помнить тебя таким

      В глазах потемнело. Нечаев так и не понял, откуда точно пришёлся удар током, но он был достаточно сильным, чтобы выбить майора на несколько секунд из реальности. Все тело будто онемело, стало чужим и отказывалось слушаться. Единственное, что он отчётливо понял — большую часть удара приняла на себя левая рука, как раз там, где…       «ХРАЗ»       Это мысль такая яркая, что затмевает собой все остальные: о Дмитрие Сергеевиче, о Петрове, да даже о боли. Она словно отрезвляет и открывает второе дыхание. Заставляет, наконец, вспомнить, что теперь он не один. Теперь на нем лежал груз ответственности не только за свою жизнь, но и за еще одну. Цифровую, полимерную, иногда выводящую из себя бесконечным занудством, но жизнь.       — ХРАЗ! — кричит П-3, параллельно пытаясь восстановить зрение, чтобы оценить весь масштаб окружающего их пиздеца. Выходит так себе, но Сергей не перестаёт пытаться, потому что кроме него это делать просто некому. Хочешь жить — старайся на пределе своих возможностей и даже больше. За время работы военным это уже стало рефлексом — бороться до последнего вздоха и остановки сердца. Других вариантов нет. Либо ты, либо тебя. — Что это, блять, за херня была?!       Задать вопрос по ситуации значительно легче, чем спросить то, что действительно беспокоит — о состоянии. Потому что не привык, не в характере, да и… услышать плохой ответ страшно. Страшно до дрожи в коленях и замирания дыхания. А молчание вообще можно сравнить разве что с казнью.       Вдох-выдох.       Все в порядке.       В порядке, и никак иначе.       Только это самое «в порядке» так и не наступает, потому что ответом служит тишина и раздражающий гул в ушах. Нет, нет, нет, мать вашу! Все определённо будет хорошо. Они уже столько прошли, и какой-то там разряд тока не сможет все испортить. Не сейчас, не так.       Нечаев находит в себе силы и опускает взгляд на левую руку. Зрение все еще подводит, картинка расплыыается, но лучше бы он продолжал ничего не видеть. Сергей почувствовал, как похолодела кровь: даже сквозь эту пелену он видел, как проводки его напарника словно бьются в конвульсиях. Движения хаотичные и явно неконтролируемые. Смотреть на это физически больно, потому что Нечаев даже на долю процента не знал, как можно помочь или что-то исправить. Технологии, да еще и такие сложные да намудреные как ХРАЗ, не были его сильной стороной, он совершенно ничего в этом не смыслел. От собственной бесполезности и никчёмности хотелось кричать или разбить кому-нибудь голову: Петрову например, ведь именно из-за него это все и произошло. О таком выпаде не предполагал даже ИИ, что уж говорить о самом майоре. Обычно в таких непредсказуемых ситуациях ему всегда помогал ХРАЗ, а вот сейчас…       — ХРАЗ… — звук собственного голоса режет слух: он хриплый и пропитан настоящим беспокойством, а на грани со всем этим мешается еще и наростающая паника.       — Пол… п-под напр-ряж-жением, — выдаёт ИИ, отчего Серёжа натурально так вздрагивает. Не от самих слов, а то того, как звучит голос ХРАЗа: почти полностью металлизированный, как скрежет железа, отрывистый, прерывающийся и с заиканиями на буквах. Словно его программа потерпела сильный откат и речевые функции вышли из строя.       Он отключался.       Сергей не мог знать этого наверняка, но даже сама вероятность внушала животный страх. С того момента, как у Нечаева началась новая жизнь, он был уверен, что со всем сможет справится и сам, что ему и одному более чем хорошо, а в одиночестве нет ничего плохого. Но на этом задании его убеждения сильно пошатнулись. Сергей думал, что это именно он повлиял на ХРАЗа, сделал его более человечным, а сейчас осознал, что все это время глубоко ошибался. Это ХРАЗ снова сделал из него человека. Научил снова быть живым.       Сергей не может его потерять.       — ХРАЗ… что с тобой?.. — шепчет Нечаев и не слышит собственного голоса. А вот помощник, кажется, услышал, потому что один из манипуляторов — видимо, все, на что у него хватило сил — стал двигаться более осознанно и развернулся в сторону майора.       Ответа долго не было, но сейчас время в театре словно остановилось. Секунды тянулись мучительно долго, а перед глазами были только мельчайшие туда-сюда светодиоды. Мысли, причем негативные, давили, и вскоре Нечаев понял, что у него трясутся руки.       — Я принял в-вес-сь удар-р на себя, потому ч-что иначе… — ХРАЗ резко замолчал. Вот только Сергей успел хорошо узнать его за это время, поэтому знал, что это не из-за повреждений. — Вы бы в-вряд ли выж-жили.       В глазах снова все поплыло, но в этот раз от шока. Сергей стал глубоко и отрывисто дышать, чтобы хоть как-то держать связь с реальностью, и пытался мыслить трезво.       Не получалось.       — Нахуя ты это сделал?! — заорал Нечаев, схватившись правой рукой за голову. Это никак не укладывалось в мыслях. Как, зачем ему понадобилось это делать? Как ИИ сам постоянно повторял, он не может испытывать эмоций. Для чего ему понадобилось спасать своего напарника? Если только… он не был запрограммирован на выполнение этого задания и достижения успеха любой ценой. — Нихуя, ХРАЗ? Просто вот какого хуя?!       Помощник снова замолчал, а манипуляторы стали двигаться спокойнее. Нечаеву даже начало казаться, что ХРАЗу удалось искоренить все повреждения. Мысль была приятной и давала надежду. В это искренне хотелось верить. И он верил.       Вот только назойливая тревога все никак не хотела отпускать мысли Сергея. Предчувствие чего-то ужасного затмевало разум, а чуйка вопила о надвигающемся пиздеце. Отчаянно хотелось их игнорировать, но этот урок майор выучил давно.       Их ждет какой-то пиздец.       — Л-лучше я, чем Вы, — тише обычного говорит ХРАЗ, а манипуляторы уже осознанно опустились, словно ему стало стыдно.       — Че спизданул? — Нечаев чувствует нарастающую злость и раздражение. Смотрит на напарника и еле удерживается от того, чтобы не схватить его за манипуляторы и не выдернуть их к чертям. Но сдерживается, он и так много натерпелся. — Херню несешь, ХРАЗ. В героя решил поиграть?       Нужно что-то делать. Нужно срочно что-то делать.       Неизвестно, сколько еще протянет его напарник, поэтому действовать приходится быстро. А злость это просто защитная реакция в стрессовых ситуациях. И, Нечаев уверен, что ХРАЗ уже давно знает об этой особенности майора, но сейчас было не то время, чтобы об этом переживать. Да и… кто-то же должен знать.       — Академик Сеченов дал четкие указания по этому поводу, — ХРАЗ старается говорить как обычно, спокойно и беспрестанно. Но Нечаев не дурак, он знает, что его напарнику страшно. Страшно умирать. Сколько бы он не притворялся бездушной машиной, Сергей видел в нем жизнь, эмоции и чувства. И он не позволит этой жизни умереть.       Майор точно знал, что ХРАЗ врет. Это его бесило, но также вызывало странное приятное чувство где-то в области груди. Помощник тоже успел хорошо узнать своего носителя, и просто не хотел заставлять его переживать. Пусть и получалось у него это херово, но можно добавить пару балов за старания.       — Не пизди.       ХРАЗ решает тактично промолчать. Надо же, какой догадливый кусочек полимера и программного кода. Уже знает, когда лучше не высовывать язык (образный, конечно), чтобы не бесить майора еще сильнее.       В голове, среди вариантов того, как можно назвать ХРАЗа, появляется одна светлая мысль. У них есть шанс.       — Так, ладно, — Сергей устало трет переносицу правой рукой. — Сейчас найдем Элеонору и она тебя починит.       Не дождавшись ответа, Нечаев начинает метаться по театру в поисках комнаты отдыха. Спрашивать направление у ХРАЗа было бесполезно, это майор прекрасно понимал, ведь ИИ сильно пострадал.       