Цветы распускаются после дождя

Киллуа

      Вечером того же дня Киллуа, обнимая пухлую подушку, лежал на своей кровати. Рядом, устроившись на полу, Аллука в третий раз пыталась пройти одну из самых трудных миссий в игре и особенно сильно клацала по кнопкам джойстика. Получалось у нее не очень – полоска жизни последнего оставшегося в живых персонажа бегло стремилась к нулю. Пару раз, наклонившись корпусом и вытянув джойстик в бок, она увернулась от атак противника, но парой секунд спустя огромная глыба льда раздавила ее героя, и на экране всплыли огромные красные буквы: “Миссия провалена”.       – Черт! – прокатился по комнате особенно громкий на фоне предыдущих рык, и серая кнопка “Выход” окрасилась белым бликом нажатия.       Напряжение в комнате возросло. Киллуа кожей почувствовал заструившееся в воздухе негодование, и эта красотка, причастная к его появлению, глянув на положение щеколды дверного замка, достала из кармана под, следом беззастенчиво затянувшись вишневым дымом.       Впрочем, сегодня ей повезло. Обычно щепетильный к вопросу курения брат никак на эту вопиющую наглость не отреагировал, и, вдохнув еще пару раз, Аллука выдохнула дым прямо в его лицо.       – Нет, правда, ты даже сейчас мне ничего не скажешь? – поинтересовалась она, полностью переводя внимание с игры на разлившегося на кровати брата. Ее руки легли на матрас, а внимательный взгляд будто оставил Киллуа без одежды – долго скрывать от нее правду не получилось бы, но момент признания ради удовольствия стоило оттянуть. Потому невинно пожав плечами, Киллуа беззаботно ответил:       – А что говорить? Ты и так прекрасно знаешь, что я не люблю, когда ты куришь.       Аллуку же так просто было не провести. Ее темные глаза тут же сощурились.       – Обычно ты возмущаешься сразу, как только видишь под. И, если мне не изменяет интуиция, предположу, что у вас с Гоном что-то случилось, – говоря все увлеченнее, она непроизвольно придвигалась ближе, и находясь в паре сантиметров от ее заинтересованных глаз, Киллуа единственное, что смог сделать, так это кивнуть и совершенно по-глупому наивно заулыбаться.       Перекатившись с живота на спину, он, не в силах больше подавлять эмоции, раскинул в стороны руки и мечтательным взглядом уставился в потолок.       – Сегодня и правда произошло кое-что хорошее, – негромко признался он, и с этими словами будто бы сам только осознал произошедшее – по его телу пробежала волна удовольствия. Кончики пальцев едва уловимо защипало, на губах растянулась широченная улыбка, и захотелось кричать о случившемся сегодня в парке на весь мир.       – Меня поцеловал Гон, – вместо крика прошептал Киллуа.       Сидевшая на полу Аллука резко поднялась и встала на коленки. Ее заинтересованный носик тут же оказался совсем рядом, и копна темных густых волос упала брату на лицо.       – Вы поцеловались? – не веря своим ушам, переспросила она, и Киллуа, залившись смущением, кивнул.       – Он меня поцеловал.       Поверить в это и правда было сложно. Ведь Гон в упор не замечал или не хотел замечать столь очевидных чувств. Он молчал, молчал и Киллуа, и ничего не предвещало изменений. Да даже ситуация, что привела к поцелую, была далеко не самая располагающая. Куда больше в прошлом было моментов, когда они могли бы переступить ту самую хрупкую грань дружбы. Сколько несостоявшихся поцелуев было между ними в детстве, когда Гон, смеясь и уворачиваясь, говорил, что целоваться нужно лишь по любви, а никак не из интереса или для опыта. Сколько нежных касаний в уже старшем возрасте закончилось резкими сменами тем и фокуса внимания. И сколько всего в целом между ними происходило… И как обо всем этом можно было не знать и ничего не видеть?       – Вау, – пораженно прошептала Аллука.       Пару секунд она, обмерев, бездумно глядела куда-то сквозь Киллуа, а следом ее замешательство уступило место любопытству. Резко поднявшись, она забралась с ногами на кровать и, сложив их лотосом, воодушевленно схватила ладонь брата, крепко ее сжимая.       – Я уже думала, что этого никогда не случится! – выпалила она.       Киллуа думал также, но на этот раз поцелуй совершенно точно был реальным. Он помнил прохладу оставленной на нежной коже влаги, когда поток ветра коснулся его поцелованных губ.       – Я тоже... Но теперь чувствую, будто бы и в этой безнадежности появился шанс.       