Я хочу быть с тобой

Я хочу быть с тобой Я - Страх стискивается в груди тянущим комком боли, перехватывает лёгкие мешая дышать. Забыл где находился, забыл что делал. Просто знал что надо сказать. Словно диктор, словно читающий по бумажке. Словно... Всё свело тупой головной болью, в ушах зазвинело, в голове странно заклокотало, будто что-то рвалось наружу и билось о черепную коробку так страшно, так жалобно, так напуганно. Телом чувствовал себя мышью загнанной в угол, ни туда, ни сюда лишь на неминуемое. Плечи словно кто-то близкий стиснул страх. Только близкие стискивают в объятиях с целью успокоить, тот через объятия вводил внутрь тревогу, лишь больше страха, лишь больше дрожи. Руки показывало, руки трясло, руки сжимались словно готовясь дать отпор. Но какая загнанная мышь даст отпор? хочу быть с тобой Я так хочу быть с тобой Я - Теперь и вправду загнан в тёмное помещение, перед ним нечто насупленное, серьёзное. Смотрящее человеческими глазами, поблёскивающие каким-то пренебрежением, каким-то превосходством над ним. Загнанный и вправду был бессилен, идущий по течению. Заранее определённым течением. Не он его направлял, его уже заранее направило множество. Некто в белом, поднял тяжёлую руку с сжатой пальцами картинкой. Казалось что его пальцы вот-вот затрясёт от отвращения. А жертва течения смотрела, видела то что должно оттолкнуть, вызвать такую же неприязнь, но... Нет, он не мог отобразить на лице несуществующее отвращение. От того было страшно, от того уже навеявало ощущение, что дальше ждёт что-то более жуткое. Это издевательство над ним повторили. Подняли одну фотографию перед стеклянными глазами, другую, третью. Остановились. Тревога нарастала. Услышал шуршащий звук, потом какой-то звонкий, далее руку кольнуло, свело болезненным спазмом, перед глазами снова мелькнуло изображение. Неправильно то, что он видит нечто другое, неправильно то, что находит это привлекательным, неправильно то, что от того что неправильно ему... приятно. Он подарил свою неправильность другому человеку. Сделал его жизнь тяжелее, убил его будущее нормального среднестатистического человека. Горло свело, схватился руками за стул и с него вышло отвращение к самому себе. хочу быть с тобой. Как хорошо что квартира сейчас пуста. Но как плохо, что до сих пор нельзя кричать. Тело ломит слабость, ноги дрожат и скатился по двери прямо на пол. На пороге грязно, но мозг слишком опустел по мыслям, чтобы даже подумать об этом. Как же плохо. Как же противно до сих пор. С трудом согнул колени, обхватил руками, а сжать не смог. Тяжело. Уткнулся лицом в колени, сжал ткань зубами, чтобы подавить жалкий всхлип, вышел лишь шумный вдох. Это лечение. Поэтому же должно быть лучше. Почему из раза в раз только хуже? Почему жизнь стала так в тягость? По щекам сползла горячая влага, осталась убогими каплями. Он сам такой убогий. Такой жалкий. Такой... Одинокий со своей проблемой. Такой пустой внутри. Сейчас особенно, ведь желудок сводило такими спазмами, такой тугой болью. Опустил ладони на пол, попытался подняться, собирая ими всю пыль с пола. Не смог. Тяжело, затрясло всего полностью. Снова уткнулся лицом в колени, сжал зубы и громко отвратительно замычал. Вдрагивал плечами и мучительно мычал, громко вдыхал носом, дрожащими пальцами стискивал ткань. Плечи вздымались, немного задумался что если услышат соседи, то наверное вызовут милицию, посчитав, что мучают какую-нибудь собачонку. Жалкий больной урод. Совсем урывками вспоминаю как добрался до кровати. В один момент просто примкнул головой к дверному проёму, будто бы он разделял моё убитое состояние, будто был сам готов пожалеть меня. Да никому я не сдался сейчас. Даже ебанному куску дерева. И... Ему... "особенному" тоже. Такой как я так ужасно и глупо наверное его обидел. И так странно продолжаю писать письма в пустоту. Хах. Какие-то просто в мусорку пишу. Наверное в ней скопился целый исписанный лес бумаги. Пока лежал на кровати оставил влажной всю подушку. Сегодня и вправду как прорвало. Да меня каждый раз на приёме "прорывает". Только правда не как