Горящая легенда.

Свет софитов, оглушающий стук сердца, сравнимый с ударами барабанов, сотни камер телефонов в массе оживленной кричащей толпы, горячий пот, стекающий по лицу и восторг в горящих льдисто синих глазах. Натаниэль срывает голос на последних словах и резко замолкает одновременно с музыкой, обрушая на зал непривычную тому тишину. На несколько мгновений его тело замирает с микрофоном у губ, опущенной в пол головой и уверенной стойкой ног. Тишина длится недолго, плавно перерастающая в дикий визг толпы, когда Натаниэль поднимает голову и с эффектным шепотом, пронзающим слух каждого в этом зале: «До встречи в аду» демонстративно расслабляет руку, отчего микрофон со свистом падает, и с хищной ухмылкой на губах удаляется со сцены под восторженный шум толпы. На веснушчатые скулы падает тень, стирая ухмылку под ноль. От этого живого, горящего парня ничего не осталось. Он ускоренно шагал по узкому коридору, прямо под тусклым светом, одновременно набирая номер на телефоне. До его ушей все еще доносились кричащие голоса из зала, к которым так хотелось вернуться и провести там вечность. Но все это обрывается голосом по ту сторону трубки. — Ты опаздываешь, Веснински. — Я еще в прошлом месяце предупредил Мясника о вечернем концерте. Не моей инициативой было поставить именно эту дату. — грубо рыкнул Натаниэль, заворачивая в тесную комнату, являющуюся подобием гримерки. Там он проводит жалкие секунды, подхватывая черную кожанку и вытаскивая зарядку для телефона из розетки. После так же резво вылетает из гримерки, петляя по все таким же узким коридорам. Он слишком не вовремя пересекается со своим менеджером. Черноволосая девушка в изумрудном платье. — Вероника, ты чертовски не вовремя. — фальшиво вежливым тоном цедит Веснински, прерывая телефонный разговор. — Так просто уйдешь? У тебя еще по плану час с фанатами. — Мы говорили об этом. Я не фотографируюсь, а на автографы сегодня настроения нет. — Нил. — Вероника, отойди с дороги, милая. Вопрос жизни и смерти. — теплая улыбка контрастирует с ледяным взглядом синих глаз и выглядит жутко, что и заставляет девушку сделать шаг в сторону. А Натаниэль даже не беспокоится о том, насколько правдивы сейчас были его слова. Эта наивная девушка не поймет. Ведь никогда не понимала. Телефон снова оказывается у его уха. — Я буду через пятнадцать минут. Успокой свой зад, ему ничего не грозит. Кого и будут здесь наказывать, так это меня. — это было последнее, что бросил Натаниэль перед тем, как выключить телефон и спрятать его в карман кожаной куртки. Он действительно очень опаздывал, потому что в назначенном месте он и его помощник должны были быть еще полчаса назад. Чувство провала подогревало его изнутри, в голове вырисовывались картинки предстоящих последствий. И было отнюдь не весело на какое-то время проваливаться в мир своих фантазий, которые в каком-то смысле являлись реальностью когда-то в прошлом. Может, в прошлом месяце, а может и на прошлой неделе. Натаниэль незаметно прихрамывал явно не от того, что где-то подвернул ногу. Душные коридоры сменились на вечернюю сырость. Кажется, только что прошел сильный дождь. В воздухе пахло озоном и мокрым асфальтом, с крыш падали холодные хрустальные капли. Одна такая приземлилась Натаниэлю прямо под глаз, отчего он невольно дернулся. Все было лучше, чем то, с чем предстояло столкнуться в самом ближайшем будущем. Однако времени на жалкие минуты свободы у него попросту не было, начиная, наверное, с самого рождения. Шлепая по лужам армейскими ботинками, он добегает до своего черного Доджа и заваливается на водительское сиденье, крепко сжимая руль и прикрывая глаза. Сейчас он соберется с мыслями, успокоит нарастающее отчаяние, откроет глаза и провалится в пропасть безразличия. Давно изъезженный ритуал перед каждым выездом на очередной отвратительный заказ, который передал ему отец. Натаниэль открывает глаза и заводит мотор, не чувствуя при этом ничего. Он едет, наплевав на правила дорожного движения, превышая скорость уже за сто двадцать. Стоило уже положить огромный болт, ведь он и так опоздал, но Натаниэль даже думать не хотел о том, что минуты, которые он потерял, потом волшебным образом превратятся в удары золотого хлыста. В его сегодняшние обязанности не входило убийство. Лишь пытки. Некое предупреждение наглому должнику, что являлся собственностью наркобарона, а также имел связи с кланом Морияма, которому и задолжал. Ичиро любезно согласился помочь старому другу, подключив к делу Мясника. Обычное дело среди всего, с чем сталкивался Веснински, но это не отменяло того, насколько он был себе омерзителен после того, как это заканчивается. Не было ни дня, когда после выполнения заказа его не выворачивало наизнанку в туалете скорее не от вида крови, рвущихся связок или же голого мяса, а от того, что все это — его чертова работа. Натаниэль прибывает к отелю «Атмосфера» ровно на пятьдесят минут позже назначенного. У входа его встречает весьма раздраженный горе-помощник. — Ты умрешь сегодня, Веснински. — напряженно утвердил он. — Ну так это не твоя забота. Расслабься и получай удовольствие, Артур. — задорно