***
Аль-Хайтам снова видит красивый сон, в котором Нилу танцует только для него, нежно проводя руками вдоль своего тела, а потом вытягивает их за спину и взмахивает, словно крылья птицы. Под её ногами прорастают красивые цветы и яркая зеленная трава, что щекочет её, и она смеется, так звонко и громко, что Хайтам впервые понимает, что такие прекрасные ощущения не чужды его сердцу, и все это далеко не сон. Звук бьющегося сердца в его груди, ощущение, будто бы внутри тела маленькие огоньки танцуют на всех органах разом, а там, где-то ближе к желудку распускаются красивые цветы, такие же какие появляются под ногами девушки. Хайтам широко раскрывает бирюзовые глаза, окончательно отрываясь от книги с названием, которое затрагивает слишком заумную, но довольно интересную тему: « Язык рун — язык прошлого и настоящего». — Спасибо, спасибо, — мужчина словно просыпается от транса, когда она улыбаясь, вытирая пот со лба, принимает цветы от многих людей, своих преданных фанатов, которые так плотно окружили сцену, и тянули к ней букеты с цветами. Почему внутри Хайтама все те огоньки, которые танцевали внутри него, сразу же перекинулись на лепестки нежных цветов, поджигая их и заставляя гореть до тла. До пепла. Она с силой заставляет себя взять цветы, чувствуя какое-то напряжение внутри. Сердце бешено стучит, и далеко не из-за танца, который она исполняла на сцене. Её тело уже привыкло к такой нагрузке. Когда из-под её ног появлялись бутоны и трава, она заметила его — секретаря академии Сумеру, великого и ужасного Аль-Хайтама. Он словно в мольбе, смотрел на неё, с неописуемым восхищением, а она словно дарила этот танец только ему. Стоило ей на секунду прикрыть глаза и сразу же открыть их, так вместо Хайтама, она увидела совсем другого, но такого похожего на него мужчину, он улыбался ей, смотря с тем же нескрытным восхищением, как и Хайтам смотрел на неё во время танца. И так происходит на каждом её выступлении, в каждой театральной постановке. Пока в конечном итоге она не начинает плакать прямо после выступления. Вспоминая то, что обычно хотела вложить в этот танец. Она падает на колени, прижимая дрожащие руки к сердцу и плачет, тихо, но держась из последних сил. Когда она танцевала, все воспоминания Нилу смешались с теми, что мучали её в самых прекрасных кошмарах. Словно тысячи стрел пронзили её хрупкое тело, заставляя прогнуться в спине и раскрыть глаза со ртом, настолько сильно насколько это возможно.» Она смотрит на него, смотрит на то как он, царь Дешрет, кричит её имя, кричит в ненависти и горе, словно впавший в безумие, он бежит к ней, но не успевает дотронуться, проходя сквозь девушку…». И она все вспоминает, вспоминает всю боль изгнания и проклятия, всю боль одиночества, радость обретения и робость сердца во время чистой и искренней любви… А потом горечь смерти и отчаяние в глазах её возлюбленного. Интересно, а здесь ли он? Ведь если её душа смогла явиться в этом теле, то наверняка и Дешрет мог бы это сделать. И Нилу устало встает с пола, кланяется, и снова быстро убегает со сцены, в поисках того, кого считает им… Но возможно ли это? Реально ли? Она бежит по темным улицам базара, по темным переулкам города, и только когда видит его, замирает. Они стоят в метре друг от друга, и им обоим кажется, что если они сделают шаг друг к другу, то стрелы снова пронзят из спины, пронизывая сердца. — Набу, — строго говорит он, закрывая книгу, и взгляд его становится куда мягче, еще немного и он заплачет от всей этой горькой радости воссоединения. Он был уверен в том, что это она, и не только из-за схожего костюма на ней, но и из-за чудесных особенностей, которые она могла показывать всему миру. Он понял это когда увидел искреннюю доброту её сердца. Он понял это тогда когда был в