Никогда не забыть

Я глупо создан: ничего не забываю, - ничего! (с)Герой нашего времени

Это был бал, один из тех великолепных балов, где ведрами льется шампанское, где дамы безбожно разодеты, а их кавалеры безбожно пьяны, где горы хрусталя украшают не только столы, но и потолок в претензии на богемские люстры. Еще недавно пробило полночь - занимательнейшее время для молодежи! Модные французские вампиры могут отыскаться в каждом неосвещенном углу, обворожительные ведьмы могут завлечь своей песней в недобром месте... А утром что те, что другие будут спешно искать свою одежду в покоях петербургской аристократии, спокойно разгуливая при свете дня. Но сейчас, на балу, такие вещи не приходят никому в голову - здесь есть собственные вампиры и ведьмы, соблазнители и обольстители невинных сердец. Впрочем, невинные сердца и сами не откажутся пококетничать при случае... - Ах, Жан! Это была чудеснейшая шутка! Евгений, Евгений, постойте... Мы так давно не виделись! На Вас снова этот чудеснейший фрак, как он вам идет... Ох, месье Жульен! Простите-простите... - щебетали дамы на каждом углу, изредка, для разнообразия, меняя имена тех, к кому обращались. Евгений устало прислонился к стенке, с тем чтобы ровно через мгновение присоединиться к очередной веселой компании. - Мари...-он галантно поцеловал ручку даме и по обычаю крепко пожал руки мужчинам, называя каждого по имени. Камерный оркестр играл Баха или что-то похожее на него. Тут же завязалась беседа о чудесных немецких композиторах и музыке в целом; Евгений не принимал в беседе участие и всеми силами старался подавить зевок, что у него просто отлично получалось. Мари тоже не хотела особенно разговаривать, она озиралась по сторонам, ища знакомые лица и более интересную компанию. В разодетой толпе промелькнул силуэт: светлые волосы, черные брови и маленькие черные усы, выразительно-холодные карие глаза и общий скучающий вид... - Ох, Онегин, посмотрите: я его, - небрежный взмах кружевного платка в сторону скучающего человека, - видела на приеме у княгини М.М.! Как он тогда шутил!.. Ой, я вынуждена покинуть Вас... маменька... мы еще встретимся, Евгений? - Всенепременно, Мари, всенепременно... Еще не исчез из поля зрения Онегина фиолетовый подол ее платья, как он уже забыл ее имя и переключился на новую девушку, стараясь держаться поближе к тому странному человеку. "Как жаль, что она не назвала его имени," - промелькнуло у Евгения в мыслях. Молодой человек с холодными карими глазами несомненно привлек его внимание; непонятная скука была в его взоре, даже если он смеялся, а смеялся он часто! И дамы смеялись вместе с ним, полностью увлеченные его рассказом... Евгению показалось, что он чем-то был близок ему, в Онегине зарождалось то же пресыщение праздными удовольствиями, ему так же надоедало лицемерие. Евгению странно хотелось сблизиться с этим человеком, увидеть его душу... Неужели они окажутся совершенно одинаковыми? От размышлений Онегина отвлекло нежно-розовое платье и его очаровательная хозяйка, он тут же, не задумываясь, пригласил ее на танец - была, вроде бы, мазурка, - но в голове его крутился все один и тот же вопрос: "Как же его зовут?"... Мазурка кончилась и показалась ему необычайно скучной; девушка в розовом платье же упорхнула от него в весьма приподнятом настроении. Онегин привык автоматически натягивать на себя образ галантного, образованного, приятного в общении человека... - Боже мой, Григорий, я не могу так смеяться... Евгений встрепенулся, рядом, буквально в трех шагах стоял предмет его мыслей, которого, как выяснилось, зовут Григорием. - Позволите присоединиться? - Онегин аккуратно взял под локти дам, которые были внешне возмущены таким поведением, но внутренне им очень даже нравились наглые люди. Онегин смотрел в карие глаза таинственного Григория. - Отчего же нет? Никто не против,- разрешил Григорий, получив согласие большинства.