Один день из жизни Галины Николаевны

Утренний офис тих и пуст. Рогозина открыла ежедневник (11:00 – лекция в МГУ), включила свой ноутбук, открыла почту. Личный электронный адрес знали немногие, оттого и писем там всегда было мало. Этим утром ее ждало одно – от Круглова. Она удивилась, открыла. «Привет, ты, помнится, просила присылать сканы всех важных документов. Круглов» Она заметила вложение в письме «Свиде…ка». Открыла запароленную папку с личными делами сотрудников, нашла «Круглов Н.П.», скачала вложение и перенесла в папку. Хотела уже закрыть почту, но подумала: «Свиде…ка», хм, какое-то свидетельство?». Открыла pdf-файл. Вдохнула. С экрана на нее смотрел розовый скан свидетельства о заключении брака. Выдохнула. Ощутила маленький узелок внутри. Начала читать, набрав воздуха в грудь. «... Смирнова Елена Андреевна, гражданка России…». «Елена Смирнова, 40 лет, двое детей, имеет кошку, работает в сфере торговли» - Рогозина вспомнила красочный материал РБК про среднестатистического жителя России*. Но она знала, а точнее вспомнила, что у этой Елены Смирновой нет ни детей, ни кошки, и работает она не в сфере торговли, а учителем русского языка и литературы. Год назад она проходила главным свидетелем по делу об убийстве старшеклассницы Инны Алехиной. Рогозина помнила ее только потому, что год назад удивилась, что дата рождения Елены полностью совпадает с ее собственной – не так уж много людей рождаются 29 февраля. Но сейчас она вспомнила также, что тогда делом почти самостоятельно занимался Круглов и, наверное, они тогда и понравились друг другу… Наконец-то выдохнула. Надо было что-то ответить Круглову. «Поздравляю.» Задумалась, как подписаться – и подписываться ли вообще - сухо и официально или по-дружески? Добавила строчкой ниже: «Рогозина». Дыхание выровнялось. Она открыла недлинную переписку с Кругловым. Нашла первое сообщение пятилетней давности. «Галина Николаевна, не хочешь завтра поужинать со своей персональной группой захвата? Круглов». . Он написал это письмо после задержания Прибылова, когда она отправила его в аэропорт, хотя и сказала диспетчеру, что высылает группу захвата. Он тогда сказал: «С тобой поработаешь, и за армию сойти сможешь». Она сочла это профессиональным, но все же комплиментом, а он счел это удачным моментом, чтобы пригласить ее провести время в неформальной обстановке. Она была ему как минимум интересна, как максимум – хотелось вытащить все шпильки из ее волос. Он казался ей грубоватым, но ей было как минимум любопытно взглянуть на него за пределами работы. Любопытство победило. Она отправила свое согласие ответным письмом. На следующее утро после ужина он наблюдал, как она суетливо накладывает макияж, торопливо пьет кофе и вызывает такси. «Никто не должен знать», - сказала она перед тем, как он закрыл за ней дверь. «Разумеется». Закрыл и тихо рассмеялся. «Не ожидал от вас такого, товарищ полковник, не ожидал», - подумал он, не переставая смеяться и наливая кофе в кружку. Но никто так и не узнал, что они встречались почти два года. Догадывался Майский, подозревала Амелина, почти наверняка была уверена Антонова, но точно не знал никто. Никто и не заметил перемен, когда они перестали видеться вне работы. . До отъезда в МГУ оставался час. Рогозина по обыкновению просмотрела материалы текущего дела, попыталась представить полную картину преступления. Не получалось. «Сейчас бы ледяного красного чая», - подумала она. . - У тебя есть чай каркаде? Рогозина сидела на полу кругловской гостиной среди вороха бумаг, кутаясь в кругловский же свитер. Был май, отопление давно отключили, но резко похолодало. - Есть. - Залей, пожалуйста, холодной водой. И если есть лед, добавь пару кубиков. Круглов удивился, но сделал все, как она просила. - Как ты это пьешь? Кислый и холодный… - Отвратительная