mile deep hollow

We threw our past in the Atlantic And those eleven days remain in our tool kit. We took our chances with the desert life Even though we got lost along the way in our own minds. IAMX

Закатные лучи расплавленным металлом стекают по подоконнику, стене и разливаются по старым скрипучим доскам пола. В поместье никогда не бывает тихо, даже по ночам. Дом бормочет, проседая под ветрами и тяжестью времени. Поэтому Коннор не очень любит оставаться здесь один. В отличие от звуков живого, свежего, бескрайнего леса, местные звуки навевают тоску. Впрочем, сегодня всё иначе (точнее, последние несколько дней). Лучи текут дальше, подбираются к ножкам большой кровати, плавно ползут, расплескиваясь по ногам Хэйтема, по спине, и переливаются с его плеч на живот Коннора, создавая причудливое сочетание с оттенком его смуглой кожи. Коннор чуть прогибается в пояснице, подстраиваясь под неторопливые движения отца. Руки заброшены за голову, подбородок задран, рот чуть приоткрыт, тёмные волосы разметались по подушке — солнце добралось и до них, заставив переливаться мягким блеском. Коннору кажется, что кроме него и Хэйтема во всём мире не осталось ровным счётом ничего — кроме, пожалуй, слепящего, но тёплого света. Лоялисты, патриоты, форты, полные усталых озлобленных людей, французские корабли, душные таверны… Они словно отошли на задний план, остались за пределами маленького мирка, лишённого тьмы и забот. Хэйтем целует Коннора чуть пониже ключицы, затем оставляет чуть влажную дорожку поцелуев и медленно обводит языком ставший напряжённым сосок. Коннор шумно выдыхает, и Хэйтем еле заметно улыбается. Обычно индейцу хочется стереть снисходительную ухмылку с лица тамплиера, но не теперь. Что-то изменилось, бесповоротно, незаметно… Коннор прикрывает глаза, немного ерзает, находя более удобную позу. Хэйтем снова двигается, слегка увеличив темп, и Коннору не удаётся сдержаться — тихий стон срывается с губ. — Обычно ты такой громкий, — почти что мурлычет отец, и его дыхание греет щеку Коннора. — А ты обычно строгий и… Напористый, — Коннор с трудом подбирает слова, они уплывают, словно косяк рыбы, испуганный появлением постороннего в воде. — Нам ещё многое предстоит узнать друг о друге, — Хэйтем слегка сжимает бёдра сына, напоминая и направляя. — Если перестанешь уходить от неудобных для тебя тем, то да, — Коннор возвращает Хэйтему ухмылку, и тот вздыхает. — Слова о том, что я пока не готов, больше не аргумент. Мы близки, Хэйтем. Очень близки. Нечего скрывать, понимаешь? — Возможно, ты прав, — Хэйтем не спорит, только слегка прихватывает ассасина зубами за ухо. — Я давно никому не доверял, видишь ли. Вижу, думает Коннор. И я не должен был. А доверил, причём слишком многое. Но пока не всё. Не подведешь, Хэйтем? Не закроешься глухой бронёй из отрицания и остатков привязанности к тому человеку, чье имя вязнет в зубах столько лет? Хэйтем обхватывает член Коннора рукой и ведёт вверх-вниз, иногда обводя пальцем уздечку и слегка надавливая на головку. Коннор прикусывает губу. Низ живота опаляет томительным жаром. Сейчас. Надо попросить сейчас. Или никогда. — Хэйтем, — подаёт голос он. — Можешь сделать кое-что для меня? — Попробую, — в глазах отца угасает закат. — Что за просьба? — Сдави моё горло перед… Перед тем, как закончить, — свой голос ощущается как чужой, Коннор не знает, почему. — Пожалуйста. Хэйтем выглядит удивлённым и немного встревоженным. — Уверен? — Да. Мне это очень нужно, — Коннор готов умолять, лишь бы отец согласился. — Что ж… Хорошо, — тревога из голоса Хэйтема никуда не девается, лишь слегка притухает. Вопросов не оберешься, но это будет потом. Главное, что ответ положительный. Хэйтем ускоряется, чувствуя, что и сам близок к разрядке. Он ощущает распростертого под ним взмокшего, распалённого Коннора не как отдельное существо, а как часть единого целого, как осколок собственной души, заключённый в другое тело. И это немного пугает. Впрочем, лишь на короткое мгновение. Хэйтем подгадывает момент, и его железная хватка сжимается на горле Коннора. Конечно, ему достаётся гораздо меньше, чем врагам. Когда, кстати, Коннор перешёл из разряда врагов в разряд тех, за кого Хэйтем готов отдать жизнь? Неважно. Сонная артерия ассасина пульсирует под пальцами, карие глаза в сумерках кажутся сплошной чернотой, красивый рот судорожно хватает воздух. Выдержав несколько ужасно длинных секунд, Хэйтем отпускает. — Не переборщил? Как ты? — упавшая камнем темень приносит холод в приоткрытое окно. Хэйтему страшно, хотя он знает, что ничего фатального не произошло. Всё под контролем. Так? — Хорошо… Мне… Очень хорошо, — хрипло отвечает Коннор. — Спасибо. Он обмякает на постели. Воздух жжёт лёгкие. В горле слегка першит. Хэйтем смахивает прядь волос со вспотевшего лба. Он сидит рядом с Коннором и косится на него, надеясь вовремя заметить, если что-то пойдёт не так. — А почему ты попросил именно это? — спрашивает, наконец, Хэйтем. Он подозревает, что ответ ему не очень понравится. — Наверное, ты подумаешь, что я странный. Или больной. Хотя… После всего… — Коннор неопределённо взмахивает рукой. — Когда Ли заявился в мою деревню, он напал на меня. И я навсегда запомнил ощущение нехватки воздуха и боль, которую он мне принёс. Он бы задушил меня, если бы Хики не вмешался, — он невесело усмехается. — И мне отчего-то показалось, что, если это сделаешь ты, мне станет легче. — О господи, — Хэйтем сползает к краю постели и ставит ноги на прохладный пол, надеясь, что это поможет прийти в себя, устранит холодную дрожь, прошедшую по всему телу. Он хватается за голову, пытаясь справиться со свалившимся на него осознанием. Получается плохо. Хэйтем давно научился усмирять ненависть к самому себе, но теперь она разгорелась с новой силой, обожгла грудную клетку. — Хэйтем, — Коннор садится рядом и осторожно кладёт руку отцу на плечо. — Ты мне правда помог. Ты… Не совсем виноват в том, что случилось. Хэйтем внезапно оборачивается, резким движением валит Коннора обратно, нервно целует в шею, на которой остались следы его пальцев. — Я убью его, как только вернусь в Нью-Йорк, — рычит Хэйтем, прижимаясь крепче. — Прострелю никчёмную башку. Или нет, повешу на первом же попавшемся суку! — Rake: ni, — Коннор обнимает его. — Успокойся. Ты же сам меня учил: нельзя спешить с решениями. — Не тот случай, — уже более спокойно произносит старший Кенуэй. — Коннор, почему ты не сказал мне раньше? Тебе бы не пришлось меня столько уговаривать на его убийство, он и так порядком насолил ордену и мне лично, а это… Это действительно весомо. Сердце Коннора пропускает удар. Хэйтем поставил его выше собственных принципов? Это звучит куда сильнее, чем любое признание в любви. — Хотя знаешь… Мы убьём его вместе, — Хэйтем скалится по-волчьи. — Это будет правильно.