О делах сердечных

Один из шагов в этой странной предпраздничной суете заключался в удачной попытке ненавязчиво избавиться от нее. Причем любым способом: будь то разболевшаяся голова, приступ астмы или напрямую высказанное отсутствие желания крутиться в разноцветной мишуре, пытаясь не упасть со стремянки. Уэнсдей к подобным перфомансам относилась скептически. И абсолютно нелестно. По крайней мере, в связи с некоторыми обстоятельствами. — Господи, Уэнсдей, эта елка — произведение искусства! — верещала Синклер, переключая гирлянды с одного режима на другой, в ходе чего лампочки то меняли цвет, то светились наперебой, то плавно переходили от одного оттенка к другому. Одним словом, ад эпилептика, заключила Аддамс. — Любой ценитель поспорил бы с тобой, — пробурчала она, — и обязательно бы выиграл в вашем импровизированном споре. — Да ну тебя, — махнула рукой с пультом и мимолетом глянула на удаляющуюся спину подруги, крича вслед: — Ты просто ничего не понимаешь в праздниках! К претензии в свою сторону Уэнсдей отнеслась нейтрально — рассуждать на тему рациональности празднования каких-либо событий можно было долго, но вряд ли какое-либо умозаключение переубедило бы Энид. Потому путь в свою комнату казался более приемлемым среди окружающей суматохи. Пока глаза не наткнулись на темные кудряшки на голове друга. Юджин сосредоточенно листал страницы, сидя на одном из широких подоконников и игнорируя бегающих студентов подобно Уэнсдей. Но ее он заметил и, поправив толстую дужку очков, махнул рукой. — Привет, Юджин. — Уэнсдей, — кивнул он, прикрывая книгу и не забыв загнуть страничку вверху, — выглядишь довольно напряженно. Что-то случилось? — Случился очередной праздник, — скорее с разочарованным вздохом, нежели с истинным отвращением. Как минимум, ей не хотелось, чтобы новое влечение переходило в следующий год. Хотелось решить все как можно скорее и, как бы то не звучало, перейти в новый год без обременений в виде такого глупого чувства влюбленности. — Чем же он плох? Всего лишь Рождество. Очередной день рождения Иисуса Христа. Новый виток в жизни. Ну, так обычно пишут в статусах. — С каких пор ты активно сидишь в соцсетях? — Я всегда там сидел, — он пожал плечами и отложил книгу на место рядом — Уэнсдей все равно садиться не собиралась, выбрав позу собранную, нежели более расслабленную. И добавил скорее в качестве оправдания на ее изогнутый кончик брови: — Там есть крутое общество пчеловодов, мы обсуждаем виды подкормок и способов зимовки. И не только. — Что ты имеешь ввиду под «не только»? Мимо проносящийся Петрополус чуть не сбил ее с ног, не видя ничего перед собой, кроме огромной коробки в руках. Жаль, что не черепной. — Ну, например, — поправляя очки, Оттингер еле заметно выпячивает нижнюю губу, как делают обычно, когда задумываются глубоко и надолго, — ты выглядишь так, словно влюблена в кого-то. Заявление Юджина вышибает землю из-под ног. Но того Аддамс не показывает, выбрав тактику нападения. Это всегда срабатывало, когда ей не нравилось предполагаемое развитие предстоящего разговора. — Ты мне напоминаешь моего умственно-отсталого братца, — проглотив появившийся в горле ком, угрожающий сделать ее голос хриплым. — Не переводи тему, — щурится Оттингер, понимая, что попал в точку — так и писали ребята, которым по душе и пчел разводить, и девчонок. На первый взгляд, вещи не совместимые, но бывают ведь исключения? — И не пытаюсь. — Он знает об этом? — несвойственно ему прямо. Когда дело доходило до Уэнсдей, то Юджин знал, что лучше говорить без увиливаний и двойных смыслов. Впрочем, он так и не умел. Аддамс смущенной выглядеть не умела, но неожиданно этот навык приобрела против воли своей. То по душе ей не пришлось, скорее вызывая отторжение, нежели трепет. Ее губы скривились и выдали тихое фырканье. Иррациональное, неправильное, взявшееся из ниоткуда чувство по отношению к Торпу выматывало. То имело некий образ в ее голове, подобно тени, выскальзывающий всякий раз не вовремя, которая имела знакомую хищную ухмылку, чему до полного образа не хватало только острых клыков. — Нет, — тихо и рассержено. Это было такое тихое «нет», что последующее вовсе затерялось в стоящем вокруг гуле: — Я в подобных делах не сильна. — Я заметил. — Тебя никто не просил. — Но все же, — пропуская мимо ушей колкость, продолжил он, — кто он? Подобная дерзость Уэнсдей показалась чересчур наглой, и она чуть не задохнулась от возмущения, если бы не вспомнила, что Юджин был чуть ли не единственным, кому она могла открыться. Даже в делах подобных. И разговор приобрел иной характер: Аддамс педантично отодвинула книгу на край подоконника и приняла то же положение, что и друг, — говорить так было легче, когда не приходилось смотреть в глаза. — Я тебе все равно не скажу. — Я знаю его? Он младше нас? Или это... преподаватель? Последнее выбило ее из колеи, и Уэнсдей, посчитав, что оставлять Юджина с подобными догадками — непозволительный промах, решила дать некую ясность: — Это не преподаватель. И он не младше нас, — намеренно пропуская мимо ушей первый вопрос, — тебе пора переставать интересоваться подобным аспектом моей жизни. Это выглядит странно. — Я всего лишь хочу понять тебя, — беззлобно пожимает плечами, действительно не подразумевая под своими пытками нечто иное, отличающееся от намерений дружеского характера. — Значит, я знаю его. Ты можешь не называть имен — будет достаточно указать примерный рост, цвет глаз и волос, чтобы... — И на меня у тебя тоже анкета есть? — и спрыгивает с подоконника, бросая через