Рай для бедуина

Песок — горячий, даже обжигающий, как поцелуи Адиля, нежный, как его руки, блуждающие от груди до ягодиц, обволакивает её всю, скользит по телу, словно самое дорогое шёлковое бельё. Закатное солнце освещает дюны, придавая им нежно-оранжевый цвет, ровно ложится на смуглые спину и плечи Адиля, отражается в её глазах. Вокруг них — океаны песка, розовое небо, шатры маленькой деревеньки, виднеющиеся вдалеке. Они только вдвоем, они друг для друга… Адиль нежно гладит щеку Ясмин, заглядывает в её глаза. Она — зелень оазиса посреди жестокой пустыни. Она — то, что волнует каждого путника, дарит ему надежду. Рай для бедуина. Он — безоблачное небо над жёлтыми песками. Он — свобода, которая ей так нужна. Свобода от шумных улиц города, от статуса, от осуждающих взглядов и правил, которые непременно нужно соблюдать. Адиль целует её так, как целовал в шатре: страстно, жадно, сминая губы. Так, как влюбленный мужчина помечает свое. Он спускается ниже, выцеловывает шею, вызывая громкие, дрожащие выдохи Ясмин, упирается в выступающие ключицы, а после — в кромку лёгкого, струящегося верха. Шершавые руки нежно гладят талию, живот, пальцы дразняще подбираются к чувствительному месту под грудями. Адиль поднимает взгляд вверх, снова заглядывает в глаза Ясмин: ждёт разрешение у девушки, которой впервые предстоит раздеться перед кем-то. Она решается и кивает, закусывая губу. Сжимает плечи Адиля, когда он всё-таки снимает с неё топ, целует мягкую грудь с розовеющим на ней сосками, прикусывая их, вызывая тихие стоны. Внизу живота Ясмин закручивается сладостный клубок, отзываясь жаром во всем теле. Она притягивает Адиля ещё ближе к себе, когда он нежит её тело, желая быть ещё ближе к нему, чувствовать сильные мышцы всей своей кожей. Он тоже поддается порыву, прижимается к ней, трётся щекой о ложбинку между грудями, чувствуя её шелковистость, и отдаляется, начиная спуск к поясу шаровар. Снимает их с бельём, царапая бедра ладонями, и, немедля, припадает ртом к промежности. Целует каждый миллиметр между половыми губами, лижет чувствительное место. Ясмин давится стоном, пытается свести ноги, но крепкие руки Адиля не дают этого сделать, сжимая бедра. Ей остаётся только оттягивать волосы мужчины, почти задыхаясь от ярких, неизведанных и неожиданных ощущений. Через некоторое время Адиль отрывается и любуется своей кальби — невинной, нежной, но ничуть не хрупкой мечтательной девочкой, сбежавшей в пустыню, чтобы стать только его. Её белая, нетипичная для этих мест кожа выглядит словно изваяние в тёплых солнечных лучах. — Давай, Адиль, — просит Ясмин, краснея. — Ты так красива… Адиль снова её целует: так, будто она самое большое сокровище на земле, которым он никак не может насладиться. Ясмин смотрит на член Адиля смущённо. Она не может оценить его размер, ведь, стоило ей увидеть даже мельком мужское достоинство, она сразу закрывала глаза. Но сейчас любопытство берёт верх, она тянется к члену, проводит по нему невесомо, на пробу, после чего Адиль накрывает её руку своей, чуть сжимая, показывая, как сделать ему приятно. Они вместе делают несколько движений вверх-вниз, Адиль отнимает ее руку от члена, поднимает к лицу и выцеловывает ладонь и пальцы Ясмин. Она смотрит на него завороженно, не дыша. Думает, что Адиль делает самую интимную вещь в мире. Он толкается в неё аккуратно, стараясь сделать всё правильно и не причинить боли. И не причиняет: жар проносится волной от головы до пяток Ясмин, она притягивает мужчину ближе, утыкаясь ему в сгиб плеча, вдыхая родной запах. Снизу — съехавшее покрывало и шёлковый песок, щекочущий спину; сверху — сильное тело любимого мужчины, заменившее весь мир. С каждым разом ритм становится быстрее, поцелуи — развязнее, а удовольствие — сильнее. Адиль гладит её снаружи в такт толчкам, заставляя сжимать себя, и мир вокруг Ясмин взрывается, она дрожит и несколько минут не может прийти в себя. Адиль выскальзывает и заканчивает сверху. Обнимает её, гладит и осторожно целует плечо. Пустыня впитывает момент их единения, стирает оргазм, забирает тревоги, оставляя только спокойствие. Следующий кадр, который видит Ясмин, — первые звёзды на небе, луна, серебрившая песок, и её руки, обнимающие горб Надима, который, покачиваясь, везёт ее домой… Она чувствует себя счастливой, когда просыпается, но понимает: не было ни пустыни, ни Адиля, целующего её, было шёлковое белье, мокрые пижамные шорты, подушка, которую она прижимала к себе в далёкой от пустыни и любимого человека Бразилии. Ей впервые снились такие сны. Они были постыдными, интимными, но ее тело и разум знают, чего она хочет на самом деле. Они знали, что поцелуй в шатре побудил в ней желание быть с Адилем, чувствовать его рядом с собой. Быть для него желанной, нужной, любимой. Сердце бешено стучит, когда в голове всплывают моменты сна. Губы покалывает ещё после поцелуя в шатре, по телу бегают мурашки, помнив ощущение тела Адиля рядом. Ясмин закрывает глаза и представляет мужчину: его тихие шаги, матрас, который проминается под ним, шёпот на ухо… Моя мятежная принцесса. Она начинает с шеи, скользит вниз, сжимая грудь, и ниже… Её рука — нет, рука Адиля — оттягивает резинку пижамных шорт, легко и невесомо гладит клитор. Она представляет, как бы стонала и извивалась под его уверенными действиями, как бы он, как обычно, прожигал своими холодными голубыми глазами её тело. В сердце Ясмин поднимается настоящая песчаная буря, оно бьётся всё быстрее и быстрее, как и рука Адиля, в мечтах ласкающая её. На секунду она там, во сне, рядом с ним, под закатными лучами солнца занимается любовью посреди огромной пустыни с самым лучшим мужчиной в мире… На место оргазма приходят боль и горе. В чужой стране она чувствует себя невероятно одинокой, будто из сердца вырвали жизненно важную деталь. Коварная любовь делает жизнь Ясмин совершенно бессмысленной без Адиля, но точно уверяет её в одном: она пойдёт на всё, чтобы в скором времени снова вернуть эту деталь, оказаться с Адилем. Она убежит, улетит, пройдет всю пустыню пешком, предаст режим, так долго отстраиваемый отцом, предаст его убеждения, как эгоистично это бы ни звучало, откажется от всех благ города, лишь бы снова оказаться в объятиях своего мятежника. — Я скучаю по тебе, Адиль…