ХРАЗ спрятался в перчатку, и Сергея успокаивала только привычная тяжесть в левой руке.       Еще жив, еще есть время.       Судорожно проверяя коридор за коридором, попутно с особой жестокостью разнося противников, майор не терял надежды, но заветная комната с ремшкафом так и не находилась. Из-за давящих эмоций было сложно соображать и думать головой, а не кулаками, поэтому даже логически прикинуть нужное направление майор не мог.       Нечаев шумно дышал от одышки, ему казалось, что он уже раза три оббежал весь театр, но это не повод останавливаться.       Зато приглушенный голос с левой стороны оказался очень даже хорошим поводом.       — Поздно, Серёж.       Сергей замер, уставившись пустым взглядом в никуда. В голове словно переключились рубильник, а внутри начала распространяться всепоглощающая пустота.       — Что это значит? — сквозь зубы прошипел майор, сжимая руки в кулаки.       — Элеонора не сможет помочь.       Нечаев зажмурился до белых пятен перед глазами и опустил голову. Руки снова затряслись, хотелось рвать и метать, а еще выть от беспомощности. Отчаяние давило с такой силой, что казалось вот-вот раздавит его и оставшийся росток надежды.       — Нет! — выкрикнул Сергей и со всех ног побежал дальше по театру.       Это была ошибка.       За первым же поворотом он наткнулся на толпу култышей. Сергей так и встал столбом, ведь патронов практически не осталось, а силы он недальновидно растратил на бесполезный бег по зданию.       — Товарищ майор! Бегите!       Его словно окатило холодной водой, и Нечаев побежал обратно, затылком ощущая на себе взгляды этих тварей, которые так и хотели его сожрать. Он забежал в первую попавшуюся дверь, надеясь, что никто из этих зомбарей не успел увидеть, куда он делся. Сергей прижался спиной к двери, пытаясь восстановить дыхание, параллельно прислушиваясь к звукам снаружи.       — Вылезай… — на выдохе произнес он.       — Это требует больше энер…       — Вылезай! — уже выкрикнул П-3 в предступающей истерике.       Сергей обессиленно опустился по двери на пол, поднеся левую руку ближе к своему лицу. ХРАЗ больше возникать не стал и покорно показался из своего убежища. Один из его проводков сразу же безжизненно упал на руку майора, а светодиод на его конце уже почти не горел. Нечаев аккуратно поднял его пальцем правой руки, чтобы хотя бы создать видимость, что все в порядке. Остальные манипуляторы благодарно и с нежностью коснулись пальцев майора. Все это было куда важнее и красноречивее любых слов.       — Как же так, ХРАЗ?.. — прошептал Сергей, поджав губы, ощущая, что глаза стали значительно влажнее.       Манипуляторы оторвались от майоровских пальцев и «посмотрели» на Сергея, собравшись вместе.       — Так бывает, — негромко произнес ХРАЗ. — И с этим, к сожалению, ничего нельзя сделать. Всему наступает конец: люди умирают, компьютеры ломаются.       — Ты не компьютер, ХРАЗ, — сразу же возразил Нечаев, поняв, к чему клонит его помощник. Пытается успокоить за счет того, что он не человек, а значит и умереть не может.       — Неужели?       — Ты себя слышал, дорогой мой? ХРАЗ, да никакие Рафики и Терешковы и близко с тобой не стоят. А прогресс, он же, вроде как, постепенным должен быть. Почему тогда между вами такой большой разрыв? Ты уже давно не машина, ХРАЗ. Искусственный, но интеллект же.       Помощник помедлил с ответом, но в голосе была ощутимая нотка веселья и озорства.       — В любом случае, виноваты в этом только Вы, товарищ майор.       Сергей позволил себе улыбнуться. В груди стало тепло, и это чувство снова появилось от слов этого маленького камочка проводов. Майор до сих пор не знал, как ему это удавалось, но ничего менять он явно не собирался.       