пустыне. — Дешрет… — дрожащим, едва живым голосом говорит она и решается сделать щаг первая. Они словно знакомы миллиарды лет, словно не являются теми кем родились сейчас, в эту эпоху. И она подходит ближе, боязливо, несмело, и только когда его свободная рука касается её плеч и прижимает к своей крепкой руке, она наконец таки выпускает слезы, скопившиеся где то внутри ней. Они оба знают, что это невероятная удача, родиться вновь, и найти друг друга, поэтому больше ни за что не отпустят руки, сцепившись как можно крепче, ни за что не допустят тех же ошибок, что совершили по глупости тогда…Часть 1
30 июня 2023 г. в 18:16
Выходя на импровизированную сцену, каждый видит на округлом лице девушки загадочную, но от чего-то мягкую улыбку. Яркие лучи солнца падали на её бело-голубые одежды, отливались на рожках, что были плотно прилеплены на белоснежном платке, а еще они падали на лицо Нилу, еще больше освещая и согревая его. Прикрыв глаза, она начала медленно, едва торопливо двигаться, без лишних движений, делая то шаг в сторону, то стоя на месте, уличные музыканты наигрывали ей необходимую для её танца мелодию, но слушала ли она её? Лишь краем уха, ведь во время своего танца, она уходила куда-то глубоко внутрь себя, исследуя загадочные чертоги собственного разума.
Расставляя руки по сторонам, она прыгает вперед, приземляя на носок, а потом проводит пальцем вытянутой руки вверх, образуя водяную линию, и убегает спиной назад, чтобы прокружиться вокруг себя и начать делать плавные движения руками и телом, имитируя волны бушующие в морях и океанах всего Тайвата.
Отвернувшись от зрителя, она приоткрыла глаза и глубоко вдохнула как можно больше воздуха, впервые так отвлекаясь от собственного танца. С легким замешательством, она посмотрела вверх, все еще пытаясь отдышаться и потянув туда, прямо к небу, руку, улыбка пропала с её лица, заменяя наслаждение от танца некой болью, такой незнакомой, но родной одновременно. Но танец закончить стоило, ведь сейчас множество жителей Сумеру смотрят на неё с непредельным восхищением, затаив дыхание ожидая, что же девушка сделает дальше. Развернувшись, она провела рукой у своего лица, вытягивая её в сторону. А потом вперед, прямиком к зрителю. Она продолжала передвигаться по сцене, словно легкий листок следует в след за ветром, и стоило ей уже подходить к кульминации, так резко, в один момент, она услышала незнакомый голос у себя в голове и остановившись на месте, повернулась в сторону, откуда он словно доносился. Но никого не было.
Слишком резкое завершение танца было весьма неожиданным, но никаким образом не спугнуло зрителей, они лишь громко захлопали ладонями, кто-то даже бросил парочку цветов на сцену, но быстро поклонившись она снова мило улыбалась, и кивнув головой убежала со сцены. Сейчас её беспокоило — чей голос она так отчетливо услышала в конце своего танца?
«- Ты прекрасна…» — его голос был низок, но так приятен для ушей, словно бархат щекочущий самые нежные места, его голос был невероятно спокоен, но в то же время, он будто бы шептал от восхищения… Только вот, был таким незнакомым и далеким.
Стоило ей зайти в гримерку, так все сразу же изменилось. Её маленькое сердце окутал сильный страх от всей этой неизвестности. Возможно, она слышит этот голос из-за того, что плохо спала сегодня, а может и из-за того, что голова слегка разболелась? Распустив рыжие волосы, Нилу аккуратно провела по ним белоснежным гребнем из какого-то дерева, только вот из какого она не запомнила, а еще на нем были нарисованы разные цветы. Посмотрев в зеркало, она всматривалась в себя, чуть щурясь. Синяков под глазами нет, кожа все такая же здоровая, без болезненной худощавости и лишней бледности, да только сами по себе глаза чуть покраснели, а губы были поджаты.