ответил ему Натаниэль, хлопнув того по плечу, но в следующий момент снова стал серьезным, настроенным на работу —Информация. Что произошло за пятьдесят минут? — К твоему счастью, ничего. Цель не покидала отель. — Хорошо. Значит действуем по плану. —отрезал Веснински, одновременно с этим доставая из бардачка черную тканевую маску, такие же черные очки с золотыми душками (если Натаниэль и был серьезным человеком в какие-то моменты, это не отменяло того факта, что он очень любил повыебываться лишний раз) и черную кепку. Нацепил свое обмундирование, закрыл машину и проверил, дернув переднюю дверь за ручку. — Шевелись, Веснински. Ты и так подписал себе смертный приговор. — нетерпеливо тороторил Артур, постукивая пальцами по черному капоту. Натаниэль зло приспустил очки на кончик носа и дерзко шлепнул наглеца по руке. — Не забывай, с кем говоришь. Ты — лишь шавка в его и моих руках. А теперь иди вперед и не выеживайся. — процедил он, глотая горячий воздух в тесной черной маске. Артур недовольно цокнул, но все же послушался и сбавил обороты, что было весьма верным решением. Артура нанял кто-то из людей Натана Веснински. Натаниэль не стал с этим разбираться. Ему вообще не нужен был помощник. Он всегда работал один, и за двадцать лет за его спиной никто не стоял, когда он заживо потрошил тела провинившихся. Но не тут то было. Чуть позже Натаниэль случайно выяснил, что Артур был идеей Натана. Таким неким передатчиком информации. Надзирателем. Нянькой. Натаниэль пришел в ярость и закатил страшный скандал, круша все вокруг. Так его еще ни разу не оскорбляли. Конечно за такой буйный мятеж он получил свое наказание, на которое уже по истечению трех дней забил огромный жирный болт, но он до сих пор приходит в горячую ярость при виде надменного Артура, который кажется решил, что он теперь пуп этого мира, присматривающий за вредным ребенком. Он пообещал себе, что при случае обязательно подробно и доходчиво объяснит, где его место, и что на самом деле значит фамилия Веснински. В отель они входят, сливаясь с толпой и глазами находят ресепшен, за которым стояла милая хрупкая девушка с блондинистым каре. Артур натягивает дружелюбную улыбку, а Натаниэль снимает очки, чтобы не казаться совсем подозрительным. Он строит теплый приветливый взгляд, наклоняя голову на бок. Отработанный прием. — Здравствуйте. Мы бы хотели поговорить с Джоном Бушем. Видите ли, приехал его брат, однако у него не нашлось контактных данных Джона. И все, что нам известно, это название отеля, где он сейчас отдыхает. — мысленно Натаниэль поправил Артура. «Отеля, где Джон временно скрывается под чужой фамилией», — Мы были бы очень благодарны, если бы вы смогли пригласить его в фойе. Девушка механически улыбается. Приторность в ее глазах вполне могла бы спровоцировать рвотные позывы. Натаниэль ненавидит сладкое. Она осматривает парочку в черном, задерживая свое внимание на синих глазах Натаниэля. Ее маска трескается под грузом сомнений. — Он не предупреждал о вас, насколько я знаю. — наивно мурлычет девушка. Натаниэль сильнее стискивает зубы. — Конечно, он ведь не знает, что я приехал. Позвоните ему, скажите про брата, он поймет. — натянуто дружелюбно отвечал ей Веснински. В своих словах тот был уверен, ведь не стал бы так рисковать, если бы не собрал достаточно информации о заказанном человеке. У Джона действительно есть брат, который оборвал контакты с ним еще в возрасте шестнадцати лет. Джон скучает по брату и не скрывает это, что и стало его ошибкой. — Хорошо, я сейчас с ним свяжусь. —девушка выглядела настороженной, но сопротивляться не стала. На стационарном телефоне она набрала номер, в котором сейчас остановился Джон Буш, сообщила о приезде брата, утвердительно промычала и сбросила трубку. — Я прошу прошение. Мистер Буш сейчас спустится. — она виновато потупила глаза в пол, а Натаниэль победоносно улыбнулся, скрываясь за маской. Когда диалог с девушкой логично завершился, Артур потянул Натаниэля подальше от стойки. — Кто тебя просил высовываться? —недовольно бурчал он. Веснински раздраженно вздохнул. Именно поэтому он избегал работы с группой поддержки. — Ровно до этого момента мы с тобой смотрелись максимально естественно. Засунь свой язык в задницу и продолжай играть роль моего верного друга, и проблем не будет. — прошипел Натаниэль, возвращая очки на нос. Он и так чувствовал себя отвратительно, не хватало еще потом отчитываться перед отцом за убийство его человека, причем необоснованное. Может для самого Натаниэля причина «Затрахал мой мозг» и имела свой вес, то для Натана она будет означать, что язык у его сына — точно лишняя конечность. Джон ускоренно покинул лифт и выглядел так, словно минут десять назад он только проснулся. Натаниэль сканировал его взглядом и отметил для себя — безоружен. Его серые глаза метались по фойе в поисках знакомого лица, но так на него и не наткнулись. Тогда Веснински, переглянувшись с Артуром, кивнул ему и расслаблено прошелся до растерянного мужчины. Решив не медлить, он заключил его в объятия, ловя недоуменный вздох. — Джонни! Я так соскучился за эти годы! — восторженно воскликнул