будто в идеальном доме забыли самого человека, здесь живущего. Гастер медленно, пытаясь изучить каждый миллиметр пространства, прошёлся по комнате. Его смутил мягкий, пушистый белый ковёр, с ворсистой и длинной шерстью... В него почему-то резко захотелось воткнуть пальцы. Нет, неправильно... Дом Альмиры – словно открытая, светлая шкатулка, ничем не наполненная. Она как будто приходит сюда не отдохнуть, а переждать время. Неужели и во время дождя ей неуютно? Как же Гастер её понимал... Он не придавал значения вещам, обращая внимание лишь на компьютер с заветным кодом, тоже не знал, чем занять себя в особые, одинокие моменты... И наконец молодая женщина, выбравшая сама путь меланхолии и стремления к самому совершенству, была готова его принять. Светлые, почти белые волосы Альмиры, лёгкий домашний костюм, чуть приоткрытые ноги... Он разделит с ней пару моментов в её квартире, станет воспоминанием, таким же ускользающим, как и печальные истории тех, кто жаждет её совета. А затем ему суждено будет уйти. Гастеру показалось неправильным, что всë происходило на том самом белом пушистом ковре. Тот оказался испачкан, измят... Хотя это дело Альмиры, не так ли? В его душе зародилась уже тогда семена сомнения. Он считал себя идеалистом. Но даже не хотел думать об истинной сути вещей или входить в чужое положение. Перфекционисты фактически не стремятся к идеальности вещей. Им просто хочется, чтобы всё было так, как они хотят. И Альмира все же, несмотря на внешнюю мягкость, была такой же. Уже прежде она решила, что не хочет страдать. Ей легче даже пережить расставание, ничего не начав. Она во всём искала подвох, даже в минуты близости была уверена в окружающей её пустоте, ждала подвоха, убеждённая в том, что сможет его вытерпеть, искала проблему для того, чтобы еë решить ещё прежде, чем она бы появилась или могла бы возникнуть. Если что-то покажется ей неправильным, она попросту не будет рисковать – Альмира знает не понаслышке, какие последствия могут возникнуть. И всё же иногда в её душе зарождалась надежда, сладостные мечты,представление о том, что она исполнит так гладко, какого будущего добьётся...Но затем смотрела на реальность и замечала там больные точки. От них хотелось избавиться... Немного жаль моей любви, Немного жаль твоей надежды. Всё это было, но, увы – Уже не будет так, как прежде. А ещё было общество. Наверное, в глубине души никто никому и не нужен, но просто так же знать интересно... Оно смотрит, перед ним нужно казаться блистательным и успешным,правильно объясняться. И если Альмира могла это делать, то Гастеру было плевать. Он игнорировал надежды молодой женщины, не давал ей именно того образа, который та ждала. Так нужен ли он в итоге вообще? Если не особо хочется безрезультативно пытаться, если делать это сложно, если малейшее недопонимание вызывает вопрос, нужно ли продолжать... Если малейшая ссора вызывает после себя не гнев, не ярость, не будоражущую страсть, а неловкое чувство скомканности, незавершённости, неважности... – Ты уедешь со мной навсегда в мой офис, – сказал Гастер, – И я покажу тебе обратную сторону кодов. – Нет, – возразила Альмира. – Нет? Я уже всё запланировал. – Ты только о своих кодах и думаешь. У меня работа, нет? – Но я был уверен, что... – Чай, мы уже не дети, – усмехнулась Альмира, – И не влюблённые подростки, любящие преувеличивать. Взрослые люди не могут договориться? Как жаль... – Действительно, – тихо ответил Гастер, – Жаль... Тебе наскучило в любовь играть И ты не хочешь этого скрывать. А годы лучшие умчались вдаль Всё это грустно и немного жаль. Почему же Альмира так поступила? Гастер показался ей эгоистом, желающим, чтобы всё было по той программе, которую он сам выдумал и желал, чтобы все её исполняли. А молодая женщина была из тех, кто дует на воду, боясь обжечься... Она не хотела ни малейшей ошибки допустить, отчаянно боясь проиграть хоть в чём-то в жизни. Наверное, разбирать проблемы клиентов было проще – смотреть на них со стороны, самой не проживая, не подчиняясь кому-то и ничего не желая. Жить в этой умиротворенности, ничего не испытывая, никаких эмоций, не волнуясь ни за кого, жить спокойно и совершенно без чувств... Эта история завершится очередным дождём, погружающим в серую, спокойную, умиротворенную тоску. Люди спешат по домам, утопая в холодной и грязной воде. А кому-то торопиться не к кому. Обещания и надежды становятся подобны умирающему, сгнивающему в осенней луже кленовому листу. Дождь хранит в себе свою, особую философию, но суть в том, что когда ты одинок, тебя будет спасать теперь только он... Ты станешь мечтать о том, чтобы небо никогда больше не яснело, оставляя тебя в монохромном, сером, бессмысленном и грустном мире только своей души, ничьей больше. Осенним дождём всё началось, им же всё и закончилось... Немного жаль, что напоказ Мы наши чувства выставляли. Немного жаль, что потеряли Друг друга мы в последний раз.