Мужие, братие, вы видите и ощущаете, в какой великой беде все государство ныне находится, и какой страх впредь, что легко можем в вечное рабство поляков, шведов или жидов впасть, через которое не токмо имения, но и живота многие уже лишились и впредь наипаче все обстоятельства к тому.
Русское Царство лежал на перинной постели в некогда богато украшенной горнице захолустной дворянской усадьбы. Совсем уже изнемогал. Его светлое лико былого ярого властодержавца бледно осунулось, а глаза дымкой мрачной запеленились. Могучее здоровое тело царя дурь вредобольная одолела. Мужчина глухо стонал, превозмогая опалявшуюся боль в лытках, с сожалением смотря на икону Божьей Матери, ибо верил. Он так слаб и немощен перед сим великозлобством, что охватило его болезнью мучительную, как нагайкую об лапти. И он серчал от страшнейшей думы о судьбе детей своих прозванных, народа несчастного, кой уберечь от бед перед божьим праведником поклялся, да для чистоты дел своих и отсутствия умыслов корыстных крест целовал и трон свой омывал в пост церковный десять дней. Благовещание, подобно Пресвятой Богородицы, он возвещал о нашептанных словах Гавриила об избранной им Богом благодати, кое ждет их русский народ, что молвой бает о красе их молодого царя, избранного на то Всевышним, ибо стал он рождением того плоти и крови, а того знали, кара государя – кара Господня. Русское царство молил о прощении, да если не для себя, то для народа своего, ихних Вифлеемских младенцев, что горем и ошибками зверообразства пали муками в земле, нынче вновь окропленной невинной кровью горя чад неразумных. Но скоро булатный меч коснется и его под знамёнами красного солнца, закончив невыносимые терзающие муки, но не освободив землю от грехов его, слабости духа людского, искусившееся в пустынный голод дьявольскому лику, от того и сошедшие с пути праведного божьего. Кармазин облип его исхудалое тело в бесконечной агонии пожаров, что пожирали силу природную, да посрамляли честь народную. Путь крестный был тяжек не своим ношением, а распятием, знаменующим его конец, да вот Царству от сего и горестнее жить становилось, понимая, что не он был тем блаженным, кто там невинной смертью весел, а детитки его недоученные, кои благодатью были дарованы и лишь бояре, что повой с рук несли царя, лишь попытали сквернящий лик апостола Петра, кой трижды в страхе о слыханном суде, себя почать спешил. Какое гадство! В сугон за этими плешивыми, сквернящие аспиды, гнетущие орлы, перечившие Богу, их венчанному другу и славному царю. Николи казна так не пустела, пока брюхатые бояре свой нос туда впустили, растащив все дорогое в свои пузы, да красноты пунцовых щек, а народ скотом ничтожным умирал. Боже! Спаси их светлые умы, прости и их, авось и сбудется с них нечто путное, ведь как бы больно не было в душе от их предательств, но продолжают сердцу также любы быть, как и вся глумливая ребятня, с рождения народом его ставшим. Он всех простил. И за всех молил прощение. За грехи, алчность и злобу, что Великим голодом пришла чумой в простор открытой русской доброте, наивности и сожалению. Простил всех и каждого, кто ранил ему сердце. Просил прощения пред всем народом, что солгался Богу, пустив сквозь латы свои росток грехов, а с ним падение. Царство кинуло во тьму и свет ему орлы поганые закрыли своими крыльями, несущими одну и только боль – горьких всхлипов и материнских слез. Жизнь бежала перед ним и от него. Бросало в жар от пирований, вкуснейших кушаний, богатою рекой стекая скатертью в просторных царских комнатах. Ах, минули дни былых побед, когда о них кричал весь свет, что на пути великого и грозного царя не встанет ни одна преграда. Тогда был нрав, шальные годы, ребяческий порыв во всей красе. Великолепие блистало и весь Восток об этом знал, а кто не верил, тот познал и ощутил все на себе, когда одна только русская нога, ступая на землю басурманскую к себе навечно причисляла и строила себе кремли. Те годы были славой, о коей грезил каждый, вестимо потому все было суждено закончиться на столь печальном слове. Мужчина опалялся студеным завываниям, от коих тело скрючилось в пожаре ледяных эмоций. Он помнит тот ужасный день, когда свет для всех померк