Моя милая шезму

      Верховный Эпистат не смог сдержать легкой усмешки, глядя на красивый конверт, что лежал на его столе. Как успевала эта несносная неферут пробираться в его покои незамеченной из раза в раз? Как умудрялась скрывать то, что происходит между ними, от чужих глаз? Мужчина потянул на себя веревочку, которой заботливо была перевязана записка, и, наконец, ему открылся текст. Авторство выдавалось качеством иероглифов — не мог никто другой в лагере столько ошибок в одном предложении допустить.

«У озера в наш любимый час»

      Нетерпеливая. Дикая. С тех пор, как произошла их первая встреча, Эвтида едва ли выдерживала неделю, прежде чем назначить новую. Не боялась, что попадутся остальным на глаза, а если и боялась, то очень хорошо скрывала. Не видел никогда мужчина страха в ее глазах, тем и нравилась она ему. Словно Солнце, заряжала его энергией, и всегда знала, как улыбку на его лицо вернуть. С ней он, едва ли не впервые в жизни, чувствовал себя не Верховным Эпистатом, а Аменом. Просто Аменом, обычным египтянином — ни больше, ни меньше. Не лебезила никогда перед ним, не пользовалась их близкой «дружбой» в корыстных целях, и, казалось, вообще не обращала внимания на его высокое положение. С ней можно было расслабиться, раскатисто посмеяться и просто насладиться тем, что именно в его объятия снизошла эта богиня красоты.       Все еще погруженный в свои размышления, Эпистат поднес записку к трепыхающемуся огоньку свечи, и папирус тут же вспыхнул в его руках, за считанные секунды превращаясь в пепел. До вечера оставалось чуть больше часа, а потому мужчина принял решение безотлагательно приступить к подготовке к встрече — водные процедуры надо было принять, да масло нанести. Не раз Эвтида говорила, что запах его ей нравится, а для нее он и рад был стараться. Амен поднялся было с места, как вдруг его романтическое настроение было бесцеремонно прервано настойчивым стуком в дверь. Как рукой сняло тут же улыбку с лица. Кто тот смертный, что решился ему вечер испортить? «По глупости если пришел — убью, кто бы ни был.»       — Эпистат, я видел в окнах свет, знаю, что ты в покоях. — Голос Тизиана подрагивал, выдавая его внутренние переживания. Словно развернутый папирус читать его можно было. — Открой, дело есть. Срочное. — Амен устало вздохнул. Всегда так. У всех в этом проклятом лагере к нему было дело, всегда что-то надо было. Только Эвтиде от него не нужно было ничего, кроме него самого.       — Заходи уже, долго еще дверь мою уничтожать будешь? — Охотник тут же показался из-за двери, оглядываясь словно дикая кошка и сразу же закрывая вход в убежище за собой. Настораживало это. Не к добру было. — Что такого срочного случилось, что я тебе понадобился? Опять если ты пришел пожаловаться, что вино у тебя кто похитил, лучше убирайся. Занят я.       — Если бы, Эпистат. Я информацию, пока ты в отъезде был, узнал, уже папирус куда надо отправил, но решил и тебе сразу доложить, чтобы в курсе дела был. — Мужчина, не дожидаясь какого-либо приглашения, сам распорядился усесться на стул напротив Амена, а это означало лишь одно — разговор небыстрым будет. И неприятным.       — Выкладывай, — устало вздохнул Эпистат. «К Эвтиде лишь бы успеть, не любит когда опаздываю, все наказать грозится.» ***       Буря из ниоткуда налетела. Небо то и дело покрывалось белоснежной россыпью трещин, а воздух сотрясали раскаты грома. В лицо Эпистату били острые, как лезвия, капли дождя, но он продолжал идти, не обращая внимания на непогоду. Как нельзя лучше бушующая природа отражала то, что происходило у него внутри. Казалось, будто взял кто и наружу вынул то, что в душе его происходило, чтобы все смотрели и потешались. Но он шел. Шел к той единственной, что могла разогнать тучи если не взаправду, то хотя бы в его голове. И через пару сотен шагов он наконец ее увидел. Эвтида сидела под пальмой, крепко прижимая колени к груди. Ее длинные волосы облепляли лицо и тело, а по красивым дорогим одеждам без устали струилась вода. Ее умиротворенный взгляд был устремлен куда-то за полотно воды, и не казалась она ему сейчас непокорной. Наоборот, среди бури этой, выглядела она островком спокойствия, и от того выглядела еще красивее.       — Эвтида! — Он поднял руку вверх, привлекая ее внимания к себе, и его глазам открылась удивительная, трогающая за самое сердце картина: секунд десять девушка озиралась, словно очнувшись ото сна, а потом, когда, наконец, встретились они взглядами, улыбка раскрасила ее скучающее лицо. Тут же она вскочила со своего места и выбежала из того подобия убежища от непогоды, под которым сидела. Амену вдруг показалось, что время для него замерло. То, как она бежала к нему, кажется, навсегда отпечатается в его памяти. — Совсем промокла, сумасшедшая, зачем под дождем сидишь? — Но она не услышала его вопроса. Кинулась ему в объятия, утыкаясь носом куда-то ему в грудь и обвивая руками. — Холодная. Греть тебя надо.       — Амен, ты пришел. Я уж думала променяешь меня на удобство и сухость эпистатских покоев. — Он в ответ лишь усмехнулся, крепче прижимая ее к себе. Не могла она не с язвительности начать, не умеет по-другому общаться. — Я… скучала. Боялась, отменишь встречу или вовсе не явишься. — На душе у мужчины моментально потеплело. Никогда и ни от кого не слышал он таких слов, не заслуживал. Но заслуживает ли сейчас?       — Как соскучиться успела, два дня назад же виделись? Так уж я тебе приятен? — Одной рукой он придерживал Эву за талию, будто боялся, что ветер налетит и унесет ее от него навсегда, а второй поглаживал по мокрым волосам, и жест этот был полон исключительной нежности. Такой, какая бывает лишь с одним человеком в жизни. — Пойдем под пальму, Эвтида, едва ли там суше, но в данной ситуации всяко лучше будет. — Не разрывая объятий, они переместились туда, где минутой раньше девушка сидела в гордом одиночестве, и тут же упали на относительно сухой песок.       — Как поездка, Верховный Эпистат? Удалось кого-то поймать или, быть может, казнить даже?       — Так это рабочая встреча? А я смел предположить, что ты позвала меня, потому что нравлюсь тебе очень. — Амен хохотнул и тут же получил удар в плечо. Только ей дозволено было так себя с ним вести. И только с ней мог он расслабиться и позволить себе пошутить. Всем вокруг он нужен был серьезным, собранным, командующим, но не Эве. — Поездка была… неприятной. Университет целый накрыли, много детей в обучении. Будь они прокляты, те, кто их втягивает в эту грязь в таком возрасте. — Последнее предложение он скорее процедил через зубы. В голове тут же колоколом зазвенели детские крики и визги, вспомнились руки матерей, которые пытались вырывать своих детей из охотничьих рук и предлагали себя вместо них. Мерзкая работа. Тяжелая.       — Эй, — ее маленькая ручка легла ему на щеку, обращая его лицо к себе, — это все позавчера было. Сейчас здесь только ты и я, отвлекись, пожалуйста. Не будем больше это обсуждать, не хочу твоих страданий видеть. — Амену вдруг от чего-то захотелось взять девушку в охапку и бежать с ней куда глаза глядят. Из Египта, за море, куда угодно. Спасти ее от того, что творилось в этой безумной стране. Все в нем монстра видели, проклинали, оскорбляли, ненавидели и плевались. Не раз ему в сердцах говорили, что души у него нет, и покарают его Боги за то, что он со своими же делает. И лишь эта несносная девица, единственным талантом которой было то и дело попадать в передряги, верила в то, что осталось еще что-то не прогнившее у него внутри. Он накрыл ее ладошку своей рукой и потерся об нее щекой. Сколько нежности он к ней ощущал. Как спасти хотел. Защитить. — Ты сегодня грустнее обычного, так уж плохо все было?       — Разговор есть, Эвтида… Тизиан… Он… — Но договорить ему не дали. Эва бесцеремонно прервала его монолог, который он так старательно придумывал все то время, что шел сюда, вовлекая его в неожиданный поцелуй. Ее мягкие горячие губы невесомо касались его, и не было в этом жесте ни пошлости, ни разврата, лишь желание заставить его замолчать. — Эвтида, — прохрипел он ей в губы, все еще пытаясь сопротивляться поцелую, но у нее были свои планы.       — Молчи, пожалуйста. Молчи. — Ответила она, не разрывая поцелуя. Ее руки наглаживали промокшие волосы и шею Амена, а прикрытые глаза едва подрагивали. — Не говори о работе, не здесь, не сейчас. Ты Верховный Эпистат двадцать три часа в день, неужели один час не могу я себе забрать? О многом ли прошу? — Девушка, наконец, разорвала поцелуй, но лишь чтобы прижаться своим лбом к его лбу.       — Эвтида, это действительно важно… — Мужчина продолжал цепляться за остатки разума, который кричал о том, что вопрос, мучавший его, надо обсудить безотлагательно, но девушка и слышать его не хотела. Всеми своими действиями пыталась она отвлечь его, обратить его внимание на нее, а не на тревожившие его мысли. Она переплетала их пальцы, наглаживала те части его тела, которые не были скрыты под одеждой и смотрела на него с такой мольбой, что даже самый стойкий человек едва ли выдержит. Даже Верховный Эпистат не выдержит. И он сломался. Сам не хотел это обсуждать, забыть, как страшный сон, сделать вид, что ничего не слышал и не видел. Каких усилий ему стоило заставить себя поднять эту тему одному Анубису известно, и теперь, когда его так просили молчать, он не мог не повиноваться. В душе ведь сам этого желал. — Ты просто невыносима, знаешь об этом?       — Конечно, знаю. — Она хохотнула, и от ее звонкого смешка, подобного грому, что то и дело грохотал над ними, у Амена, кажется, защемило сердце. Ее беспечность, ее жизнерадостность… О, Боги, он бы отдал все, чтобы хоть на минуту стать самому таким. — Реммао все время грозится меня в Нил к крокодилам кинуть, да мяса, говорит, мало, они и не притронутся. Не знаю чем я вам, мужчинам, так не нравлюсь, что вы так и норовите от меня избавиться.       Эва положила голову на плечо Амену и, вновь, как когда он только увидел ее издалека, уставилась на воду. Ее лицо не выражало почти ничего, и лишь легкая эфемерная улыбка выдавала тональность ее настроения.       — Я дождь люблю. — Эпистат покосился на девушку, не ожидая от нее такого неожиданного откровения, но ее это ничуть не смутило. — Всем ведь грустно, когда дождь идет. Кажется, что сама природа плачет и слезами нас своими заливает, но я… Не знаю как объяснить. Будто радость чувствую, что природа позволяет себе эмоции свои выплеснуть. Многие ведь скрывают их, не имеют возможности поделиться с миром тем, что у них внутри. Хотела бы, чтобы все люди могли себе позволить так искренне себя вести. Чтобы ты мог. — Амена словно ударил под дых. Как можно быть такой юной и такой невероятно сообразительной? Эвтида, хоть и вела себя как одна огромная проблема бОльшую часть времени, чувствовала мир вокруг так, как мало кому дано. И это многого стоило. Он все последние годы мечтал лишь об этом же. Быть Верховным Эпистатом было почетно, но как же невероятно утомительно. Никто не держал его за человека, не считался с его эмоциями. Да разве стоит далеко ходить? Он сам о себе был не лучшего мнения. — Какую эмоцию ты сейчас испытываешь, Амен? — Она подняла голову и пристально уставилась на него своими янтарными глазами. Эпистат поймал себя на мысли, что глаз красивей не видел никогда.       — Любовь, Эвтида. К тебе. — Амен сам не понял, как это вырвалось. Но отступать было некуда. На лице Эвтиды проскользнуло искреннее удивление, но мужчина не дал ему вылиться в вопросы, сам испугался того, что только что сказал вслух.       Притянув Эвтиду за шею, он впился в ее губы своими, призывая ее не озвучивать все те сложные вещи, которые крутились в ее голове. Его руки легли ей на обе щеки, а большие пальцы поглаживали мягкую кожу за ушами. Некоторое время девушка, словно оцепенев, лишь механически отвечала на поцелуй, видимо пытаясь переварить то, что происходило сейчас. Но потом что-то внутри нее щелкнуло. Амен ощутил как ее проворный язык вторгся в его личное пространство, изучая каждый миллиметр внутри и переплетаясь с его собственным. И это стало точкой невозврата.       