Законы физики

                         Ему бы в самый раз, да сознание потерять, хватаясь за воздух или опереться о что-нибудь, а он дурачком улыбается, когда стоит возле стенда, как кубок чемпионов, и весь светится, как новый самовар!       На него незримо смотрит его же фото, четырёхлетней давности и он старается не поднимать головы́, дабы не встретиться в сотый раз с самим собой взглядом, но затея терпит фиаско и он чувствует, как в животе теплеет, когда на него смотрят огромные глаза... Такие доверчивые, совсем немного напуганные, как у маленького щенка, оставленного на попечение чужих дядей.       Он вспоминает, как его тогда, так бесцеремонно вытащили с урока биологии и, не говоря ни слова, повели в какую-то аудиторию, где уже собралась небольшая толпа первокурсников.       И они тоже стояли у стеночки и каждый из них смотрел огромными глазами на грозного вида дяденьку, который настраивал фотоаппарат на трёх ногах-опорах. Он тогда думал, что потеряет сознание от страха и жался к таким же, как и он сам, перебирая в памяти, что же он такого натворить-то успел??       И он даже мысленно себя убеждал, что ничего, хотя в мыслях, как молния, почему-то вспомнилась статья о вандализме, потом о буллинге, потом о травле в универах. И ничего не мог припомнить такого страшного, но руки тряслись от непонимания ситуации.       Их фотографировали, по очереди. Кто-то сзади пытался атмосферу разбавить шутками, типа они малолетние преступники! Кто-то без конца наступал ему на задники туфель и это выводило из себя! Тэхён зыркал на паренька, позади себя, молчаливо так посылал его куда подальше, но тот, как остолоп, оставался на месте и совсем не поднимал голову, пялясь в пол. Но, стоило только омежке отвернуться, как этот глазастый мальчуган пялился в затылок впереди стоящего зазнайки. Омежка потом ругал того недотёпу, который измазал ему обувь своими огромными ботинками!       А кто-то подливал масла в огонь, отпуская шуточки, что только дощечки не хватает, с тюремным номером на каждой. От ужаса омежка тогда чуть было не упи́сался! Но он стоически выдержал всю эту процедуру, слушая фотографа, как нужно сесть получше.       И его потом быстро вернули в его аудиторию, где уже почти заканчивалась пара, а спустя пару дней он увидел на стенде новый коллаж из десяти фотографий.             «Ими можно гордиться!»       Гласила надпись и среди них он нашёл себя... И его отпустило! И сердце взмыло вверх! И слабость такая и ещё сотни ощущений и чувств, и... И ему хотелось выпрямиться, голову высоко задрать, кричать, смеяться и плакать..!       И в каждом взоре прохожих он искал восхищение собой! Но как-то не выходило и он со временем привык, что не он один такой.       Стенд пополнялся новыми фотографиями, его оленьи глаза терялись в общей картине, но он находил себя и его снова охватывала та самая эйфория, когда он первый раз увидел себя на доске почёта!       И снова это необычное и, до одури приятное ощущение, когда мурашки бегают от затылка и до копчика, а потом и обратно и ему так хочется вздрогнуть всем телом, да подпрыгнуть!       Результаты ЕГЭ висели на уровне глаз и его фамилия была в пятёрке первых и ему так хотелось, чтобы это видели все! Вот прям все!!!       Ему так сильно хотелось подзывать каждого, кто проходил мимо и тыкать пальчиком в свою фамилию, чтобы им восхищались! Унять бы ему свой необузданный темперамент, сосредоточиться, улыбнуться мило и сдержанно, кивая головой, но он не может! Не получается! Он на каждое приветствие реагирует, кланяется, чуть ли не в девяносто градусов и ручки так чинно прижимает к бёдрам, как положено, или же, как привык. На него смотрят, пялятся, изучают, оценивают. И опять и опять по кругу. А его омежья сущность трепещет, да хоть барабанные палочки ему дай в руки и он ими затарахтит, как тот зайка механический, на заводе с ключиком.       И он пробегает взором по привычным лицам, пытается считать с них информацию, да хоть что-то! Но не находит... Или он просто слишком сильно возбуждён? И это действительно мешает ему сосредоточиться.       В голове всё смешалось – цифры, строчки, гра́фы расчерченные, всё смешалось в один такой серый цвет, графитовый. И он, фокусируя взгляд, снова всматривается в уже, казалось бы, привычные строчки и снова ощущает, как сладкие мурашки атакуют его, легко и быстро.       А вокруг гомон.       Как в фойе цирка, куда выплыла вся масса народа, скупить всё, что можно съесть и выпить, а потом доесть всё то, что лежало в закромах кладовой.       Почему именно это сравнение? Может быть он просто все события своей жизни воспринимает именно так — ярко? Или же может быть это так сказываются дедушкины нравоучения, что жизнь слишком коротка и нужно каждое мгновение впитывать в себя, без остатка?       Он окидывает себя взглядом, проводит рукой по одежде, задевает в кармане брелок от велосипеда и ключики от навесного замка и улыбается.       Да, он не бунтарь, как основная масса народа. Хотя, разве он намного отличается от них? Может быть и не такой бунтарь, не такой горячий, как они? Хотя...       Он задумывается и тут же отбрасывает эти мысли, приветствуя новых студентов, первачков, которые глазеют на всё новое.       И даже немного киснет, когда вспоминает, что его время, это самое время студенчества, подходит к концу и он боится... А дальше? А дальше взрослая жизнь, которой так любят пугать?? Нет! Он ещё не готов! Он хочет побыть в своём детстве или отрочестве или же юности! Ну сколько там отведено́, столько и хочет! Тяжёлые мысли грозятся оккупировать его, но он сразу отметает и это, наполняя светлую головушку позитивом.       И вспомнилось ему, как папочка рассказывал, что он и родился такой же!       «Все орут в палате новорождённых, а ты один лежишь и в потолок смотришь и, как ни странно, но улыбаешься!»       Ему кто-то говорил, что это у него газики или колики, младенцы ещё не могут улыбаться в таком раннем возрасте! Ну сколько там тех часов прошло с момента родов, сутки-двое? Но папочка не верил и с умилением смотрел на чудо свое чудесное, на радость свою ненаглядную.       Родился Тэхён, как гроза весенняя, и не важно, что в декабре. Криком своим всех оповестил, что явился на свет самый милый омежка и долго ещё звон в ушах медперсонала стоял, пока не уснул, на руках родителей.       Снегопадом тогда весь город завалило! Ни пройти, ни проехать! Красота!       А на другой день и Новый год подоспел, со своей всей этой кутерьмой и яркими красками. И говорят ещё, дабы младенец счастлив был по жизни, ему первое в жизни нужно увидеть что-то яркое и неважно, что он не понимает этого! Главное – это окружение.       Так и повелось.       И где бы омежка не появлялся, вокруг него был праздник. Ещё с самой песочницы повелось, что слушали его такие же, как он, карапузы и мири́л всех, кто ломал куличики и разбивал пасочки и за́мки. Вокруг него бесята превращались в послушных людей, а маленькие альфочки дарили свои сердечки и ведёрки с лопатками.       Отец так надеялся, что будет что-то вроде омежки в альфьем теле, уж больно он хотел наследника, но со временем привык, что вместо пистолетиков и танков, с самолётиками, в доме будут мишки и зайцы чаепития проводить.       