Натаниэль, чувствуя, как напрягаются чужие плечи. — Кто вы? — судорожно прошептал Джон. — Совсем братишку не узнал! Мне, между прочим, обидно. — Натаниэль продолжал крепко обнимать Джона на виду у всех, однако только они вдвоем знали, что под кардиганом мужчине в ребра упирается холодное заточенное лезвие. — Хоть пискни, и в тебе станет на одно отверстие больше, Джон Кэмпбелл. — мужчина в его руках крупно вздрогнул от угрожающего шепота у своего уха и натянулся как струна. Артур положил свою тяжелую руку Натаниэлю на плечо, чего последний не стерпел. Он априори избегал прикосновений, а если к нему прикасается Артур — нянька с манией величия — тут сам Веснински не понимает, почему тот еще жив. Рука была грубо сброшена, Натаниэль повернулся на него с сияющей улыбкой на губах, не опуская нож. Только сейчас Артур разглядел бледное лицо Джона. — Давай прогуляемся, Джонни. Обещаю, верну тебя в твой номер до полуночи. —весело болтал Натаниэль, играя наивного придурка. Он чуть подтолкнул тело Джона в сторону выхода, удерживая острее лезвия на том же месте. Мужчина в окутавшем его страхе совершал неуверенные шаги, пытаясь сдержать ужас, выступивший на его лице. Он прекрасно знал, кто за ним пришел и с какой целью. И он ничего не мог сделать. Самым глупым его решением было оставаться в одном городе с мафией. И сейчас Кэмпбелл как никогда это понимал. Понимал, когда пересек порог отеля, когда опустился на заднее сиденье машины, когда Артур грубо схватил его за затылок и прижал к его носу салфетку, пропитанную хлороформом. Джон правда пытался выбраться, дергался, вырывался, но сознание его мутнело, пока Натаниэль на переднем сиденье терпеливо постукивал пальцем по рулю и наблюдал за представлением через зеркало заднего вида. В точении нескольких минут Джон ослабел достаточно, чтобы прекратить бессмысленные попытки сопротивления и обмякнуть в руках Артура. — Готов. — подтвердил помощник, проверив, точно ли уснул Джон. Натаниэль ему кивнул и завел Додж, выезжая с территории отеля. *** Это место Натаниэль Веснински ненавидел. Это место он обещал сжечь когда-нибудь, когда его пальцев коснется свобода, когда не будет надобности в этом помещении. Он сожжет этот подвал вместе с собой внутри, когда с его плеч упадет тяжелый груз убийств и истерзанных тел. Веснински идет перед Артуром, который тащит на спине спящего Джона, спускаясь по давно изученному маршруту. Завал, что когда-то представлял собой аквапарк на окраине города, пару коридоров мимо обрушенных стен, узкая лестница в подвальные помещения, еще пару коридоров в кромешной темноте, где Натаниэля ведет мышечная память. Еще двадцать три шага, остановка, разворот на сто восемьдесят, толчок двери и щелчок света, что люди Мясника специально провели по требованию Натаниэля. Он напрочь отказался от подвала в фамильном доме Веснински, рыча и борясь за отдельную территорию. С трудом, но Натан дал свое добро. И теперь Натаниэль здесь, смотрит, как Артур бросает тело Джона Кэмпбелла на бетонный заплесневелый пол. В правой руке у Веснински-младшего увесистый черный портфель, что тянет его на самое дно своим весом. Натаниэль ненавидел то, что аккуратно лежит в этом портфеле, закрепленное между отделами крепкими кожаными ремнями. Он наблюдает через темные очки, как Артур стоит на корточках над лежащим телом должника и смачивает вату нашатырным спиртом, после чего лихо машет ей у самого носа пленника. Тот сначала неприятно морщится, а после ошалело открывает глаза, в панике оглядывая место, в котором он проснулся. — Что… кто… — бормочет Джон, поднимаясь на локтях, но сталкивается с сильной рукой Артура. Только сейчас загнанные глаза находят напротив себя невысокую, но вселяющую страх, фигуру в черном с головы до ног. На его похитителе все та же черная кепка, тканевая маска на пол лица и темные очки с золотой оправой. Одежда при таком тусклом свете сливается в одно черное пятно, включая в себя перчатки на руках и массивные армейские ботинки. Джон не знает этого человека, но он может уверить каждого в том, что ждал его и опасался. — С пробуждением, Джонни! Я успел соскучиться по тебе, пока ты спал. — воскликнул громкий голос из-за маски. Натаниэль не сдвинулся с места. — Лежи смирно. — приказал вкрадчиво Артур, снова прерывая попытки Джона принять сидячее положение. — Спокойно, Кэмпбелл. Ты же не хочешь, чтобы мы начали так сразу и без прелюдий. Так ведь неинтересно. — тон Натаниэля стал резким и угрожающим, но все так же блестал азартом и весельем. Джон не мог вымолвить и слова, в безумии метаясь взглядом по неизвестной ему комнате. — Если ты пришел в себя и готов воспринимать информацию трезво, то я начну. Пожалуй, для начала нужно пояснить, что позаимствован ты был не просто так. — Вам ничего обо мне не может быть известно! Мне была обеспечена полная конфиденциальность! Вас вывели на ложный след! — не унимался Джон. Что ж, его конечно можно понять, но терпеть это Натаниэль не обещал. Поэтому, раздраженный полным игнорированием его слов, Веснински в одно движение оказался над своим пленником, хватая того черными перчатками за горло. — Давай я