Этот крохотный шанс позволил спрятанной в ладонях бабочке надежды выпорхнуть из ослабевших рук. И Киллуа бы мог поймать ее вновь, но так и не посмел сломать ее едва окрепшие крылья. Ведь несмотря на все желания, даже в его мечты давно уже не забирались фантазии о чем-то большем, чем дружба с Гоном. Возможно, на то повлиял страх очередной боли, когда последние надежды разрушились, и даже расставание Гона и Хисоки не помогло ему стать ни на шаг ближе к роли парня. С тех-то пор все романтические мечты и мысли о совместном будущем поганой метлой выметались из сознания, но где-то далеко под наращенной броней желания неистово рвались на свободу.       На этот раз они одержали победу.       Запертые на хлипкий крючок фантазии, словно сдерживаемый поток, прорвавший плотину, сметали на своем пути все баррикады и заграждения, выстроенные долгими годами безответной любви. Киллуа не сопротивлялся, а Аллука только помогла ему захлебнуться в море чувств.       – Конечно это не безнадежно! – заверила она, сжимая брата в крепких объятиях. – Тем более когда он сам тебя поцеловал!       Ее слова вселили еще большую уверенность. Руки сошлись на тонкой девичьей талии, и Киллуа подумал, что, наверное, настало время сделать наконец шаги к своему счастью. Тем более когда появился столь удачный повод, а на горизонте обозрения Гона вот-вот вновь замаячит Хисока. Его, уехавшего с отцом в другой город, Киллуа должен был опередить. Ведь другого случая может и не представиться, а смотреть на то, как Гон вновь вспоминает о существовании человека, что даже не знает о собственной дочери, Киллуа хотелось меньше всего. Да и думать о нем, портя себе настроение, желания также не было.       Потому, отвлекаясь от собственных мыслей, Киллуа решил действовать сразу. Потянувшись к телефону, он как бы невзначай заговорил:       – Кстати, мы с Гоном договорились покататься на скейтах, если ты сможешь посидеть с Анвел…       – Конечно! – даже не дослушав его до конца, взбодрилась Аллука. Заслышав имя малышки, она встрепенулась, оторвалась от груди брата и быстро-быстро закивала. – Я могу… хоть завтра!       Наверное, Киллуа и правда стоило начать беспокоиться о такой ее любви к детям, но ему данный расклад играл на руку. Аллука была совершенно не против им помочь, Гон мог немного передохнуть и вспомнить, рассекая на скейте воздух, что он еще совсем юн, и самое главное они с ним могли побыть вдвоем, посвящая время лишь друг другу.       – Завтра у меня пары до вечера, – вспомнив расписание, остудил пыл сестры Киллуа. – Но вот в воскресенье было бы неплохо. Можешь?       Аллука кивнула. А затем совершенно заговорчески сощурилась и произнесла:       – Это же свидание?       Конечно Киллуа хотелось бы, чтобы то было свидание… но он лишь покачал головой. Для этого было слишком рано.       – Тогда купи цветы и будет свидание, – как ни в чем не бывало пожала плечами Аллука. В ее идеальном мире все было так просто! – Красные розы – символ любви и страсти. Да и к тому же они практически всем нравятся.       – Гон парень, – возразил Киллуа.       – Но он омега, – резонно не согласилась с ним сестра.       – Я все равно не думаю, что готов к этому шагу.       Аллука невозмутимо пожала плечами.       – Как знаешь.       Тут вдруг громко возвестил о входящем сообщении стоящий на зарядке розовый телефон, и Аллука отвлеклась, перемещаясь обратно на пол и принимаясь клацать длинными ногтями по экрану. Кому и что она писала для Киллуа было загадкой, но на этом их диалог стих.       Запах вишни давно развеялся, а на языке остался чуть сладковатый привкус. Возможно, от прилива возбуждения шалили гормоны, а может на кончике языка скопилось предчувствие перемен, ведущих к лучшей жизни. Хотя до лучшей жизни путь предстоял не близкий. Один поцелуй, за который Гон просил прощения, был несравнимо мал, чтобы предаваться мечтам, но… Счастье, взбудоражившее каждую клетку тела, рисовало воздушные замки. В них Киллуа действительно мог подарить Гону те самые красные розы, о которых говорила Аллука, но вполне благоразумно эти фантазии он так скоро воплощать не собирался. Впрочем, и так уже хватало поводов для радости.       Вспомнив сухие и шершавые на ощупь губы Гона, Киллуа незаметно для сестры коснулся своих губ, невесомо провел по ним пальцем, и, вновь почувствовав приятную дрожь в теле, скрутился клубочком.       Из динамиков телевизора заиграла музыка – Аллука вновь зашла в игру.       – Ладно, последнюю и спать. – Она щелкнула кнопками, глубоко вздохнула и выдохнула. – Если этот чертов уровень мне не поддастся, я удалю эту игру.       Киллуа не стал напоминать, сколько раз она грозилась и удалять игры, и переставать в них играть, и в целом касаться приставки.       – У тебя получится, если будешь аккуратнее, – лишь сказал он, запрокинув голову к экрану. – Вон в том месте у горы можно укрыться от физических атак.       – Я хочу выиграть честно! – возразила Аллука, но спустя пару минут все же забралась на выступ скалы, избегая части урона.       Пришлось немного повозиться, но в итоге победа оказалась у нее в кармане. Экран окрасился голубыми бликами, заиграла приятная музыка, и в счетчик монет сбоку посыпались золотые. Довольная и измотанная Аллука откинулась назад, спиной упираясь в край кровати.       – Ладно, будем считать, раз это их баг, значит я играла по правилам.       – Ага, – смешливо отозвался Киллуа, за что получил легкий шлепок по плечу.       – Да, кстати. О Гоне. Ты обязан мне будешь потом все-все рассказать, как вы с ним покатаетесь. Вот чтобы все запомнил и все пересказал, а то я тебя знаю, потом не дождешься! – на волне победы начала причитать Аллука. Выключая приставку, она успела припомнить десяток-другой невыполненных Киллуа обещаний и распалилась пуще прежнего, когда вспомнила, что недавно последней из семьи узнала о приезде Хисоки.       – И да, – уже в дверях произнесла она. – Я тут недавно слышала… как Хисока спрашивал у Иллуми о Гоне. Я не смогла тогда расслышать, что именно он спросил и что ответил братец, но подумала сейчас, что тебе наверное стоит об этом знать.       О Хисоке и о том, что тот хочет встретиться с Гоном, Киллуа знал, а потому слова сестры послужили не более чем напоминанием – действовать предстояло быстро.       К намеченному дню все складывалось прекрасно. Теплая, как уточняли синоптики, аномально жаркая для данного времени года погода растопила сугробы и высушила тротуары и дороги, открытые солнцу. За каких-то пару дней зима из ледяной царицы обернулась теряющей позиции барыней, что напоследок успеет пару раз хлестнуть своей холодной плетью, но неминуемо отступит, открывая дорогу долгожданному теплу. За прошедшую неделю на улицах стало оживленней, темп города ускорился, а люди поснимали с плеч пуховики, сменив их кто на нарядные пальто, кто на прохладные плащи, а кто на объемные кофты с капюшоном и широким карманом для рук на животе. У Киллуа тоже валялась одна такая в шкафу, с рисунком панды, но, одеваясь, он предпочел ей утепленную ветровку с кожаными рукавами и нашивками на плечах. Блестящая и новая, она не очень-то подходила для катания, но падать с доски Киллуа не собирался, а потому сделал ставку на красоту, а не практичность.       Также буквально за день выяснилось, что большинство пар, намеченных на понедельник, будут перенесены на другие дни в связи с болезнью преподавателя, и свободного времени нежданно-негаданно стало еще больше. Теперь можно было не беспокоиться за домашние задания и полноценно насладиться выходным в компании с Гоном. Наедине с ним.       Казалось, удача, открыв наконец дверь, под руку шла вместе с Киллуа, и даже намеревавшийся вернуться этим вечером из командировки отец с утра сообщил, что задержится еще на пару дней. А это означало, что задержится и Хисока. А там гляди и отпуск его закончится, и не успеет он вновь появиться перед Гоном и истрепать ему душу. Хватит уже того, что было. Гон только-только перестал ждать его возвращения.       – Ну что, готов? – послышался из-за двери голос Аллуки, и Киллуа, мотнув головой и достав напоследок скатившуюся за воротник футболки цепочку, удовлетворенно окинул взглядом отражение и, произнеся короткое: “Да”, – двинулся к выходу.       В квартире Гона царил хаос. Пока он готовился к прогулке, подкручивал болты колес на скейте, искал давно запрятанную на верхние полки спортивную одежду, подготавливал минимальный набор игрушек и вкусняшек в помощь Аллуке, Анвел, совершенно бессовестно пользуясь свободой, стянула с дивана одеяла, подушки и пледы, устроив из них кубло на полу. Туда же вытряхнула содержимое пластмассового кубика с фигурками разных размеров и форм, которые необходимо было выставлять в подходящие отверстия на фасаде, перекрутила одеяла в узел и быстро потеряла к сотворенному безобразию интерес, усевшись у ног папы и играясь своим любимым синим “сйоником”.       Гон невозмутимо хранил спокойствие, но, когда зазвенел звонок, и он, поспешив к двери, в коридоре запнулся о разбросанную обувь, то даже за дверью в подъезде Киллуа услышал его отчаянное негодование. Впрочем, дверь открыл улыбчивый и невероятно посвежевший за отпускную неделю молодой отец. Его глаза вновь светились блеском, а движения были легки и уверенны. Рассыпавшись в извинениях за устроенный дочерью творческий беспорядок, он ногой расчистил проход, сгребя всю обувь в угол, и пригласил гостей пройти.       – Вы тут присядьте пока на диван. Я сейчас все приберу, – засуетился хозяин квартиры, вытаскивая из кучи белья на полу покрывало. – Вот что значит ее без присмотра оставить… – запричитал он, явно чувствуя себя неловко. – Но, Аллука, не беспокойся, я просто ей внимания не уделял, а она как раз активная была… Тебе будет проще. Да и тут скоро послеобеденный сон. Охх…– выдохнул Гон, совершенно запутавшись в концах одеяла.       Спешка и вызванная ей неуклюжесть на руку ему не сыграли. Смятая ткань, постоянно перекручиваясь, не желала расправляться. Сначала один ее угол угодил Гону в ладонь неправильной стороной, отчего одеяло, загнувшись посередине, повисло на натянутой стороне, а затем под руку при перехвате попался другой угол, противоположный уже взятому.       Проследив за этими суматошными действиями, Киллуа не остался в стороне и, подойдя со спины, положил ладонь другу на запястье.       – Стой. Я помогу, – произнес он, и не ожидавший касания Гон, обернувшись, удивленным взглядом наткнулся на его лицо, оказавшееся в паре сантиметров от смуглого кончика носа.       Мир будто бы застыл на мгновение. Их ладони непривычно осторожно касались друг друга, на коже ощущалось чужое дыхание, и после того поцелуя в парке, видимо что-то сломалось. Раньше столь простые прикосновения никогда бы не вызвали смущения. Подумаешь, близость – для друзей обыденное дело. Но в этот раз Киллуа поспешил отстраниться. Отведя взгляд и забрав из рук Гона уголки ткани, он не заметил, как растерянный друг чуть ссутулил плечи.       – Собирайся, – как можно более беззаботно бросил Киллуа, уделяя все свое внимание несчастному вновь перекрутившемуся одеялу.       – Да, – ответил негромкий голос, а затем увереннее добавил: – Спасибо!       Наблюдавшая с дальней стороны комнаты за развернувшейся прямо перед ее глазами картиной Аллука, дождавшись завершения, как ни в чем не бывало деловито поинтересовалась:       – Ты мне потом объяснишь, что и где лежит?       – Конечно! – схватился за протянутую ему ниточку Гон. – Сейчас переоденусь и все расскажу! – заверил он, ярко, но не по-настоящему улыбаясь. Следом подобрал с комода подготовленную стопку вещей и поспешил скрыться в ванной, оставляя Аллуку и Киллуа разбираться с устроенным Анвел беспорядком.       Впрочем, интерес к уборке возник только у раскрасневшегося от смущения Киллуа. Его сестра, устроившись на стуле около рыжеволосой принцессы в симпатичном платьице, лишь довольно улыбалась, не сводя пристального взгляда с братца. Хорошо правда, что она благоразумно молчала, оставив все разговоры до более уединенного места. И потому Киллуа спокойно мог сделать вид, что сосредоточен на диване, и попытаться успокоить сердце, что, казалось, выпрыгнуло из груди и вновь встало на место лишь тогда, когда Гон отвернулся.       Всего пару минут назад между ними впервые возникло напряжение. Романтическое ли? Сексуальное? Киллуа не был хорош в определении чувств, но он хотел бы испытать его вновь, чтобы в следующий раз наконец осмелиться.       Когда хозяин квартиры одетый вернулся из ванной, Киллуа в ожидании сидел на заправленном диване, а Аллука вместе с Анвел собирала фигурки в тот самый валявшийся в покрывалах кубик. Девчонка увлеченно пыталась засунуть красный квадрат в круглую дыру, пока аккуратный пальчик с длинным ногтем постукивал по нужному отверстию. В комнате стало чисто, тепло и уютно.       – Готов? – обернувшись к застрявшему в дверях Гону, уточнил Киллуа.       – Угу. – От кивка темные отросшие пряди скатились к лицу. Гон быстрым и милым движением заправил их за уши, убрал в шкаф домашние вещи и позвал Аллуку, принявшись рассказывать ей об Анвел: – Аллука, смотри, там на столе в кухне я оставил печеньки и сок, если она будет капризничать, можешь ей дать. Еще поменял подгузник и, надеюсь, тебе с этим не придется сталкиваться… А и… – засуетился отец, показывая и открывая все тактильные книжки, которые любила его дочурка, и коробку с игрушками, в которой Аллуке тоже можно было найти для нее занятие. Еще он отвел выпускницу к холодильнику, показал, где стоит манная каша, объяснил, как ее греть и во сколько Анвел кормить, если вдруг они с Киллуа задержутся.       От его торопливых и подробных объяснений могла пойти кругом голова. И Киллуа удивлялся, как его сестре удалось все запомнить с первого раза так легко, что когда Гон начинал повторяться, она умудрялась закончить предложение за него. Это даже вызывало зависть. Киллуа понадобилось значительно больше времени на изучение всех потребностей Анвел. Впрочем, сейчас он справлялся с этой прекрасной звездочкой немногим хуже ее отца.       