Ревность

      Данису казалось, что девяностые годы — это адская смесь кровопролитных войн средневековья и безумных приходов от наркоты. Когда исчез последний сдерживающий фактор, и смертные, и бессмертные ушли в отрыв, став частью совсем другой жизни. Насыщенной, короткой и убивающей жизни.       Он отдавался целиком и полностью этому периоду, хоть и в меру, если так можно говорить о десятилетии.       Агидель наконец почувствовал свободу, он не стеснялся вести себя развязно. Вещества, алкоголь и постоянные разборки изо дня в день. Не потому что он зависим, нет. А потому что время позволяло. К счастью, никто не пытался его остановить, так как у близких есть обязательства перед детьми, вторыми половинками, друзьями. Казань и Челябинск погрязли в семейных отношениях, и Данис не спешил их вызволять.              Обязательства были и у него. Они выражались в двух разного цвета глазах, с малым осуждением смотрящих во время брани; в милых веснушках, часто замазанных тоналкой; в коротких волосах, которые он обожал трогать по утрам; в тонких руках, гладящих лицо перед сном...       Как же он любил Ксюшу! Добрую и хорошенькую девочку, оставшуюся с ним, кажется, навсегда. Только она волновалась за него и заботилась после очередной пьянки. Только она вместо громких истерик тихо плакала в подушку. Оренбург его не бранила и не ругала. Она знала, что он заигрывал с другими девушками из скуки. Знала, а сама не подпускала к себе никого.       По вечерам она с ненавистью застирывала рубашки со следами помад на воротнике, а он, посмеиваясь, сидел рядом и помогал. Затем Данис надевал наряд для клуба, целовал милую в лоб и уходил.       Иногда ночи напролёт он проводил в компании сибиряков. С ними веселее, чем с остальными. Они не знали его внутреннего мира, и он не лез им в душу. Когда они курили кальян, то могли пошутить. С ними было легче, поэтому в редких случаях Ксюша соглашалась поприсутствовать на вечере.       Уфа любовался такими моментами. После столетий длинных закрытых одеяний так радостно видеть Ксюшеньку в мини-платье до середины бедра и с открытыми плечами. По сравнению со стандартами того же Красноярска она продолжала быть монашкой, но сама Оренбург смущённо поправляла защитные шорты снизу.       — Не доросла ещё малышка до топов и коротких юбок, — произнесла как-то раз Тюмень. — как и ты до бандитских дел.       Агидель с неохотой перевёл взгляд с танцпола на Татьяну.       — Мне это просто не нужно. Камалия отсылает достаточно денег, нам хватает.       Руслан невольно захохотал.       — Вы с Оренбургом вместе живёте? — увидев кивок, он засмеялся громче. — Ну, Уфа, скоро пойдёт бытовуха. Ты женишься на ней, и она устроит в области ребёнка, тогда начнётся...       Данис залпом заглотнул алкоголь, рассчитанный на несколько тостов. Не признаваться же ему, что он был бы рад такой перспективе. Семейная жизнь для него — самая счастливая цель из возможных. Однако пока что он не мог отказать гулянкам, сигаретам и шуму. Когда-нибудь позже.       — Слышь, Агидель?       Он посмотрел на Иркутск с вопросом. Дугар отпил коктейль, взглядом показав в сторону.       — Сейчас будет весело! — в предвкушении Руслан встал со своего места.       Если злая Ксюша была милой, то Данис совсем наоборот.       В дальнем углу зала стояла Оренбург, сжавшись от страха, а над ней навис нахальный... Курган? В любом случае внутри Уфы вскипала злость, и он мчался туда, распихивая толпу. До него долетали обрывки фраз, заставляющие его бежать быстрее, но откуда-то возникшая компания женщин не давала ему двигаться. А впереди послышался удар, жёсткий и, судя по всему, сильный.       Он забрыкался, освобождаясь от хвата, чтобы помочь бедной Ксюше. Она тоненькая и слабая, такой удар с лёгкостью повалил бы его самого!       — Брысь от него!       Уфа в непонимании уставился на красную Орьёву, кричащую на женщин, окруживших башкира, а затем перевёл глаза на лежащего на полу в отключке Томина. Где-то сзади подняли бокалы города.       