Омежка в своей спальне устраивал курсы кройки и шитья, потом курсы юного кулинара и много ещё такого, пока толстые пу́псы коряво сидели за столом и пялились пластмассовыми глазами куда-то в сторону. Но маленький омежка не терял надежды и верил, что они, куклы и да, те самые мишки с зайцем, внимательно слушают его и по ночам оживают и проходят всю теорию заново.       Вместо лазания по деревьям и войнушек с соседской ребятнёй, омежка предпочитал книги. Какие книги? Азбуки, раскраски, ребусы там разные. Нудно, кто-то скажет? Но какой папочка не будет радоваться, когда его чадо дома сидит и не просто тупо пялится в телефон, а развивается всесторонне. Или шорты гвоздём рвёт где-то на соседней яблоне. Такой вот он был, маленький заучка, но не тошнила, как некоторым было бы поинтереснее!       В ещё сопливом дошкольном возрасте, он стал превращаться в «папочку» — омежка брал на улицу коляску и са́мого толстого пу́пса, закутанного в старую пелёнку и укладывал его в коляску, заботливо прикрывая козырёк, чтобы солнышко в глаза ребёнку не светило.       И где он тогда нашёл ту коляску, неизвестно, но из-за долгого стояния в сыром подвале, уж сколько лет она там прозябала, колесо отвалилось, когда они случайно наехали на камень.       Заходить домой так сразу не с руки, и он, дабы «ребёнок» поспал на улице, на свежем воздухе, ставил коляску в тенёк и подпирал сломанное колесо камнем, а сам садился рядышком и смотрел, как хорошо спит его лялечка...       Его друзья звали гулять, а он только рукой махал, отказываясь и просил быть потише, чтобы сыночка они, ненароком, не разбудили. Он мог так часами просидеть и петь колыбельную и трогал пелёнку, не обмочился ли «ребёнок».       Мягкость и нежность всегда была при нём, но взрослеть, так сказать, по-настоящему, он стал где-то, лет так, с тринадцати. Может быть он и устал немного от приторного милашества, что всегда звёздной пылью осыпалась на его голову, не без помощи родителей.       Но то, как он стал меняться, вводило в ступор прежде всего, его самого́. Он стал замечать, что его мало кто слушает, а больше смотрит!       Со стороны омежек Тэхён стал замечать колкие взоры и недвусмысленные пошлые намёки. Он едва понимал эти взгляды, когда на него смотрели и махали длинными нарощёнными ресницами и кривили губы в какой-то непонятной брезгливости.       И в школе как-то непонятно от него стали отсаживаться «самые лучшие друзья» и омега всё чаще сидел на задней парте и рисовал чёрточки и закорючки, пока все уже вовсю обсуждали свидания с альфами.       И да, ему было очень обидно и одиноко, но он старался об этом никому не говорить, дабы не распалять и без того неприкрытую нелюбовь к себе.       Ему казалось, что он самый неуклюжий и непохожий на остальных. Ему казалось, что он не такой очаровательный и воздушный, как его одноклассники.       И его часто оставляли одного, да, вот так, как изгоя и Тэхён честно не понимал, почему? Почему так к нему относятся? Он терпел обиды и надеялся, что хоть кто-то посмотрит на него, обернётся, позовёт, помашет рукой и он помчится к ним!       Но весёлой компании было не до него и он тогда кричал все им,       — Пока!       Он махал рукой и быстро отворачивался, представляя, как его зовут с собой или машут в ответ или... Но никто не отвечал и даже он, этот противный...       Этот школьный мачо!       Мечта всех вместе и по отдельности! Мечта всех омежек и альф, которые смотрели на него с обожанием или, может быть, так просто принято в прайде?       Господи, сколько же в нём было шарма... Но и этой самовлюблённости тоже, что бесила его жутко! Но... Сколько харизмы было, надо признать, сколько всего-всего, что Тэхён порой не мог выделить что-то особое.       Он представлял этого альфу на велосипеде, как он, босой и в одних только джинсах, гоняет по бездорожью, под проливным дождём, как волосы его липнут ко лбу и шее, как он весь блестит во всей своей красе и омежку это рубит наповал! Боже, куда понесло тебя, Шекспир?       Он действительно был потрясающий. До тошноты, если хотите! В его понимании, конечно же! Так о нём говорили все. И педагоги и омеги! И Тэхён не мог приказать себе не думать о нём, хотя становилось противно от себя! У него что, нет своего мнения, что он идёт на поводу́ у кого-то?       Без преувеличения, альфу боготворили все и даже уборщики, что с неописуемой радостью убирали его окурки! И пусть не его личные, но он же курил тут со всеми вместе! Или плевки? О боже... Это же он тут плевал, чем не божья роса?       И даже малышня первокурсники, что лишь переступая порог заведения, первым делом оповещались о звезде универа – Чон Чонгуке!       И, ещё не зная его в лицо, пи́сали горяченьким и млели, только слыша его имя. И какое-то такое противоречие или стеснение или что это ещё может быть, или внутренний зажим, но душа, где-то на своих задворках, презирала его!       Проходя мимо него, он всем своим видом показывал, что он ему безразличен или даже противен! Тэхён задирал голову, уводил взгляд вверх и в сторону, туда же и подбородок и это движение губами, когда они в гримасе расходятся и лёгкий фырк оттуда исходит. И омега чувствовал его взгляд на себе, но...боялся обернуться и встретиться с ним взором. И что он там увидит? Презрение или насмешку?       Тэхён шёл гордо, едва чеканил шаг, ещё немного и сам бы себе скандировал шёпотом,       — Раз, два, три, четыре...       Да только бы остаться на плаву, только не расшибиться вдребезги перед ним! А потом видел перед собой местных королей, как они фыркали и смеялись, глядя ему за спину, как там явно кто-то потешается над ним. И душа в пятки грохотала, как птица, бросившаяся со скалы.                               🤍🤍🤍             Все стены были увешаны разноцветными шарами, сложённые в арки и длинные спирали. Цветы в вазонах повсюду и шквал эмоций. И так трудно было узнать их актовый зал! Всё, что до сегодняшнего дня было привычным, превратилось в нечто сногсшибательное! Тело металось под музыку, как и глаза, зигзагами, на этом выпускном вечере. Внутри грохотало, от предчувствия или же это просто волнение в ожидании чуда? Вокруг него толпился народ, его иногда толкали локтями, извинялись и исчезали среди толпы. И несмотря на полный зал, он всё же чувствовал себя одиноким.       — Ты не замёрз? — чужой голос вывел его из ступора и он не сразу понял вопроса, но тут крепкие руки обняли его и провели по предплечьям, растирая сжавшегося омегу, — Боже мой, Тэхён, ты зажат, как камень! Расслабься, малыш! — и только сейчас он почувствовал, что он, действительно, зажат и вот уже, как долгое время, смотрит в одну точку.       Преподавать истории, немолодой омега, проследил взглядом, куда смотрел мальчик и загадочно улыбнулся.       — А где твоя пара? — и кажется, что даже пожалел, что спросил лишнее, — Сегодня же выпускной, расслабься, малыш, ну же? — и он улыбнулся, глядя на юное личико, — Ты прекрасен, ты знаешь? — шепнул ему на ушко, — Ты невероятно красивый мальчик, Тэхён, — и Тэхён понял, что его просто хотят разбередить, растрясти, — Вы же идёте в кафе после этого? — Тэхён уставился на учителя, не зная, что сказать ему, — Потом парк, потом рассвет..? — и рукой провёл по румяной щёчке.       — Я немного устал... Это уже, наверное, без меня... — и он виновато улыбнулся.       — Как это? Сегодня же выпускной!?       — Я не хочу, — а глаза сами лезут туда, куда не нужно было бы...       Сильная альфья рука уже обвилась вокруг тонкой талии и он мог видеть и его татуированные пальцы, как они зажимали тонкую ткань костюма, а под ним, наверное, и тонкую кожу омеги и ему становилось больно, будто кто-то иглой колол в сердечко, так нарочи́то.       — Нет, так не годится! — услышал он голос и перевёл взор на учителя, — Ты сейчас будешь веселиться вместе со всеми и вы потом пойдёте отмечать в ресторан! — и он тактично отошёл в сторону, оставляя омежку наедине со своими мыслями.       — Не хочу, — сам себяе шепнул и почувствовал, как обида все его мысли заволокла, как тучи заволокли ясное небо.             — Ты сегодня потрясающе выглядишь, — послышалось со спины и он обернулся и... Чёрт...       На него смотрели чёрные глаза и он понимал, что пропадает. В них пропадает, глубоко, в эту бездну, без надежды выбраться на поверхность.       «Началось...»       Тем не менее, подумалось, вопреки всему! Это ведь обида сейчас в нём закипает, да? Что, решил проверить действенность своих чар и на нём? Типа, очередь дошла, да? Ну и как..?       Плечиками пожимает, будто тело его совсем не слушается, голову вскидывает, отбрасывая чёлку в сторону.       ....И броситься бы в его сильные объятия, пусть и на несколько секунд, только бы почувствовать, — а как это? Но...       Омежья гордость вываливает на него другое – он же не привычная ему фифочка, что рассыпается перед ним, на раз-два! Этими шутками его не пробьёшь! Зубки обломает!       — Да неужели? — вот же дрянь!       Это он сказал только что..? И правда, дрянь! И с вызовом посмотрел в немного оторопевшие глаза и увидел, как они совсем немного потухли, совсем немного, но это так сильно омегу покорёжило, от своих же слов! Гадость... Мерзость... Дрянь такая..!       — Честное слово... — робкие слова звучали напротив, — Я даже и предположить не мог, что ты можешь быть таким. Ты всегда прячешься за балахонами, а тут такое... — и альфа прошёлся глазами по изящной фигурке.       «Господи, как же примитивно!»       Вопило что-то внутри омежки, когда он искал взглядом того, кого Чонгук оставил, чтобы подойти с комплиментом. И как прожгло его, когда он таки встретился взором с тем, кто пристально следил сейчас за ними двумя. Ну-ну... А может быть на шею прыгнуть, чтобы захлебнулся??       И Тэхён снова посмотрел на альфу, который явно пытался охмурить омегу своими приёмчиками. Но Тэхён ведь не такой? Он же на такое не ку́пится? Он же насквозь видит ложь, уж поди научился за эти годы.       — Ладно, пойду я... — тускло отвечает альфа и уходит, не мешкая.       А Тэхёну бы, да врезать себе по лицу, а потом и послать того придурка, да куда подальше, для ускорения, да чтобы все услышали, как ему сейчас смешно и всё равно!! Или больно?? Или обидно...?       И корит себя и хвалит, что не пал ниц перед этим... Этим... А может быть передумать? И крикнуть вдогонку, что он согласен?? И дать шанс? Кому только? Себе..?       Или он просто ещё раз пытался убедить себя, что Чонгук ничего из себя не представляет? Просто симпатичный парень и всё?       Но всё это маленькое происшествие распалило костёр в нём и предательски запекло в глазах...       Осознание того, что альфа пришёл не один, убивало и отравляло. Он не видел прежде его спутника и позорно понимал, что проигрывает ему по всем фронтам. Он красивый. Безумно красивый блондин, с фантастически красивой фигурой и ещё улыбкой... Им бы только засматриваться и можно. И этот омега такой, которого наверное окружают везде-везде! Он вездесущий, он притягивает взоры к себе, он... Он красивый, очень, а Тэхён... Самобичевание стонет и прёт паровозом!       Ну это же верх наглости, приходить на выпускной с другим омегой, не из класса! Да??       И как он может сейчас растекаться во внимании? К нему же со всех сторон липнут! И к Чонгуку и к этому..!       Да, этот альфа, он поистине, самовлюблённый тип, если так легко может форсировать всех подряд, при этом бросая колкие взгляды на Тэхёна. Конечно, ему нужно несколько омежек в сопровождении, он такой, расфуфыренный весь, как петух в своём репертуаре, чтобы квочек было побольше, а он один такой, распрекрасный! И как ему только не надоело, этому петуху противному, красоваться перед каждым встречным поперечным?? Ходит такой весь, деляга, пузо своё чешет, якобы вспотел, бедолага, задирает свитер, типа,       – Гляньте на меня, я ведь хорош, да?? — и по поводу и без плечи раздувает, как парусник!       Тоже мне, деловая колбаса! Да таких по универу – пруд пруди! Руб — ведро в базарный день!       Да разве будут хорошие мальчики, как Тэхён, пялиться на этого звездоподобного альфу, пока он спинку выгибает у стеночки, якобы,       — Ой-ей-ей, спиночка-то у меня болит, почесал бы кто?       И задницу оттопыривает, чтобы захлёбывались все, да?? Ляжки свои мощные акцентирует, чтобы любовались им! Тоже мне, фраерчина! И злится Тэхён на себя оттого ещё сильнее, что ему-то, вроде как, и наплевать на кого-то... А на этого так и подавно наплевать! Так целое болото и наплевал бы!!       Но почему-то ему кажется, что над ним именно сейчас подшучивают? Ну конечно... Наверняка они уже обсудили всё и вся и очередь Тэхёна не самая последняя и такого оскорбления он не выдержит...       Ведь на него этот блондин пялится! Вот так прям и пялится! Нагло и самоуверенно! И лыбится ещё! Зубами своими ровными сверкает! Ух, зараза, выбить бы их, чтобы не повадно было!       И подойти бы сейчас к этому эгоисту и влепить по морде наотмашь, чтобы знал, что с ним так шутить нельзя! Вот и пусть знает, что с ним шутки пло́хи! А потом сделать вид, что ему плевать и выйти из зала под аккомпанемент глухой тишины! Да... По носу его щёлкнули конкретно! Спесь, как говориться, сбили! Но Чонгук со своим красавчиком глаз с него не сводят и ещё о чем-то переговариваются! Господи, как же обидно!       Он статный, омега этот, как модель и он старше. А значит опытный. И это больно ударило по самолюбию омежки. Ну, а что делать альфе с таким сопляком, как Тэхён? Он-то и целоваться не умеет... Да-да-да... Не умеет!       Но сегодня же и правда, выпускной... Только душа терзается, глядя, как напротив, через весь зал, на него смотрят любопытные глаза незнакомца, будто сканируя. И от этого взгляда так тяжело, будто на него бетонную плиту положили! Он бы и отвернулся, отошёл, да хоть куда-нибудь, только бы не видеть, как нежная омежья рука сжимает крепкий бицепс.       И его никто не пригласил на танец из всех его «закадычных друзей» и он едва не плакал, когда всех омежек разобрали, как горячие пирожки, а он один стоит, пялится куда-то в пол, улыбается и едва может сдержать слёзы... И да, конечно! Его видели тогда все! Видели, что он присутствует, что он не облако! Что он реален! Ведь он так старался!             