Наконец, когда все объяснения были закончены, Аллука с Анвел на руках закрыла за друзьями дверь.       – Все же я волнуюсь, – стоило дверному замку защелкнуться, а удаляющимся шагам стихнуть где-то в комнате, выдохнул Гон. Он крепко сжал ладонью край доски, а его брови съехались к переносице.       – Если даже Аллука не справится, она позвонит, и мы тут же приедем обратно, – спокойным голосом заверил Киллуа. – Пойдем, попробуем доехать до того ларька, где продавали дешевое мороженое. Интересно, его там еще продают?       Оказалось, продают. Правда уже совсем не то и далеко не дешевое, да и кроме мороженого чего там только не было! Гон выбрал хот-дог, как и полагается со странной сосиской и кучей майонеза и кетчупа. Киллуа остановился на пломбире в рожке. Оплатив заказ, он поставил доску обратно на асфальт и в одно скользящее движение подъехал к довольному жующему сухую булку другу. Приземлился рядом на скамейку и, устроив одну пятку на крае сидушки, откинулся на спинку.       Ларек находился в самой проходной части большого парка. Вокруг сновали прохожие, на площадке играли дети, но сидеть на спрятанной в ветвях кустов лавочке было комфортно. Запыхавшийся с непривычки Гон расстегнул куртку и размотал взмокший шарф. С аппетитом откусывая куски от теплого, пускающего пар хот-дога, он выглядел счастливым и радостным. Его влажные волосы слиплись в иголки, и острый нос по-ежиному забавно втягивал приятный аромат фаст-фуда.       Они отлично покатались. И сколько бы Гон не прибеднялся, сноровки он совсем не потерял. За все пройденные кварталы лишь один раз споткнулся, пытаясь избежать столкновения с разыгравшейся и оказавшейся на пути собакой. В остальном же, уже спустя пару минут после старта от дома, Гон чувствовал себя на скейте почти так же уверенно, как раньше. Киллуа даже не пришлось замедляться, чтобы не уйти в отрыв. А на какой-то недолгий момент Гон умудрился вырваться вперед.       Впрочем, все встало на свои места в парке. По ровной асфальтированной дорожке в одиночку Киллуа легко бы мог катиться быстрее, но рядом с Гоном ему не хотелось спешить. Такой прекрасный солнечный день, легкий ветерок и шум колес чужого скейта дарили ощущение простоты и легкости. Проживать их торопясь – словно терять само чувство жизни. Наоборот охота было запомнить каждое мгновение, позабыть обо всех проблемах и… прочувствовать. У Киллуа получилось.       Откусывая морозящий зубы кусок пломбира, он словно погрузился в детство и вдруг вспомнил:       – А помнишь, ты как-то уверял меня, что если есть мороженое зимой, заболеешь?       Озорно покосившись на рожек, Гон хмыкнул.       – Я до сих пор не понимаю, как тебе удается этого избежать.       – Закалка, – пожал плечами Киллуа, предлагая другу стаканчик. Тот покачал из стороны в сторону головой. – А зачем ты согласился поехать сюда? Тоже ведь не знал, что здесь теперь и еда есть.       Гон, растянув губы в улыбке, отвернулся.       – Ты иногда такой… нудный, – заменил он слово “душный” и следом повалился на бок, задетый острым плечом. – Мне было все равно куда поехать. Главное с тобой.       Эту фразу Киллуа не представилось возможным понять по-другому. Он вмиг разомлел. Замер под боком друга, от прилива радости и смущения ткнул носом в торчащий из-под куртки капюшон толстовки и представил, как будь он смелее, так точно бы опустил руку Гону на плечи, ладонью повернул тому голову и поцеловал шершавые губы. И не было бы ему дела до незнакомцев, снующих в округе, до собственного стеснения и вкуса сосиски с кетчупом в чужом рту. Одним словом – романтика! Однако вместо осуществления фантазий, он, теребя пальцем фантик мороженого, пялился в неровную плитку перед скамейкой, по которой громко курлыча вышагивала парочка наглых голубей.       – Ммм… было даже вкусно, – вырывая Киллуа из мыслей, заговорил Гон. Он салфеткой вытер свои соблазнительные губы и сложил оставшийся мусор в пакетик, только тогда замечая, что друг так и не покончил со сладостью. – Так, – толкнул он прилипшее к его боку чужое плечо, – доедай свое мороженое, и, пока Аллука не позвонила, давай сгоняем в тот двор, где двухместные качели, – в тоне его голоса невольно проскользнули командирские, совсем родительские нотки, заставившие Киллуа ярко улыбнуться и засмеяться.       – Так точно, папочка! – отозвался он, за что тут же получил в бок еще один тычок.       