и надежде было места мало, как и веры в нового царя, что не был избранником Бога, а именно народа гласа, то было что-то ново. Русское царство лежал с отдышкою, смотря казалось словно в душу Богу, умоляя и прося о милости спасти простых детей, народ, что гнется под флагом польских штурмовых. Мужчина умирал, а вместе с ним и его люди. Николи хуже смерти не было на свете. Он плакал и рычал, голодным степным волком, с отвратным сожалением. Конец сему. Царство не смог, не успел, не собрал народ в единый грозный вой, что смел бы гнусных поляков домой. Русское Царство лежал на перинной постели в некогда богато украшенной горнице захолустной дворянской усадьбы. Его светлое лико былого ярого властодержавца бледно осунулось, а глаза дымкой мрачной запеленились. Могучее здоровое тело царя дурь вредобольная одолела. Он закрыл глаза, чувствуя горечь пепла на языке, холод костяшек на руке от скрипучего ветра и сухость своих дум в безликой темноте. Мужчина молчал и не просил прощения у икон, не пытался писать письма боярам и не собирал люд для спасения, ибо больше не верил. - Слаб народ телом, а ты слаб духом. Нет в вас согласия, от того и серчаете – мягкий шепот, напоминающий шелест могучих кронов деревьев, нежно прошелся по горнице, осветляя ее мрачные стены. Царство ощетинился, когда до него дошел не жар варварских костров, не пожар мучительных смертей, а мягкое согревающее тепло, ластившееся невесомо по телу. Он ощутил себя просветленным, воскресшим из пучин мрака гроба, в котором себя замуровал. Открыв глаза, неожиданное наваждение окликнуло его слабым светом. - П-папенька? – голос дрожал в неверии, но глаза щипало от отчаяния. Хотелось вновь ощутить тепло его касающихся рук, услышать медовый лепет с балакающихся уст, а коли это сон Предтеча, то мужчина готов был покаяться этой Миссии, Спасителем, встретившим сбившегося странника с истинного пути. - Огниво мое разгорячённое – ласково проговаривает Московий, оглаживая исхудалое, измученное, костлявое, обезображенное тело собственного чада, но в его глазах нет и капли отвращения к собственному ребенку. Только родительская любовь и нечеловеческая скорбь, которая туманной пеленой созерцала свет после добросовестной битвы на Куликовом поле. Княжество нежно проводил по острым контурам тела сына, грустно понимая, коим холодным трупом слег его отважный сын, замуровав сам себя в сырой темнице, медленно съедая себя изнутри, очерняя бледную кожу бесчисленными впадинами. Было нестерпимо больно смотреть на его осунувшееся молодое личико, искаженное серыми разводами, отшелушившейся кожей и остро выпирающими скулами. Его мальчик измотан, подавлен и разбит, а очи более не сияют тем пламенем, разжигающим тьму. Нет, коей горечью правда не сулила сердцу, сын сам обращается в отравленную искушающую тьму. Царство лежал бездыханным телом, уподобившись зрить снисхождение уготованного для него, раба грешного Господа, лика святого мученика, приготовленного забрать душу в день его Страшного суда, посланного на их бескрайние земли, мнившие себя благочестивыми, да вот отвергнувшие свой единородный путь. Он тяжко и отрывисто постанывал, стоило желанным святым касаниям расплываться в нем теплыми водами истока сотворения всего мироздания. Бог наш Троица, прежде всех времен, настоящих, прошедших и следуемых завтрашними лучами солнца; Отец, Сын и Святой дух, порожденные ни началом, на краем, не знающими конца своей сути, простирающийся над всем, что живет и дышит, мужчина с упоительным млением молит провидение и Божественного слугу слова Божьего, словно бушующее пламя, утолить его земной голод от простирающегося холода и сгинуть в этих нетерпящих пожарах, покрывающие его постыдные, грешные рубцы, сжечь всю боль и стыд великого царя, окропившего, смиренного своей кончиной, скипетродержавца невинной кровью. - Представь же себе, как во время военного нашествия конские копыта попирают и давят нежные тела младенцев! Когда же зима наступает, еще больше жестокостей совершается. И разве твой злобесный собачий умысел лежать тута не похож на злое неистовство Ирода, явившегося убийцей младенцев? Это ли считаешь благочестием — совершать такие злодейства? – тон Московия резко