***
Коори не вспомнил бы ни о ней, ни об этом происшествии, если бы не произошедшее на следующий день убийство. Криминалистика — тонкая наука, именно поэтому он учится курить ещё во время учёбы; в другое время не выкроишь на это минутку в плотном графике. И он ненавидит, когда убийства происходят ночью, хоть это значительно сужает круг подозреваемых. На месте оказывается, что не намного. Кто-то зашёл в примерочную во время съемок, обнаружил труп, поднял всех на уши вместо того чтобы дать людям выспаться и сообщить об этом хотя бы утром. Коори как никогда ощущает желание выпить кофе, желательно крепкий, желательно тот, которым его бесцеремонно облили. Больше ночных происшествий он ненавидит допросы очевидцев. Очевидцами их назвать сложно, и информации, как правило, поступает мало. Особенно в первые минуты. Особенно от перепуганных друзей жертвы. В основном они закрывают лицо руками, борются с рвущимися наружу рыданиями, повторяют въевшееся «я ничего не знаю». Он был готов к этому. На пятый раз становится всё равно. В блеклом свете одной лампы (единственной не перегоревшей) он узнаёт очертания лица той девушки. Коори так и не узнал её имя, а может, и не стремился. Впрочем, на допросе всё встало на свои места. В отличие от своих предшественниц, Хаиру Ихей не плачет и не имитирует обмороки, чтобы отойти от главного. Коори даже проникается к ней уважением. «Будь мягче, — предупреждал Арима-сан, — это люди, ни в коем случае не связанные с полицией, и они напуганы как им полагается быть напуганными на экране.» Сигарета тлеет, зажатая между пальцев. Теперь он понял смысл. — ...из-за его поведения я сделала вывод, что произошло что-то ужасное в его личной жизни, и решила ни о чем не спрашивать. Он подошёл ко мне этим утром и попросил небольшой сюжетный спойлер. Я отказала. Больше я его живым не видела, — Хаиру устало откидывается на спинку кресла, но Уи успевает подметить, что усталость у неё не наигранная, — что-нибудь ещё нужно? Упускать единственного человека во всём здании, который нить его действий хоть немного понимает, ему не хочется. — Останьтесь здесь. Я запишу все показания. Ваши коллеги практически их не давали, я не был готов к такому объему информации, — просит он, действительно старательно записывая основные детали в блокнот. Вот только мысли совсем не об убитом. — У Вас есть ещё сигарета? — после послушного минутного сидения на месте спрашивает она. Только одна. Если повезло. — Не портьте лёгкие, послушайте знающего человека. — Я думаю, им уже всё равно, — меланхолично откликается она, но не сдвигается с места, — неужели не хотите поделиться? — Хочу кофе. Тот, которым Вы меня облили, тоже сошёл бы. Она так неожиданно замолкла, что Коори заранее испугался, не обидел ли её. В планы это явно не входило. Но не в такой же ситуации раздумывать над каждым словом? У него элементарно нет времени на это. — Могу устроить, — хитро улыбается она, начеркивая на какой-то своей бумажке адрес, — заходите в гости. — Мы не в фильме, или у Вас принято звать первого встречного к себе на кофе? — принимать предложение он, конечно, и не думал, но взгляд всё равно скользнул по аккуратному почерку, — но Вам повезло, что мы соседи. Хаиру довольно улыбается. Коори не удивится, если в ходе дела какая-то улика укажет на неё. — Зайдёте в гости? — Не сегодня. Дальше — ещё несколько бессмысленных, но не таких пустых показаний. Их ждёт тщательная обработка, но Коори почему-то верит. Интуиция. Хаиру Ихей ему не врёт, и её имя всплывает в его голове чаще, чем планировалось.***
Дальнейшие дни заполнены бесконечной чередой отчетов, экспертизами, соболезнующими взглядами коллег — «как же много взвалили на ваш отдел!». В бешеном ритме жизни всегда упускается самое главное. Коори не был удивлён, вернувшись домой под полночь и обнаруживший полное отсутствие воды. Потом смутно припомнил надоевшую вывеску у подъезда, и всё встало на свои места. Припомнился и листок с аккуратно выведенным адресом. Оказывается, расстояние между ними заключается лишь в двух этажах. Неудивительно, что они погружены в работу настолько, чтобы не замечать ничего вокруг себя. Коори трижды звонит в дверной звонок и только потом вспоминает, что стрелки часов доходят до двенадцати ночи. Потеряв всякую надежду, он уже повернулся к выходу, но дверь как (не)кстати открылась. Будто бы