Качеля, о которой шла речь, находилась между двух стареньких домов недалеко от парка. Путь туда занял всего несколько минут, и из-за края гаража выглянула пустая двухместная сидушка. На удивление, в столь оживленный час двор оказался совсем пустым. Правда, вполне может быть, что на то повлияли лужи, захватившие всю площадку.       Бросив скейты на траве у входа, друзья по клочкам сухого песка пробрались к качелям и по очереди с разбега прыгнули на сидушку, миновав глубокую лужу под ногами.       Дальше дело оставалось за малым. Синхронными движениями раскачав качели, они взметали в воздух так, что поднимались ноги, задерживались на секунду и с силой летели обратно, вцепляясь в ручки, чтобы не упасть. И, как и в детстве, на этих качелях было по-особому уютно. С их высоты виднелся из-за крыш гаражей парк с голыми стволами деревьев и железным колесом обозрения, казалось ближе высокое голубое небо, будто припыленное невидимой вуалью образующихся облаков, и сияло яркими бликами солнце, отраженное от стекол высотки. Оно же припекало им спины и макушки и баловало таким необходимым после зимы теплом.       И пока Киллуа млел от касания их пальцев на общей для двух сидушек ручке, Гон, не давая набранной скорости утихнуть, усиленно махал ногами и раскачивался туловищем. Он ребячился и выглядел совершенно счастливым. Таким свободным и озорным, что Киллуа сам ощущал разливающиеся по телу удовольствие и совершенно бесстыдно пялился в сверкающие искрами карие глаза. И в этот момент стало понятно, что все задуманное получилось – он смог подарить Гону эмоции. А поцелуи и все те тайные мысли, что посещали Киллуа в постели, обязательно приложатся когда-нибудь после.       “Главное с тобой”, – вспомнились Киллуа такие важные и значимые слова. Его мизинчик сжал большой палец держащейся за качели ладони Гона, а губы растянулись в улыбке, пока глаза неотрывно следили, как перекатывается через пик высоты желтая кабина колеса обозрения.       Звонок от Аллуки раздался на обратном пути к дому. Звонкая мелодия нарушила тишину кофейни, в которую Гон заглянул купить сладостей к чаю, и, выключив звук, Киллуа кивнул в сторону выхода, предупреждая друга, что подождет за дверью.       В шуме улицы шепот Аллуки звучал едва слышно при максимальной громкости динамика. Киллуа пришлось заткнуть свободной рукой противоположное ухо, чтобы расслышать ее слова. Оказалось, что пару минут назад его сестре позвонила мама и предложила съездить то ли в магазин, то ли просто в торговый центр – Киллуа так и не разобрал ее возбужденных слов, – но теперь Аллука торопилась домой и интересовалась, как быстро друзья смогут вернуться. К ее радости, они были всего в паре кварталов от дома.        – Хорошо. Мы недалеко, жди, – ответил сестре Киллуа, когда Гон бедром толкнул дверь кофейни, придерживая одной рукой скейт, а другой пакетик со сладостями.       Заслышав окончание фразы, он ощутимо напрягся, и волнение тут же пробралось в его голос:       – Что-то с Анвел?       И для Киллуа это беспокойство было чертовски милым. Гон был отличным отцом: заботливым, ласковым и внимательным, но, когда дело касалось доверия… да разве Киллуа бы стоял так спокойно перед ним, если бы с Анвел действительно что-то случилось?       – Все хорошо, она еще спит, – поспешил он заверить тревожного молодого папу. – Аллуке просто нужно по делам.       Лицо Гона на глазах разгладилось от морщинок.       – Тогда поторопимся? – спросил он, быстро опуская доску на брусчатку тротуара. И, не дожидаясь ответа, оттолкнулся посильнее и проскользнул вперед между яркими одеждами прохожих, игриво махнув отстающему рукой.       Киллуа озорно усмехнулся, в очередной раз поразился его мгновенной смене настроения и секундой следом рванул вдогонку за ускользающим из виду красным капюшоном потертой ветровки.       В этой игре Гону почти повезло. Он вполне смог бы приехать во двор первым, если бы не светофор. Этот молчаливый регулировщик в самый неподходящий момент загорелся красным, позволяя Киллуа нагнать упущенное расстрояние и пробраться между спин прохожих к дороге.       – Я все равно буду быстрее, – заявил Гон, стоило другу поравняться с ним у края тротуара.       Киллуа распыляться на слова не стал, а затем в паре метров следом умело обогнал на повороте, зайдя в него на скорости.       Мимо проскользнула торцевая сторона дома, заборчик клумбы, первый подъезд, второй, и у третьего Киллуа затормозил, заскакивая под широкий навес крыльца и наблюдая, как Гон, чуть покачнувшись, заворачивает следом.       – Не угадал, – с улыбкой отозвался победитель. – Первым пришел я. – Демонстративно вскинув подбородок вверх, он приложил руку к груди в особенно горделивом жесте, как неожиданно за его спиной распахнулась дверь, выпуская на улицу стайку мелких сорванцов. Мальчишки лет семи, громко смеясь вывались на крыльцо, пихая самодовольно задравшего подбородок парня.       – Ой! Дяденька, простите! – воскликнул первый выбежавший пацаненок с курткой набекрень.       За ним в спину Киллуа врезался еще один, длинноногий и нескладный, чуть не перекувыркнувшийся от столкновения, и повалился на асфальт. Впрочем, упав на руки, он резко вскочил, затараторил извинения и, косясь на убежавших к турникам друзей, сломя голову умчался их догонять.       Триумф Киллуа был испорчен. Его торжествующая улыбочка съехала в недовольную гримасу, и тут засмеялся уже Гон.       – Ну что, получил за первое место? – похлопал он друга по плечу, ловя распахнутую мальчишками дверь, которая теперь медленно захлопывалась. – Бери скейты и пойдем.       – Вообще-то мне полагался приз… – в ответ пробубнил Киллуа.       – За то, что обогнал человека, что уже два года не катался?       – Но я же все равно выиграл… И между прочем ты не прибедняйся! Это было не так легко, как я рассчитывал, – проходя вслед за другом в темный после яркого солнечного света подъезд, продолжил победитель.       – Ну так и быть, угощу тебя орешками со сгущенкой.       – Ты и так бы меня ими угостил.       – Хорошо… Может придумаю что-нибудь другое,– эта фраза прозвучала так нежно и тепло, что невольно подарила надежду.       Они поднялись на два этажа выше, постучались в старенькую дверь, и, пока Аллука спешила к порогу, Киллуа подумал, что лучшего подарка, чем поцелуй, он бы не получил. Впрочем, произнести свое желание вслух он бы все еще не осмелился. Так что орешки были не таким уж плохим вариантом! К тому же сладким и вкусным.       Стоило двери открыться, как за ней возникла полностью собранная Аллука. Она спешила и, с широкой улыбкой заключив Гона в объятья, кивнула Киллуа, побежав вниз по ступенькам. Стены подъезда отразили ее звонкий голос, крикнувший прощальные слова, а затем раздалось приглушенное пиликание двери. Парни переступили порог.       Анвел все еще спала в кроватке, не разбуженная тихим стуком в дверь, и друзья расположились на кухне. Гон поставил чайник. Киллуа разобрал пакет с кофейни, составил грязную после кормления малышки посуду в раковину и усадил покачнувшегося друга на стул.       Гон негромко рассмеялся.       – Знаешь, у меня еще когда мы остановились у ларька с хот-догами, бедра заболели, – признался он, устраивая вытянутые ноги на соседним стуле. – Потрогай.       Доброжелательная улыбка и легкий кивок, подтолкнули застывшего Киллуа к действию. Смяв в полоску губы, он сделал шаг ближе, несмело опустил руку на чужое бедро чуть выше колена и пальцами почувствовал, как сокращаются под кожей мышцы. Рефлекторно сжал ладонь сильнее.       Гон на выдохе издал сдавленный стон. И нет чтобы отпрянуть, Киллуа, пребывая будто не в себе, медленно опустился перед ним на колени, скользнул пальцами в бок, сжал подрагивающие мышцы и, опустив вторую ладонь на другую ногу, принялся делать массаж. Размеренными, скользящими движениями его руки разминали худые бедра. Длинные волосики под пальцами щекотали ладони, а на лбу выступил пот, когда большие пальцы его рук забрались под край домашних шорт, которые Гон успел нацепить, как только за Аллукой закрылась дверь. Зеленая ткань от касания встопорщилась, открывая внимательному взгляду соблазнительный вид на край длинных боксеров.       На мгновение Киллуа замер. Он видел Гона в нижнем белье бесчисленное количество раз, видел его обнаженным и как-то даже стоял с ним в душе, пока тот мылся, помогая держать загипсованную ногу. Конечно, большинство из этого было в далеком детстве и мало чем могло помочь в настоящем, но при виде ног Гона Киллуа еще никогда не впадал в ступор. Впрочем, это “никогда” не касалось ситуаций, когда его ладонь совершенно бессовестно пробиралась под край шорт, сжимая твердые мышцы. Такое было впервые.       Однако, несмотря на новизну ощущений и смущение, Киллуа продолжил. Медлительность выдала бы его скрытые фантазии, что с каждой секундой воплощал в реальность непредвиденный массаж. Его ладони вновь безнаказанно заскользили по ногам, увереннее и тверже, бесцеремонно забирались под шорты, и Гон их не останавливал.       