сейчас, вовсе не на эмоции. Закашлялся, жадно стал вдыхать воздух, на глазах проступили новые горячие капли, которые капали на грудь уже будучи прохладными. Встал с кровати, пошатнулся как после хорошей пьянки и тоже как то смутно припоминаю как оказался в ванной. Как открыл кран, как зеркало заволокло мутью от пара. Резко отпустило, резко стало хорошо. Странновато конечно, что получаю удовлетворение от этого. Хотя не удивительно для такого больного как я. Только нечто подобное может присмерить подобного. Недавно задумывался, что чтобы это "легче" затягивалось на подольше использовать лезвия бритвы. Но остановил себя, боясь что на раковине случайно могут остаться какие-нибудь следы. Мать сойдёт с ума если заметит кровь и не дай боже следы на теле. После небольшого сеанса с самим собой, чтобы успокоиться вернулся в комнату, сел за стол и снова достал листок. Как вчера, как позавчера... Слишком часто стал писать. Так убого. Но так легче. Только твой силуэт во снах до сих пор меня преследует. А преследует так отвратительно, как не должен преследовать. Так... Завораживающее, так... Как это ужасно... Но так ведь горячо. Сворачивается раскалённым стальным клубком внизу живота по пробуждению. Плохо. Противно до дрожи. Я вспоминаю вслед движениям рукой. Нельзя таким образом вспоминать тебя! Это... Я уже потерял какие-либо рамки, их разбило тем - каким удовольствием свело всё тело, потом как приятно расслабилось, мокро и липко стало в ладони. Но разум всё же сильнее пропитался отвращением к себе. Я перестал приходить домой сломленный после лечения только тогда когда завёл её. Зовут Светой. Красивая девушка, которая чем-то меня всё же привлекала. Я даже на минуту подумал что выздоровел. Поделился этим с родителями. Они очень счастливы, но... Боже, когда я увидел их радость кажется опустел ещё сильнее. Желудок свело спазмом, потому что мелькнула мысль как пришел к счастью. Жаль не своему. Ну, и всё равно наверное... Главное они не беспокоятся... Но даже тогда когда я сделал с девушкой это, я получал удовольствие не от неё. Я думал о другом, мне было хорошо от других мыслей. Я не мог смотреть на неё подо мной. Меня сводил с ума этот голос, он перебивал мои мысли, словно приглушал моё удовольствие. По ощущениям всё длилось слишком долго, но Света осталась довольна. В отличии от угрюмого меня, который до сих пор не мог смотреть в её красивые глаза. Я знал что хочу увидеть другие. Но Светланой всё таки не вышло. Но вскоре у меня появилось другая утешительница моей боли, моего одиночества и тоски. Она не была человеком, но честно сказать она по-настоящему меня поддерживала и любила. Ждала меня каждый вечер дома, преданно махала своим хвостом и с безумной любовью во взгляде, которую способна передать собака, смотрела на меня. Жалела меня одинокими вечерами, грустно складывая голову на мои колени, потом скулила призывая проветриться на улице. Кажется, она понимала как никто другой. Когда появился любовник только потом заметил что она как-то интересно на него поглядывает. Словно придирчиво, недоверчиво и с каким-то осуждением. Даже не особо хотела его обнюхивать. У неё с Игорем отношения не особо сладились. Да и прошёл один год, второй, третий, четвёртый, и я понял что сам уже не рад этим отношениям. Не чувствовал ничего, но не мог уйти. Словно что-то держало. Чувства были лишь тогда когда по спине с силой проходился ремень. Чётко чувствовал боль и потребность в продолжении. А то что до сих пор любимое имя заменилось на совсем другое - со временем забылось. Переодически забывалось всё в приятном тянущем ощущении боли. Жгучей воде из раковины, в тяжести дыхания. Дышать было тяжело переодически. Иногда погружаюсь в мысли и словно тону. По-настоящему задыхаюсь, даже чувствую влагу на щеках, конечности ведёт судорогами, слышу всё как под толщей воды. Кажется и жить дальше я стал только на таблетках, в их горьком вкусе, а после болезненном погружении в сон. В тяжёлом, даже страшном погружении. Я так хочу быть с тобой. Но и тонуть в этом омуте в одиночку тоже неплохо. Я ведь привык.