Улыбка моментально пропала, когда Нечаев заметил, что еще один светодиод начал мигать и горел уже не так ярко. Ситуация снова дала о себе знать, возвращая в жестокую реальность. Сергей чётко услышал звон разбившейся вдребезги надежды.       Слишком поздно, он ничего не сможет изменить.       В голове крутились мысли, одна перекрывала другую, но в этом ворохе ярче всех выделялась лишь одна. В другой ситуации майор бы ни за что не произнес этого вслух, но сейчас обстоятельства меняли все. Другого шанса поговорить начистоту у них уже не будет, поэтому было бессмысленно чего-то бояться.       — Я же не справлюсь без тебя, ХРАЗ, — произносит Сергей и сразу же отворачивается, жмурит глаза, потому что слезы подступили с новой силой. Сейчас нельзя плакать, иначе они даже поговорить нормально в последний раз не смогут.       — Справитесь, — спокойно и уверенно говорит ИИ, и Сергей отчего-то знает, что это не просто слова поддержки. — И возможно… даже лучше, чем со мной.       — Неправда!       Майор и сам знает, что ведет себя сейчас как ребенок. Но кто его за это осудит? Особенно сейчас, в пустом театре, который теперь и театром-то не назовёшь, среди обезумевших роботов и психопатом где-то поблизости.       А единственный человек, которому он доверяет, умирает на его глазах.       — Правда, Серёжа, — либо Нечаев тронулся умом, либо в голосе ХРАЗа появилась родительская забота. Помощник потянулся и манипуляторами дотронулся до щетинистой щеки, заставляя смотреть на себя. Сергей шмыгнул носом и начал дышать через рот, потому что воздуха стало слишком мало.       Точно тронулся. Но и черт с ним.       Майор с немым вопросом смотрел на своего напарника, на что ИИ как-то странно вздохнул, но говорить все-таки стал.       — Тебе все объяснят, Серёж. Люди не склонны держать язык за зубами, — проводки снова собрались вместе, мирно покачиваясь из стороны в сторону. — Я бы хотел объяснить сам, но теперь у меня просто не осталось времени. Вероятно, стоило рассказать тебе раньше. Сначала ты бы мне просто не поверил, я это понимал, а потом… — ХРАЗ замолчал, словно собирался с силами, чтобы закончить мысль. Сергей не торопил, только завороженно смотрел на синие светодиоды. — Потом я боялся твоей реакции.       Сердце Нечаева пропустило удар, может даже не один. Слышать такое от ХРАЗа было необъяснимо приятно, но от этого терять его не хотелось еще больше. Сергей понял, что что-то не так, еще когда каждое произнесенное «Серёжа» отдавалось жгучей болью в груди, которая со временем переростала в приятное тепло. Почему именно от его голоса, его интонаций имя преобретало такое большое значение?       Почему именно он?..       — Боялся?       — Боялся. И сейчас боюсь, если честно. Но, видимо, мне уже не суждено ее узнать.       Слова противным комом застряли в горле, хотелось проснуться и вместе с ХРАЗом посмеяться над этим бредовым сном, а потом навсегда забыть. Забыть, забыть, забыть.       Но он не просыпался, а синий свет становился все тусклее.       — То есть… ты мне врал? — прошептал Нечаев и поджал губы.       «Не отвечай. Можешь не отвечать, только молчи, пожалуйста, не говори этого.»       Тишина давила со всех сторон, Сергей словно ждал вердикта судьи. Решения о смертном приговоре.       — Я никогда не врал тебе, Серёж.       Майор чувствует, что снова может дышать. Он слышит искренность и честность в голосе ХРАЗа. Он ему верит.       — Честно-честно? — Сергей позволяет себе улыбнуться и прикрыть глаза. Так кажется, что у них все хорошо и это просто очередной дружеский разговор.       — Честно, Серёжа.       Нечаев готов дать руку на отсечение, но он уверен, что услышал в механизированном голосе усмешку.       — Просто… — ХРАЗ замолкает, а сердце Сергея снова перестаёт биться. — забыл упомянуть одну вещь о себе. Не вини меня за это, хорошо? Надеюсь, ты поймёшь, почему я не рассказал тебе раньше.       