кто-то ждал его обратных шагов. — Ваша работа ужасна. Только вернулись? — она понимающе пропускает его в прихожую, распущенные волосы достают до обнажённых плеч, лёгкое домашнее платье не в тему холодным ночам. — Это надолго? — он надеется, что не придётся объяснять, что значит таинственное «это». — Дня на два. Дольше обычно не бывает, — Хаиру легко пожимает плечами, подавая ему стакан воды, — у меня тоже не особо много. Едва успела за двадцать минут. Хотя сегодня была дома. Коори понимающе вникает в её слова. Наверное, существуют люди с особым даром. Будь кто угодно из коллег на месте Хаиру, он бы и не удосужился уловить смысл их быстрой речи. К счастью, она тоже не настроена долго говорить. Лишь отдаёт одну из бутылок, чтобы хватило базово помыть руки. Наливает ещё стакан чая. Коори предпочитает кофе, но почему-то соглашается, и это их маленький промах. — Спасибо, — руки согреваются. — Обращайтесь, — или согревает её улыбка?***
Что странно, они и правда начали контактировать. На съемочную площадку Коори больше никогда не ступил, но в следующий раз ему потребовались сигареты. Те самые, которые он курил в тот день. У Хаиру другие, вишнёвые, приторно-сладкие, и она прикрывает рот рукой, когда смеётся над его кашлем с непривычки. — Ты быстрее испортишь лёгкие этими добавками, чем никотином, — неприятное чувство саднит горло. Хаиру усмехается, стоя в дверном проёме: — Дынные булочки мне больше по душе. Он понимает намёк: надо хоть раз расплатиться за те показания, спасительную воду, отвратительные вишнёвые сигареты, и её глаза сияют, когда он приходит к ней с выпечкой в руках. Их первая совместная поездка в метро по направлению к тому месту, где эти заманчивые булочки продаются, случается тем же вечером. Абсолютная спонтанность. Оказывается, существует жизнь и после работы. Хаиру Ихей ведёт себя с ним так, будто они всю жизнь знакомы, а не жалкий месяц; у Коори никогда не было кого-то ближе коллег по работе. Все привычки никого близко не подпускать к себе дают трещину, осколок на зеркале, в котором она — самое прекрасное из всех искажений. — Вы любите сладкое? — её голос эхом разносится по станции. Люди оборачиваются на них, но он концентрируется лишь на её голосе, взъерошенных ветром розовых волосах, прищуренном взгляде. — Не очень, — выходит сухо и отстранённо. Коори иногда хочется себя ударить. — Всё равно попробуйте. Дынные булочки ему всё же не по вкусу, как и ей — кофе. Может, в тот день наполненный им стакан предназначался другому человеку.***
Он останавливается возле высокого здания в половину первого ночи, открывает окна машины, чтобы выветрить запах сигарет — у неё, похоже, аллергия — и задумчиво спрашивает себя, как они до такого дошли. Самая обычная дружеская просьба. «Я знаю, что ты не спишь ночью. Можешь подбросить до дома?» и в конце невинный смайлик с улыбкой. Коори кажется, что он слишком много о себе и о них думает. Хаиру — прекрасная актриса, но от её лукавой улыбки и хищного взгляда не остаётся ни следа, когда они оказываются наедине. Из интереса он даже посмотрел пару фильмов. Сюжет его не впечатлил, но её игра того стоила. — Таким знаменитостям полагается иметь личную свиту. И шофёров в том числе, — подмечает, когда рядом раздаются чужие шаги. Хаиру спокойно, не наигранно, вероятно даже искренне улыбается. — Я же для себя всё делаю. Мне просто нравится, что уроки актёрского мастерства не прошли даром. Когда-нибудь всё брошу. «Тебя бросят» — остаётся неозвученным. — Можно не опасаться погони? — Кому мы нужны. Коори не знает, почему ему так приятно слышать это легкомысленное «мы». *** — Будь осторожнее, — он сдаётся, последний раз успевая поцеловать её. Хаиру оборачивается в самом конце лестничной клетки и ободряюще улыбается. — Не беспокойся. Коори упускает момент, когда находиться одному в квартире становится неуютно и слишком тихо. Хаиру тоже очень тихая, но её присутствие всегда ощущается, будь то запах очередных ванильных духов или музыка в проигрывателе. Он знает, какой опасности подвергаются они на съемках, хотя, наверное, не должен. Дело с первым убийством так и не раскрыли. Подозреваемые всё отрицают, походу, искренне. Коори в этой сфере уже лет семь и умеет отделять ложь от истины. А ещё он понимает, что правда, ничем не подкрепленная, хуже любого вранья. И ему впервые страшно за кого-то, кроме себя.***