Руки мужчины переместились девушке на спину, заставляя ее буквально вжаться в него. Между ними не осталось и толики пространства, но почему-то все равно казалось, что они друг от друга слишком далеко. Хотелось быть ближе. Быть единым. Ее тонкие изящные пальцы наглаживали мокрые одежды на плечах Эпистата, в то время как она сама уже почти восседала на нем.       — Эвтида, если тебе некомфортно, то мы можем…       — Я тоже люблю тебя. — Большего приглашения к действиям Амену не надо было. Подхватив девушку под бедра, он окончательно переместил Эву на себя, позволяя ее ногам обвить его торс. В следующее мгновение его руки были уже под подолом ее платья, сжимая ее ягодицы и срывая с ее губ первые сладостные стоны. О, это была настоящая музыка для его ушей. И как бы ему хотелось слышать это каждый день. Просыпаться и засыпать с ней. Любить, как она этого заслуживает. Быть ей мужем и отцом ее детей. Но это все потом. А сейчас они сидели на промерзлой мокрой земле и отдавались друг другу без остатка.       Эва разорвала поцелуй первой, тут же переместившись на шею Эпистата и покрывая каждый доступный ей участок россыпью нежных поцелуев. Пальцы одной ее руки затерялись где-то в его мокрой белоснежной шевелюре, а вторая, в это время, очерчивала спину, слегка царапая нежную кожу. Амен же, не теряя времени, уже потянул лямки платья девушки в стороны, позволяя им соскользнуть по ее плечам и оголить грудь.       — Какая же ты красивая, — скорее простонал, чем проговорил мужчина, и ответом ему послужил моментально проступивший румянец на щеках девушки. Капли дождя все еще били по ним с неистовой силой, но их это лишь распаляло. Им обоим, хоть это и не произносилось вслух, льстила мысль, что сама природа станет свидетельницей их любви.       Он припал губами к ее соску, очерчивая языком контур чувствительной горошины и слегка покусывая, одновременно с этим пальцами руки проделывая похожую манипуляцию со вторым. Эвтида, не сдерживаясь, громко стонала, но стоны ее пропадали, сливаясь с раскатами грома. В порыве чувств девушка откинула голову назад, подставляя под поцелуи чувствительную шею, чем Амен не преминул воспользоваться. Девушка, словно в благодарность за те ощущения, что он ей дарил, начала ерзать на его бедрах, доставляя ему этим простым действием головокружительное удовольствие. На прелюдию больше не было сил, он хотел ее так сильно, что простони она сейчас имя — он сразу же достигнет пика удовольствия.       Амен потянулся вперед, мягко укладывая Эвтиду спиной на землю и нависая над ней. Несколько секунд он просто смотрел на ее лицо — пухлые губы, большие глаза, скулы облепленные мокрыми волосами — и не мог поверить в то, что они сейчас делают. Он ведь шел поговорить с ней. Спасти ее. Но вместо этого, как какой-то мальчишка, поддался безумному порыву чувств.       — Амен, пожалуйста, — словно почувствовав его замешательство, она потянулась к нему на встречу, оставляя нежный скомканный поцелуй на его губах. И если это не была мольба, то что? — Я хочу тебя. Здесь. Сейчас. — Эпистат и «писарь» уже не раз отдавались страсти до этого, но под дождем на продрогшей земле все ощущалось будто в первый раз. Казалось правильным и настоящим.       Свободной рукой беловолосый оттянул лямки платья до середины, а потом приподнял подол, оставляя платье девушки болтаться у нее на талии. Стоило Эвтиде предстать перед ним в столь оголенном виде, как страсть по-новому захлестнула его. Он опустился вниз, оставляя поцелуи по всему ее телу: ключицы, ребра, руки, бедра. Поддев зубами край ее нижнего белья, он неспеша потянул его вниз, лишая девушку последней защиты. Эпистат нацеловывал и покусывал внутреннюю часть бедра девушки, периодически невзначай задевая самое чувствительное место, от чего с ее губ срывались хриплые вздохи, а поясница прогибалась вверх, будто под ним сейчас была кошка, а не взбалмошная девица. Сдерживаться больше почти не было сил, но как же ему хотелось доставить ей все удовольствие этого мира, а потому он мужественно терпел.       