плечо: — Высокий. Светлые. Русые. Пока. Оттингер поправляет очки и механически проводит ладонью под подбородком, констатируя результаты собственного исследования шепотом: — Высокий рост. Глаза светлые. Русые волосы. И кто же это? Пока Юджин мысленно копался в лицах тех людей, которых знал он, и знала Аддамс, Тайлер и Ксавье слонялись по книжному магазину, в котором продавали не только книги, но и сопутствующую канцелярию, сувениры, подарочную упаковку и различного вида атрибутику к праздникам. Одни бы сказали: сборная солянка. — Нашел что-то? — спросил Тайлер, заглядывая другу через плечо. Тот стоял у стеллажа с книгами и выглядел при этом сосредоточенным. — А? — Говорю, что тут застрял? — Нашел одну книгу. Хочу подарить Уэнсдей, — почти мечтательно и непременно с тянущейся улыбкой. — Тут все в ее стиле: кровь, насилие, мрак. — Ого, — протянул Тайлер, оглядывая темную обложку с витиеватыми белыми буквами, — подарок на Рождество? — Да нет, — тот пожал плечами, — просто так. Друзья же дарят друг другу подарки без повода. — В таком случае, где же мой подарок? — с напускной обидой Галпин выглядел как ребенок, а золотистые кудри только добавляли масло в огонь. — Хранится под елочкой, Тай. Ксавье выглядел счастливым, оплачивая книгу вместе с сопутствующей упаковкой в виде аккуратной черной коробочки с красной атласной лентой. Представлять подрагивающие в улыбке кончики губ Уэнсдей казалось занятием приятным. Ему в принципе нравилось воспроизводить образ с виду мрачной брюнетки в голове. — Обычно друзья подарки друг другу не дарят с такой мечтательной рожей, — усмехнулся Тайлер, натягивая шапку на уши. Холодный ветер пронизывал до костей. Деревья были покрыты наполовину растаявшим снегом, который замерз вновь, заключая их в полупрозрачные блестящие на свету коконы. К счастью жителей, снежное месиво успели убрать, и, потому как прогноз погоды предсказывал еще один сильный снегопад, Ксавье обрадовался, заметив, что дорожки были густо посыпаны солью. Тайлеру же больше хотелось укутаться в огромный плед, нежели слоняться по Джерико и с горящей пятой точкой докупать недостающие подарки. — Вовсе она не мечтательная, — фыркнул Торп, но выражение лица не сменил, посчитав это глупым, — всего лишь хочу сделать ей приятное, вот и все. — Неа, — не унимался друг, — она тебе дорога, вот в чем причина. — Я и не скрываю этого. Ты мне тоже дорог. Но продолжишь дальше донимать меня своей чушью, никаких подарков от меня не жди. — Ты и так мне ничего не даришь, — согласиться было проще, чем вступать в полемику. Но разговор продолжить было необходимо хотя бы потому, что Ксавье упорно не хотел смотреть правде в глаза — Аддамс нравилась ему. Как ни крути. — Но не думал я, что ты безнадежно туп. — Прости? — Торп даже остановился и поднял ворот куртки, чтобы спастись от ветра. Подобное отсутствие умозаключений насчет собственных чувств Ксавье ничуть не смущало: ему упорно казалось, что это нормально, когда в ее присутствии внутри что-то сжималось, и улыбка не сходила с лица. Тайлеру же было все ясно с самого начала, и он ума не мог приложить, каким образом всегда чуткий Ксавье не понимал очевидного. — Ты реально ничего не понимаешь? — Ну, понимаю, наверное, — неуверенно и лишь для того, чтобы не выдавать свое недоумение. — Вряд ли, — тот махнул рукой и глубоко выдохнул. Если здесь ловить было нечего, то стоило попробовать зайти с другой стороны. Стороны с косичками и упрямо вышколенной осанкой. Тем временем Уэнсдей отчаялась окончательно, когда решила найти ответы на интересующие вопросы с помощью всемирной паутины. Для этого пришлось сослать Вещь, сказав, что Синклер якобы понадобилась помощь с развешиванием украшений и тошнотворной заменой лампочек на гирляндах. Чувствуя себя полной идиоткой, с сжатыми от негодования губами она ввела в поисковой строчке: «Как обратить внимание парня на себя». Результатов было много. Даже очень. И следуя скорее ленью, нежели логикой, которая здесь в принципе отсутствовала, Уэнсдей открыла вторую ссылку и попала на один из женских форумов. Без скрежета зубов не обошлось, и она стала читать вслух: — Улыбайтесь больше. Нет. Это исключено. Сделайте ему комплимент. Нет. Обойдется, — сопровождая каждую цитату тихим фырканьем, — хотите привлечь парня — следите за своей речью, — тут она задумалась, подсчитывая, какое количество колкостей она могла сказать ему во время их диалога, и считалось ли то колкостью, если было правдой. — Следите за своим внешним видом... Что за кретинизм высшей степени? Она захлопнула крышку ноутбука и не без раздражения последовала к зеркалу. Только этого ей еще не хватало. — И как мне это поможет? — глядя на свое отражение, Уэнсдей сделала то, чего не делала почти никогда — повернулась боком, посмотрела себе за плечо, пытаясь оценить собственную внешность. — Пройдись мимо него голой, он вряд ли это заметит… — Я б заметил. Тайлер заглянул в комнату через узкую щель и, постучав при этом костяшками пару раз, полноправно вошел внутрь. С трудом сохраняя внешнее спокойствие и совершенно непринужденный вид, брюнетка решила оставить свои попытки и вернулась обратно на кровать. Появление кудрявого одноклассника не могло не выбить ее из колеи. — Если решишься на подобный... эксперимент, то я весь твой. — Оставь свои пошлые шуточки при себе, Тайлер, — абсолютно не воспринимая его слова всерьез, ответила Уэнсдей с легким упреком в словах. — И давно ты тут? — Только пришел. И вовсе это не шутка. — Пропущу это мимо ушей. — Зря. — Что ты хотел? — нетерпеливо ерзая