изменился. Слова резались стальными прутами и не было в них той доли тепла, излучающего всепрощающий свет и безмятежную скорбь. Княжество отчужденно отпрянул от костлявого тела, жалобно стягивающего воздух в груди. Взгляд косился осуждающий, призывающий к сопротивлению, борьбе за себя, но себе лукавить он не мог, ибо скрыть сочувствие давалось трудом, не перековать свои в тот меч, когда сердце по сыну родному плачет. Царство разрывало изнутри. Вокруг него витала смерть, воздух казался пронизан ее смердящим вихрем, сдавливающим его к земле. Она была везде и всюду, а ее холодящая хватка цепко сцепляла ему шею в беззвучных рыданиях. Голоса от нее преследовали днем и ночью, колокольным звоном в Воскресных храмах раздаваясь встрясками и мракобесными лязгами. Быстрая смерть от ранения пищалями, медленная и мучительная смерть опальных священников от голода и холода в сырых земляных ямах, внезапная агония от прокатившегося лезвия меча. Дождь, смывающий с берестяных досок реки горячей крови. Крови его детей, его крови. А также звенящий гогот весельческого празднества, да не русского народа, а чужеверных и лживых бесов, отступники от честного и животворящего креста Господня и губители христиан, и примкнувшие к врагам христианства, отступившие от поклонения божественным иконам, и поправшие все священные установления, и святые храмы разорившие, осквернившие и поправшие священные сосуды, и образы, подобно Исавру. - Гляди каким слабым и немощным стал мой вид, преблагороднейший. Разве способно это тело сражаться, поклявшись на том перед целованием креста Господня? Смерти не страшусь, на том на Страшном суде готов ответить за грехи, и за слабость духа своего в ответе. Не смогу вести народ страдальческий я в бой. Сбылось все сказанное: «Кто думает, что он имеет, всего лишится». Московское княжество тяжело вздохнул, ласково проводя по тонким, струящимся волосам. О, как красивы эти заплаканные глазки, но так печальны в своей бездонной пустоте. В них не осталось веры, ни капли жизни, что разожгла бы пламя страсти в народное восстание. Все угасло. Мужчина наклонился, оставляя нежный поцелуй краем мягких губ. И несмотря на грязь и пот, он умиляется в слабой улыбке, находя своего сына даже уставшим и сломленным прекрасным и непокоримым. Лишь раз позволил дать народ их верх, но более ни одна собака и ее смердящий кал не отметит их душу грязной сквернословием своим. Так заключил он свой обет. - Восстань из пепла, словно орел, расправь свои большие крылья и прикрой народ в защите. Ты слаб от того, что так говорят они. Ты слаб от того, что называли тебя рабом. Они называли. Ты верил. Посмотри в глаза мне и соври, что видишь того, о ком говорят враги. Царство глядел в бескрайние очи, наслаждаясь их глубиной, чистотой и несущим светом. Эти невероятно добрые глаза наполняли силой, что окутывала уверенностью и спокойствием, в них была умиротворяющая тишина, без тяжкого неумолкаемого ропота. Они были будто цветущая жизнь, не знающая боли и страха. Мужчина привстал, дрожащими руками обнимая родителя. Его окружило распространяющее тепло. Воздух вокруг был свеж, как никогда раньше не чувствовал царь. Российское царство сдавленно заплакал, лишь сильнее сжимая тело родителя, продолжая доверчиво смотреть в его большие добрые глаза, полные любви и искренности. - Пока есть надежда, то ничего для нас не будет потеряно. Смерти нет. Есть жизнь. Русское царство знал, что видел в очах родителя, не иначе, как посланного для спасения его души самим Богом. Он видел народ, своих детей и их потомков. Сильные и несломленные, живущие в пламенной верой в душе. Мужчина осторожно приподнялся с кровати, становясь ватными дрожащими ногами, и раскачиваясь из стороны в сторону побрел за отцом. К свету. У него получилось встать больным с постели. Потому что Русское царство верил. И пока с ним будет эта вера, она найдет сил бороться за свой народ. Его дети будут жить и невинная кровь не будет пролита зря.Однако же ослабевать и унывать не надобно, но призвав на помощь всещедрого Бога, свой ревностный труд прилагать и согласясь единодушно, оставляя свои прихоти, своего и наследников своих избавления искать, не щадя имения и живота своего.