Металл и Стекло

Металл и стекло. Две вещи, которые определяют мир. Все остальное – вторично. За узкими окошками-бойницами литейных цехов стоит жара и ярко горит солнце. За невысокими стенами фабрики живет своей жизнью промышленный район. Жара выгнала с улиц всех, кому не нужно зарабатывать на жизнь. Лишь изредка из тени выскальзывает тонкая женская фигурка и поспешно семенит по каменной мостовой к лавкам с едой и специями. В теплом густом воздухе пахнет остротой и чем-то кислым. С севера, громыхая двигаются телеги. Люди и лошади вместе тянут по улицам материалы и грузы: руда железа и меди, песок, глины и песчаник. Мастеровой молча смотрит на эту процессию, выглядывая из тени большого склада. Он никого не подгоняет. Всему свое время. Если следовать дальше, сквозь вереницы узких маленьких домиков мы окажемся у Вторых стен. Они нависают над промышленным районом грубой массой гранита и песчаника. Их фасад прикрывал Кад’дар еще в те дни, когда Великая Давада, была просто Давадой. Когда не надо было говорить «Великая». Когда все и так знали, что Давада велика. Вторая стена носит на своем лице старые раны. Неглубокие, но широкие выбоины – от ударов камней, запущенных из катапульт. Острые и резкие отверстия в цементе – от снарядов баллист. Трещина, превращенная архитекторами в подобие проходных ворот, - от ритуалов звездочетов из Гирана. Кад’дар едва не пал в годы великой войны. И Вторая стена тому напоминание. Под ее тенью пробуждаются ото сна обычные граждане. Стена служила границей и напоминанием статуса жителей по обе стороны от нее. Когда ее строили, не было ни фабрики, ни гончарных мастерских. Не было ферм на другой стороне реки, не было узких маленьких домиков. Но все еще, если из Гирана придет армия, одетая в рыжую бронзу и медь – стена защитит только их. Горожан. Людей, носящих белые рубахи и серые плащи. На ногах у них серые штаны с красными полосами, а в косы вплетены синие ленты. Они ведут под руку своих жен в изумрудных одеждах и болтают о том, как риказийцы все повышают пошлины. Они не чувствуют горького запаха плавильных печей и никогда не вдыхали шлака. Но их руки также шершавы и покрыты волдырями. Женщины ткут в тени палаток на рынке, или стоят за прилавками, предлагая вкусить настоек или овощей с местных ферм. Мужчины ровным строем выходят за границы Второй стены и проходят мимо литейных цехов, маша руками рабочим. Они несут на плечах мотыги и лопаты. Они строят Третью стену. В их мастерских за рубильники, молотки и горны встали молодые юноши. Их руки еще не покрыты мозолями и волдырями. Но они стараются. За просторными мастерскими, по широким улицам, за рыночными рядами едва виднеется Первая стена. Она погребена между остовами трактиров с одной стороны и грузным массивом счетного двора с другой. Тонкая полоска песчаника никогда не чувствовала огня и металла. На ней никто не стоял, ожидая атаки, не зажигал сигнальный огонь. Того, кто не видел войны – погребают, не оставляя надгробия. За ней стоят высокие здания, обрамленные в прочный камень. Крепости за крепостными стенами. В их просторных и вечно прохладных залах обитают люди совершенно иного толка. Они носят пурпурные одежды, широкие желтые штаны и высокие кудрявые прически. Советники и счетоводы. Их взгляд сосредоточен на старых картах. Их разум витает над всеми Ржавыми землями. Если горожане болтают о повышениях риказийских пошлин, то эти люди знают во сколько это обойдется Кад’дару. Они знают о каждом центнере руды, о каждой тачке затраченного угля. О каждом больном и травмированном. Они трепетно переписывают человеческие жизни в цифры, отрабатывая каждый заработанный дарх. Каждый день