на месте, спросила она. Тайлер прошелся по комнате и, приземлившись на кровать Синклер, продолжил беззаботно: — Решил проведать тебя перед столь знаменательным праздником. Что-то смотришь? — кивнув в сторону экрана ноутбука, который горел даже в закрытом виде, спросил он, чем вызвал секундное замешательство с ее стороны — отвечать правдой на подобный вопрос она вовсе не собиралась. — Ничего для тебя интересного, — вместо молчания и укоризненного взгляда. Тайлеру ответ отчего-то пришелся по душе, потому он продолжил совершенно беззлобно, решив ее поддеть: — Способы расчленения или тихого убийства? — На этом поприще я вряд ли могу найти для себя что-то новое. — Ты довольно разносторонняя личность. — Это вопрос или констатация факта? — Второе. — Тогда разносторонне попрошу тебя либо поведать мне истинную причину своего появления, либо покинуть мою комнату без лишнего шума. В статье было сказано, что нужно следить за своей речью. Но в подобном ключе говорить она привыкла и не видела здесь ничего из ряда вон выходящего. Потому следовать перечисленным советам было делом повышенной сложности. Скорее, проще было раскопать могилу в пару футов глубиной или связать Пагсли, чтобы тот никогда в жизни не выбрался, сколько бы не звал на помощь. — Я действительно зашел просто проведать тебя. Так ведь делают друзья, разве нет? Произнесенное Тайлером было слишком для нее... неприятным. Требующим какое-то время на обдумывание. Поэтому Уэнсдей только привычно свела брови к переносице, вновь погружаясь в такую больную для нее тему. И раз уж так сложилось, что на удивление Галпин хорошо понимал ее, в отличии от его друга, собственное молчание она воспринимала как упущение попытки помочь самой себе. — Внимание, Тайлер. Вопрос повышенной сложности для тебя. — Я весь во внимании, — улыбнулся Тайлер и облокотился на руки сзади, будто искал опору для предстоящего разговора. — Друзья... всегда ими и остаются? Вопрос на секунду поставил его в тупик, а после дал понять, что Уэнсдей в натуральном отчаянии, раз решилась спросить подобное. Всегда сдержанная и не позволяющая себе лишнего, она наконец проявила себя как обычная девушка, впервые столкнувшаяся с такими чувствами, от которых мурашки рассыпаются по коже. Но в этом она, безусловно, никогда не признается даже под страхом смерти. По крайней мере, ему. — Смотря что ты имеешь ввиду, — и прочитав по ее глазам, продолжил без всяких посягательств на раскрытие ее тайны: — Тебе не стоит читать подобные статьи в интернете и искать в себе какие-то изъяны. Ты замечательная. И это уже его проблемы, что он не видит этого. Уэнсдей, казалось, никогда не вступала в контакт с теми, кто смотрел на нее: взгляд всегда оставался отстраненным. Кто-то бы сказал: сквозь, изучающий вдалеке что-то, чего оппонент сам разглядеть не мог. Но Тайлер давно заприметил те случаи, когда она смотрела на Ксавье. В такие моменты ему казалось, что та смотрит вдумчиво и чуть ли не разбирая на цепочки атомов существо его друга. Со стороны наблюдать всегда было куда лучше. Ответ ее вполне устроил, при этом прибавив кучу вопросов, которые она вряд ли задаст хотя бы потому, что таким образом рассекретит себя полностью и обличит в собственной слабости. Но один, самый очевидный и просящийся наружу, все же слетает с губ, причем достаточно укоризненно: — Так ты давно подслушивал и... подглядывал? — Ну-у, — потянул Галпин и провел ладонью по кудряшкам, — не то что бы давно... При всем при том он совершенно не выражал ни капли сожаления в своем поступке. И это вызывало в ней еще больше недовольства, которое Уэнсдей была не в силах подавить, потому фраза автоматически вырвалась из ее рта совершенно агрессивно: — Еще раз я замечу за тобой подобные наклонности, и ты попрощаешься с этим светом. Ты меня понял? Но Тайлер знал, что она имела ввиду совершенно иное. Потому ответил с типичной для него улыбкой, которая должна была успокоить, а не привести в бешенство: — Я ничего ему не расскажу. И вновь ее устроил ответ, потому Уэнсдей решила смолчать. Но возникшая ситуация ее совсем не красила — взять хотя бы глупые попытки найти что-то в Интернете, да еще и рассматривать себя в зеркало, думая, что может Ксавье нравиться, а что отталкивать. Пахло полнейшим идиотизмом и разыгравшимися гормонами. По крайней мере, только так она могла оправдаться в собственных глазах. Пока Уэнсдей грузилась мыслительным процессом, касающимся своих умственных показателей, которые явно близились к нулю, Тайлер неожиданно помахал кому-то, и этот кто-то, заприметив незакрытую дверь, влетел в комнату. — Я только на секунду, — и замаячил посреди комнаты, тщетно пытаясь найти укромное местечко. Уэнсдей широко распахнутыми глазами глядела на мельтешащего Ксавье, больше похожего на испуганного таракана, который не может найти дорожку до темной норки. И причина его странного поведения не заставила себя ждать, должно быть, посчитав, что комната Аддамс ничто иное, как проходной двор. — Мы же не договорили, Ксавье! — влетела Дивина, даже не постучавшись. Дело приняло иной оборот: до этого удивленная Уэнсдей приобрела все оттенки гнева, стреляя глазами то в истеричного вида брюнетку, то в зажатого в углу Торпа, которому только шапки-невидимки не хватало для полной картины; Тайлер, пусть и был невольным зрителем, отреагировал с большим интересом, посчитав происходящее плохо разыгранной сценкой. — Да, я просто… — мощный шкаф оказывается кстати, и Ксавье с нарочито умным видом толкает тот пальцами, — Уэнсдей попросила его починить. Что с