Он наблюдает с одного из дальних рядов, только краем глаза, обрывками речи доносятся слова со сцены. Глупые формальности, интервью с примесью секретности из-за неразглашения сюжета. Коори знает, что Хаиру эти формальности недолюбливает, но она выглядит счастливейшим человеком на вручении очередной премии. Как бы он хотел сидеть ближе, неформально, но в рабочей форме, без рации и инструкции по эвакуации всего живого в голове. И надежды, что сообщения о минировании здания оказались ложными. «Их поступает по десять раз за неделю, разве мы можем отменить что-то действительно масштабное, чтобы это переносили на следующий раз, который точно не состоится?» «Да, мы не можем больше ждать. Мы и так переносили несколько раз. Ничего не происходило. Я уверена, это просто слухи, и недоброжелатели пытаются помешать нам» Больше всего на свете он ненавидит безрассудный оптимизм. И почему-то в отделе находят это имеющим смысл. Лишь его усилиями отправляют отряд для поддержания контроля обстановки. Коори знает, что годами натренированная интуиция его не подведёт. В воздухе пахнет гарью. Он не успеет найти Хаиру среди паникующей толпы и суматохи, и никогда себя за это не простит.***
В новостях скажут, что мотивом служили личные обиды и разногласия в коллективе. Настолько серьёзные, чтобы сорвать долгожданное вручение. Благодаря оперативной работе правоохранительных органов и вовремя среагировавших лиц обошлось без жертв. О числе раненых речь не идёт. Ещё одна взрывчатка, заложенная под сцену, была вовремя обезврежена. Халатно отнессшихся к сообщениям о минировании здания ждёт суд. Мнимая справедливость восстановлена, но на душе всё ещё паршиво. Коори отделывается усталостью, парой царапин и осознанием, что Хаиру всё это время была ему небезразлична, возможно, сейчас — больше, чем когда-либо, и их поцелуи не были наигранными, лишь бы немного разбавить тоску. Взрывная волна отправила её в кому, и, хотя врачи строили утешающие прогнозы, Коори почему-то им не верил. Ему больше всего хочется ошибиться. Вне его компетенции ни о каком шестом подсознательном чувстве не может идти и речь. Неровные стрелки на экране абсолютно ему не понятны, но ждать от них чего-то хорошего не стоит. Хочется немного сжать её руку, но он боится прикасаться к ней, такой хрупкой, будто стеклянной, чтобы ненароком разбить. Дома беспросветно одиноко, и он даже начинает любить кошек. У Хаиру был котёнок, Мармеладка, над именем которой Коори долго усмехался: «называть котов как сладость, не много ли чести?». Ему становится глубоко всё равно на шерсть на своих брюках и о потраченных на качественный корм денег. Питомцы, говорят, похожи на своих хозяев, только у Мармеладки глаза зелёные.***
Он не заслужил прощения с того момента, как перестал препятствовать ей уходить из дома в день теракта. Единственное сомнительное утешение Коори находит рядом с ней в четырёх белых стенах, когда её глаза открываются, сонно обводя потолок и уже после — его лицо. Он находит её взгляд затуманенным от введённых лекарств, и уже ничто не мешает сжать хрупкую ладонь, прочитать в нервных жестах панику. — Всё нормально. Ты в безопасности, — впервые столько невысказанных эмоций в дежурных словах. Хаиру слабо улыбается. — Знаешь, а я хотела стать следователем, — и проваливается в теперь уже точно сон.***
Коори уже не думает, что это имеет какой-то смысл: их жизнь, неделя в коме, месяц на реабилитацию. Оказывается, всё мелочно. Оказывается, восприятие мира меняется в зависимости от того, с кем находишься. Ему больше не хочется брать ночные смены и курить в своей маленькой квартире. — Спасибо за то, что приглядел за Мармеладкой, — Хаиру довольно улыбается, её руки, вероятно, слишком слабы, чтобы удержать уже не котёнка, а довольно неплохо отъевшуюся кошку, — никогда не думал завести питомца? — Можешь оставить её у меня, — сталкиваясь с молчанием, уверенно добавляет тоном человека, которому уже нечего терять, — можешь сама остаться. Хаиру ненадолго замирает, оценивая риски или из-за того, что так и не оправилась до конца, но блеск в её глазах говорит об обратном. Она сокращает расстояние между ними в два этажа и пару сантиметров. — Коты привыкают к месту. Ей точно будет лучше у меня. Но я не откажусь. Плечом к плечу, они впервые разделяют вкус поцелуя за самый длинный месяц в их жизнях.