Рождество - это семейный праздник.

Пробуждение приходит на пару с головной болью. Она растекается от макушки аккурат к вискам, только чтобы ударить в них с невероятной силой. Он морщится и открывает глаза. Взору предстает, давно ставший привычным, бардак, но тот не привлекает его внимания более чем на десять секунд. Ему совершенно не стыдно, он только дёргает скулой и садится на кровати. Следующим объектом, на котором Ксавьер остановил свой безучастный взгляд — это шторы, плотно закрывающие окно. Теперь его лицо становится откровенно недовольным. Нет, ему нравились эти шторы, он просто вспомнил какой сегодня день. Рождество. Когда-то — кажется очень давно — ему нравился этот яркий праздник, сейчас же Чарльза ослеплял его блеск. Рождество — семейный праздник, а таковой у него увы в дефиците. Разве что, один единственный человек, которого Чарльз мог назвать частью своей семьи, находится сейчас где-то в доме. Семья его была куда больше, но рядом оставался только Хэнк. Остальные разбрелись кто куда, кто по стране, кто за её пределы. Ну, привыкать к одиночеству ему не нужно, но от чего тогда так... Неприятно? Ксавьер мотнул головой — не стоит усиливать мигрень. Он наконец встал с неприлично большой, как когда-то кое-кто её обозвал, постели и нашарил на прикроватной тумбочке полный шприц. Но, прежде, чем накачать организм Кислотой, он подходит к захламлённому всяким столу, хватает коричневого цвета стекла бутылку за горлышко и опрокидывает в себя содержимое, коего там оставалось не больше половины. Тепло разливается по телу как бальзам. Он водружает опустевшую бутылку обратно на стол, невесело, но довольно, улыбается. Может, он и не может сегодня радоваться празднику, но точно способен привнести в этот тусклый, для него, день немного «света». Ввести в кровь «сильнодействующий яд», в чистом виде, Чарльз не успевает. Память услужливо подкидывает... «...давай проведём рождество вместе? Обожаю этот праздник!» Это было сказанно человеку, который стал ему единственным другом, с которым позже они разделили нечто большее чем просто дружба, которого откровенно слепо, наивно и глупо Чарльз впустил в свою жизнь. В семью. Чёрт, это было до абсурда опрометчиво! Подумать только, поверить в такого как Эрик Леншерр! Убийцу! Верх абсурда. Но, осознания всей глупости его положения не хватает для того, чтобы подавить желание биться о стены, не заглушает боль. Она лишь растёт, пуская свои корни в его сломленной душе. Фраза... Нет, воспоминание, заставляет бывшего профессора оцепенеть на месте. Он помнил как воображал себе первое рождество с командой. Эрик, в силу роста, устраивает золотую звезду на верхушке ёлки, сам Ксавьер возится на кухне с едой, Рейвен украшает дом, Хэнк с ребятами помогают нарядить ёлку. Что ж, из всей фантазии реальным оказался только Хэнк, но и тот не в той роли. Хотя он благодарен вселенной, за то, что не совсем одинок. Со злости он пинает ближайший стул, с которого тут же валится много одежды. Эрик лишил Чарльза его идеального рождества, решительно заключает когда-то-телепат. Лишил его всего. Лишил его себя... Ушёл, бросил. Не остался на рождество... Рука опасно сжимает шприц с наркотиком внутри, но он и не думает вводить иглу в вену. Вместо этого, решительно не обращая внимания на затянутый выше локтя ремень, он вскакивает с кресла, подходя к шторам цепляется за одну и, после секунды неуверенности, резко одёргивает её в сторону. Комнату тут же заливает солнечный свет. А он уставился на ослепительно белый снег, лежащий покрывалом на верхушках деревьев и земле. Ничего кроме снега. Разве что, замечает стремительно скрывшуюся за поворотом фигуру, смутно знакомую. Бред, нет здесь никого кроме Хэнка, это наверняка он. Его хватает где-то на полторы минуты, после чего он, так же резко, задёргивает штору и направляется к креслу. Пожалуй, этот день он проведёт в забытие.