ним, говоришь? — и переводит взгляд с одной брюнетки на другую, до селе наблюдавшую картинку молча. И молча продолжая, прибавив к изложенному плотно поджатые губы. — Шатается вроде, — поддерживает Галпин с откровенной усмешкой. Кто-то бы сказал: ситуация сюр. Но Ксавье настырно продолжает изображать заинтересованность в предмете мебели, нежели в залетевшей за ним брюнетке. — Может, сначала договорим, а после займешься ремонтными работами? — нетерпеливо, со скрещенными на груди руками Дивина выглядела настоящей фурией. — Может, сначала научишься манерам и начнешь стучаться, прежде чем врываться в чужую комнату? — Уэнсдей в долгу не осталась, сказав это, по ее мнению, довольно мягко. — О, простите, впредь буду аккуратнее! — то было произнесено с явной издевкой, что Аддамс не осталось незамеченным. — Неплохая комнатка, кстати. Сама дизайн придумывала? Неприкрытая ирония, плещущая в словах брюнетки, оценивалась ровно в один балл из десяти. Уэнсдей, не будучи из робкого десятка, на подобные высказывания и бровью не повела. Но отчего-то этот случай отличался от всех предыдущих, должно быть, достаточно нетривиальной ситуацией, разразившейся в ее комнате. — Девочки, шкаф сам себя не починит! — вмешался Тайлер с одной лишь целью — миротворческой. — Обсудим дизайнерские решения после. А лучше — вообще никогда, окей? Было тяжело не уловить в стоявшей атмосфере взаимную неприязнь двух девушек. Уэнсдей же вновь позволила своему настроению резко смениться не в самую положительную сторону. — Да, Дивина, давай позже… договорим. — Как скажешь, Ксавье, — яркая улыбка расплылась на премилом личике девушки, которое Аддамс была бы не прочь испортить. И когда в дверях уже никого не было, Уэнсдей не без усилия смогла разжать стиснутые в немой агрессии губы. Не возвращаться к мыслям, в которых мелькают темные волосы и хамоватая улыбочка, было тяжело, учитывая, что причина всего этого все еще находилась на расстоянии пары метров. Ксавье удалось отвлечься от импровизированного ремонта. — Прошу прощение за этот спектакль, но из-за предстоящего праздника в честь кануна Рождества у всех крыша поехала. Фляга засвистела, иным словом, — и повернув стул, присел на него, опираясь предплечьями на спинку. — Двое пригласили меня лично, пока я шел из библиотеки, и еще трое в мессенджере. — Да ты не прочь похвастаться, я смотрю! С искорками в глазах Тайлер выглядел как черт, нашедший свою добычу. Ксавье же перевел взгляд на Уэнсдей, которая не проронила ни слова с момента ухода Дивины. О ее чувствах ему оставалось только гадать, предполагая, что значит то или иное движение мускул лица. — Да нет. Это скорее... утомляет. — Чем же? — спросила Аддамс, пытаясь придать голосу крайнюю степень незаинтересованности. — Обычный праздник. Очередной день рождения Иисуса Христа. Кто-то считает, что это новый... В общем-то, неважно, — полностью цитировать Юджина не хотелось, да и глупее фразы она не слышала. У него в желудке поселилась какая-то привычная смесь из одновременно порхающих бабочек и скачущих кузнечиков. Быстро облизнув губы, скорее, по привычке, Ксавье склонился чуть ближе, наблюдая за ее будто выточенным профилем и пальцам, сжимающим край собственного пиджака. — Так ты хочешь пойти? — Я... не вижу ничего плохого в этом, — сказала сквозь зубы, испепеляя взглядом Тайлера, который не без интереса наблюдал за сложившейся картиной. Его друг порой был, без преувеличения, полнейшим придурком. — В таком случае, Уэнсдей, приглашаю тебя. От неожиданности заявления Тайлера Торп покачнулся на стуле, чуть не нырнув носом в пол. Тот под скользнувшей ножкой неприятно скрипнул, но Аддамс только бровь изогнула в немом вопросе, получая на это виноватую улыбочку Галпина. — Ладно, — сухо и по делу, но выглядя при этом совершенно обескуражено. В его голове вдруг промелькнула мимолетная мысль, просто крошечная капелька, попавшая в чашу разума, что услышанное ему неприятно, пока он переводил взгляд то на расслабленное лицо Тайлера, то на агрессивно сжатую между зубами нижнюю губу Уэнсдей. Отчего-то он крепче сжал пальцами спинку стула. — Тогда... могу составить вам компанию, — прерывая зрительный контакт обоих, в котором Аддамс явно в чем-то обвиняла Тайлера, Торп резко поднялся с насиженного места. Опасность упасть со стула возрастала с каждой секундой. — Если вы не против, конечно. — Да нет, какие могут быть вопросы! Да, Уэнсдей? Та предпочла риторический вопрос оставить, как это и полагается, без ответа. И все же в этот момент у нее появилось неуемное желание просто встать и выйти из собственной комнаты, не сказав больше ни слова. Может, ей лучше уехать домой и не вариться в этом собственноручно созданном безумии? По сравнению с бледным лицом Аддамс, румянец Ксавье был едва заметен, однако его нельзя было отрицать. Она резко повернулась лицом к окну, когда взгляд Торпа задержался на ней непозволительно долго, и замерла, до хруста сжав челюсти при виде широких плеч и спины Ксавье в отражении маленького зеркальца на столе. Говорить с ее затылком было, мягко говоря, странновато, потому он растерянно кивнул Тайлеру и вышел из комнаты. Тишина и неловкое молчание витали кругом, подобно разъяренным воронам. Но когда дверь захлопнулась, ровно в тот момент ей удалось расслабить до этого напряженные плечи и позволить себе непозволительную роскошь в виде сутулой спины. Эмоциональные качели, которые она собственноручно себе устраивала всякий раз при виде Торпа, высасывали все силы вместо якобы даруемых бабочек в животе. Когда-то он поразил