— Да что же это… — опустив гребень на стол, она медленно протянула руку к зеркалу. Её пальце слегка вздрагивали, а в гримерке становилось все душнее и душнее, словно это зависело от того, насколько близко девушка преподнесёт ладонь к зеркалу. И когда мягкая кожа, внутренней стороны ладошки соприкоснулась с холодной поверхностью зеркала, а бирюзовые глаза смотрели не на неё, а в свое отражение, глаза в глаза, она вздрогнула, а тело словно молнией ударило. В голове все закружилось, а в глазах сразу же потемнело — Святая Рукхадевата… — едва удерживаясь на тонких ногах, она все-таки упала на пол, теряя сознание.
Она снова кружилась в легком танце, удерживаясь на носках. Свет от костра и маленьких фонариков, весящих на высоких деревьях, освещал её, танцующую на холодных песках пустыни, будто бы богиню, из-под чьих ног появлялась трава, а потом и цветы, что были невероятно красивы. Но важнее всего было то, что внутри неё словно что-то расцветало еще сильнее, еще больше и красивее, чем те цветы, что с такой легкостью образовывались на песке. Остановившись, она сложила ладони на груди, а потом подняла голову, и открыв глаза улыбнулась, смотря в незнакомое, но такое близкое и родное для неё лицо, от которого сердечный бутон раскрывался, показывая свои красивые лепестки душе, и заставляя её рокотать.
Незнакомец стоял не так близко, но и не так далеко, а потом он медленным, широким шагом начал идти к ней. Он был выше её, от чего, когда подошел, девушка подняла свою голову еще выше. Сердце забилось еще куда сильнее чем от танца, а на щеках показался алый румянец.
— Моя богиня, ты как всегда прекрасна, — взяв её за руки, он внимательно всматривался в её бирюзовые глаза и светлые волосы, и только потом нежно улыбнулся. Его белые волосы, с чуть спадали с широких, не прикрытых ничем, крепких плеч, а голубые глаза, с оранжевым узором в виде ромба внутри, так и искрились счастьем. Наступив босой ногой на какой то цветок, он слегка удивился, — благодаря твоей силе и красоте, даже в песках пустыни смогли появиться цветы, — его интонация была мягкой, тихой и переполнена восхищением. Он почти шептал эти слова, пока она смотрела на него продолжая улыбаться вместе с ним. — Даже внутри меня расцвели и расцветают красивые бутоны, когда ты находишься рядом… — его речи были горячее, а лицо все ближе. Прикрыв глаза, Нилу даже забыла, что все это сладкий сон.
— Неужели, я так сильно влияю не только на пустыню, но и на тебя? — незнакомец остановился, а Нилу и не поняла зачем она это сказала, он отпустил её руки, он аккуратно обхватил её за талию, притягивая к себе еще ближе, а потом отвечая на её вопрос, говоря у самых губ девушки.
— Даже больше, чем ты можешь представить себе.
Вздрагивая, словно от кошмара, Нилу кладет руку на сердце, чувствуя как бешено оно бьется, как болезненно вздрагивает от такого приятного и невыносимо болезненного сна… Осмотревшись по сторонам, она прикрыла глаза, все еще вспоминая этот сон, который совсем не был на него похож, он больше походил на давно забытое и, утерянное в чертогах памяти воспоминание, которое она должна была хранить, но не смогла…
Теперь она снова стоит на сцене, только вот людей куда меньше, да и среди них все те же лица, которые она не хочет замечать. Тяжело вдыхая воздух, она снова улыбается, забывая про ужасное напряжение внутри неё. Она расправляет руки, словно птица с изящными крыльями и взмахивая ими, начинает кружиться, плавно двигая всем своим телом и каждой конечностью. Нилу прикрывает глаза и из-под век все же смотрит на людей, пытаясь понять нравится ли им то, что она делает, по нраву ли им её танец? Они все так же восхищенно смотрят на Нилу, все так же, затаив дыхание, в ожидании чарующей кульминации наблюдают за ней, а она вслушивается в мелодию души, забывая про музыку, что играет парочка музыкантов.