Он неделю бегал по бутикам, подбирая наряд под свои светлые, совсем ещё недавно выкрашенные волосы. Он продуктивно тратил часы в комнате, сидя перед зеркалом, примеряя тот или иной макияж, дабы выглядеть на все сто! И зеркало ведь ему не врало, как и папочка! Когда он вышел к родителям, едва ступая по мягкому ковру, неслышно, будто тень, не чувствуя опоры под ногами. Папочка тогда отвлёкся, лишь на какие-то полсекунды вернул взор на телевизор и снова на сына, впадая, как показалось омежке, в лёгких ступор.       И это и была его оценка!..       Папочка расплакался, вставая навстречу ребёнку, обнимая его и конечно, пачкая его в слезах, ну куда уж без этого? Реакция отца была довольно неоднозначная, но не менее волнующая, хотя понять юному сердечку не далось. Он зарычал что-то на своём, именно на своём, уже приучив свою семью, что альфа иногда выражается именно так — рычит что-то невнятное, глаза закатывает, потом куда в сторону шепчет что-то, уже проклиная кого-то, но Тэхён мало на это обращал внимание.       Слишком возбуждающе было лицезреть их реакцию, когда они наперебой хотели обнять ребёнка и, так и не переняв ситуацию, просто зажимали его между собой, как самую любимую жемчужину!       А сейчас он стоит, и да, он ловит восторженные взгляды молоденьких альф, но те как-то быстро ретируются под строгими взорами «своих половинок».       И никто ему больше не сказал ни одного комплимента, хотя взгляды были весьма неоднозначными! Он же видел это! Он же не слепой?       И каким-то непонятным воспоминанием ему приходит на память, как от него некоторые альфы шарахались, как от прокажённого, когда осмеливались пригласить омегу на свидание, но почему-то в самый последний момент они сливались, как говно в унитазе, ну ей-богу! И да, он бы нашёл другой эпитет, не такой грубый, не такой кардинальный, но злость не давала ему выбора и он ляпал то, что на ум приходило!       Говно, оно и в Африке... воняет...       И так было обидно ему! И сколько слёз было выплакано на плече отца, когда он жаловался на того или иного парня, называя их не иначе, как козлами! Вонючими козлами!       — Я, что, некрасивый, па-ап?       Плакал тогда омежка и отец видел в любимых глазах настоящую печаль и молчал, впитывая в себя слёзы ребёнка, пока в глазах буря собиралась на чью-то несчастную голову. Козлиную голову, если быть точнее!       А вот сейчас...       Ну и что, что Чонгук подошёл? Это же не в счёт? Он просто привык, что одно его слово и перед ним текут!       А поцелуй..?       Только подумав об этом, как его жаром обдало. Ведь об этом мечтают все омежки!       ...Чтобы после бала его украли куда-то в сад, где только для них зажгутся сотни огоньков, превращая их школьный сад в сказочную страну... И как бы ножка его дрогнула, как бы оторвалась пяточка от земли, подгибаясь в коленке от восторга или стеснения, или так просто нужно, по сюжету..?       Но и этого не произойдёт...       Он уже мысленно смывал макияж в туалете, плакал над умывальником и причитал вполголоса, почему он такой невезучий, когда...       ...Когда перед его взором, совсем неожиданно, появилась чья-то рука.       Высокая фигура, вся в чёрном, в длинном атласном плаще и огромной маске, скрывающей всё лицо и даже больше!       Рука в белой перчатке потянулась к завязкам и длинный плащ, шелестя тканью в тишине, упал подле их ног. Перед ним стоял мужчина, окружён манящим ароматом дорогого парфюма. Черный костюм и синяя рубашка, в тон костюма омеги, облепляли стройное и мощное тело. И этот кто-то, в маске, пригласил его на танец...       Шоку омеги не было предела!Восторгу его не было предела!! И он не видел уже шока в чёрных глазах напротив. Он шёл в самый круг, ведомый кем-то, кто шёл рядом с ним, высокий такой, широкоплечий и желанный!       И все, кто был там, замерли в растерянности, не веря своим глазам! И Тэхён уже даже и не пытался найти те самые чёрные глаза! И так боялся сорваться с шага, дабы не опозориться! И только они остановились в самом центре круга, как рокот со всех сторон, набиравший обороты, оборвался, и тишина, наступившая так неожиданно, как и музыка, что вдруг затихла и он слышал, как кто-то шепчется о них! О нём само́м и об этом прекрасном незнакомце, кто вывел омегу в круг.       Тэхён боялся сделать неверное движение, боялся растаять, как русалочка, превращаясь в пену, когда его тонкие руки были нежно сжаты в больших ладонях и тогда он увидел самые родные глаза...       Маска, прикрывающая лицо незнакомца, притягивала взор, бередила юное сердечко, только...             ...Только глаза отца смотрели ласково и Тэхён увидел, как отец моргнул ему и, будто по волшебству, заиграла музыка...       И он, в своём синем костюме, в белой блузке с огромным воздушным жабо́, в туфельках, с золотыми пряжками, чувствовал себя, действительно, принцем.       Ах, каково же было его удивление, когда отец вёл сына в танце, уверенно, почти профессионально! В его руках он был подобно бабочке, что порхала с цветка на цветок, когда отец подкидывал сына и ловил его, руками сильными спину держал и Тэхён плыл...       И ему уже было всё равно, кто на них смотрит, хотя смотрели все!! Честное слово!!       И он представлял себя той прекрасной Эллой, заколдованной Золушкой. Только в этот раз заколдован был именно принц и всем было до жути интересно, кто же это??       А отец улыбался!       Тэхён это видел, по тем лучикам, которые расходились от его внешних уголков глаз тонкими морщинками.       И Тэхён не мог унять сумасшедшее биение своего сердечка, когда музыка несла его и он не чувствовал пол под ногами, когда сильные руки легко поднимали его.       Он кружился в танце, невероятно легко делал такие сложные па, пируэты и, Божечки мой, чего греха таить, сам себе поражался, как легко и непринуждённо он может двигаться!       Толпа в его глазах давно уже смешалась в одну разноцветную массу и он не фокусировал взгляд, лишь видел, как ему улыбаются отцовы глаза.       Оркестр играл мелодию вальса или это был не оркестр вовсе, но ему так всё равно!       Вальс ожидаемо заканчивался, Тэхён таял, как мороженое, растекался в эйфории и в низком реверансе кланялся, благодаря кавалера за танец.       Он смотрел, как отец голову склонял перед прекрасным омегой, а маска на его лице принимает все отблески огней и это так волшебно и так завораживает!       И в самом конце танца, на последнем аккорде, отец опустился на одно колено и поцеловал руку юному омеге! Вот тогда все и обалдели!       — Подыграй мне, — услышал Тэхён голос папы, и не смог сообразить сразу, как сильные руки его подхватили и Тэхён только и успел ахнуть и затрепетать ножками, дабы сопротивляясь! И публика ошалела! О да-а-а...!!       Все были в ступоре и ещё несколько минут в школьном зале была тишина, когда они выбегали вместе, держась за руки и смеялись! Боже мой...       Как же Тэхён тогда смеялся, звонко и так открыто!       — Пап, — не мог он отдышаться и махал на себя руками, как веером, — Ну теперь ты тема номер один, пап! — и он смотрел, как отец снимает маску, как зачёсывает красивую и буйную шевелюру назад и омега влюбляется в своего отца, в который раз и, клянётся, только теперь уже вслух, — Я хочу выйти замуж за такого же, как ты!       