ее, расположив к себе быстро и словно без особых усилий, и ей ничего другого не оставалось, как пытаться понять природу тех чувств, которые стали возникать всякий раз при виде ямочек на его впалых щеках. И внезапно в голове то стало принимать более обтекаемую, понятную для понимания форму, несмотря на отсутствие многих причинно-следственных связей, например, почему ей было неловко долго держать с ним зрительный контакт, а те редкие прикосновения Ксавье воспринимались скорее как нечто приятное, нежели несуразное. Но продлилось все недолго: ровно до того момента, как издевательское «друг» стало раздражать. Тогда-то она и окончательно поняла, сопоставив все прочитанные статьи, россказни Синклер и еще пару фактов, почерпнутых из проверенных источников, что Ксавье ей нравится. Нравится совсем по-другому — не так, как нравятся скрученные в гримасе лица неприятелей, когда те по некоторому стечению обстоятельств угождали в ее ловушки. Иначе. — Более странного разговора я не припомню, — сказал Тайлер и провел ладонью по кудрям назад, — даже для тебя это странноватенько, не находишь? — Не понимаю, о чем ты, — скорее чтобы отмахнуться, нежели действительно желая услышать долгие объяснения. В который раз Тайлер совершенно забылся, напоминая об ее удручающем положении. Его совершенно не нужная здесь прямолинейность и проницательность только вгоняли ее в и без того идиотское положение, которое скрывать уже не было никакого смысла. Другие бы сказали: до скрежета зубов. — Он весь встрепенулся из-за того, что я тебя пригласил. Неужели не заметила? — выждав положенную пару секунд, он продолжил лукаво: — Да брось. Ты серьезно? — Он в очередной раз захотел провести время с друзьями, — последнее слово Аддамс выделила, еле подавив скрипучесть в голосе, но от Галпина это не скрылось, — чем с надоедливыми одноклассницами, вечно ищущими его внимание. Тайлер не согласиться не мог хотя бы потому, что его друг действительно порой обладал крайне низкими показателями мозговой активности, когда дело касалось Уэнсдей. Его поведение с натяжкой можно было назвать дружеским по отношению к ней, но Торп упорно того не замечал, считая, что все, что есть между ними, — искренняя, ни с чем не сравнимая дружба. Так-то оно, возможно, и было, но не с завидной ли регулярностью дружба между мужчиной и женщиной перерастала в нечто большее? Галпин списывал недалекость друга на отсутствие должного опыта, а свою прозорливость — на высокий балл в эмпатии, которой ему было не занимать. Ну, или обычной наблюдательности. Однако к празднованию он подошел со всей серьезностью: достал новый темно-синий джемпер с ненавязчивыми снежинками, придал кудрям больший объем, зная, что такой образ идет ему гораздо больше, протер влажной салфеткой подошву кроссовок и был готов покорять целый мир, заключающийся в данный момент в одной лишь невысокой брюнетке, которая, к его удивлению, опаздывала. Но его улыбка, прежде усталая от прошедшего дня, оказалась смыта веселой усмешкой, когда на горизонте появился Ксавье, вышагивающий с таким видом, будто прячется, по меньшей мере, от стаи разъяренных гиен. Впрочем, не скупясь на выражения, именно так можно было описать тех девушек, на лицах которых нельзя было не прочитать недовольство от отказа. Порой Торп был таким невыносимым. — Уэнсдей опаздывает? — спрашивает совершенно очевидное и тут же добавляет: — На нее это так не похоже. — Она тебя еще не тем удивит, — будто с жирным намеком, но Ксавье и тут пропускает это мимо ушей, больше сосредоточившись на джемпере друга. — Для кого так вырядился? Еще и башню уложил, ты глянь, — специально обходит того полукругом, цепляясь взглядом за каждую мелочь. — Ты свидание тут устроить решил? — Даже если и так, то что с того? Этот вопрос ставит Ксавье в тупик. Раньше Тайлер придавал внимание романтичной стороне подростковой жизни ровно столько, сколько того полагали разыгравшиеся гормоны. — Да нет, просто... подожди. О каком свидании вообще речь? — Об обычном. Ну, где парень и девушка встречаются с целью провести вечер самым что ни на есть романтическим образом. Смекаешь? — откровенно усмехаясь реакции Торпа, который на долю секунды зависает в прострации, продолжил: — Уэнсдей и то больше подкована в таких вопросах. — Не понимаю, — искренне недоумевая, Ксавье неуверенно произнес: — Ты и Уэнсдей? — Я ничего такого не говорил. Но ты ведь не думаешь, что у нее никогда не было свиданий. Или не будет. — Ну, я не думал о ней... в таком ключе. Сжав пальцы в кулак, Ксавье испытал достаточно странное чувство от произнесенного другом. И ответ его был правдивым, потому как он не до конца понял, к чему ведет Тайлер. Завидев недоумение на лице Торпа, тот решил прояснить ситуацию, чтобы он смог сложить полную картину и, как это говорят, посчитать, сколько будет дважды два. — Она вполне красивая девушка и совсем не глупая, у нее рано или поздно наверняка появится парень, — облокачиваясь о стену сзади, Тайлер чувствовал себя, на удивление, неплохо, даже учитывая, что ему приходилось разжевывать такие, на первый взгляд, элементарные вещи. — И пойдут свидания, цветы, красивые ухаживания. — Ухаживания? — переспросил Ксавье, и кончики бровей дрогнули на бледном лице. — Да. И поцелуи, объятия. Хоть я и слабо это представляю, учитывая, какая она недотрога, но женское сердце такое непостоянное. — Но... Ей же всего шестнадцать! — Чувак, так это самое время для первых отношений. Ты как моя бабка, господи... Подобный укор у Ксавье вызвал очередное недовольство, которое он выразил уже откровенно