повторю еще раз, если с первого не понятно. Но он будет последним, когда я пытаюсь угомонить тебя словами, Джон Кэмпбелл. — после мужчина почувствовал, как его губы раздвигает что-то твердое и прохладное. Тот самый нож, что совсем недавно упирался ему в ребра, сейчас так и норовил оставить пару порезов на языке. — Ты сидишь смирно и слушаешь, пока я с тобой говорю. Посмеешь перебить меня еще хоть раз, я отрежу тебе язык и заставлю его проглотить. Я очень надеюсь, что мы друг друга поняли. — когда Натаниэль закончил, он плавно вытащил нож из чужого рта, обтер слюну о воротник рубашки Джона и спрятал под ремень, возвращаясь на исходную позицию и вновь погружаясь в образ ветреного юноши, не смыслящего, что вообще сейчас происходит. — И так, на чем я остановился… ах, да! Уважаемый мистер Кэмпбелл, вы можете целиком и полностью доверять моим решениям, ведь я заверен в подлинной информации насчет вас. В подтверждение дам вам право знать мою фамилию. Поверьте, она даст ответы на многие ваши вопросы. Веснински-младший к вашим услугам. — Натаниэль отвесил не глубокий поклон. — Имя знать необязательно. Внешность Натаниэля Веснински в преступном мире для всех оставалась загадкой. Известно было лишь то, что волосы у младшего чудовища были такими же рыжими, как и у его повернутого отца. А вот фамилия напротив — заставляла беспомощные тела содрогаться в жутком треморе, взгляд цепляться за любые двери, окна, вентиляционные трубы, через которые можно сбежать, а слова застревать в глотке, ведь от одного только вида статной фигуры Веснински даже у главарей преступных группировок или высокочинных банд дрожали коленки и падала челюсть. Джон Кэмпбелл не являлся исключением. Все симптомы его запоздалой паники указывали на то, что тот постепенно сходит с ума. — И так, я продолжу. Спешу пояснить, какой информацией я владею. Тебе, Кэмпбелл, четыре месяца назад было выдано достаточно простое поручение от наркобарона, на которого ты работаешь. Тебе доверяют, потому что ты проверенный годами и обстоятельствами наркокурьер. Поручено тебе было доставить в Голландию триста тридцать килограммов различного вида наркотиков стоимостью в почти три миллиона долларов. Сто двадцать восемь килограммов в процессе транспортировки магическим образом исчезли, на что ты отвечал, что понятия не имеешь, в какой момент просрал приблизительно один лям долларов, который сейчас должен своему наркобарону. В поставленый срок, а именно пятьдесят дней, ты уложиться не сумел, следовательно, чтобы ты отдал хотя бы половину сраного долга, тебе нужен легкий толчок, который я так любезно решил тебе обеспечить. Доказательств легальности твоего нахождения здесь достаточно, я полагаю? Джон замер на месте, прожигая взглядом младшего Веснински. Всякая надежда в его глазах заметно рушилась, челюсть подрагивала, а лицо бледнело. Натаниэль наблюдал за чужим страхом и не чувствовал ровным счетом ничего. Его отец сейчас бы упивался страданиями своей жертвы, наслаждаясь каждой дрогнувшей мышцей. Но Натаниэль не такой. Он отключал все свои чувства и эмоции на время выполнения заказа, а после пожинал плоды в своей темной ванной комнате. — Нет… я все отдам! Отдам до цента! Пожалуйста, не нужно никакого толчка! Я правда отдам! — в панике кричал Джон, пока Веснински тяжело вздыхал. — Кажется, ты не понял. Джонни, ты должен не мне, а значит не мне верить в твои истерические обещания. Умолять пощады на коленях будешь у того, кого так по-свински подвел. А я на работе. — небрежно предупредил Натаниэль, пока Артур цеплял наручники на запястья Джона, заковывая руки за его спиной. Кэмпбелл кажется только сейчас это заметил, лихорадочно дернувшись. — Умоляю вас, позвоните господину, я клянусь, что отдам все! — Прямо сейчас? Вряд ли. — Натаниэль сделал вид, что потерял интерес к бьющемуся в истерике телу, прошелся до железного стола и разложил на нем свой черный портфель, снимая с того защелки. Артур грубо приложил Джона за горло, прижимая того к полу. Мужчина испуганно вскрикнул, когда его затылок больно ударился о бетонный пол. — Моя цель, Джон Кэмпбелл, убедить тебя в том, что у твоего господина не бесконечное терпение. Весь наш грязный мир держится на деньгах. Казалось бы, обычные бумажки, а столько от них проблем, да? Ты то сейчас это должен понимать, как никто другой. — Ты ведь не такой, как твой отец, Веснински-младший! Ты не станешь этого делать! — утвердительно кричал Джон, пока рука Артура на его горле стала в разы крепче и больно сдавила трахею. Натаниэль на секунду замер. В чем-то этот мужчина был прав. В то время, как в нормальных семьях дети стараются быть похожими на своих родителей, учатся у них и мечтают быть, как они, в семье Веснински мальчик с детства молился никогда не стать таким, как отец. Никогда не убивать, не смотреть на свою жертву с таким удовольствием. Натаниэль рос, понимая, что он похож. Что он такой же. Что он чудовище. Однако утешал себя мыслью о том, что ему никогда не было приятно смотреть на чужие страдания. Он мечтал, чтобы это поскорее закончилось, чтобы мученик умер и обрел покой, чтобы больше не кричал и не молил о