И бросался ему на шею, вдыхая любимый терпкий запах и совсем не видел, как на миг папины глаза потускнели, а руки так крепко прижали его к себе...       Тэхён не видел, с каким выражением лица отец прятал взор, закапывая себя в светлых прядях, вдыхая самый вкусный запах клубники. Он не представлял, что сейчас чувствует отец, слыша от сына такие слова, принимая только его безразмерную любовь.       Тэхён обожал своего отца!       И этого не отнять! Альфа всегда принимал участие в его взрослении, никогда не игнорировал его славные прихоти, но и не баловал, воспитывая в нежном омежке свой собственный стержень. И не зря говорят, что омеги хотят связать свою жизнь с мужчиной, похожим именно на отца. И действительно, невозможно было не заметить такого мужчину! Невозможно было пройти мимо него и не восхититься его красотой и харизмой. Но таким, какой он был сейчас, Тэхён ещё не видел! Он действительно был потрясающий!       Тэхён, без преувеличения, боготворил его и теперь ему точно не дадут покоя, выспрашивая всё, до последней капли!       — Я так люблю тебя, — Тэхён стоял в объятиях отца, прижимаясь к родному человеку, — Спасибо, па-ап, — и альфа услышал, как голос сына срывается на плач, — Спасибо, папа, — и тонкое тело затряслось в конвульсиях и таком нужном расслаблении.       И альфа просто стоял, обнимал своего ребёнка, гладил по спине и ждал, когда же его малыш успокоится.       Потом Тэхён отошёл в сторонку, вытирая слёзы и приводя дыхание в норму, и когда он обернулся, то неожиданно замер! Перед ним снова стоял незнакомец в маске, протягивал руку в поклоне и, прокашлявшись, огласил,       — А теперь, Ваше Величество, позвольте провести вас в самый лучший ресторан, дабы уже там продолжить наше веселье.       — Какое? — шёпотом спросил его Тэхён и немного вжал голову в плечи и понял, что попал в просак! Ну раз веселье – то разве важно, какое оно? — Позволяю, — ответил он кокетливо и вложил свою руку в его и уже в следующий момент он, на пару секунд всего лишь, впал в ступор, когда перед ними остановился огромный белый лимузин!       Он ошарашенно глянул на невозмутимую маску, заглянул в улыбающиеся глаза и, состроив такую деловую мордашку, пошёл вперёд, ведомый загадочным принцем.       И они совсем не видели, как из окон второго этажа, на них пялится около полусотни любопытных рож! У кого эта самая рожа перекосилась, кто-то вообще не хотел смотреть, но таких было единицы! Ну и что, что музыка играла на фоне?       Поду-у-умаешь, му-узыка!       А потом на крыльцо выбегал запыханый альфа и глазами искал того, за кем душа млеет...       Один по двору бежал, пока за ним торопливо бежал и дышал красивый омега, а альфа смотрел вслед уезжающему транспорту...             Лимузин вёз их через город и Тэхён вылез из окна вместе с папой и, боже мой, как же они орали!! Как песни горлопанили и смеялись и отец позволил ему самому́ выпить половину бутылки шампанского!       А в ресторане их уже ждали...       Ох и слёз было им про́лито, когда он увидел, что вся его родня была там! Все до единого! И даже те, с кем он так редко встречался! Да... Такое забыть — не забывается. Такое помнится и долго ещё будет теплиться в сердце...       Пир на весь мир, как говорится!       Столы ломились, тосты лились, как и шампанское в бокалах искрилось.       Ножки болели от танцев и, кажется, что мозоли долго будут его мучить. Голова шальная, пьяненькая, лежит на папочкином плече, пока омега о чём-то щебечет с супругом и всё трогает рукой подбородок сына.       И в самый раз бы, да уснуть в надёжных объятиях и уехать куда-нибудь, только бы слушать шум колёс по мостовой, и пусть бы ветер теребил волосы, Тэхён бы ему, забияке, позволил.       Но, как говорится, делу время, а потехе час? Только потеха эта не уступит делу! Вот ещё!       — Сынок, — нежный голос папочки выводит его из полудрёмы, — Малыш, к тебе, кажется, пришли, — и Тэхён ощутил, как папа целует его в лоб.       — Что..? Кто..? Ко мне..? — немного сонным голосом, немного пьяненьким и взор сфокусировать тяжело кажется и даже невозможно, но...       Только один взгляд и его прошибло, будто током. Потом льдом обдало, потом кипятком и он напрягся и кажется, что и протрезвел!       — Я нашёл тебя, — чего?       Так и хочется спросить, но язык онемел, к нёбу прилип и не двигается! Омежка сидел, как прикипевший к стулу, боясь лишний раз пошевелиться, дабы не потерять устойчивость в теле, что с каждым ударом сердца, растекалось киселём.       — Па-ап... — первое, что смог сказать он, почувствовав себя ребёнком, когда первое слово, что вылетает, это «па-па-а»!       Они стояли вдвоём перед ним, как наваждение. Или наказание?       Альфа запыханый, будто бежал, а красивый омега повис на его локте, обмахиваясь веером.        «А этот что тут делает??»       Так бы и запричитать, как монашка, но он и слова проронить не может.       — Познакомимся? — первый протянул руку этот омега, весь унизанный какими-то дешёвыми кольцами!       Рандоль, что ль?       Фу, какая гадость!       Прям так бы и сказал Тэхён, но язык вообще-то ему сейчас, ой как, не враг! Молчит, как приросший! А он и правда прирос!       — Я Джин, — и голос такой, какой-то прям приторный, противный! Прям на языке слиплось от сладости!       — Это мой брат, Тэхён, познакомься, — вклинивается альфа и омега переводит взгляд на него.       Брат..?       Это брат?       И видя заблуждение в глазах напротив, вещает далее,       — Мой старший брат, Сокджин, — и так пристально наблюдает за омежкой.       — Брат..? — только и смог выдавить... и чё..? Упс-с....       Рандоль?       Та ну...       Та ну, какой такой рандоль? Побойтесь Бога, товарищи! Разве будет такой омега носить рандольные кольца***?? Глупости! Он же омега вон какой, шикарный... И голос такой красивый у него! Прям, как ручеёк льётся, если бы только над этим ручейком чайка не кричала, как подбитая! А так ниче, можно и привыкнуть!       — Я надеюсь, что мы обязательно подружимся, — так загадочно шепчет Джин и пожимает руку.       И почему-то Тэхён и правда, подумал, что они обязательно подружатся! Нет-нет, правда-правда!       И сразу перевёл взгляд на отца, как тот уже сканировал взором молодого альфу, пока тот стоял оловянным солдафоном перед грозным отцом омежки.       — Служил? — в одном вопросе было закодировано около десятка претензий, — Служил? Пойдёшь служить? Какие войска́? Намереваешься ли вообще отдавать долг Родине? Не спасуешь перед трудностями? А автомат в руке держать умеешь? А физподготовка? — и прям сейчас бы его и проверил на сдачу ГТО***!       Альфа гордо стоял перед ним, по струночке, глаз не отводил и на все вопросы, задаваемые подполковником, отвечал однозначно и положительно.       — Так точно, сэр! Никак нет, сэр! Обязуюсь, сэр!       — Ну-ну, — как вердикт выдал альфа своё заключение, пока Тэхён сидел, ни жив, ни мёртв, бледный, как поганочка, и смотрел на двух альф, как они стоят друг напротив друга, чуть ли не упираясь носами! — Клубничка моя, — и, не отворачиваясь от альфы, отец протянул руку к омежке и тот бы и подбежал, как бабочка подлетел бы, если бы смог...       Но...       Ноги ватные у него, и его, как умалишённого, с двух сторон, держали омеги – папуля и Джин, и папа находу поправлял ему причёску, пока Джин поправлял костюм и жабо́.       