***
Казалось, гостиная доктора Лим вот-вот начнётся содрогаться от бушующей страсти двух хирургов. Забавно, что история, которая началась с пьяного перепихона, продолжилась так ярко и горячо. Никто и не подозревал, но эти двое точно были созданы друг для друга. Умелые пальчики Одри дразнили Нила, играли с жилками на его шее и медленно спускались вниз (ловкость и мелкая моторика пригодились ей и вне операционной). Когда её движения стали настойчивее, рубашка начала сползать, а Мелендес зарычал прямо как мотоцикл Лим. Эта медленная игра сводила с ума их обоих. Любовь между ними никогда не был робкой, она всегда ходила по острию каната, роковой грани: нежные прикосновения и страстные поцелуи с перчинкой, трепетные признания и громкие скандалы, обязательно заканчивающиеся головокружительной, сумасшедшей близостью. Сегодняшний вечер не стал исключением. Её грудь слишком привлекательно вздымалась, а его безумный и горящий взгляд шоколадных глаз дурманил. Сил сдерживаться уже не оставалось. Нил буквально набросился на единственную женщину на Земле, при виде которой он всегда терял самообладание, прижал её тело к стене и губами коснулся медовой кожи. Голова закружилась, в глазах потемнело. Если бы не пленительная красотка напротив, он бы точно подумал, что болен. Одри вздрогнула. Сбоку послышался звук разбившегося стекла… Распалённая парочка повернулась и обнаружила осколки прошлой жизни. ― Твою мать! Ваза… ― Лим медленно сползала на пол, хватаясь руками за голову. Совсем недавно она достала семейную реликвию из кладовой, чтобы показать Мелендесу. Женщина аккуратно вынимала вазу из коробки, разматывала пупырчатую плёнку, с придыханием рассказывала, как прабабушка везла её из родной провинции Цзянси в далёкую Америку. Чёрт, это он убедил Одри поставить вазу в гостиной, сказал, что такие вещи должны стоять на виду! И он же только что разбил то, чем она так сильно дорожила… ― Одри, прости, это я виноват. Мы сейчас всё исправим! ― его глаза бегали, язык путался. Мужчина готов был обнять Лим и рыдать вместе с ней. Такая мелочь ― разбитая ваза, но сам факт, что их любовь оказалась губительной, убивал. ― Ты предлагаешь китайский фарфор склеить? Нил, это бессмысленно. Тут уже ничего не поделаешь, ― тяжёлый вздох застыл в её груди. Можно было сколько угодно сокрушаться о семейной реликвии, памяти предков, но возможности изменить ситуацию для Лим не существовало. Оставалось только смириться, выбросить осколки и забыть. ― Дорогая, ты, кажется, забываешь, что мы лучшие хирурги Сан-Хосе, ― хитрая, но в то же время нежная улыбка появилась на лице доктора Мелендеса. ― Нам понадобятся пинцеты и силикон. Проведём эту операцию, детка! Виноватые глаза Нила говорили сами за себя: «Да, я дурак! Но я сделаю всё, чтобы тебе не было больно». Такая глупая, но очаровательная идея возбуждала в ней ещё больше любви к этому мужчине. Её тёплые губки с восторгом коснулись гладкой, педантично выбритой щеки Мелендеса. Его парфюм резко ударил в нос и на секунду заставил Одри забыться. Сосновые ароматы переплетались с восточными нотками аниса и запахом ирландского виски двадцатипятилетней выдержки. Пить чистый скотч она так и не полюбила, но этот алкогольный шлейф определённо был ей по душе. Вероятно, парфюм не был причиной безумного влечения, хотя точно пьянил и побуждал совершать глупости. Тонкие пальцы Лим стали аккуратно перебирать осколки. Возможно, то, что случилось дальше, вполне очевидно. Может, она просто хотела этого? Крохотные порезы не заставили себя долго ждать. Рука кровоточила. ― Одри, рука. Нужно её промыть. ― Нил, это всего лишь царапины, ерунда. Всё в порядке, правда, ― она действительно не врала, порезы её совсем не волновали, тревожный голос мужчины ― да. Конечно, глупо, но это именно та забота, которой ей так не хватало. Одри уже слишком много лет переживает о каждом пациенте, забывая о собственных потребностях. Он первый за несколько лет, кто увидел и понял её. ― Прошу, промой ладонь, а я схожу за бинтом, ― его глаза не в состоянии были скрывать беспокойство. Трепетное отношение Нила поражало её день за днём. Да, он врач, ежедневно спасающий жизни. Откуда же в нём столько силы, чтобы заботиться и поддерживать после 36-часовой смены в больнице? Сильные мужские руки осторожно взяли кровоточащую ладонь и бережно перевязали её. Сколько любви в этих медленных и аккуратных движениях! Боже, ему даже не нужно касаться губами её шеи, груди или живота, чтобы заставить почувствовать крепкий узел внизу… Что это, если не магия настоящей близости и страсти? На часах уже четыре утра. Всю ночь они вместе по кусочкам восстанавливали старинную вазу, смеялись и целовались. Чертовски много целовались! Тонкие прожилки голубого силикона пронизывали всю вазу. Да, сохранить реликвию в первозданном виде не удалось, однако игривые линии добавили новую историю, о которой Лим будет вспоминать каждый день, заходя в гостиную. Она никогда не забудет, как лучший мужчина, её мужчина, подарил ей самые жаркие прикосновения и самую страстную любовь, которую не выдержала бабушкина ваза…***