-Итак, продолжим... - А а вы можете что-нибудь сказать про воон того человека в темно-коричневом камзоле? - поинтересовалась девушка, стоящая справа от Онегина. - Ну что можно сказать... Неинтересная личность. Разложи его по полочкам, так ведь и ничего не останется. Он легок, как ваше перышко на шляпке! Дамы засмеялись, представив, что солидный, толстый аристократ на самом деле красное перо на шляпе их подруги... Девушки вообще смеялись завидно часто. Не повинна ли в этом какая-нибудь физиологическая особенность, появляющаяся при виде удачного кавалера? - Если вы здесь соревнуетесь в остроумии, я вам не помощник, дамы и господа... Не люблю смеяться над людьми, - Онегин вежливо поклонился и отошел в сторону, запоминая заинтересованное выражение карих глаз... В целом бал прошел как обычно. Танцы, такие, что начинают болеть ноги, шампанское и возвращение домой под утро... У выхода из зала его поймал тот самый Григорий, который, немного невежливо окликнув Евгения, сразу протянул ему руку: - Печорин. - Онегин... Григорий кивнул и, улыбаясь каким-то своим мыслям, пошел к карете. Евгений же остался стоять на месте, недоумевая, почему с ним познакомился именно этот человек. За его спиной продолжали шуметь гуляки, и чувствовался немного резкий запах разлитого шампанского, а перед его внутренним взором стояли красивые карие глаза... "Что же он задумал?" Тяжелые двери театра распахнулись; холл тонул в роскоши и золоте, в приглушенном свете свеч, в надвигающемся дожде... Но собравшейся толпе была безразлична погода за окном; она шумела, щебетала, кокетничала, острила, доставала кружевные платки и пристукивала тростью... Печорин здесь ощущал себя каким-то вампиром; он знал, что стоит ему подойти к кому-либо, этот кто-либо будет восхищаться им и говорить точно то, что ему, Печорину, нужно. Девушки будут готовы влюбиться на всю жизнь, мужчины будут беспрекословно повиноваться, стоит ему сказать хоть слово... Григорию надоела такая власть над толпой, он уже взял от этих бесхребетных личностей все, что можно. Высший свет надоел ему до чертиков, Печорин уехал бы еще вчера, но тот молодой человек... Невольно перед его глазами всплыл образ Онегина: золотистые волосы, голубые глаза, вежливая улыбка... Ангел во плоти. Но так ли уж ангел невинен? Печорин слегка улыбнулся - большего себе позволить не мог. Этот человек станет его прощальным подарком самому себе. А потом - Кавказ и, может быть, ему станет чуть менее скучно под пронзительным свистом пуль? Григорий оглянулся, ища знакомое лицо среди гостей. Хотя нет, знаком он был практически со всеми, и искал лишь одно лицо, которое сейчас разговаривало с премиленькой молодой девушкой. Она отчаянно кокетничала, Евгений лицемерил со скукой... Печорин еще раз улыбнулся и пошел к ним. - Здравствуй, мой друг, - сегодняшний вечер обещал быть интересным... Онегин встрепенулся и, как показалось Григорию, искренне ему улыбнулся. Показалось? - Вы тоже пришли посмотреть на этот спектакль?- спросила девушка, стоявшая рядом с Онегиным. - Конечно,- подтвердил он, поражаясь ее глупости. Евгений отвел глаза, видимо, она ему уже надоела. - Вы не позволите на несколько минут занять Вашего кавалера? Девушка кивнула, засмущавшись оттого, что ее посчитали дамой Онегина. У Печорина появилось впечатление, будто сейчас он уводит за руку не мужчину, а женщину. Хотя...Евгений похож. Ему бы платье и волосы подлиннее... Печорин даже решил озвучить это вслух. Просто так. Лицо Евгения приобрело восхитительнейшее выражение недоумения. Редко кому удавалось показывать такие яркие эмоции; но видно было, что высший свет надоел им обоим. "Прощальный подарок? Ну что ж..." - Простите, Евгений, вы не против, если мы пропустим сегодня представление? - Нет... - Вот и хорошо. На улице было холодно; извозчики, изредка поглядывая на небо, быстро сновали по улицам. Город копошился и не прекращал свою жизнь несмотря ни на позднее время, ни на зловещие тучи. - Прогуляемся? - поинтересовался Евгений. - Прогуляемся. Знаете, Евгений, вы меня очень заинтересовали. - За пять коротких минут? - Если точнее, за три и две четверти... Но не в этом главное. - А