пощаде. А потом, оставшись наедине с самим собой, Натаниэль тихо плакал, содрогаясь в крупном треморе. Ему снились все эти жертвы, ему снилась их кровь на его руках. Натаниэль кричал, но у него не было выхода. Единственное, о чем он мечтал — это свобода. Свобода — жизнь без Натана Веснински. Жизнь без Натана Веснински — смерть Натана Веснински. Натаниэль думал об убийстве отца еще с одиннадцати лет, так и дожил с этой мыслью до своих двадцати, став воплощением того, кого всю жизнь боялся. — Мне жаль тебя, Джонни. Ведь так больно ощущать, как умирает призрачная надежда. — спустя секунды молчаний, сравнимых с вечностью для всех в этой комнате, Натаниэль отмер и тихо заговорил, раскладывая перед собой портфель в открытом виде. В глазах отразился недобрый блеск металла, зрачки сузились, а губы изогнулись в еле заметном отвращении. Натаниэль выполнял свою работу безупречно, даже его отец это признавал. Однако младшему Веснински от этого только омерзительнее. От своих рук, своих мыслей, от самого себя. —И в этом я тебя понимаю, уж поверь. Многое произошло со мной в моей недолгой жизни, но я не обязан отчитываться перед тобой. Я на работе, а ты мой заказ. Скажи, Джонни, курьер общается с товаром, который доставляет клиенту? Нет, он молча перевозит его в плотно запечатанной коробке. Порой даже не знает, что там, ведь вещь может быть сугубо личной. А потом отдает клиенту, и на следующий день забывает об этом заказе. Он ведь такой же, как все остальные. Тебе на него плевать. Ты зарабатываешь деньги. В случае со мной может что-то и отличается, но общий смысл, думаю, ты уловил. Поясню: моя поставленная задача должна быть выполнена в обязательном порядке. Мое или твое мнение здесь не учитывается. Злой рок? Нет. Правда жизни. Разные вещи. Натаниэль не намеревался пуще прежнего запугать свою жертву. Однако он не скрывает, что очень любит болтать без умолку. В обычной жизни это для него норма. Случайные встречи, общение с фанатами — Натаниэль всегда очень разговорчив. Его работа — другое дело. Там он не станет обсуждать то, как влился в мир музыки, и что она для него значит. Глупо было бы у своей жертвы спросить мнение о каком-то нашумевшем сериале. Нет. На работе Натаниэль превращается в пустого философа, затаившегося зверя, который больше заговаривает зубы, чем ведет расслабленную беседу. — Прошу вас, Младший! — слезно начал Джон. Натаниэль лишь слегка повернул подбородок в его сторону. Нытье уже давно не вызывает в нем сочувствия. — Я честно… я найду деньги! Я понял, насколько шатко мое положение, Младший! Я займу у друзей, я найду еще одну работу! Я клянусь, Младший! — Артур зажал бедняге рот, смерив того угрожающим взглядом. В руках Веснински что-то громко лязгнуло, выбив из Джона пораженный вдох, приглушенный рукой напарника его похитителя. Натаниэль повернулся, рассматривая его сквозь темные очки. — Меня никак не трогают твои обещания, Джонни. — медленно проговорил он и дернулся в странном импульсе. Потом на секунду сосредоточился на своих ощущениях, выдохнул, когда понял, что все в порядке, и вернулся к делу. — Я повторю последний раз, если не дойдет, мне придется отрезать тебе язык, и тогда своему господину будешь на пальцах объяснять, когда у тебя появится возможность погасить долг. У меня есть рабочий план, как в общем-то у любого мобильного оператора, к примеру. И этот план я обязан выполнить. Меня никак не волнует твой долг. Я здесь для того, чтобы оставить тебе первое предупреждение, Кэмпбелл. Так что закрой свой рот и не нервируй меня. — маска натянутого добродушия треснула, и наружу показался дьявольский хищник. Видел бы Джон сейчас глаза Натаниэля, то непременно оказался бы под ужасающим гипнозом ледяного океана. Однако Натаниэль решил для себя, что его внешность для жертв останется загадкой. Разве что из-под кепки могут изредка выбиваться темно-рыжие волосы. Джону хватило одного только тона, чтобы прикусить язык и на какое-то время забыть, как дышать. Веснински принадлежат клану Морияма, и не для кого не секрет, как выглядят их три предупреждения. И конечно же людей, заклейменных этими предупреждениями по земле ходит достаточно. Удостоверившись, что Джон наконец притих, Натаниэль кивнул и вернулся к своему раскрытому портфелю. На железное покрытие стола (ножки к которому Натаниэль приваривал самостоятельно) опустилась пара инструментов, а в правую руку Веснински по-хозяйски положил медицинский скальпель, немного покрутил его между пальцев, о чем-то думая, глядя в стену, и вновь обернулся на своего пленника. — Артур, освободи его от рубашки. — монотонно приказал Натаниэль. Что ж, если помощника дали, пусть от него будет хоть какая-то польза, кроме бессмысленного и унизительного надзора. Накаченные руки Артура расстегнули пуговицы на сиреневом хлопке, стараясь никак не повредить рубашку. Ведь Джона нужно было доставить в отель чистым и невредимым на вид. Никто лишний не должен знать, что произошло с этим человеком сегодня вечером. Он просто вышел на встречу с братом, которого давно не видел. Не более. Рубашка уже валялась где-то в темном углу комнаты, когда Артур щелкнул