Тоска, боль и отчаяние сжали грудную клетку, снова перекрыв доступ к кислороду.       Надо перестать себя обманывать. Они в полном пиздеце, и сейчас, на огорчение всех позитивно мыслящих, никакого выхода из ситуации нет. Остается только перестать вести себя как придурок и вынести из последних минут вместе максимальную пользу. И запомнить. Запомнить ХРАЗа таким: особенным, человечным и называющим его по имени.       — ХРАЗ… не умирай, прошу тебя, — солёная жидкость катиться из глаз, неприятно щекочет нос и щеки. Сергей не может смириться, не хочет принимать такой конец. Да, именно конец, потому что без этой полимерной болтливой перчатки Нечаев не собирался идти дальше. Как показала практика, с каждым поворотом уровень ебанутости возрастал в геометрической прогрессии, и один майор точно не вывезет, как бы сильно его не убеждал в обратном ХРАЗ.       За своими мыслями Сергей пропустил тот момент, когда манипуляторы дотянулись до его лица и стали аккуратно вытирать слезы. Это было мило, он бы даже сказал романтично, если бы ХРАЗ вдруг не решил резко помереть.       — На удивление, Вы выбрали очень удачный термин, товарищ майор.       — Не понял, — Сергей даже глаза распахнул и уставился на эти наглые проводочки. Он уже интуитивно знал, что сейчас придется напрягать голову от большого количества поступающей информации и заумных терминов.       — Знаете как умирает нейросеть? — вопрос был явно риторическим, ведь ИИ продолжил говорить еще до того, как Нечаев успел открыть рот. — Визуально это можно сравнить с человеческим старением и разложением. А на деле части моего кода отключаются один за другим, — ХРАЗ подозрительно замолчал, и Сергей уже подготовился к какой-то еще более отвратительной новости. Вот только все равно оказался не готов. — Я начинаю забывать тебя, Серёж. Это… страшно.       Сергей готов поклясться, что сам почувствовал как умирает. Они оказались связаны слишком сильно, что бы там не пиздел Сеченов про сложности подключения. Они чувствовали друг друга, пусть и не через провода и импланты в теле майора, но это было, в общем-то, не важно. Ощущать смерть кого-то близкого на своей шкуре было испытанием тяжёлым, и Нечаев уже в который раз пожалел, что позволил себе привязаться.       — Нет, ХРАЗ, нет! Не говори этого! Просто заткнись, блять, пожалуйста!       ХРАЗ не заткнулся.       — Я не хочу забывать. Хочу помнить тебя таким. И… и ты не забывай, хорошо? Обещай, что будешь помнить.       ХРАЗ звучал так, словно тоже сейчас разревется. Хотя, Сергей уверен, он бы сделал это уже давно, если бы мог. Но вместо него это сделал Нечаев. Он выл побитой собакой и до боли сжимал правую руку в кулаке. Хотелось придушить самого себя, лишь бы не видеть и не слышать всего этого.       — Обещаю. Обещаю, ХРАЗ, не забуду. Никогда, — слова, на удивление, звучат чётко и уверенно. Майор поражается самому себе, но где-то внутри даже отчасти гордится, ведь смог дать обещание, которое точно не нарушит.       — Спасибо.       ХРАЗ снова тянется к его лицу и вытирает, как может, слезы, что подступили с новой силой. А Сергей старается не смотреть, не видеть почти погасшие светодиоды и то, как медленно двигаются сами манипуляторы. Это слишком сложно, слишком больно. Пусть он и сам не до конца понимает, почему именно.       — Серёжа? — это звучит так взволнованно и нежно, что Нечаев на секунду забывает обо всем на свете. ХРАЗу, видимо, понравилось звать его по имени (и вот чего раньше этого не делал?). Нечаеву нравилось тоже, хоть он и ловил мини-инфаркт каждый раз, но это была терпимая цена, чтобы слышать свое имя, произнесенное этим голосом.       — Что такое, ХРАЗ? — майор пытался вложить в слова как можно больше мягкости. Всю, на которую был способен. Старался соответствовать.       — Можно последнюю просьбу?       — Спрашиваешь еще. Выкладывай, что там у тебя, — Нечаев пытался говорить спокойно, аккуратно перебирая проводки между пальцами, но на самом деле ему было страшно. Одному черту известно, что еще выдумает этот умник.       — Я не знаю, какая из моих систем отключится следующей, но я правда не хочу забывать. Поэтому… хотел бы запустить программу самоуничтожения. Но если тебе так будет сложнее, то я буду оставаться здесь как можно дольше.       Все. Финиш.       Каждое слово клинком вбивалось в сердце, разрывая его на миллион маленьких кусочков. Сергей думал, что больнее уже быть не может, но сильно ошибался.       «Отпустить. Надо отпустить.» — твердил остаток здравого смысла, но на деле хотелось умереть самому. А лучше вместо, отдать свою жизнь тому, кто жить начал только недавно. Пусть и жил только рядом с ним, неотесанным военным, который бранных слов знает больше, чем словарных. В симбиозе много плюсов, но есть и один значительный минус. Если привязаться слишком сильно, то даже смерть выглядит лучше, чем существование одного без другого.       Больно.       Нечаев со всем отчаянием прижимает левую руку к груди, а поверх обхватывает перчатку правой. Он чувствует, как манипуляторы обвили его шею, и на краю сознания майор даже успевает подумать, что это похоже на объятия. Это на секунду даже успокаивает, но слезы снова срываются с ресниц, и Сергей понимает, что еще минуты этого ада он не выдержит, поэтому заставляет себя говорить:       — Прощай, ХРАЗ, — голос, на удивление, звучит так, как надо: передаёт все отчаяние и боль, но также благодарность за все проведённое вместе время. Сергей понимает, что это правильный финал их истории, но смириться все равно никак не может. Это просто не укладывается в голове, а происходит будто не с ним. Но принятие неизбежности уже начало приходить к нему, майор знал, что изменить уже ничего не сможет, а поэтому оставалось только выполнить последнюю просьбу своего друга и, наконец, отпустить.       — Прощай, Серёжа.       Манипуляторы моментально отстраняются от него и прячутся в звезде на перчатке. Нечаев инстинктивно пытается за них ухватиться, но ловит только рассеченный проводами воздух. А в следующую секунду все его тело прошибает током, отчего майор запрокидывает голову назад и удаляется затылком о запертую дверь. Но вся эта боль и близко не стоит с разорванной в клочья душой.       Разряд проходится по всему телу за мгновение и сразу же исчезает, а левая рука ноет от непривычной лёгкости. Одиночество резко оказывается мучительно невыносимым. Наверно, впервые за эти два года, что Сергей себя помнит, он так отчаянно хочет избавится от этого чувства. Оно разрывает все тело на части, впивается иглами в нервы и давит со всех сторон, наровясь раздавить.       Нечаев снова воет. Зовет его, ХРАЗа, по имени, но в ответ слышит только оглушающую тишину. Хватается за голову, рвет на себе волосы. Бьет стены до кровавых следов на костяшках пальцев и носится по всей комнате. Сергей чувствует, как сходит с ума, когда слышит голос ХРАЗа, который пытается его успокоить. Он звучит в голове и одновременно со всех сторон сразу, будто обволакивает майора собой, стараясь спрятать от всего мира.       «Серёж. Серёжа…»       «Все будет в порядке.»       «Ты будешь в порядке.»       Сил больше нет даже на то, чтобы просто стоять на ногах, и майор мучительно кричит, после чего падает на колени. Все мышцы ноют, тело отказывается слушаться, а Сергея все больше тянет к холодному полу.       — ХРАЗ… — звучит жалко и едва слышно. Чужого голоса в голове больше нет, отчего Сергею кажется, что потеря напарника ударила по нему сильнее, чем он думал изначально. Не хватало еще потерять рассудок и оказаться разорванным глючными роботами на радость паскуде Петрову. Нет, не дождётся. Он обещал ХРАЗу, что не забудет. Стоит продолжать жить хотя бы ради этого.       