Тэхёна передали отцу, как переходящий флажок и он теперь замер в крепких руках отца, вдыхая его запах.       — И не дай тебе Господь, — сквозь зубы процедил альфа одну фразу, заменяющую несколько предложений, подразумевающих самые страшные догадки подполковника о намерениях этого охламона.       И подполковник Ким так многозначительно перевёл взор вниз, а потом вернулся к этим огромным и, таким, сука, упёртым глазам и глянул на Чона, что тот, кажется и втянул всё своё достоинство, был бы у него там нос!       Так разок – шморг, и втянул и ничего-ничего там нет, пока не дадут команду «ФАС»!       — Я могу себя контролировать, сэр, — ну догадался поди и прям знал, паршивец такой, что хочет услышать старший альфа!       Прям мысли его читает и выдаёт желаемое впечатление! Да с хуя ли желаемое?? Да кого он, бравый подполковник, пытается обмануть?? Себя? Да с хуя, ли?? Он ждёт, когда этот гад облажается, хоть словечком, хоть жестом! Но тот стоит, сука, как лом проглотил, арматурщик хуев!       Тэхён стоит, но, как тростиночка, едва-едва шевелится, пока его судьбу решают сильные мира сего.       — Вот я и надеюсь на это! — рычит в ответ Ким и смотрит на этого дауна, как у того капелька пота стекает по виску, но, сучёныш, держится! — Время сейчас, — и поднимает руку, прям перед этой нахальной рожей кулак сжимает, мол, глянь-ка и хорошо запомни, сосунок, какой можешь поиметь отпечаток на своей роже и, повернув кисть, переводит взгляд на наручные часы, — Время ещё детское, — и зыркает, как Чонгук выдыхает, но тут же собирает себя и снова по струнке становится, — Если, не дай тебе Боже, — и даже жмурится и сжимает до скрежета челюсти, — Моего сына не будет дома в шесть утра, — и он одним резким поворотом головы хрустит суставами, намекая этому выскочке, что именно это он с ним сделает, — То я подниму батальон, чтобы тебе жизнь мёдом не казалась! Я ясно выразился? — и тут он делает то, от чего, честное слово, Чонгук сам оторопевает — Ким втягивает природный запах альфы, запоминая его, откладывая в ячейку памяти, — И если я, не дай тебе Господь, найду на своём сыне твою вонь, то я клянусь всеми Бога́ми, что я придумаю самую красивую поэму, которую оставлю на твоём памятнике... Я понятно объясняю?       — Так точно, сэр, понятно! — рапортует Чонгук, хотя Ким замечает, как тот сглотнул слюну.       — Па-ап... — заблеял рядышком Тэхён.       — Всё в порядке, малыш, — теперь уже и старший омега успокаивает ребёнка, глядя, на разошедшегося супруга, — Не волнуйся, пожалуйста, милый, отец пошутил, — а сам видит, как его дитятко плывёт, как лодочка, по течению и так и улыбается, как Богом поцелованный, пряча страх, — Отец, ну ты прям запугал мальчика! — и оставляет на попечение своего ребёнка Джину, что стои́т и светится, как ёлка!       Красивый такой, весь нарядный, в золоте сверкает и благоухает, как васильковое поле!       — Гуляйте, дети, на здоровье, — наставляет омега молодых, оглаживая крутые плечи молодого альфы, поистине испугавшись за юношу, что огромными глазами смотрел на побледневшего Тэхёна.       — Не надо «на здоровье» гулять! — гаркает отец-основатель и сжигает взглядом амбициозного альфу, — Гуляйте с умом, — и награждает того таким взглядом, что у самого Тэхёна ноги подкашиваются, — Чтобы в дальнейшем было чем думать! Ясно?? — и молодой альфа зажимает губы зубами, чтобы остаться очень серьёзным, чтобы в него верила не только страна, но и самый строгий отец самого милого омежки на свете.       — Так точно, сэр, ясно!       Тэхён ведь знает своего отца! Подполковник запаса! Это он с ним самый лучший отец, ласковый и нежный, а так он, у-ух! Боятся его по службе, он там никому спуску не даёт!       — Так, хватит, — и снова вмешивается папа омежки, успокаивая своего супруга, отталкивая его от греха подальше, — Идёмте за стол, а то я уже что-то опять что-то проголодался, — и потянул его за собой, как бычка, — Джин-и, ты с нами? — и Сокджин кивает напоследок своему брату, типа, за тобой должок!       Это же он узнал, по своим каналам, где будут праздновать выпускной единственному сыну, чета Ким.       И тот самый «канал» уже и глаза все промазолил, пока дождался, когда отпустят этого умопомрачительного омегу.       — Здравствуйте, — вежливо поздоровался Джин, протягивая свою ручку, пока перед ним топтался здоровый, как шкаф, альфа, — Как мне Вас благодарить?       И так смотрит, как у него щёки краснеют, так яро и славно и как ямочки на щёках этих появляются, когда альфа улыбается и смотрит, как эта спина, огромная такая, мощная, склоняется перед ним, как альфа целует его тыльную сторону и Джин, да-да-да, плывёт и ему уже нравится...       А тот стоит, сто пото́в с него стекает, прям ведёрко и подставляй, он и накапает сколько закажут!       Дядька-то, вроде здоровый, почти тридцатка, вон какой плечистый, не дядька, а водитель кобылы, ну, его можно и вместо трактора по полю пустить! Так он и перепахает всё поле, от забора до заката! Силы-то в нём, поди, немеряно!       Ну, это уж великолепный Сокждин опробует, свой вердикт вынесет, с мокрой печатью на его лице... Упс... Понесло, ой, понесло...       И стоит этот шкафчик-купе, мнётся под испытательным таким взглядом, очечи поправляет, губы пухлые облизывает, обсохли видать, от такого взора напротив! А правды в ногах-то тю-тю, вот и мнётся! Сесть охота, да команды «Вольно» не поступало!       — Сходите со мной на свидание, — выдавливает он из себя, — Пожалуйста, — добавляет едва ли не шёпотом, а сам боится и взор поднять, но чувствует, как его разглядывают, а внутри жаром так и полыхает!       И руки деть бы, да куда только?! Он их и в карман засунул бы, да некультурно как-то, мало ли что подумают о нём, непристойного чего, только честным если быть, так пристойного ничего и не осталось!       И штормит его знатно, как берёзоньку ту, что во́ поле стоит, качается! То ли земля качается, то ли он сам уже плывёт? А этот забавляется стоит и примеряет его к себе, как новое колечко на пальчик! И сам так неосознанно безымянный пальчик чешет, предвкушая планы на ближайшее время...       — Начнём прям здесь, — и омега сам пожимает плечами, смеётся так заливисто, хлопает по плечам бравого альфу, пока тот пот со лба украдкой вытирает, — А что Вы мне предло́жите выпить? — и сам же балдеет, как изводит этого громилу, что тушуется под взглядом шикарного омеги.             И кажется, что всем уже и пофиг, что именно сейчас молодой альфа сцепил тонкие пальчики красивого омежки в своей лапе и ведёт его куда-то, подальше от глаз злющего подполковника и всей его огромной родственной братии.       А этот подполковник вытаскивает свой телефон, кладёт его на стол и что-то там делает и на экране появляется маленькая точка, идущая куда-то и он до-о-олго так её гипнотизирует, пока она передвигается и хватает стопку соджу и выпивает её залпом.       — Что с тобой, дорогой? — интересуется омега и смотрит, как супруг не двигается и лишь желваки с ума сходят, — Это что? — и указывает на красненькую точечку на экране.       — Это Тэхён, — сквозь зубы рычит альфа и сразу выпивает вторую стопку.       — Ты за ним следишь, дорогой?— и почему он не удивлён?       — Не я, а он, — и он тычет пальцем в экран телефона.       — О Господи, ты неисправим, — шепчет омега и смеётся, — Наш мальчик вырос, пойми, любимый, — с расстановкой говорит ему, — Он самый красивый мальчик, он нравится альфам...       — Нет..! Нет!!! — гремит альфа и кулаком по столу лупит, что посуда, несчастная, подпрыгивает, пока грозный батя не соглашается ни на минуту, ни на миг! — Он мой ребёнок... Он мой малыш... — и так отчаянно бьёт себя в грудь, — Он самый лучший... Он мой... Я ему памперсы менял... Я его на руках носил, когда он не спал...       — Ага... И грудным молоком тоже кормил, да? — ну прям провокатор какой-то!       — А ты не перебивай меня! У меня, может быть, горе! — и он, поднимая палец вверх, закатывает глаза, — Он же ещё маленький, как ты не понимаешь? — и правда, не понимает, как его супруг может быть таким спокойным??       — А сейчас он вы-ы-ырос, дорогой, — безапелляционно заявляет омега и наливает себе вина и отмахивается от мужа, как от назойливого комара.       — Он мой маленький мальчик, — всё ещё канючит злой и страшный серый волк, — Я ему памперсы менял... — и кому он сейчас жалуется?       Его уже никто не слушает. Кто-то ест, кто-то пьёт. Дорогой супруг, отвлечённый чужими сплетнями, оказался «чёрствым человеком», внимая сейчас чужой истории.       Джин на ушко что-то шепчет своему, ну конечно же своему уже, ухажёру, пока тот дурачком улыбается.       Кто-то танцует в обнимку, под медляк и только альфа не может успокоиться, глядя на уже неподвижную точку на экране.       — Вот как бы можешь быть таким спокойным? — вот надо ему кого-то дёрнуть, да? — Вот где мой сыночек сейчас? — и альфа хватается за волосы, на ухнарь портя свою причёску, хотя какая там причёска? Так, площадочка в один сантиметр.       — Отстань ты уже от него, Господи! — отвечает ему супруг, – Ты сильно переживал, когда меня украл с моего выпускного и таскал по городу?       — Я тебя не таскал!?! — пытается оправдаться альфа, глядя на супруга с упрёком, — Мы гуляли по городу..! — и так смешно теряется, пытаясь остаться в своих же глазах приличным человеком, а в других, так тем более.       — Ага, — смеётся омега, — А Тэхёна мы где с тобой сделали? Тебе напомнить? Это был мой выпускной... — и омега так мечтательно прикрыл глазки.       — Что??? — взвыл Ким, — Ты... Ты это на что намекаешь, а? — вспылил альфа пуще прежнего, — Что мой сын и этот оборванец...? — и ноздри кажется сейчас полопаются.       — Он хороший парень, этот Чонгук, угомонись ты уже! — и омега тянет к себе блюдо с шашлыком, — Ой, мясо у них просто превосходное, — мычит он, снимая с шампура два куска, смачно облизываясь в предвкушении.       — «Чонгук», — и имя ему это противно, как скрежет пенопласта по стеклу!       Ким насупился, принимая протест всего мира, как личную обиду.       — Да как ты можешь есть, когда мой сын не со мной? — вот как ему, несчастному отцу, пробиться к сердцу этого холодного человека, занимающего пост его супруга??       — Он и мой сын тоже, — отвечает ему омега и вонзает зубы в кусок мяса, — Пусть мальчик отдыхает! — и уже говорит с полным ртом и закатывает глазки от вкуса, — Попробуй, дорогой, как вку-усно! — как ни в чём не бывало, обращается к нему муж, но, замечая, что тот сейчас слишком далеко, ест дальше, улыбаясь самому себе.       — А если...? А если они... — и весь ужас на лице подполковника яркими красками нарисовался! — А если... а если он на него п-позарится? — похабные словечки не вписываются в образ сыночка, а этот баламут прям и заслуживает их тонну целую!       — А если и что-то, то что...? — и омега загадочно улыбнулся, — Или ты забыл себя? — и омега засмеялся, когда альфа завыл, кусая свой кулак.       — Ничего я не забыл! — отозвался он, рыча раненым зверем, — Но я не позволю! — и снова кулаком по столу, — Чтобы этот в моего сына... — «Пихал свой отросток» тоже не может выговорить и тушуется, как девица красная!       — Кто тебя спрашивать будет? — засмеялся омега, заедая мясо «Цезарем», — Послушай, дорогой, — уже мягче обратился к нему супруг, — Что ты так взъелся на этого мальчика? Мне он понравился, и вообще, налей мне вина и хватит ныть! Ты мужик или где?? — и альфа безропотно наливает мужу бокал, пока у самого́ на уме уже и план созрел.       — Вот именно, где?? Где мой сын?? — и так и не дождался ответа от супруга и стрелки на часах ещё не показывают шесть утра! — Этот самый настырный оказался, падло, — пробурчал альфа, словив вопросительный взгляд мужа и махнул рукой, типа – пей, дорогой, не заморачивайся!       Альфа взял телефон в руки и нашёл нужный номер.       — Юнги, ты где? — рявкает в трубку и ни тебе приветствия, ни здрасте, ни до свидания.       — Здравия желаю, товарищ подполковник! — на том конце угрюмо отрапортовали.       — Сегодня кто дежурит? — спрашивает он и грызёт ноготь и ждёт, как на том конце провода Мин мычит в телефон.       — Сегодня Чон Хосок и Пак Чимин, а что? — и знает, что не дождётся ответа.       — Соедини меня с ними! Немедленно! — взревел он и несколько раз нажал на экран.       В трубке что-то заклацало и он отодвинул трубку от уха, когда услышал, как в кабине вертолёта гудит движок и звук лопастей перекрывает собой все шумы.       — Слушаю, товарищ подполковник, — явился ему весёлый голос подчинённого Чона в наушниках.       — Ты где? — вот так сходу пуляет вопросом и получает координаты местонахождения патрулирующего экипажа, — Я тебе скинул геолокацию, немедленно проверить и мне доложить! — и не будет лишних вопросов, ведь знают, что это бесполезно.       Огромная железная птица легко маневрирует в воздухе и, накренившись, меняет курс. Огромная тень проходит по зданиям, когда они пролетают вблизи построек.       — Что он хочет? — тихо спрашивает Пак, глядя, как внизу всё сверкает огнями.       — У его мелкого сегодня выпускной, — отвечает Хосок, зажимая в руке микрофон, чтобы не было слышно их разговора.       — И чё?       — Ну так я откуда знаю? — хотя знает же, — Не дай Бог быть его зятем, он три шкуры спустит из-за своего сына.       — Из-за Тэхёна, что ли? — смеётся Пак.       — А то! Он такой пиздецки клёвый получился, — улыбается Хосок.       — Кто там «пиздецки клёвый»? — гаркнул голос в наушниках, — Вы там, пиздюки, кого обсуждаете? — и оба закатывают глаза, — Вы там, блядь, ополоумели, сука, совсем??       — Докладываю! — перебивает его пилот Чон, от греха подальше уводя от опасного разговора, но, как говорится, из огня да в полымя, — Вижу объект, товарищ подполковник, — и Хосок жмурится, когда в наушниках заскрежетал рык альфы.       — Ты, блядь, кого там объектом назвал, а?? Ты знаешь, что я буду называть объектом, а? — он кашлянул в трубку, снова смачно выругался и заорал пуще прежнего, — Объектом станут твои мозги на мостовой, Чон!!! Ты меня понял??       — Так точно, товарищ подполковник, понял! — поменял тактику Хосок, сдерживая смех, — Докладываю, товарищ подполковник, вижу Вашего сына, — и мощный луч прожектора осветил участок на мосту, как двое стояли там в обнимку и целовались, как умалишённые!       — Ну и...!? И шо там?? — снова рык в наушниках и Хосок переглянулся с Чимином.       — Вижу Вашего сына, товарищ подполковник, — и улыбается, глядя, как крепкий альфа обнял омежку и прижав того к ограде целует сладко-сладенько. И прям так и засмотрелся, на пару с Паком.       — И какого хуя я должен слушать тишину, а?? — проорал альфа в наушниках, — Похуй, что ты его видишь! Что он делает с этим... С этим пиздюком??       — Стоят в метре друг от друга, товарищ подполковник! И разговаривают, — рапортует Хосок, улыбаясь во все тридцать два зуба.       — Переведи меня на видео съёмку! Немедленно! — требует старший.       — Не могу, товарищ подполковник, — и подмигивает напарнику, — Связь плохая, я забыл на ремонт отдать, товарищ подполковник! Но могу сказать Вам честно, что они даже за руки не держатся!       — Ну, блядь, если ты мне пиздишь, Чон, нахуй выгоню с позором, ты меня понял? И пенсии тебе не видать, ты понял??       — Так точно, товарищ подполковник, понял! — и Хосок засмеялся, когда они вдвоём с Чимином подлетели ниже и увидели, как им омежка, этот милый мальчик, показывает средний палец, не отрываясь от губ альфы.             Вертолёт зависает над ними, и оба пилота видят, как сильный ветер портит причёску омеги, а альфа пытается закрыть собой омежку от сильного потока ветра, и из рупора раздаётся знакомый голос,       — Тэхён, тебя батя опять пасёт!       И Хосок видит, как тот закатывает глаза и сразу лезет в рюкзачок и таки да, вытаскивает оттуда прибор слежения и показывает его пилотам, а потом, так эпически, двумя пальчиками, держит его над водой и бросает в реку Хан.       — Товарищ подполковник, — снова соединяет их Юнги и в наушниках звучит голос Хосока, — Докладываю, связь с объектом... Связь с Вашим сыном потеряна, — а сам смеётся, зная, что крепкая пиздюлина им обоим обеспечена!       — Да я с вас три шкуры спущу, я вам, блядь, устрою! — кричал в наушник злой-презлой дядька, пока оба пилота смотрели, как двое молодых убегают по мосту, спеша навстречу своей любви.             — Тэ, — шепчет омежке Чонгук в самое ушко, — Я теперь, что, враг номер один? — и снова целует, пока омежка жмётся к Чонгуку, — Почему ты не сказал, что твой батя военный?       — А ты что, боишься? — Тэхён посмотрел ему в глаза, боясь услышать ответ.       — Да вот ещё... Просто я служить скоро пойду, вот и думаю... Я ж хотел в лётное...       — Не бойся, я за тебя попрошу у папы, — и смеётся колокольчиком.       — А я и не боюсь... Я другое...       — Что?       — А вдруг он нам не разрешит встречаться?       — А ты сделай так, чтобы он разрешил... Он не любит слабаков, это уж точно.       — А ты?       — Что я? — краснеет омежка, пряча взор.       — Какие тебе нравятся..? — и тоже краснеет.       — Мне ты нравишься, — и ойкает мило, когда альфа снова поднимает его на руки и целует так сладко, что голову кружит.       — Тэхён... — Чонгук оторвался от губ омеги, — Я так сильно боялся, что ты меня не замечаешь, — Тэхён смотрел, как альфа волнуется, — Ты никогда на меня не смотрел...       — Я тайком смотрел, — выдаёт ему правду, — Я хотел понравится тебе, но возле тебя всегда кружили омеги...       — Да хоть комары пусть кружатся! — громче выдал альфа и обнял его лицо, — Ты помнишь, тогда ещё, на первом курсе, когда нас фотографировали...       — Да... Помню... И что..?       — Я ведь тогда за тобой стоял... А ты меня не видел... И вот с того самого дня я... кажется...       — Что..?       — Что-что..? Влюбился, вот что!       И омега рассмеялся!       — Так это ты наступал мне на пятки??       — Ну... Как бы я...       — Зачем..?       — Зачем-зачем...? Чтобы ты меня заметил! Ты ж ходил, такой весь важный... А я...       — Ты... Ты был совсем другой... Такой незаметный...       — Так я из-за тебя и начал качаться и бокс... и каратэ... И всё это... — и показывает на свои мышцы, — Для тебя, Тэ...       — Вот же дурачок, — засмеялся Тэхён и обнял альфу, — Горе ты моё луковое...       — А ты моё счастье клубничное, — прошептал альфа и Тэхён простонал, когда сильное тело впечаталась в нежное.       — А я думал, что я тебе противен, а ты... Всё из-за меня?? Господи, Чонгук, ты такой... — дурачок, хотелось ему сказать, но его последнее слово утонуло в сильных губах.       Видимо сработал один из законов физики, кажется есть такой. Противоположности притягиваются. ************************************             P.S.       — Ну-с, посмотрим... — и злорадная улыбка, как улыбка незабвенного танцующего клоуна Пеннивайза, растеклась на взрослом лице, предвкушающем всю палитру злорадствия и нескрытой формы предстоящего унижения и уничтожения очередного салабона, кто позарился на святое!       Кабинеты давно опустели, коридоры тем более, тишина властвует, только сквозняк гуляет и только на него никто не находит управы.       Все подчинённые ретировались, от греха подальше, дабы судьбу не испытывать.       Толстая папка, уже со вчерашнего дня, лежит на столе подполковника Кима.       Тяжелая подошва чеканит шаг, кружа вокруг стола, как грозный лев, испытующий свою жертву или же наоборот, сам себе нагуливает аппетит, перед сладостным нападением. Во рту слюна собирается, пока глаза не спускают взора с кожаного переплёта.       И наконец-то хватка.       Ну-с...       Приступим...       И он потирает ладони, перед тем, как скинуть придерживающие резинки с углов папки.       На него смотрят ясные глаза. Взгляд устремлённый, открытый, хваткий. И даже через глянец бумаги его охватывает азарт, словно он может врезать по этой нахальной роже и даже кулаки невольно сжались и захрустели суставы.                   «Чон Чонгук»       «Отличник учебы...       Коммуникабельный, ответственный, способный в учении», и бла-бла-бла, — гласила характеристика, где чёрным по белому было начертано, что этому паразиту тошно будет, если подполковник зацепится за что-нибудь! Но...       Глаза жадно выискивали хоть какую-то гадость, дабы приструнить этого выскочку, что осмелился пойти против системы, воруя из под носа его клубничку.       Но, читая и далее, брови хмурились, улыбка исчезала и бравада куда-то позорно таяла.       — Та шо ты сука, о себе возомнил?? — папка, как и характеристика, отлетают в стену, шурша листьями А-4 формата, когда злой волк ходит по кабинету, сцепив руки в замок за спиной, — В лётное ты хочешь, да!? — и кидает лютый взгляд на приветливое лицо юноши, с фотографии на титульном листе, — Ну-ну, посмотрим, какой ты орёл!       А в мозгу скороговорка так и чешется, «Король, Пароль, Орёл»       — Давай проверим, как ты умеешь летать без парашюта, сосунок! — и он снова злорадно улыбается, — Ещё никто не выдержал моих проверок, Чон! — и он мысленно примеряет фамилию Чон на своём сыне, — Чон Тэхён?? — и кривится, как от дёгтя, — Да ну нахуй! — и ноздри его бешено заплясали, наперегонки с желваками, — Хуй ты мой получишь, а не Тэхёна! — почти орёт в пустом кабинете, потом так смачно плюёт на свои пальцы и тыкает кому-то огромную дулю, — Я с тебя, су-ка, три шкуры спущу, я... Ты, блядь, через огонь, воду и медные трубы будешь просить руки моего мальчика, ты....       А дальше следовала череда непереводимых изречений, людскому уху неподвластная... 🤫🤫🤫