хмурыми бровями и плотно сжатыми губами. Но то явное неодобрение разговора, которым одарил его друг, не остановило подначиваний Тайлера, отчего он решил продолжить подливать масло в огонь. — В общем, готовься, что внимание твоей подруженьки когда-нибудь сместится на кого-то более... дорогого ей. — Это вряд ли, — ответил Ксавье без промедления и тут же пожалел, понимая, что звучало то достаточно резко. Галпин приподнял бровь в немом вопросе, гадая, как же он сможет отвертеться или наконец признать собственную неправоту. — Я имел ввиду то, что будет это не скоро — я не знаю никого на примете, кто мог бы быть достоин ее. — Думаешь? А мне кажется, парней кругом полно. — Бред, — махнул он. — К тому же, если она поинтересуется у меня, как я к этому отношусь, то я не постесняюсь сказать, что категорически против подобных... взаимоотношений с этими придурками. После этого лицо Торпа стало еще более серым и угрюмым. Но подобный ответ был вызван скорее не злостью, а озадаченностью вкупе с искренним убеждением, что достойных внимания Аддамс вокруг не было. Тайлер решил смолчать, давая другу время на раздумья. Тот отвел взгляд в сторону собиравшихся ребят и снова поставил себя перед этим вопросом, который вызывал неприятную картинку в голове, в которой руку Уэнсдей держит незнакомый парень. — С чего бы ей узнавать твое мнение? Мы вообще об Аддамс говорим? — Потому что я ее друг! — однозначно и без возражений. — И больше всего я не хочу, чтобы какой-то придурок сделал ей больно. Уэнсдей достойна самого лучшего, включая отношение к ней, заботу и внимание. Ума не приложу, чтобы кто-то оберегал и ценил ее больше, чем я, — говорил он быстро и от всего сердца, считая сказанное само собой разумеющимся. — Потому если уж и заводить ей отношения, то только... Окончание Ксавье предпочел проглотить, заметив ехидную улыбку друга, по глазам которого читалось «наконец допер?». Подобная мысль оказалась для него натурально неожиданной и необъяснимой, что дальше Торп предпочел молчать, не пытаясь найти поддержку в явно развеселом Тайлере. Тот же сгорал от нетерпения, чтобы не высказать однозначный ответ, который наверняка крутился в голове друга. Но приходилось держаться из последний сил, потому как Галпин искренне считал, что подобные выводы Ксавье должен сделать сам, не полагаясь на чье-либо мнение. — Извиняться за опоздание не буду. За густой челкой и светом, бьющим в спину, ее лицо становилось трудно разглядеть, но Тайлер был наблюдательным человеком, поэтому заметил ее более яркий макияж и то, насколько прерывисто она дышала, будто бы шла быстрее обычного. Вмиг Ксавье почувствовал, как недавняя озадаченность усилилась втрое, стоило ему обернуться и встретиться с парой чернильных глаз. Его тело оцепенело, когда он оглядел ее с головы до ног, начиная с массивных лоферов, узкой черной юбки, заканчивая непривычно собранными волосами с парой выбившихся прядок заместо привычных тугих кос. Раньше он будто и предположить не мог, сколько изысканной красоты в девушке, с которой он был знаком столько времени. Уэнсдей вдруг показалась для него не той, какой он знал ее прежде. С момента ее прихода, которое длилось не дольше пяти секунд, Ксавье так и не предпринял попытки прийти обратно в себя. Он не просто затаил дыхание, а забыл как дышать. — Что с ним? — спрашивая у Тайлера, Аддамс не особо ожидала вразумительного ответа насчет внезапно замершего Ксавье, будто где-то рядом проходил Аякс и забыл натянуть шапку. — Думает, наверное, — тот беззаботно пожал плечами и, вытянув из кармана черную бутоньерку, протянул Уэнсдей. — Это тебе. Я подумал, что... некрасиво приглашать даму и оставлять ее без цветов. — Это не цветы, — ответила она, но подарок приняла, скептически оглядывая под разными углами. — Бутоньерка — так это вроде бы называется. Нужно надеть на руку, — и взяв бразды правления в свои руки, мягко коснулся ее запястья. Пристальный взгляд Торпа он предпочел не замечать. — Черная орхидея? — О, Ксавье, а я думал, мы тебя потеряли! Торпу подобное действие не понравилось. Взять хотя бы то, как Тайлер словно невзначай скользнул большим пальцем по ее ладони, что не осталось незамеченным для него. Его удивило, что Уэнсдей руку не одернула, а продолжила стоять как ни в чем не бывало. Не она ли скептически относилась ко всякому виду прикосновений? Но вопрос повис в воздухе, потому Ксавье протянул вперед черный подарочный пакет, который вот уже полдня ждал своего часа. Глаза Аддамс на миг расширились, но тут же свое изумление она умело подавила. — Что это? — Подарок. Можешь позже открыть, там ничего такого. Просто увидел и подумал о тебе. Что ответить Уэнсдей не нашлась, поэтому было принято решение молча принять неожиданный подарок. В глазах Тайлера не было поддержки — только плечи, прыгнувшие вверх, и хитро растянутые в улыбке губы. Зимой окрестности Неверморма представляли собой громаду вечнозеленых растений, покрытых белизной снега и инея, что до звездочек перед глазами сверкал ранним утром и поздним вечером. Из-за ив и высоких елок академия всегда была в тени, и свет фонарей от прилежащей дороги едва проникал сквозь густые ветви вековых деревьев. В вечерних сумерках гирлянды, развешанные разве только не на урнах, пестрили разноцветными огоньками. В украшенном в большей степени руками Синклер и таких же полоумных огромный зал, где проходила вечеринка по случаю кануна Рождества, собралась добрая половина учащихся и столько же преподавателей. Остальные сочли сие мероприятие не столь интересным, потому заблаговременно