Русалки не могут любить

-У нас все готово? Чашки Петри вымыты? Пинцеты убраны, а весы стоят за стеклом? - мужской голос ударяется о каменные стены. Он находится здесь слишком долго, от чего привык к этому ужасному и холодному месту, где легкий шелест бумаг разносился громким эхом. Белый халат давно потерял свою свежесть, превратившись в серую тряпку. Единственное, что выдает в этом балахоне принадлежность человека к докторской степени, так это нашивка с его именем и фамилией. -Ампулы приготовлены, банки закрыты, воронки и насосы лежат на своем месте. В лаборатории чисто. Что то еще, профессор Джастин? - в комнату вбежал мальчик тринадцати лет отроду. В свете свечей тяжело было разобрать его черты лица, но профессор знал их наизусть. Немного грубоватые, из-за сырости в помещении, ровный нос и растрепанные темно-синие, волосы, чей хохолок был немного сожжен - явный показатель его увлеченности своей работе. -Мензурки убрал? - стараясь не отвлекаться от своих "очень важных" экспериментов, тот, кого юный ученик назвал профессором Джастином, не соизволил оторвать взгляд от микроскопа. На самом деле он и сам не знает, что он делает и на кой черт его послали в эту дыру. Уже как три года он тут находится. Уже как три года не может понять зачем. Это ссылка? Так в чем его вина? -Убрал! - пускай время было позднее, но голос мальчика был таким же бодрым, как и утром. Мужчина никак не мог понять, откуда у него столь огромное рвение к науке. В их время юные господины желали пировать на балах и знакомиться с девушками, а после проводить ночь в их компании. -Можешь идти....Ах, да, передай отцу, чтобы не был скуп на мясо в похлебке. Сегодня ты хорошо постарался. - на лице юнца засияла широкая улыбка, и он усердно закачал головой. Мальчик хотел было выбежать на улицу и вдохнуть морской воздух, чтобы он заполнил его легкие и обжег ноздри, проник внутрь, заставляя того поежиться от вкуса соли на языке, но что-то остановило его. Некая неведомая сила, которую и на словах не объяснить. Будто шестое чувство, как у кошек. Вот он стоит у лестницы, что ведет на первый этаж в приемную, которая превратилась в склад, чувствует запах моря и представляет как поедет домой, а по пути завернет к борделю: отметить окончание дня. Юноша почесал затылок. Он чувствовал, что должен остаться, но объяснить этого не мог. Чувствовал, что в эту ночь произойдет нечто грандиозное. -Профессор Джастин, а как же этот груз? - наверно уже в сотый раз оглядываясь по сторонам, совсем не желая уходить, его взгляд упал на огромный стеклянный аквариум, что прибыл утром. Точно! Как он мог забыть про него? Синеволосый определённо знал о связи его чувств и этой стеклянной посудины. Вот то дело, что он не закончил. -Оставим это на следующий раз, Ромео Конбольт. Он пуст, содержимое привезут только утром. А сейчас иди, иначе хвалебное письмо для твоего университета будет иметь совсем другое содержание. - Фрид, как звали его друзья, приподнял глаза, вглядываясь во тьму помещения, пытаясь найти ту вещь, о которой говорил его ученик. Полное имя синеволосого он называл лишь в крайних случаях: лишь когда был огорчен его неуспехами и когда злился на него. Ромео поспешил прикусить язык и неуверенными шажками побрел к выходу, на улицу, где его ждала карета. По просьбе и старой дружбе профессор Джастин смог выпросить у университета личную состав лошадей и лодку для мальчишки, что отвезет его к причалу, ведь добираться до места, куда его отправили на практику, пешим ходом было невозможно. А практиковаться его отправили на один из маяков, что был давно заброшен; туда лишь изредка, во время штормов, кои бывали тут редко, приходили зажигать огромную лампочку. Сам же мальчик приходил сюда каждую субботу, чтобы изучить строение очередной замудрой рыбы, название которой он обязательно выучит. Каждую ночь синеволосый представлял, как он работает в Магнолии на кафедре биологии, читая лекции студентам о размножении касаток и их жизни в дальнейшем. Проходит минута, пять, десять, тридцать, час. Мальчик давно покинул это место, а Фрид в очередной раз возвращается к работе, все время устремляя свой взгляд к аквариуму. Тот будто звал его, манил, просил открыть. Он знал, что содержимое в нем есть, но не знал, зачем соврал ученику, в конце концов соврал другу. Этот чертов маяк делает из него монстра. Похоже, кому-то пора