Эпистат, предварительно облизнув собственные пальцы, наконец медленно скользнул ими внутрь. Он двигал настолько неспеша и нежно, насколько позволяла выдержка, и то, как сексуально и хрипло Эва шептала его имя, ему ничуть не помогало. Когда с ее губ сорвался очередной стон, скорее походящий на похныкивание, вся его выдержка улетучилась. Не в состоянии ждать больше и секунды, его пальцы покинули тело Эвтиды. Мужчина приподнялся на руках и одним резким движением вошел в извивающуюся неферут до самого основания, после чего замер, следя за ее реакцией. Эва, как настоящая послушная девочка, качнула бедрами навстречу, прикусывая собственную губу, тем самым давая понять, что двигаться можно и дискомфорта нет. Он тут же потянулся за поцелуем, начиная медленно двигаться в ней, девушка же, не теряя времени, обвила своими ногами его торс, делая угол проникновения еще более пикантным.       — Какая же… ты… горячая… — слова Амена были едва различимы через тот страстный поцелуй, что они сейчас делили на двоих. Распаленные, полыхающие, они не замечали как ливень лишь усилился, колотя по их обнаженным телам, тем самым возбуждая еще сильнее. Вода, скапливаясь, струйками стекала по лицу Амена, падая аккурат на лежащую под ним Эвтиду. Оба задыхались то ли от нехватки воздуха из-за поцелуя, то ли из-за то и дело попадающей в рот дождевой воды. С каждым толчком движения Эпистата становились резче, темп нарастал.       — Амен… Амен! — Эвтида, уже совсем не смущаясь, стонала его имя в полный голос. Пальцы девушки больно впились в волосы мужчины, но он, казалось, даже не замечал этого.       Толчок, потом другой, Эвтида задрожала под ним всем телом. Она разорвала поцелуй, жадно хватая воздух ртом, словно рыба, которую выбросило на сушу волной. От того, насколько сильно содрогались мышцы ее тела, Амену хватило всего пары толчков, чтобы кончить вслед за ней. Из глубины его легких вырывался какой-то нечеловеческий рык, а потом он упал рядом с Эвтидой, тут же увлекая ее в объятия и утыкаясь носом ей в волосы. Даже сейчас, промокшие насквозь, они пахли чем-то родным. Уютным. Своим. И от того на душе было лишь тяжелее.       — Амен, как же защита? Вдруг…       — Разве это было бы так плохо, если бы у нас появился ребенок? — Эвтида оставила вопрос без ответа.       Он гладил ее по волосам, выводил узоры на ее плечах и спине, и не хотел разрывать этих объятий. Вот бы проклятое время замерло. Вот бы никогда не отпускать ее из рук. Но в жизни так не бывает. Эвтида первая отстранилась и приподнялась, натягивая на себя промокшее до ниточки платье, будто оно могло ее согреть. Амен последовал ее примеру.       — Замерзла?       — Да, давай вернемся в поселение.       — Для тебя — все, что угодно.       Они неспеша шли вдоль берега, держась за руки и не говоря друг другу ни слова. И без слов ведь все было понятно, все самое важное они друг другу уже сказали, теперь можно было насладиться и комфортом тишины. И если Эвтида выглядела совершенно умиротворенной, то лицо Амена отражало то сражение, что происходило у него внутри. Времени больше не было. Он только усложнил все своей слабостью. Сделал хуже. Как всегда сломал то, к чему прикоснулся.       — Ты в порядке? — голос Эвы вывел его из транса.       — А, да, иди сюда, не хочу тебя отпускать к твоим дружкам. — Одним ловким движением он снова увлек ее в объятия, кладя голову ей на макушку и крепко прижимая к себе одной рукой. — Я люблю тебя, Эвтида. Правда люблю. — Что-то в его интонации показалось девушке неправильным, но она никак не могла уловить, что именно ее смущает.       — И я тебя, все точно в поряд..? — Тело Эвтиды вдруг окаменело в его руках, словно по каждой клеточке прошел какой-то мощный импульс. Амен лишь сильнее прижал ее к себе, сдерживая крик, подступавший к горлу. — А-Амен? — правая рука девушки скользнула ко рту, вытирая откуда-то взявшуюся на нем вязкую влагу. Пальцы ее тут же окрасились в кроваво-красный, но уже через мгновение дождь смыл кровь с ее рук.       — Пока меня не было… Пока меня не было Тизиан видел тебя на заказе, Эвтида. Я с первой нашей встречи знал, что ты шезму. Знал и… решил сделать вид, что меня это не касается. Я никогда не чувствовал ничего такого к кому-то другому. Но он, Эвтида… Он уже написал Фараону отчет. К завтрашнему утру весь Египет будет знать кто ты. И я не могу ничего сделать, чтобы как-то помочь тебе. То, что с тобой будут делать охотники, чтобы узнать имена твоих подельников… Я не могу позволить этому случиться, я не хочу чтобы ты умирала в муках. — Амен едва ли не всхлипывал, в то время как Эвтида, словно завороженная, смотрела вниз, где по мокрой одежде растекалось отвратительное темное пятно. Аккурат меж ребер торчала рукоять эпистатского клинка. Того, которым еще неделю назад Эва резала свежую лепешку, за что получила от Амена подзатыльник. - Я не должен был тебя оставлять. Должен был взять с собой, поехала бы со мной и этого бы не произошло. Какая разница кто и что сказал бы...       Она хотела было что-то сказать, но из горла вырвался лишь хлюпающий звук. Ноги неожиданно подкосились, и она упала бы, но крепкие руки Амена не дали ей свалиться. Мужчина отпустил ее на землю, кладя ее голову себе на колени, с такой же нежностью, как делал это всего полчаса назад при совершенно других обстоятельствах.       — Моя милая шезму, — Эвтида смотрела как по щекам этого, казалось бы, непробиваемого, великана катились огромные капли слез, и все чего ей хотелось — это утешить его. Она ведь должна злиться на него? Ненавидеть? Так почему ей так хочется пожалеть его? Хочется сказать, что все будет хорошо? Его пальцы мягко отодвинули пряди волос с ее лица. — Как бы я хотел взять тебя и сбежать отсюда. Жить с тобой, растить детей. Но ищейки фараона достанут нас из любой точки мира, и будет только хуже. Почему мы встретились именно при таких обстоятельствах? Почему не раньше? До начала твоего обучения, до того как все было обречено. — Эва, почти задыхаясь, потянула руку вверх, нежно касаясь его щеки. Из гортани вместо слов вырывались булькающие и свистящие звуки. Эпистат перехватил руку девушки и начал покрывать поцелуями, его глаза едва ли были видны за пеленой слез. — Я не знал до тебя счастья. Я и человеком-то не был. Но ты и твой несносный характер, я никогда не чувствовал себя счастливее. Прости меня, прости, пожалуйста. Я не должен был уезжать, должен был взять с собой.       — Я люблю тебя, Ам-мен, — наконец еле выдавила из себя Эва, кровь тонкой струйкой бежала по ее подбородку, в то время как на земле под ней растекалось размываемое дождем пятно.       — Я знаю, маленькая, знаю. И посмотри, что это тебе принесло. Спи. Больно больше не будет. — Эва еще несколько раз содрогнулась в его руках, прежде чем ее глаза закрылись окончательно, а голова завалилась набок.       Эпистат прижал к себе ее ничего не весящее тело и, наконец, разразился настоящим ливнем. Его нечеловеческий крик, кажется, слышала вся округа, и даже птицы, укрывающиеся от дождя под деревьями, полетели прочь, не желая быть свидетелями этой душераздирающей картины.       — Я не могу больше. Не могу. Хватит с меня. — На еле сгибающихся ногах мужчина поднялся, держа любовь всей своей жизни на руках. — Я бросил тебя один раз. Во второй раз не брошу. — Приняв решение на ходу, он пошел в сторону озера. Ледяная вода неприятно обжигала и без того замерзшее тело, но Амен уже этого не чувствовал. Он шел все дальше, шаг за шагом, пока вода наконец не приняла и его, и Эвтиду в свои холодные и смертельные объятия.       Он был рад лишь одному. Он успел сказать ей, что любит ее.