До стены пришлось ползти, только на одной упрямости тащить тело вслед за руками. Почувствовав, наконец, опору за своей спиной, Нечаев расслабляется и делает глубокий вдох. После истерики становится легче, но это только временный эффект, майор прекрасно об этом знает. Но в таком состоянии можно хотя бы мыслить более-менее разумно и принимать решения (исключительно неправильные).       Сергей лениво поворачивает голову и смотрит на перчатку, сознание снова мутнеет, а глаза начинают болеть, словно он смотрит на солнце. Истерика возвращается вместе с новым приступом слез, но этот порыв ему удаётся побороть, а после заставляет себя говорить:       — Агент П-3 вызывает «Челомей», — честно, Сергей даже не надеялся, что из этого что-то выйдет, но перчатка, на удивление, все еще работала. Звезда со скрипом раскрывается, пусть не до конца, но никакие манипуляторы из нее не высовываются, что убивает только что появившуюся надежду.       — Слушаю тебя, сынок. Ты поймал предателя Петрова? — послышался привычно бодрый, но чуть искаженный помехами голос Сеченова.       Раздражает.       Снова Петров, снова задание. Все постоянно говорят об одном, но почему никто не хочет спросить, что он чувствует?..       «ХРАЗ бы спросил.»       Мысли снова уходят не туда, и Сергею приходится встряхнуть головой, чтобы ответить на поставленный шефом вопрос.       — Нет.       — Тогда в чем дело? — если прислушаться, то можно услышать нотки недовольства в голосе Дмитрия Сергеевича, но Нечаеву было, мягко говоря, насрать. Направляющая фигура вдруг стала совсем тусклой и незаметной, совершенно незначимой в сравнении с потерей другого, по-настоящему близкого человека. После такого отрезвления Сергей, наконец, заметил собственную гиперфиксацию, о которой ему твердили поголовно все. Даже ХРАЗ, который, видимо, и правда ему никогда не врал.       — ХРАЗ, — голос ломается еще на первой букве, а произнесенное имя будто режет горло, напоминая о чем-то недавнем и хорошем, но теперь навечно недосягаемом. — Он… его больше нет.       Фокус теряется, глаза затмевает пелена слез, но Сергей не позволяет себе снова сорваться. Нужно сказать, нужно сообщить и было бы хорошо не ударить в грязь лицом перед шефом.       — Что ты имеешь в виду? — всегда собранный и спокойный Сеченов звучит шокированно. И, Сергей уверен, что сейчас, сидя в своём кабинете на Челомее, он был абсолютно бледным и с трясущемися руками. Захотелось даже увидеть его в таком состоянии.       Вдох-выдох.       — Петров оставил ловушку. А он… по его словам, принял весь удар на себя и начал отключаться. А после запросил у меня разрешение на самоуничтожение. Отказывать ему я не стал.       Очередной отчёт, без чувств и эмоций.       Сеченов не отвечал долго. Нечаев даже было подумал, что перчатка перестала работать полностью и тоже отключилась. Но оказалось, что шеф просто осмыслял все услышанное.       — П-3, — он прочистил голос. — поймай и приведи ко мне Петрова, а потом…       — Нет! — майор восклицает так резко, что чуть не подскакивает на месте. Он злобно и глубоко дышит, пытаясь сохранить самообладание, но чувствует как по венам растекается ярость. — Я не пойду дальше без него.       — Но сынок…       — Никаких «сынок», шеф! Я отказываюсь от задания. Отказываюсь выполнять его в одиночку. Простите, Дмитрий Сергеевич, но я не могу.       Сергей глубоко вздохнул и, прежде чем Сеченов успел что-то ответить, сбросил звонок. Его жизнь снова пришла к исходной точке, абсолютному нулю, но отчего-то он почувствовал облегчение. Нечаев прижал колени к груди и отпустил себя, снова скатываясь в истерику. Выл, орал и плакал до тех пор, пока перед глазами не начали мелькать разноцветные пятна, а потом пришла успокаивающая темнота.

Чтобы не забыть И не потерять, Среди всех моих кошмаров Выберу тебя.