возвращаться на поверхность, закрыть все двери, связывающие его судьбу и это ужасное место, и уехать далеко далеко. Разместить лабораторию в подвале было отличной идеей, но никто не подозревал, что изучение иллюмистенции у рыб затянется на столь длительный период, что ученый перестанет выходить на солнце. А каждый день будут поступать письма с одинаковым смыслом: "Прододжайте изучение. Скоро к вам поступит совсем новый образец." Но когда это "скоро" наступит? Тяжело выдохнув, Фрид отлип от микроскопа, отодвинув его на другой край стола. Мужчина все никак не мог оторвать взгляд от стекла, будто бы надеялся, что его глаза смогут увидеть сквозь плотную тряпку, которая укрывала аквариум. Очень странно, но ученый никогда не видел таких аквариумов; по большей мере они были круглые и прямоугольные, для маленьких домашних рыбок, а этот имел форму перевёрнутой вытянутой трапеции. -....или гроба. - рассуждая вслух, зеленоволосый вздрогнул, когда понял, что разговаривает сам с собой. - Я точно скоро сойду с ума в этом подвале. А на следующий день в газетах напишут: "Молодой ученый заперся в стенах маяка, откуда были слышны крики и посторонние звуки. Рыбы-очевидцы сообщают, что он был не в себя. Вот что говорит об этом его ученик...." Как то печально ухмыльнувшись этим словам, мужчина потупил взгляд в пол. Проходит мгновение и старая коричневая тряпка, скрывавшая аквариум, летит на пол. Фрид внимательно рассматривает этот стеклянный гроб, а к горлу постепенно подступает ком. Белая пелена скрывала содержимое: стекло было запотевшим. Нечто живое было внутри. Это нечто могло дышать, раз у него получилось выработать столько тепла. Внутренняя температура маяка желала оставлять лучшего, ведь даже керосинки под потолком не помогали, и приходилось ходить в свитерах, подвал все таки. А вот внутри аквариума было тепло, душно. Возможно, существо уже мертво, ведь наличие кислорода там скудно. Мужчина уже хотел оставить эту затею, списав все на неудачный розыгрыш коллег, но что-то внутри него заставило откупорить крышку. -Да какой идиот делает такие ужасные вещи? Даже обычные рыбы уже бы подохли там. - удивительно, но Фрид довольно неплохо справился к гвоздодером, который нашел среди хлама. Конечно, аквариум был сделан из стекла, но вот его ребра были сделаны из крепкого дерева. А гвоздики? А гвоздики! Они были ровно такой длинны, чтобы могли соединять крышку и верхнее ребро, совсем некасаясь стекла. Возможно, Фрид поспешил назвать этих людей идиотами, ведь работу свою они выполнили успешно, не позволив никому открыть аквариум. Никому, кроме него самого. Протирев со лба мелкие капельки пота, Фрид победно улыбнулся. Дело осталось за малым: отодвинуть крышку и заглянуть внутрь. Странно, но ученый не спешил своими действиями. Боялся? Возможно. Считал себя безумцем? Вот это вряд-ли. Он слепо верил, что внутри окажется нечто глупое и безрассудное, что это розыгрыш и никакого секретного задания не было. Все эти годы он находился в ссылке, а его родителям давно отрезали языки. С глухим звуком крышка ударилась об пол, а лицо обожгло паром, что скрывался внутри аквариума. Та глупая и счастливая улыбка медленно, но верно начала превращаться в гримассу, искаженную ужасом. Фрид еле удержался, чтобы не закричать, как юная и невинная девка, которой залезли под юбку, чтобы совершить нечто похабное. "Беги! Беги и не оборачивайся!" - твердили чувства. "Стой! Останься и изучи это!" - кричал мозг. "Отлипни ты от этой стекляшки, слышишь? Оно опасно, убей это!" - молил разум. Но Фрид стоит, не шевелится. Лишь его грудь нервно опадает при каждом выдохе, обжигая ладонь. Мужчине хочется бежать, кричать, твердить, что он сошел с ума, что такого в жизни не бывает, что существо, находящееся перед ним, только плод чего-то больного воображения. О, как же мужчине хотелось, чтобы Ромео был рядом! Чтобы парнишка хорошенько ударил ему по лицу, или ущепнул, или сказал, что не видит того же, что и он, обозвал сумашедшим, а после ушел прочь. Но, увы, ничего из этого не происходило и не могло произойти. Ромео находился на полпути домой, где его ждал отец, который наверняка поинтересуется успехами своего сына, перед тем, как оставит его одного на кухне и ляжет спать. А мальчик беззаботно приступит к ужину, размышляя, какую же книгу начать ему читать завтра, а после обязательно приступит к заучиванию теории.