отправились по домам. Уэнсдей, несмотря на внешнее спокойствие, чувствовала дрожь, волнение и сопутствующее раздражение. Мысли путались, как тоненькие провода в руках, а сердце сжималось, сбиваясь с ритма всякий раз, когда она прокручивала в голове момент, когда Ксавье вручил ей черный подарочный пакет. То была малость, возможно, он даже не придавал этому особое значение, но Аддамс отчего-то восприняла это по-своему, успев за это на себя рассердиться. — Вау, все такое... разноцветное, — крутя головой в разные стороны, сказал Тайлер, когда они прошли по касательной танцпола, где уже вовсю тряслись в подобии танца ученики. — Меня сейчас стошнит. — Можем поискать что-нибудь выпить, — участливо сказал Ксавье и добавил с заботой: — Что-то не очень сладкое и... горькое? — А ты неплохо изучил вкусы нашей мрачной барби! — Это не так тяжело запомнить. Я сейчас, секунду. Ксавье быстро скрылся среди пестрых рубашек и новогодних свитеров, оставляя Тайлера и Уэнсдей наедине. Первый выглядел как образец весельчака, вторая же была примером высоких стандартов даже в плане новогодних школьных вечеринок. — Я даже вижу часть елки, которую украшала именно ты. Аддамс повернулась к Тайлеру и проследила за его взглядом: педантично развешанные украшения темно-синего цвета заполняли узкий кусок новогоднего дерева, резко контрастируя с блестящими шарами и звездочками. — Это было меньшее, что я могла сделать, чтобы спасти эту бедную ель. — Интересный дизайнерский ход! — Галпин сделал из пальцев объектив, смотря в него оценивающе. — Кстати, я не думал, что ты согласишься пойти. Это не похоже на тебя. — Поздно было отказываться, — выдохнула Аддамс. Ей было тяжело каждый раз, когда она задумывалась о том дерьме, в которое ее угораздило вляпаться. — Уйти никогда не поздно, но если подумать, что это неплохой шанс дожать нашего тугодума, то почему бы им не воспользоваться? — он быстро встретился с ней взглядом, но тут же его потерял, потому как брюнетка смотрела куда-то сквозь. Проследить за ним не составляло труда, что нельзя было сказать о неоднозначном зрелище: — О, черт. То было не для слабонервных: Ксавье буквально оказался в лапах Дивины, которая не стесняясь особо глубокого декольте, игриво наматывала и так завитую прядь на палец, как то бывает в дешевых мелодрамах. Вид Торпа впервые не выражал искренней доброжелательности, которую он всегда проявлял без скрытого подтекста. Сейчас на его лице застыло истинное смятение и озадаченность, что Уэнсдей почему-то не разглядела, приняв во внимание свое первое впечатление. — Неплохой шанс уже упущен. — Не стоит рубить с плеча, Уэнс, это только Дивина и ее вечно прилипчивая натура. Ты же знаешь это не хуже меня, — успокаивающе ответил Тайлер, но это ее только поддело, что проявилось в маленькой морщинке меж темных бровей, и она произнесла с особым остервенением: — Тут кто-нибудь взял что-то крепче маминого морса? — Ты хочешь напиться? — А на что это больше похоже? — вопросом на вопрос отвечать она не любила, но раз Галпин первый принял такие правила, то следовать им приходилось. — Ты чересчур драматизируешь, — он развел руками и, встав аккурат напротив нее, загораживая нерадивого друга, продолжил: — Во-первых, давай отойдем в менее шумное место. Во-вторых, скоро Рождество. И не всади мне вилку промеж глаз, но перестань так хмуриться, Уэнс. Он мог бы сказать что-то большее, но зная Аддамс, любые утешительные слова не имели бы никакого веса. Ксавье был непредсказуем и вносил коррективы в праздничный вечер слишком быстро, не давая под них подстроиться. Однако верным оставалось одно: нельзя было оставлять Уэнсдей в таком состоянии, когда в ее слишком умную и влюбленную голову лезли разного рода мысли, которые вряд ли имели что-то общее с реальностью. — Не нравится — не смотри, — фыркнула она, но в уголок потише последовала, посчитав это наиболее простым из перечисленного Тайлером. — Не могу на тебя не смотреть. Прямолинейность Галпина порой была обескураживающей. Такой, что он мог бы потягаться ею с самой Уэнсдей, но вместо продолжения свернул не туда, поддавшись инстинктам, и приложил ладонь к ее разгоряченным щекам, что от глаз Ксавье не укрылось. Кто бы мог подумать, что тот все это время краем глаза наблюдал за своими друзьями, а после вовсе отступил от Дивины на шаг в сторону, чтобы та не загораживала вид. — Да, я... тоже собираюсь провести каникулы дома, — надеясь, что верно услышал вопрос, ответил Торп и быстро добавил: — Мне нужно идти, меня уже заждались. — Тайлер и Уэнсдей? — она прикоснулась к его предплечью. — Оставь их. Мне кажется, ты там третий лишний. — Третий... что? — Ну, у них явно свидание, — в ее глазах горела незыблемая уверенность в сказанном. И когда девушка поняла, что была недостаточно убедительна, продолжила: — Бутоньерка на ее руке. Я видела, как он ее подарил ей. — И что с того? — действительно не понимая, к чему та клонит, Ксавье терял терпение. — В Неверморе на вечеринках так заведено: если на руке девушки бутоньерка, то она уже считается занятой. Понимаешь? — Не совсем... — Ксавье, ты просто не замечаешь очевидного, — она пожала плечами и обернулась. — Так сам посмотри. И как по мановению волшебной палочки в этот момент заиграла медленная музыка. Тайлер протянул руку Уэнсдей, которая медлила в своем решении. Торп неотрывно наблюдал за ее сначала сжатыми, а после обхватывающими большую ладонь Тайлера пальцами. Произошедшее совершенно не укладывалось у него в голове, заставляя Ксавье все больше и больше задаваться поочередно