Голова вскружилась. Вседозволенность путала мысли, а сладкий запах его феромона щекотал ноздри. Киллуа почувствовал, как возбуждается. Не отстраняясь, на поводу желаний он скользнул пальцами выше и как бы случайно пробрался под край боксеров. В следующую секунду жаркий трепет растекся по его груди, и вдруг воздух вокруг стал тяжелее. Киллуа ослабил внимание. На секунду потерял контроль и… его феромон окрасился горькими нотами желания.       Гон не мог этого не заметить. В комнате стало душно.       Киллуа замер, не решаясь шевелить пальцами. Смущение окатило его остужающей волной, и физическое возбуждение спало так же быстро, как появилось, но феромон не мог перестроиться так быстро. Бледное лицо покрылось красными пятнами. Отмерев, Киллуа аккуратно вытащил пальцы из-под края шорт.       – Так должно быть лучше, – произнес он, не отрывая взгляда от темных волос на чужих бедрах. Поднялся, отряхнул дурацким движением чистые колени и сбежал к кухонному шкафчику делать чай. Неловко взял кружки, что звонко зазвенели стеклянными боками, и несколькими движениями спустя умудрился рассыпать сахар.       – Черт! – Тело вело себя, как неродное. – Я сейчас все уберу… – начал он было оправдываться, как за спиной услышал движение, а затем чужие руки нежно обвили его вокруг талии.       Гон прижался сзади. Опустил щеку на плечо, сцепил руки на животе и негромко, даже ласково произнес:       – Не переживай, – его шепот будто бы пробрался под кожу. – Так бывает иногда…       Киллуа замер с тряпкой в руках. Его сердце забилось, а феромоны вновь грозили необузданным потоком вырваться наружу.       – Когда слишком много чувств, их бывает сложно контролировать, – продолжил Гон, совершенно сбивая с толку. – Я тоже раньше не мог. Так что это не страшно. Я все понимаю…       Значило ли это, что он понимает все? Значило ли, что можно было больше не скрываться? Или озвучить вслух свои чувства? Киллуа не знал, и хоть ответ вряд ли был написан на чужом лице, в теплых объятьях ему захотелось развернуться.       Он отложил тряпку, смел ладонью от края столешницы сахар, а затем осторожно вполоборота оглянулся, заставив Гона поднять щеку с его плеча.       Как и ожидалось, простого ответа не последовало, но в радужке карих глаз плескалось спокойствие. В отличие от раскрасневшегося Киллуа, Гон смущен их разговором или близостью не был, казалось, он даже не был удивлен, когда их губы соприкоснулись. Киллуа сделал крохотное движение, преодолел пару сантиметров и поставил в истории их дружбы запятую.       На этот раз все было серьезно. Их губы сначало нежно, потом все уверенней принялись ласкать друг друга. Мягко терлись носы, вкус слюны постепенно смешивался, и в какой-то момент язык Киллуа неожиданно легко пробрался в рот Гона. Внутри него было жарко и влажно, и невероятно сладко. На практике все ощущения, что представлялись Киллуа невероятными, оказались неподвластными описаниям. От них он тонул, терял рассудок и в какой-то момент отдался случаю. Позволил себе чувствовать. А затем, ведомый этими чувствами, полностью обернулся, прижал Гона к груди, ладонью удерживая его между лопаток, сплелся с ним языком и почувствовал, как смешались в воздухе запахи их феромонов. Они так подходили друг другу! И кто знает, чем бы мог этот поцелуй закончиться, если бы из зала не донесся грохот.       Гон мгновенно отстранился и, не успев поправить задранную одежду, кинулся на звук. В комнате проснувшаяся Анвел разбрасывалась игрушками.       – Ты проснулась, моя звездочка, – послышался ласковый голос, и следом раздалось довольное кряхтение.       Сердце Киллуа барабанило в груди. Ноги будто бы превратились в вату, но сделанный шаг к окну оказался вполне уверенным. Едва приходя в себя, Киллуа открыл на проветривание окно, впуская в наполненную феромонами кухню свежий влажный воздух. На дворовой площадке играли все те же, врезавшиеся в него, мальчишки, а под домом проехала скрипящая тормозами машина. И такой привычный вид знакомого двора позволил успокоиться быстрее. Киллуа пару раз вдохнул и выдохнул, бросив короткий взгляд на дверь, пока никто не видит, поправил свое возбуждение в джинсах и вернулся к приготовлению чая.       Его все еще немного потряхивало от переизбытка чувств, когда на кухню зашли Анвел с Гоном, но на этот раз ложку с сахаром Киллуа не уронил. Чуть погодя Анвел, окончательно проснувшись, утянула на себя все внимание, бессовестно пользуясь любовью дяди. И за весь вечер произошедшее на кухне так и не удалось обсудить. Впрочем, все волнение Киллуа окончательно растворилось в приливе радости, когда прощаясь, на вопрос: – “Могу ли я прийти завтра?” – он получил улыбку и короткое: – “Да”.