в чем же? - Не знаю... Просто показалось, что будет правильным увести вас с собой. Но я ведь не знаю, что правильно... Знаете, я, похоже, запутался. Не только в этом простом вопросе, но и в жизни запутался... Смешно, что говорю я это вам... - Печорин немного помолчал, смотря себе под ноги. Мимо промчалась тройка лошадей. - Слушайте. Я вам хочу кое-что сказать, но перед этим пообещайте, что завтра непременно поедете со мной на природу. Обещаете? Евгений кивнул, удивляясь необычно детскому голосу мужчины. - Очень хорошо. "Пожалуй, я задержусь еще на день." Печорин резко приблизился к Онегину, слегка наклоняясь к его уху, будто хотел что-то сказать слишком секретное, предназначенное только для них одних. Внезапно Евгений увидел небо. Темное небо, на котором набухали живые капли... Они сорвались и холодом коснулись его лица. Чужие губы грели, грели и обжигали... Онегин разрывался противоречиями. И обнимающие его руки тоже разрывались противоречиями... Они стояли на тротуаре под искажающими реальность струями дождя. И действительно не знали, где правда, а где ложь... Но не возникало никаких сомнений, что чужие губы на своих - это правильно. И правильно только сейчас. Проснулся Онегин от нестерпимого света, бьющего ему в глаза; шторы были раздвинуты, хотя Евгений помнил, что вчера их плотно закрывал, чтобы поспать чуть подольше. На его кровати сидел Печорин, листая книгу, которую не так давно прочитал Онегин, и хмыкая, если замечал на полях пометку. Евгений зевнул, перевернулся на другой бок, подальше от Григория и от света. Его совершенно не волновало, что в комнате находится посторонний человек, который вчера... - Печорин? Ты...Вы...Вы что здесь делаете? - Жду, пока ты проснешься.Ты вчера обещал поехать со мной на природу. Казалось, Григорий не помнит, что произошло вчера вечером. Это просто вылетело из его памяти, забылось, как несколько приятный сон... Или он не хотел вспоминать? Может быть, Печорин просто пошутил? Ну и шутки у него... Можно ли верить Печорину? Ведь тот поцелуй был таким искренним, таким правильным... Но правильным это было лишь тогда, на темной улице, под обжигающе-холодным дождем и обжигающе-горячими чувствами... А сейчас? Кто Печорин сейчас? Онегину внезапно стало ясно, что Григорий разрушит его жизнь, и тем не менее он не прекращал тянуться к нему, как к солнцу, если только солнце бывает цвета тьмы... - Ты снова там уснул? - Печорин близко наклонился к лицу Евгения, наслаждаясь солнечным лучиком, затерявшимся в золотистых волосах. Онегин покраснел и как-то отстраненно подумал, что краснеть ему не положено по статусу. Он все же мужчина. "А, кстати, каким образом Григорий оказался в моей спальне? Он же вчера только довел меня до дома... Странно, ох как странно... Но это ничего." - Похоже, ты действительно уснул. Как же мне тебя разбудить? - рот Печорина растянулся в издевательской улыбке. - Да не сплю я, не сплю... - Ну и хорошо.Собирайся побыстрее, а то я уже два часа тут жду... Онегин недовольно покосился на него.Он любил понежиться в постели... Но когда они приехали на богом, а конкретнее - людьми, забытую полянку, Евгений искренне пожалел, что издевался над Григорием и медленно одевался. Впрочем, Печорину его хождения по комнате в одной рубашке, похоже, нравились... Евгений никак не мог представить, что под Петербургом могут быть такие места. Хотя было начало лета, луговые цветы уже распустились, и полянка стала похожа на дорогой ковер, нежный и благоухающий. Природа разошлась во всю, не чувствуя на себе железной власти человека, а небо было таким огромным и таким голубым... - Вот сейчас небосвод похож на твои глаза. - Почему только сейчас? - Потому что нигде больше он не бывает таким свободным и несвободным одновременно,- Печорин удобно пристроился у корней шелестящего дерева, за руку притягивая к себе Евгения. Онегин, отвлекшись от пейзажа, с удивлением обнаружил себя на коленях Григория. - Что ты делаешь? - Сейчас? То,что хочу. Мне никто не может этого запретить, даже ты. Они молчали... По лугу летали бабочки и ветер, качавший бутоны цветов. Трава шла волнами, как теплое море. Впрочем, Онегин никогда не видел южного моря и сомневался, видел ли его Печорин. - Знаешь... Как-то грустно становится... Вот цветы на следующий год распустятся снова, снова познают свою молодость, а мы? Мы постареем и рассыпемся прахом по ветру...