сменяющимися в голове вопросами. Но как бы не спешил и не старался ответить на них, он никак не понимал причин, по которым Тайлер пригласил ее на медленный танец, как обычно делают с теми, кто нравится. Мысленно продолжая фразу друга о том, что когда-нибудь у Уэнсдей появится парень, Ксавье вздрогнул. Его сердце пропустило удар, затем забилось с невыносимой болью, от которой у него что-то защемило в груди. — Вот видишь. — Это еще ничего не значит, — упорно твердил Торп, неотрывно следя за тем, как его друг обхватывает тонкую талию Аддамс, свободной рукой сплетая их пальцы. — Разве? А по-моему, это о многом говорит. Не удивлюсь, если завтра они начнут официально встречаться. Выходит, затронув тему возможных отношений Уэнсдей, Тайлер в действительности имел в виду себя в качестве ее парня? Задавшись этим вопросом, Ксавье шумно сглотнул, подавив в теле дрожь, и вновь отметил, что оба были непозволительно близко друг к другу. — Это... довольно странно. — Ты разве не рад за своих друзей, Ксавье? — поинтересовалась Дивина, смутно догадываясь об истинной причине подобной реакции парня. И эта догадка ее не обрадовала. — Тайлер хороший парень. Кому, как не ему, терпеть выходки Аддамс? Да и она, как мне кажется, совсем не против. — Что ты имеешь ввиду? — все еще не веря своим глазам, он решил довериться впереди стоящей девушке, которая, кажется, видела лучше него. — Уэнсдей вряд ли бы стала танцевать с парнем, который ей не нравится. Да и какая уже разница? — наблюдая за Галпином, который вдруг склонился к брюнетке. От подобного действия его желудок вдруг скрутило в узел, который причинял боль больше, чем голод. Пришлось закрыть на мгновение глаза, позволяя темноте поглотить себя. Он надеялся, что открой их, ему не придется наблюдать за поцелуем своих друзей, к которому он все еще не знал как относиться. — Я же говорил, что буду против подобных... отношений, — скорее себе, чем своей собеседнице, сказал Ксавье, но девушка услышала и не оставила без ответа: — О каких отношениях речь? — О романтических! О каких же еще! И это он имел ввиду под свиданием?! Из-за сменившегося тона Дивина вздрогнула, совсем не ожидая от Ксавье подобного. Но все же в последний момент она взяла себя в руки и решила попытаться объяснить ему все, о чем тот, кажется, даже не догадывался, зато догадалась она за те минуты общения с ним. — Знаешь, вместо того чтобы пригласить меня на этот гребаный медленный танец, ты продолжил пялиться на своих друзей, которые, между прочим, даром времени не теряют! — Что за бред... Сказал он это вновь себе, посчитав, что терпение его близится к нулю. Для Дивины же все стало ясно, и она не смогла сдержать разочарованного вздоха. Ей пришлось столкнуться с тяжелой реальностью, где Ксавье до последнего отрицал и не понимал совершенно очевидные для всех, но не для себя, вещи. Однако Торп уже давно был мысленно не с ней, а где-то внутри себя, прокручивая те моменты встреч с Уэнсдей, когда он явно чувствовал легкий трепет где-то в районе груди, и это разительно отличалось от всех тех ощущений, которые всплывали в отношении других людей. И как он мог по своей наивности стереть разницу между понятиями «влюбленность» и «дружба»? Как мог столько времени проживать в заблуждении, напрочь игнорируя собственные импульсы тела, которые буквально кричали ему о его истинных чувствах? Он вспомнил, как часто засматривался на ее губы, когда та о чем-то увлеченно рассказывала, а после ему приходилось переспрашивать, из-за чего Аддамс только больше раздражалась, считая его невнимательным. К ней всегда хотелось прикоснуться, но то приходилось в себе подавлять, напрасно считая, что к друзьям вряд ли приходят подобные желания. Осознание собственной глупости стало окончательной причиной, по которой ему нестерпимо захотелось ей все объяснить. И Ксавье сделал почти скромную попытку шагнуть в сторону медленно раскачивающегося танцпола, как увиденное вышибло весь воздух из легких, и шаг его стал куда более стремительным. Выбившаяся прядь, касающаяся ее маленького личика в районе острых скул, наверняка ей мешала, и Тайлер потянулся, чтобы заправить ту за ухо. Подобный жест Аддамс никак не прокомментировала, предпочитая одними губами произнести очередную угрозу. Галпина это только позабавило. Слепящий прожектор был наглухо перекрыт широкой спиной Торпа, когда тот заслонил его свет, осмелившееся ее слепить. — Что ты тут... — ей не удалось договорить из-за неестественно темных глаз Ксавье и его крепкой хватки на запястье, которое доселе покоилось на груди Тайлера. — Нам нужно поговорить! — выпалил он на одном дыхании, несмотря на стоявший в горле ком. Испытывая невероятную боль и разливавшуюся по телу ярость, Ксавье был совершенно сбит с толка. Еще пять минут назад теплые чувства, испытываемые по отношению к другу, сменились на холод, из-за чего в глазах заплясали белые блики. Сейчас ему достаточно было сделать всего лишь один шаг, чтобы в следующее мгновение нанести точный удар и… — Да скажи ей уже, — выдохнул Тайлер устало, отступив на шаг назад. Уэнсдей покосилась на Галпина и тут же перевела взгляд обратно. И вместо тех слов, о которых говорил Галпин, Ксавье рывком снял бутоньерку с ее руки и, зажав ту между пальцами, не совсем давая отчет о собственных действиях. Реакция Тайлера была для него непонятна, как и то, почему он решил действовать вопреки собственным ожиданиям. Но все же сказал: — Ты знаешь смысл этих бутоньерок? — непонимающий взгляд Уэнсдей и мысленный хлопок по лбу Тайлера. — Я подарю тебе другую!