металлическими браслетами на дрожащих запястьях Кэмпбелла, подвешивая того на цепи за крюк под потолком. — Прошу… — тихими рыданиями безнадежно продолжал умолять Джон, сквозь пелену слез глядя на нож в руках Натаниэля, скрытых под черными перчатками. Но Веснински поднял спокойную ладонь, молча прерывая все мольбы пленного. — Артур, ты забыл связать ноги. От тебя есть хоть какая-то польза, или ты так и будешь бессмысленно слоняться вокруг меня? Не научишься достойно служить мне, будь уверен, я быстро от тебя избавлюсь. — строго процедил Натаниэль, словив на себе хмурый взгляд своего помощника. Тот недовольно цокнул и выудил веревку из ящика под столом. Под отчаянные постанывания Джона, Артур крепко связал ему ноги, обернув веревку от ягодиц до стоп, чтобы жертва во время процесса ненароком не зарядила Натаниэлю ногами в живот. — Что ж, мне следует объяснять тебе, как выглядит первое предупреждение от клана Морияма? — Веснински терпеливо выждал, прежде чем получить от напуганного Джона вынужденный отрицательный маневр головой. — Хорошо. Больше Натаниэль говорить не хотел. Слишком много из его рта льется дерьма во время пыток. Эта способность передалась ему вероятно от отца, вместе с ледяным оскалом, рожденным под действием животных инстинктов, никак не человеческих эмоций. Сейчас лицо Веснински не выражало ничего. Пустой лист, мертвый холодный и непробиваемый. Пусть даже оно сокрыто за темными очками и черной маской, Джон отвратительными мурашками прочувствовал на себе эту апатию, сквозь вихрь подавляемых эмоций, который при неправильном нажатии готов сломаться и разнести здесь все, включая самого Натаниэля. Скальпель коснулся смугловатой кожи на груди одновременно с грубым внедрением серого платка в рот Джона, что Артур завязал в тугой узел у него на затылке. Идеально вычищенное и наточенное лезвие с медицинской точностью и плавностью гуляло по коже, рисуя ровные линии, словно Натаниэль был художником, а вместо холста и кисти у него была мужская часто вздымающаяся грудь и нож в правой руке. Натаниэль слышит в ушах звон, когда должен слышать чужой жалкий скулеж, видит темные пятна, пока по коже течет алая кровь и пропитывает его черные перчатки так, будто пропитывает душу. Темные очки должны были мешать его зрению, когда он совершал такие точные маневры, однако, как на зло, сквозь них Веснински видел все. Каждый надрез, каждую перерезанную жилу, каждую политую каплю крови, каждый ошметок кожи, падающий на пол с отвратительным характерным звуком. Натаниэль срезал по кусочку верхний слой кожи, выводил идеальные линии и не раздражался, пока Джон бился в конвульсиях боли в его руках. Он привык к тому, что жертва сопротивляется. Он знает, что делать в таких случаях. Поэтому сейчас он отошел от Джона на пару шагов, чтобы посмотреть на свою работу, оценивая. А после он достал из портфеля маленькую тканевую сумочку с тонкими иглами. — Слишком много брыкаешься. — тихо озвучил Натаниэль, возвращаясь к своей жертве с этой сумочкой в руках. — Я вынужден это сделать, Кэмпбелл. — предупредил он без капли сожаления в голосе и достал первую иглу. Джон дернул руками, чуть раскачав себя, и жалобно проскулил. Однако Натаниэля это никак не задело. Он обошел повисшее тело, остановился у спины и начал вводить иглы в определенные точки, прожимая их перед этим. Две иглы в шейном отделе, две вдоль позвоночника, две в пояснице и одна в районе копчика. Тело Джона натянуло как струну, неспособное пошевелиться, из чужого горла вырвался болезненный хриплый стон, а серые глаза Кэмпбелла поползли на лоб. Каждое малейшее движение доставляло ему тянущую, отвратительную боль, протекающую по каждой клеточке его тела. Что уж говорить о том, что в спокойном состоянии его нервы сейчас коротко подрагивали и посылали по телу Джона палящие волны. Натаниэль прекрасно знает, в какую точку нужно ввести иглу, чтобы задеть нервное окончание, тем самым доставляя жертве адскую боль. Джон замер, боясь даже вдох носом сделать. — Так-то лучше. — заключил Весниниски, аккуратно складывая пустой мешочек на стол. Он не станет разбрасываться инструментами, наводя на рабочем месте бардак. Его этому научил отец еще в детстве. Веснински работают чисто и изящно. Натаниэль сквозь скрежет зубов впитывал как губка в себя эти знания, чтобы сейчас применять их на практике. Артур все это время нечитаемо наблюдал за происходящим, привалившись спиной к холодной стене. Ему от этого зрелища не было ни хорошо, ни плохо. Он лишь мог отметить то, что с каждым разом все больше убеждается в профессионализме Натаниэля Веснински, что подтверждало все ужасные слухи о сыне Мясника. Он опасный, могущественный, бессердечный. Чудовище. Сын своего отца. Веснински. Уничтожающий все на своем пути ураган в теле молодого парня с веснушками. Только все его жертвы ни разу этих веснушек так и не смогли разглядеть. Ни веснушек, ни голубых глаз, ни рыжих волос. Жертвы Натаниэля помнят только его фамилию, от которой кровь в жилах стынет, а сердце замирает. Счастливчики перед смертью видели его холодный хищный оскал, что Натаниэль обнажал в приступах, когда его разум исчезал