И на что мы потратили свое лучшее время, свою красоту? На лицемерие и скуку... и даже не познали любовь. И ведь скоро мы превратимся в отвратительных марионеток с неотвязными воспоминаниями о былом... Ты, Григорий, и я... Правда грустно? - Я не умею грустить. - Может, еще не пробовал? - Я не умею грустить о других, а о себе не плачу. И ты не плачь. Быть эгоистом во много раз легче. Просто тогда для тебя не существует чужих проблем. Руки Печорина сильнее обняли Онегина, а после развернули и позволили поцеловать мужчину во второй раз. И разума не было, и спорить было не с кем... А Евгений вырывался, плакал, ругался... улыбался и просил еще... Печорин наслаждался своим подарком себе любимому... Наслаждался, как никогда в жизни. Он еще никогда не приобретал такой власти над человеком, его гордость еще никогда не была так удовлетворена... Онегин на его глазах и в его руках прошел практически по всем ступеням чувств, осталось только одно. Печорин аккуратно сорвал ромашку и запутал ее в волосах Евгения. - Ты знаешь, в чем разница между капризом и вечной любовью? - Нет, - Онегин плавно перекатился на бок, его расстегнутая рубашка зацепилась за алый полевой мак. - Между капризом и "вечной любовью" разница только та, что каприз длится несколько дольше.* - Печорин жестоко улыбнулся и поднял глаза к небу.- К сожалению, ты не был моим капризом... На лице Евгения появилось сначала изумление, а потом гримаса ненависти. Да, этот ангел оказался не настолько невинным... Ангелы не умеют ненавидеть всем сердцем. Но разве ненависть не заставляет думать о человеке больше, чем любовь? Печорин плавно поднялся и, оставляя Евгения добираться самому, пошел вглубь леса. Сегодня вечером он едет на Кавказ. Там наверняка будет такое же голубое небо... Печорин в раздумьях гулял по городу; он даже не думал, что Грушницкий будет строить против него заговор. Но спектакль на водах был не закончен, герои его еще не до конца сыграли свои роли. А Печорин уж постарается, чтобы все дошло до логического конца... Пестрая толпа водяного общества уже порядком ему поднадоела, единственным развлечением его оставалась Вера и молодая княжна Мери с Грушницким в придачу. Внезапно в толпе мелькнула золотистая голова и порядком запыленный плащ, а потом Григорий столкнулся с небесно-голубыми глазами... Тогда, года три назад, он себе врал, что небо на Кавказе такое же голубое. - Онегин! - окликнул он человека. Евгений остановился и на секунду замешкался, вспоминая. Вспоминать ему было больно и боязно. Не столько потому, что его бросил Печорин, как потому, что сразу вспоминался беспечный Ленский и страшная дуэль. Почему он тогда не остановился? Гордость? Эгоизм? Эгоистом оказалось быть нелегко, потому что иногда своих проблем бывает во много раз больше чем чужих. Они завязали разговор, избегая скользких тем. Никому не хотелось знать, что произошло в жизни собеседника - они были уверены, что полностью повторили судьбу другого. Или повторят. Наступал вечер, холодало. Печорин вежливо поинтересовался, где остановился Онегин, и Евгений дал ему свой адрес. На прощание Григорий пожал ему руку, вспоминая ощущения этих рук на своей коже. Нет! Он ничего не забывал, он просто не мог... А поэтому - подворотня, стена и умопомрачительный поцелуй. Просто так. Чтобы разум исчез снова, чтобы его больше не волновал Грушницкий в шинели ли, в мундире ли... Чтобы порочное небо снова вернулось к своему черному солнцу на миг, отпустило и на век забрало. Они оторвались друг от друга и долго смотрели в глаза, как в зеркало. Они оказались похожи, точно так, как похожи буйство и покой. * эта фраза нагло стащена у Оскара Уайльда, "Портрет Дориана Грея"