Оренбург поволокла опьяневшего Даниса на выход из клуба. Уже на улице она влепила ему пощёчину, поцеловала в губы, поймала такси и пропала.       Он был готов броситься за ней пешком.       Вспоминать об этом происшествии непринято, однако Уфу знатно напрягало то, что Ксюшеньку в Сибири стали уважать больше его. Да и Курган теперь таскался за ней как собачонка. А о цветах от Турской и говорить нечего. Но место фаворита имел право занимать только Агидель.       С началом второго тысячелетия от рождества Христова работы прибавилось, однако самым лучшим временем так и осталась ночь.       Ксюша читала что-то перед сном, а Данис клал голову ей на живот, обхватывал руками и дремал. Она по привычке перебирала отросшие волосы, и он с сожалением признал, что своё место под солнцем не отдаст никому, даже маленькому городу, если он когда-нибудь явится на свет. Драться с трёхлетним он, конечно, не собирался, но малыш бы лежал на груди, а не животе.       На работе они виделись исключительно по деловым вопросам и на собраниях сидели порознь, как и остальные города, которые встречались. Никто не выставлял свою любовь напоказ.       Как-то раз мужская часть коллектива отлучилась в другой корпус, дабы обговорить поздравления к предстоящему женскому дню. Они распределили задачи между собой и со спокойной душой вышли покурить на задний двор, где их ждал сюрприз в виде машины Ильи Томина.       — Я за автоматом, — быстро удалился Ижевск.       — Я пойду освобождать место в багажнике, — последовал голос Саратова.       Нижний Новгород молча отправился оформлять автомобиль гостя как нарушающий элемент.       Уфа прокрутил нож в кармане.       В кабинете играла музыка, на столе стояли пирожные, а на месте главы округа восседал Курган, вокруг которого кружились девочки.       — Как я мог отказать вам, дамы?       Он нахально положил голову на грудь рядом находившейся девушке.       К его несчастью, это была именно Ксюшенька Орьёва.       И вот, спустя одну маленькую заварушку, кабинет больше таковым не являлся. Данис насилу остановили Саранск и Чебоксары, а Илью побитого и порезанного, увезли на скорой в больницу. Покрасневшая от стыда Оренбург затолкала Уфу в машину и повезла домой.       — Прекрати устраивать скандалы на пустом месте!       — Прекрати давать лапать себя всяким пьяницам! В девяностые ты ему врезала!       — Он изменился! Теперь он меня ни к чему не принуждает!       — То есть ты этому рада?!       От резкого торможения непристёгнутый башкир улетел вперёд, ударившись о лобовое стекло.       — Ай...       — Пошёл вон.       Ксюша натурально плакала, но держала лицо, не выдавая себя ничем, кроме слишком частого дыхания. Данис восхитился ей, несмотря на ситуацию.       — Я никуда не уйду. Тем более это моя машина.       Она сорвала ремень и выскочила из салона, не сказав ничего. Агидель устало потёр переносицу, пересел на водительское место и поехал в торговый центр.       Дотащить огромный букет и подарки до верхнего этажа — та ещё задачка для одного человека. Юра сказал, что Данис виноват сам, и помогать он не будет. Уфа сам понимал это.       Он постучал в дверь, но никто ему не открыл.       Столица республики сел на ступеньку и приготовился. Ждать предстояло долго, ведь ключей он не брал никогда — за это отвечала Оренбург.       Телефон показывал полночь, когда заспанного молодого человека разбудила тёплая рука.       — Ксюшенька!       Он поднял её на руки, забрал ключ и с торжеством внёс в квартиру. Она мягко обняла его и поцеловала. А затем резко притянула его за ухо.       — Ещё раз устроишь глупую истерику или драку из-за Ильи, и я нажалуюсь Казани, что ты поднимаешь на меня руку.       Он потаял как плавленный сыр. Слышать шантаж от доброй пай-девочки было приятнее, чем родной язык.       — Почему ты не ставила таких условий раньше?       Девушка на кухне уже ставила цветы в вазу.       — Не хотела, — она пожала плечами.       Данис обязан признать, что власть над ним имеет вовсе не Аллах.