в море густого тумана, когда тело и мозг жили двумя разными жизнями, когда Натаниэль, очнувшись, бил стены кулаком в отчаянии и ненависти к себе. Безудержной ненависти и ярости, сколопендрой ползающей по его венам, что давно стала его заядлой подругой, которой он ни разу не был рад, хоть и ждал, готовился, предвкушал. И боялся. Лезвие плавало по натянутому телу. Кожа падала на пол. Кровь текла ручейками, капала или пачкала руки, пол, чужой живот. По подбородку мужчины катилась слюна, пропитавшая серый платок, а у уголков глаз давно собрались соленые слезы, застревающие в морщинах, выступивших в силу возраста и нездорового образа жизни. Натаниэль этого не видел. Делая свою работу, он следил за точностью каждого надреза, за ровностью линии, за положением скальпеля в руке. И когда работа была закончена, он даже не посмотрел издалека, тут же возвращаясь к столу, кладя туда скальпель, забирая железную штангу, чуть выгнутую на конце, и горелку. Завершил Веснински свою работу, прижарив освежеванную плоть, чтобы та не истекала кровью, под отчаянные крики боли над своей головой, которых для Натаниэля не существовало вовсе. Ему плевать на этого человека, как и на то, из-за чего он здесь. Ненавидеть себя он будет позже. Не когда он на рабочем месте, и от каждой проделанной линии зависит его жизнь. В конечном итоге Натаниэлю осталось сделать фотоотчет. Камера щелкнула изображение мужской груди, где молодыми руками было выгравировано первое предупреждение, выглядевшее, как слово «ファースト» в переводе с японского значившее — «первый». Надпись небольшая, однако достаточно вместительная, чтобы включить в себя напоминание об этом вечере, о боли и о том, что все это — не одна большая шутка, а темная реальность. — Мы закончили. — сухо огласил Натаниэль, вынимая иглы из спины Джона под дерганья и писки. Он убрал их в мешочек, а скальпель бережно протер салфеткой, после чего зафиксировал на один из ремешков в его портфеле. В глубокий отдел уместилась металлическая штанга и горелка. Замки портфеля щелкнули, Веснински развернулся на пятках, наблюдая, как Артур снимает Кэмпбелла с цепей, перематывает его грудь широким бинтом и надевает на него рубашку, скрывая все следы произошедшего под ней. — В заключение. Болтать направо и налево тебе нельзя, так как ты в курсе, что дело имеешь с непросто уличными барыгами, а огромной Якудзой. Это все, что я хотел сказать. Артур затянул на глазах Джона черную повязку и с силой поднял его на ноги. Щелчок выключателя, несколько десятков шагов по коридорам, лестнице, к выходу. Битое стекло под ботинками, просыревший бетон, свист насекомых, хлопок автомобильных дверей, рев мотора и трение шин. Заброшенный аквапарк остался далеко за спиной. В который раз. В который раз поворот направо, шестьсот метров по гравийке, поворот на трассу и несколько километров до города. Натаниэль снял черную повязку с глаз пленника, вышел вместе с Джоном, взглядом приказав Артуру остаться в машине. Приобняв натянутое тело, Натаниэль примерил на себя беззаботный вид и вошел в стеклянные двери отеля под взгляды персонала. — Что ж, Джон, был рад повидаться с тобой. Очень жаль, что у нас так мало времени. — раздосадовано начал он, похлопав Кэмпбелла по плечу. — Но ничего. Время для встречи еще найдется. Бывай, братик. Отсалютовав, Натаниэль скрылся из отеля, оставляя Джона одного посреди фойе. И он абсолютно уверен в том, что тот молча дойдет до своего номера, закроется на все обороты, стянет бинты с груди и безмолвно закричит, осознавая свое безвыходное положение, сравнимое с тремя метрами под землей. Это не его проблемы. Не его жизнь. Не его долги. Не его боль. Не его ночь. Поэтому Натаниэль вышвырнет Артура из своей машины под его недовольные возгласы про корону, пропустит их мимо ушей, резко тронется с места и, чуть отъехав от отеля, остервенело сбросит с себя всю конспирацию на пассажирское сидение, абсолютно не заботясь о выпавшем из черных очков стекле. Следом он вдавит педаль в пол, а о штрафе за превышение скорости подумает позже. Голубыми глазами будет смотреть совсем не на дорогу, даже не на горизонт, ослепленный бликами мокрого асфальта, двигающийся на автопилоте, ведь он хорошо знает все дороги в этом городе. Поэтому найти свой дом среди этой однотонной массы будничности и совсем не его жизни, не его людей, не его дней и не того воздуха, каким он дышит, проблемы нет. Парковка, лестничные пролеты, потому что Натаниэль ненавидит лифты, шестой этаж, судорожные поиски ключей от квартиры, долгожданный щелчок и… тишина. Тишина, что успокаивает под своим огромным одеялом и сводит с ума одновременно. Тишина, что в ушах Веснински кричит, срывая горло. Тишина в стенах, в холодном полу, на который оседает его усталое тело. Полная пустота и темнота. Натаниэль никогда не назовет это место домом. Никакое из мест в этом городе, в этой стране, в этом мире. Лишь временное пристанище или пространство, которое может скрыть его от этого безумия и дать маленькую передышку, дать возможность смыть с себя грязь минувшего дня, приготовить еду, чтобы насытиться энергией на следующий точно такой же