Эта мелодия через чур печальная, переполненная тоской и мольбой, она напоминает ей об этом сне, напоминает и о других снах, о голосе, что она слышала, о красивом мужчине, чье имя она не помнила. Нилу вспоминает и о жаркой ночной пустыне, вспоминает как она танцевала на горячем песке и как под её ногами появлялись красивые цветы Падисара, но совсем другого оттенка.
Опуская руки вдоль тела, она снова рисовала ледяные узоры, чуть шевеля бедрами в так собственной душе. Каждое её движение становилось еще более дерзким, но оставалось таким же нежным и изящным. Она словно танцевала для кого-то. Но только для кого? Она скользит по сцене на носочках, и только когда останавливается, полностью открывает глаза, растворяя перед собой образ незнакомца из пустыни, тяжело дышит и смотрит в одну точку, чувствуя как лодыжки приятно щекочет трава. Девушка перестает улыбаться тогда, когда понимает на ком остановила свой взгляд, все еще пытаясь отдышаться.
Он и сам не понимал зачем стоял в этой толпе, зачем смотрел за этим странным танцем, но почему то решил все-таки наблюдать за чем то новым для себя, хотя Аль-Хайтам никогда не был любителем расплывчатого искусства, точность и иррациональность наук была ему куда ближе. Мужчина внимательно наблюдал за танцем Нилу, на то, как её алые волосы развивались на ветру от каждого поворота её тонкого, хрупкого тела. Как её руки плавно летали по воздуху, а ноги скользили по сцене. Преподнося руку к подбородку, он задумчиво продолжал наблюдать. Признаться честно, он хотел уйти, но почему-то не мог, его что-то словно держало тут, приклеило к земле и не отпускает, особенно тогда, когда она закончила свой танец и посмотрела прям на него, своими большими бирюзовыми глазами, в его строгие бирюзово-оранжевые.
Аль-Хайтам молча наблюдал за тем, как она уходила, молча смотрел ей в след, провожая взглядом, все так же не сдвигаясь с места. Он словно увидел оживший призрак из своих снов, что так редко ему являлись по ночам… Но самое странное, что он прекрасно понимал каждое её движение и словно не обращал внимания на то, что изредка девушка не попадала под ритм музыки, что играли музыканты. И только потом его словно озарило.
Под светом луны, он впервые чувствовал себя не так одиноко, за все эти несколько лет одержимых скитаний. Смотря в небо он вспоминал «бескрайний рай, высоко вверху и безжалостное правление прошлых тысячелетий», но смотря на луну он вспоминал её — его Королеву, правительницу его сердца и любовь всей своей жизни. Ему казалось, что с её смертью он потерял часть себя. Разве казалось ли? Он обезумел, стал совсем не свой. Только в такие ночи он словно приходил в себя, и пытался согреться в холодных лучах лунного света, что так сильно напоминал ему о ней, о Набу Маликате — давно почившей богине цветов.
Больше всего, сему хотелось увидеть её, ощутить жар её кожи и поцелуев, увидеть, как она танцует, как создает цветы и как просто сидит в его объятиях, принимая всю теплоту и любовь возлюбленного. Но Аль-Ахмар знал, что такого уже никогда не повториться. Всему виной ведь стали его слишком большие амбиции и желание заполучить запретное знание.
Запретное знание медленно туманило его голову, отравляя организм, и словно предчувствуя свою скорую гибель, Аль-Ахмар улыбнулся, вспоминая какую ошибку совершил. Сейчас он словно ощущает, что она — его Луна не позволяет ему и дальше впадать в это темное, ужасающее безумие. Но как только наступит утро, он снова станет сам не свой… Его снова охватит ужасное безумие, и снова захочет заполучить тайное знание, для того чтобы воскресить свою любовь.