бурда, - согласилась Рогозина, морщась. – Но мне помогает сосредоточиться. А дело, как сам видишь, не простое. - Интересный подход, - отозвался Круглов. . Пора было выходить, чтобы не опоздать на лекцию. На улице шел первый ноябрьский снег – валил крупными лохматыми хлопьями. Час-пик был в самом разгаре, пробки были почти везде. Она нырнула в теплые объятия метро. Было душно и сыро. Девушка рядом проснулась от резкой остановки вагона. Вынула наушники, сонно спросила сидящую рядом Рогозину: «Какая станция?» - «Спортивная» - «Спасибо». Когда девушка надевала наушники обратно, Рогозина услышала отрывок «Дыхания» Наутилуса. Она опять ощутила маленький узелок. Мысленно ощупала его пальцами. Кажется, с утра он стал немного больше. . - Сегодня банкет в министерстве по случаю закрытия дела и открытия ФЭС. Через два часа начало. Надо собираться. – Она говорила чуть раздраженно. В тенях под глазами читалась усталость, но кого это волнует. – Мне нужно десять минут, чтобы переодеться. - Галя, - Круглов выдохнул, - мне обязательно идти? - Да. - Форма дома. Он видел, как она вдыхает, чтобы на выдохе почти крикнуть «Круглов! Ну я же просила», как заносит руку, чтобы хлопнуть по столу, но он опередил ее и быстро заговорил: - Мой дом по дороге к министерству. Мне понадобится пять минут. Не опоздаем. «Не сердись», - чуть не добавил он, но вовремя осекся. Она медленно выдохнула и опустила руку. - Хорошо. В холле через пятнадцать минут. - Проходи, - он отпер дверь и пропустил ее вперед. – Мне нужно пять минут, подожди, пожалуйста, в гостиной. Она кивнула, прошла в комнату. Было немного неуютно в доме мало знакомого человека. Она цепляла профессиональным взглядом круглый стол без скатерти, книжный стеллаж, полки с дисками. В основном русский и зарубежный рок. Она выделяла взглядом знакомые имена и названия: Цой, Бутусов, Наутилус, «Би-2». - Твоей коллекции мог бы позавидовать Хари Холе, - сказала она вошедшему Круглову. В парадной форме он выглядел и серьезнее, и комичнее. - Думаешь? – он протянул ей липкий ролик и повернулся спиной, - помоги, пожалуйста. Я удивлен, что ты знаешь, кто это. - Я тоже удивлена, что ты знаешь, - ответила она, проводя роликом по его спине. - Пойдемте, Галина Николаевна. Он повернулся, протянул ей руку, будто приглашая на танец. - Пойдемте, Николай Петрович, - ответила она, но руки не подала. - Не думал, что у тебя есть много времени на чтение. – Отозвался он уже в подъезде, когда закрывал дверь. - Я жила на даче, в МГУ ездила на электричках, было время и почитать, - она скользнула на переднее сидение машины. – Мне тогда не хватало практики, и я зачитывалась скандинавскими детективами. Под шуршание колес они, кажется, впервые со времени своего знакомства говорили не о работе. На банкете он заметил, как много внимания она получает (ещё бы, единственная женщина, еще и при полковничьих погонах!) и как сильно от него устает. Она ушла при первой же возможности, оставив Круглова отдуваться за двоих. «Ты справишься», - сказала она ему перед уходом, наклонившись, чтобы перекричать музыку. Тогда, уловив аромат её духов – древесный и чуть-чуть цитрусовый, – он впервые подумал, что она ему как минимум интересна. . Все помнили, что по средам у Рогозиной лекция в МГУ, поэтому совещание начиналось позже обычного. Но в этот день она позвонила Круглову и попросила начать без нее. «Срочное совещание в министерстве», - он не слышал, но догадался, что она чуть закатила глаза. Она поделилась своими соображения насчет текущего дела, пока шла к метро. Совещание затянулось, она устала и замерзла (казалось бы, министерство, почему так плохо топят?), хотелось поскорее вернуться в офис и согреться кофе. Когда она вынырнула на улицу, уже шел дождь из сумерек. Снег не прекращался, пробки не рассасывались. Она вышла на Большую