Серость

Вновь этот чертов балкон, отличающийся особыми, совершенно бессмысленными встречами, сопровождающиеся умеренной серостью, которую перебивает отвратительная усталость будних дней. В очередной раз открывается рот, излагая свои бесконечные мысли, скрашивающиеся красноречивостью и умением заворожить одним лишь голосом. Когда же прекратитится говор этого глупого изобретателя, что влюбляет под влиянием момента и оставляет неприятный привкус ужасающей радости и мертвой скуки во рту? Вряд ли у него кончатся темы для разговора. Только стоит возразить, так он тут же обидется, словно маленький ребенок! А может, лишь сделает вид? И как бы не хотелось тишины, пряность требует шума. Снова тлеет сигарета, осторожно испуская пар, уходящий вместе с надоедливыми проблемами и невзгодами. Кто же утверждал, что это плохо и никогда за такое не возьмется? Конечно, Вальден. Сломанные чувства, обстановка в жизни и полное разочарование в самом себе — вещи, влияющие на человека безумно. А в прочем, подобная горечь от табачного изделия вовсе не гадость, если претерпев ее, наступит мимолетное облегчение и выдох полной грудью. Неплохо. Даже хорошо! Временно, но не мешает. Одна зажигалка на двоих? Как нелепо. Редко, но очень метко окурки выбрасывают в пепельницу. Во всем виноват Лука! Все у него какое-то аляповатое, кривое и острое. Но кажется до боли мягким и нежным, что изредка хочется докоснуться. Ну его, слишком веселый! Вечно улыбка сверкает на лице. Солнечный. То есть, он похож на солнце. Цвет волос сменить на более светлый и вылитый! Рыжий не подойдет, а вот блонд еще как. Художник не упустит возможности испытаться себя, опять изобразив юношу на холсте, а затем пряча куда подальше. Главное, чтобы родные зеленые глаза не увидели. Эдгар вяло склоняет голову, укладывая ее лениво, словно кошка, на плечо Бальзы. Пожалуй, темная усталость и исчерпанная смелость дают результаты. —"Голова разболелась?", — хмыкает с усмешкой Лука, интересуясь тем самым состоянием живописца. —"От тебя разболелась, от тебя", — щурясь характерно, да морщась, незаметно хмуря брови, клацает раздражительно зубами артист, —"Когда же ты уже заткнешь свой рот?", — как-то грубо, почти жестоко, не успевая продолжить. —"О… Вот как", — не снимая легкой улыбки, спокойствием перебивая, вздыхает новатор. —"Поцелуем заткнешь", — на перебой, наивным желанием договаривая, художник прикрывает очи. И реакция стоила того. Распахнутые веки, а за ними ресницы, немного расширенный зрачок и резкое непонимание происходящего. Стихли эмоции. Краткий кивок, не выражающий согласие. —"Вальден, не несите бред", — с каких пор они успели перейти на "Вы"? , —"Холодно тут, докуривай скорее и пойдем внутрь. А то мы превратимся в ледышки!". —"Знаете, Бальза, иногда можно себе позволить", — на что вообще тот надеятся? Идиот! Краски размазал, а ведь получалось так прелестно. Вот же черт! , —"Я уже не осилю. Сделай за меня, раз тебе угодно". —"Если настаиваешь", — дурацкий лис, будто напрашивается на подзатыльник. Выхватывает табачное изделие из рук. Нагло! Почему-то тушит об перила. И легко оказывается на чужих губах, —"Мечтать не вредно", — пожимает плечами, отдаляясь, оставляя подушечками пальцев касание на щеке, скрываясь позже в проходе. Быстро же! , —"Я бы сказал, что полезно», — выглядывает, цепляясь за дверь, ойкая, когда та отъезжает, —"Ой-ой! Ну ты чего застыл? И вообще, я такое вспомнил! Внутри расскажу". Что натворил механик? Сломал Эдгара. Тепло разливается по всему телу от проделанного. Порозовели и щеки. Сладко. Когда-нибудь художник научится выражать симпатию правильно. А пока пусть довольствуется вечерами дождливыми, грязными, но прекрасными. —"Иду, чайник ставь".