От каждого такого сна, Аль-Хайтам сходил с ума. Неизвестность не пугала его, скорее злила. Он не понимал — к чему эти сны и что они вообще означают. По крайней мере так было первое время, ровно как год назад, теперь же, каждый сон словно имел какой то смысл. Несмотря на всю абстрактность, Аль-Хайтам решил подойти к изучению этого вопроса с иррациональной стороны. Впрочем, как и всегда.
Запоминая каждый сон, он записывал их на листы, сопоставляя персонажей, местность и даже имена которые произносились в мире грез, даже искал информацию в книжном стеллаже, что находился в его комнате, читая одну книгу за другой. Из всего этого безобразия он осознал только одно — все это происходило в пустыне. И это было единственной зацепкой, до одного момента.
Внеплановое путешествие в пустыню стало неожиданностью для соседа Хайтама. Кавех, так звали этого парня, с ехидной ухмылкой провожал своего друга желая тому счастья, здоровья и все, что он никогда бы не пожелал. Хайтам предпочел это просто проигнорировать, и, сделав вид будто бы ничего не было, даже не попрощавшись уйти и наконец-то отправиться в свою маленькую поездку, снова забывая о работе, которая будто бы не особо была нужна мужчине.
Жар в пустыне был будто бы роднее, чем где либо еще, а солнце словно и не палило, как это бывало в его представлениях, или при последней поездке сюда, хотя, даже в том поездке Хайтам не мог полностью утверждать, что жара не была ему приятна. Отпив пару глотков воды, он встал с каменной плиты и продолжал свой путь до гробницы царя Дершета. Минуя старые механизмы, он все же дошел до своей цели и почти сразу же начал свое изучение.
Проходя все дальше вглубь, спускаясь и ища верный путь, он все больше и больше чувствовал что-то рокочущее у себя в груди, словно чувство которое обычно называли «дежавю». Он будто бы был тут, когда то давно, только не здесь, не в гробнице заваленной песком, с разрушенными стенами и едва уцелевшими статуями, не в залах со старыми механизмами, и забытыми ловушками, нет, он был там, где еще не было песков, стены искрились от ярких рисунков, а это место еще не называлось «гробницей».
— Аль-Ахмар, что же ты натворил… — Буэр впервые так опечаленно и тихо говорила, видя в каком плачевном состоянии сейчас находится её дорогой друг. Откинув свой шлем, похожий на голову орла, он даже не посмотрел в сторону когда то близкой подруги, продолжая смотреть на место, где он вскоре должен умереть из-за тяжелого груза запретных знаний.
— Ты и сама прекрасна знаешь ответ, — грубо отрезал он, вдыхая как можно больше воздуха, и поднимая голову вверх, туда, где виднелась яркая луна, освещающая его одежды и пепельные волосы. — Для меня уже все давно кончено, я эгоист, из-за которого может погибнуть целый народ, — грустно ухмыльнувшись, он вытянул руку вверх, словно желая поймать хоть частичку лунного света. — Скоро прибудет и Апеп, — сердце Буэр впервые наполнилось такой тяжелой и мучительной думой. Зажмурившись, она сжала ладони в кулаки и поспешила покинуть место, что вот-вот станет гробницей. — Спасибо тебе, Буэр, — тише сказал он, роняя слезы с глаз.
Тяжесть в душе Аль-Хайтама была куда сильнее, чем до поездки в пустыни Сумеру. Нелегкий груз упал камнем в сердце, пробивая и без того незажившую рану. Пытаясь понять собственное естество, Хайтам сам, неосознанно, ковырялся в ней, и только сейчас понял какую ошибку совершил. Ненароком вспомнил о том, кем он являлся и понял, что встреча его с Нилу была далеко не случайностью, а тот груз, что он понесет сейчас — будет подобно искуплению грехов. Только теперь он не бог, не великий царь Дешрет, а секретарь академии Сумеру.