Якиманку. На углу улицы стояла палатка, от которой несся умопомрачительный запах корицы и имбиря. - Один большой глинтвейн. Рогозина отпила, ощутила приторный привкус, корицу, мед и гвоздику. «Не то, - подумала она, спускаясь в метро. – Совсем не то». . - Спасибо, что смог прийти, - прохрипела Рогозина, впуская Круглова в квартиру. – Мой руки, я пока чай поставлю. Он вошел в кухню, оставил пакет с апельсинами в углу, она возилась у плиты. - Я, конечно, могу и сама доклад прочитать у замминистра, - продолжала хрипеть она, не оборачиваясь, - но ты не хуже меня знаешь, что Анатолий Павлович истеричный ипохондрик, даром что генерал. Если заметит, что я болею, скандал устроит. Она прокашлялась, обернулась к смеющемуся Круглову. - Галя, ты разговариваешь как Дарт Вейдер. - Круглов! – прохрипела она на выдохе. Не будь ее руки заняты кружками с чаем, еще бы и по столу хлопнула фирменным жестом. - Прости, прости. Давай про доклад. Когда они закончили, была ночь. Рогозина устало потерла лицо, прижала руку к горлу. Он поцеловал ее лоб. - Сейчас сварю тебе глинтвейн. - Зачем? - Это лучшее лекарство от простуды, ты не знала? А еще доктор медицинских наук. В Круглова полетело кухонное полотенце. Он увернулся и поцеловал ее в висок. - Приляг пока, я принесу. - Хорошо. Через полчаса он принес большие кружки с вином. Пахло апельсинами, медом, корицей, имбирем. В чашке плавали сушеные бутоны гвоздики. - Ну как тебе? - Потрясающе, - уже куда более привычным голосом ответила Рогозина, отпивая вино. – Потрясающе, - еще раз повторила она. . Когда она добралась до офиса, Москва уже утонула в темноте. Снег не прекращался ни на минуту. Рогозина успела только оставить сумку в кабинете, когда к ней влетел Тихонов. - Мы кое-что нашли, посмотрите? Она кивнула, прошла за ним в лабораторию. Столкнулась в коридоре взглядом со спешащим Кругловым. Кивнула в знак приветствия, получила ответный кивок. Окинула его взглядом буквально за полсекунды, заметила новый костюм, обручальное кольцо. . За стеклянной стеной разгорался апрельский закат. В его отсветах волосы Рогозиной отливали медным блеском. Она лежала на пледе рядом с Кругловым в каком-то модном подмосковном отеле, где в каждом домике была одна стеклянная стена. Они молчали, наблюдая, как солнце медленно тонет в неровной черте подмосковного леса. - Галя, ты бы вышла за меня? - Коля, дорогой, - он ощутил на своем запястье тяжесть ее ладони. – Мы оба знаем, что я никогда не буду тебе хорошей женой. Она почувствовала, как где-то внутри завязался маленький узелок. Солнце утонуло. Круглов поцеловал ее пальцы. - Ты права. Как всегда. Через два месяца они перестали видеться вне стен офиса. Их отношения остались по-дружески теплыми. Узелок внутри совсем не беспокоил, только редко-редко напоминал о себе поздними вечерами. . В буфете царило оживление. Кажется, там собралась половина службы. Рогозина еще из коридора заметила там Круглова, который обнимал за плечи высокую блондинку. «Елена», - Рогозина удивилась как точно помнила ее лицо. Вошла в буфет. Одарила искренней и теплой улыбкой Круглова и Елену. Узелок внутри стал еще больше. - Поздравляю вас. - Спасибо, Галина Николаевна, - Елена казалась чуть-чуть смущенной. Профессиональным взглядом Рогозина отметила у уголков ее глаз тонкие лучики морщинок, которые бывают только у тех, кто много улыбается (у самой Рогозиной их, конечно, быть не могло), бежевый палантин, которым она укрывала плечи (это было так стереотипно по-учительски, что Рогозина с трудом подавила улыбку), клетчатое платье, кольцо на правой руке. Бриллиантовая дорожка. Даже не особо разбираясь в камнях, Рогозина знала, что это дорогое кольцо. «Широкий жест, - подумала она про себя. – Очень по-кругловски». Тот самый жест, который она никогда не могла ни понять, ни оценить. . - У