день. Чтобы поесть и прожить подольше. Написать песню, спланировать концерты так, чтобы не опоздать на следующие заказы. Но перед этим Натаниэль поднимается с пола, сбросит с себя удушающую одежду, обнажая истерзанное шрамами уродливое дрожащее тело, чтобы дойти до ванной, включить свет и посмотреть на свое отражение. Он все такой же. Рыжие волосы, хладные голубые глаза, словно две стекляшки, россыпь веснушек, совсем ему не идущих, и пустое лицо, в пустоте которого скрыто слишком много, чтобы это увидеть и разобрать. В конце концов Веснински отворачивается от зеркала, стягивает с себя остатки одежды и сразу садится на дно ванны, переступая ее порог. Первые несколько минут он не двигается, очерчивая эту комнату, будто чертеж, освежая его в памяти с пометкой «безопасная территория», пусть мать в детстве его учила, что для него на этой планете безопасных мест не будет никогда. И все же, эта ванная была сейчас только его, в ней он был один, поэтому Натаниэль посчитал, что имеет право включить сильный напор ледяной воды и сжаться под ее струями в узел, содрогаясь и кусая губы. Острыми зубами снимая с них тонкую кожу, сквозь которую выступала соленая кровь, что давно не пугает Веснински. Поэтому он не обращает внимание на то, как она течет по его подбородку, смешивается с водой и по телу бежит вниз. Белый. Натаниэль видит белый, цепляясь глазами за дно ванны, когда дрожащими пальцами чуть ли не с корнем выдирает рыжие волосы со своей головы. Белый блекнет за вспышками черного, за материализованным шепотом и голосом, который он скорее видит. Потому что сейчас он не слышит ничего. Ни звона, ни криков, ни шума воды, ни своих жадных всхлипов и вдохов, ни стук сердца. Лишь мертвая всепоглощающая тишина, которая казалась ему громче грома, разверзшихся небес. Он не кричит, он мечтает о воздухе. Он возвращает себя на землю ледяной водой, но не чувствует температуры. Он ищет себя среди всего этого хаоса, не чувствуя тело, в которое так необходимо сейчас вернуться, чтобы встать на ноги, помыть свое тело и приготовить еду, чтобы поесть и еще пожить. Еще раз так вернуться, еще раз так же сесть на дно ванны и почти сойти с ума, прежде чем все закончится, словно по щелчку пальца, не оставляя после себя ничего. Взбудораженный вновь накатившим ощущением ледяной воды, Натаниэль поднимется на ватных ногах и выкрутит кран горячей на полную, меняя температуру и пуская по замерзшему синему телу теплые струи. Чтобы простоять под ней так с закрытыми глазами еще минут десять, а после с особой жестокостью мочалкой намыть свое тело, чуть ли не сдирая кожу. Он надеялся, что смывает с себя всю грязь и черствость вместе с этим мылом, исчезающем в водостоке. Надеялся, презирая надежду. Надеялся, что когда-то он перестанет надеяться. Потому что это пустое, это бессмысленное. Потому что надежда — это забавляющийся призрак, которого не существует. Выдуманный фантом, ни на что не способный. Только дразнящий и волнующий, причиняющий боль. Закрыв воду, Натаниэль сразу же покинет ванную, завернутый в полотенце, потому что он устал от одежды на своем теле. Потому что без нее как-то свободнее и прохладнее. В холодильнике пару контейнеров с готовыми салатами и блюдами из мяса, что Веснински заготовил себе еще утром. Сил на готовку у него не остается, поэтому готовить Натаниэль не умеет, всегда покупая что-то простое и готовое. Что просто восполнит его энергию и утолит голод. После ужина в тишине, он примет таблетки, закинет коробку обратно в свою аптечку и упадет на мягкий диван. Не такой, как бы хотелось, но жаловаться в прочем то не на что. В такой удобной обстановке ему даже комфортно, поэтому Натаниэль не против желания немного побренчать на черной, обклеенной бессмысленными наклейками гитаре, но перед этим обязательно прошерстить соц сети, где уже накопилось полным полно отзывов о его прошедшем концерте. Это кажется то единственное, что заставляет искусанные губы растягиваться в улыбке. Десятки видео с его выступления, сотни комментариев благодарности и смайликов сердца пылающего в огне. Натаниэль считает этих людей искренними и своими. Тешит себя мыслью о том, что они и есть его семья, друзья, знакомые. Те немногие, кого он подержал за руку. Те, чьи лица он забывает к следующей песне. Но помнит эти моменты, греет ими сердце, слышит этот неразборчивый гул толпы, поющий его песни вместе с ним. Вспоминает это звездное небо из фонариков телефонов. Носит на запястьях резинки, что дарят ему девочки, которым удалось пробиться к самой сцене. Он любит этих людей, не зная, что такое любовь. Общается с ними. И все равно не может назвать их своим домом. Дом существовал для него в детстве, когда Натаниэль еще не знал, в каком мире ему предстоит жить, и каким образом бороться за то, что делает его живым. Не знал, какой будет цена за его собственную жизнь. Не знал, что будет сидеть вот так на диване и улыбаться, когда пару часов назад наживаю вырезал на груди человека первое из трех предупреждение перед тем, как его жизнь превратится в сплошной ад. Натаниэль мог понять этого мужчину, потому что сам живет в этом аду уже двадцать лет.