в шестой час, когда сумрак еще во всюцарствует на этой земле, когда еще прохладно, они выходят из своих домов и спешат в писанные залы. Спустя полчаса, укрываясь от лучей восходящего Сагира, они спешат в совещательную залу, где за столом сидит он. Ставленник. Его имя Аркхан. Его отец – Аркихан. Его дед – Аркхадихан. Они происходят из рода Газра, что всю жизнь служил Великой Даваде и Дри’Дархам. Потому он здесь. Потому что под этими стенами пал его дед. Потому что на этом кресле скончался его отец. Среди прочих его выделяет лишь орден власти и скипетр, лежащий перед ним. Позолоченная бронзовая булава с навершием из полированного янтаря. Символ власти. Оружие, которым ломали черепа гиранцев его предки. Он внимательно слушает отчеты и задает вопросы. Складывая цифры в голове, он прикидывает варианты. Риказийцы подняли пошлины, чтобы не пустить товары из Вкрады. Они исполняют поручение гиранцев, подпитывая попутно алчных торгашей от Виргалии до Блидана. Контролируя узкий проход между скал - риказийцы контролируют торговлю. Медь и железо подорожают. Сократится производство. Новые отряды не получат своего снаряжения. Гиран таким образом подрезает им крылья. И Архан мало, что может с этим сделать. Ему надо развеяться. Он накидывает на свои плечи белую мантию, берет в руки скипетр и выходит сквозь большие скрипучие двери. Ему в лоб бьет жара. Теплый воздух заполняет легкие. Он плавно ступает по раскаленной мостовой, намеренно избегая тени. Он желает, чтобы его видели жители. Хочет прикоснуться к их жизни, хотя бы на мгновение. В мастерской его встречает юный мальчуган. Ему едва ли восемнадцать. На нем лишь короткие штаны да фартук, он выглядит испуганно. Аркхан поднимает с верстака клинок. Тот еще не наточен. Он выглядит грубовато. Ставленник уверено наносит клинком несколько ударов, поражая рябеющий от жара горна воздух. Руки мужчины покрываются сажей. Он кладет клинок обратно и кивает: «Хорошая работа. Но рукоять недостаточно длинная». Мальчуган лишь поспешно уверяет: «Исправим, мой господин» … Он ступает дальше по улицам. Заходит на рынок и спрашивает цены. Пол дарха за пол лепешки, три дарха за небольшую корзину пшена, восемь дархов за мешок редиса. В голове у Аркхана складываются цифры. Он вспоминает отчеты, вспоминает лица счетоводов и советников, понимает, что двое из них лгут ему. Они подправляют цифры, скрывают недостачи и ошибки управленцев. Цифры. Цифры не складываются. Он вышел из-под тента торговки, кивнув ей на прощание. Ему тяжело дышать. Но впереди еще одно место, которое нужно посетить. Они встретились у широких ворот цеха. Тягучий гул горнов бьет в уши. Пахнет горечью и потом. Грязь и сажа витает в воздухе, оседает на белой мантии, пурпурном жилете, на белых штанах. Мастеровой лишь кивает, сощурив глаза. Казалось, он не озабочен сокращением поставок. Он то и дело смотрит на север. Там, в низине у реки грузят глину и камни граждане. Ставленник вопросительно поднял бровь и спросил о чем-то. Мастеровой лишь пожал плечами. «Риказийцы не важны. Давада не важна. Важны лишь стекло и металл. Одним ты видишь богов, другим разишь врагов. Все остальное – пыль». Все остальное – пыль… Что-то треснуло в коре Земли. Натужный, ужасающий гул разнесся по каменистой пустоши. Еще одна трещина ударила по иссохшей коре, разрывая умирающий мир еще сильнее. С гудением и ревом наружу вырвались потоки магмы. Где-то на границе разрушений треснула и упала в ущелье скала, пораженная очередным ударом. В воздухе застыли обломки породы, удерживаемые невидимыми энергиями, они колыхались с каждым сотрясением, с каждым взрывом и ударом. С небес на все это взирают боги. И молчат…