меня для тебя подарок. Ты бывала в Стокгольме? - Нет, никогда. - Завтра вечером полетим на выходные. У тебя шенген истечет через полгода, надо успеть воспользоваться. Он положил перед ней билеты и вышел из кабинета. Стало неуютно от этого почти варварского вмешательства в ее жизнь. «Я попробую», - подумала она про себя. Тренькнул телефон: «Не забудь взять плащ или пальто. Там прохладно. Я заеду за тобой в шесть». Ночной Стокгольм показался Рогозиной постапокалиптичным – на улицах не было почти никого. Но вид из панорамных окон квартиры, которую снял Круглов, сгладил это пугающее впечатление. - Ты бывал тут раньше? - Несколько раз. Утром он повел ее гулять по городу. - Исторический центр здесь маленький и скучный, - он уверенно вел ее в сторону Эстермальма, - но центральные районы – это архитектурный музей под открытым небом. За выходные они перепробовали минимум половину всех шведских булочек. Разговаривали об искусстве и архитектуре. Он видел, как морщинка между ее бровей разглаживается. Круглов повел ее к одному из своих любимых мест - бульвару Страндвеген. - Это буквально выставка скандинавского модерна, - сказала она, когда они неспешно шли вдоль моря по бульвару. - Я рад, что тебе нравится. Мне показалось, что вы похожи. Она вопросительно посмотрела на него с полуулыбкой на губах. - С городом. Холодные, неприступные и выдержаны в одном стиле. - Круглов! – она засмеялась и шутливо хлопнула его по плечу («Очень по-рогозински», - отметил он про себя). Несмотря на всю его заботу и внимание, несмотря на проснувшуюся любовь к городу, вкусные ужины и соленый морской ветер, она чувствовала себя неуютно. Она не любила спонтанность и сюрпризы, вмешательство в свою жизнь и несбывшиеся планы. В самолете на обратном пути она постаралась как можно более мягко поговорить с Кругловым: - Прекрасный город. Но, пожалуйста, не делай больше таких сюрпризов. И, будто желая смягчить сказанное, взяла его за руку. - Ты права. Стоило сначала посоветоваться с тобой, - он накрыл ее руку своей. Помолчал. – То есть билеты в Инсбрук сдавать? Она не сразу поняла, что он шутит, а поняв, тихо засмеялась. - Круглов!.. . - … поедем в Стокгольм. Если, конечно, Галина Николаевна отпустит. Рогозина вынырнула из воспоминания, как из мутной волны. Круглов и Елена смотрели прямо на нее. - Говорю: собираемся в свадебное путешествие поехать в Стокгольм, если ты, конечно, дашь отпуск. - Да, конечно, - она говорила чуть хрипловато, но, кажется, никто не заметил. – Конечно, приноси заявление, я подпишу. Узелок внутри стал огромным. Она почти физически ощущала боль от того, как трутся его нитки. … Через два месяца узелок вернулся к привычным размерам, только стал немного тверже. Через год жену Круглова похитили, чтобы надавить на него. Он лично участвовал в штурме, которым руководила Рогозина. Она запретила ему под страхом увольнения. «Вернусь – уволишь», - зло ответил он тогда. Конечно, он вернулся, и, конечно, она его не уволила. Зато навсегда запомнила, как он вынес Елену из горящего здания, и как целовал ее лицо, и как долго потом она билась в истерике. Через полгода после этого она подала на развод – не выдержала. Бросила Круглову на прощание: «Ты любишь только свою работу». И тихо прошипела: «И свою Рогозину». Об этом Круглов, конечно, никому не сказал. А еще через год, поздним вечером, когда Рогозина ломала голову над очередным преступлением, рисуя на столе все возможные связи между жертвами и подозреваемыми, когда узелок внутри отвердел и почти атрофировался, Круглов поставил перед ней кружку с ледяным каркаде. Она подняла голову и вопросительно посмотрела на него. - Дело Тимохина? – она кивнула. – Давай попробуем начать сначала. Сел рядом, всмотрелся в ее схемы на столе. И она почувствовала, что узелок внутри размягчается и распутывается.