Исповедь безупречного

Послевоенный кризис, посещающий каждое государство, любое из участвующих в войне, всегда влечет за собой ряд одних и тех же последствий. Разница лишь в том, что, в зависимости от менталитета, экономической системы и других аспектов одна страна восстанавливается быстрее, а другая — нет. После последней мировой войны темпы восстановления Японии оставляли желать лучшего. Недостаток рабочих мест, большое количество погибших: военных и гражданских. Толпы искалеченных войной людей: солдаты, потерявшие конечности и честь на поле боя; мирные жители, лишившиеся домов во время бомбежок и здоровья от работы на заводах; сироты, оставшиеся без родителей, оставленные не столько на попечительство государства, сколько на самих себя... Разгул преступных организаций, отсутствие присмотров за эсперами... Беспорядки, которые все они вызывали... Всё это закручивалось в невероятный клубок, который новой системе ещё нужно было исправить. А для исправления нужны были силы. Рабочие руки, которые смогут восстановить разрушенное, помочь больным, присмотреть за брошенными. Была потребность в рабочих руках, а денег, чтобы выплачивать заработные платы не было. Классическая картина, не правда ли? Но чтобы вы могли лучше понять уровень всего трагизма происходящего я должен добавить ещё кое-что: Даже дети, с родителями ли, или без них, знали что такое голод и старались найти способ поживиться... Чем угодно. Начиная от зелени, растущей на полях, и завершая персиками, украденными в небольших, продуктовых лавках. Возможно, вы увидите некую пристрастность в этих словах... И вы будете правы. Всё же я пишу всё это основываясь на своем личном опыте. На опыте того ребенка, который, так же как и многие другие, занимался мелкими кражами. Не со зла, и не желая кому-то чего-то плохого... Мне просто нужны были деньги. Вам может показаться, что это глупое утверждение и уж точно не оправдание. «Времена были такие. Деньги нужны были всем. Не все ведь воровали?» — в какой-то мере я могу с вами согласиться. Но даже если я постараюсь раскаяться в своих деяниях — у меня не получится. А ответ мой будет простым: «Времена были такие». Темные и беспокойные. В том районе, где я проживал, было не так уж и много магазинчиков и разных лавок, а вот детей хватало с лихвой. Чаще всего они бегали группами по три-пять человек. Иногда, когда времена наступали ещё более суровые, а это, чаще всего, происходило зимой, они объединялись в ещё большие группы, в которых их могло быть от десяти и до пятнадцати. Если бы сутью этой исповеди была документальная точность, либо рассказ о жизни одной из таких груп был на первом месте, то я бы добавил, что в моем районе таких "объединений" было всего два. Но я никогда в подобных группах не состоял, просто не нуждался в помощи того шума, так же той поддержки, которую могла бы отказать подобная компания. Не уверен, знаете ли вы, как бывает? В магазин заходит толпа детей, которая держит в руках монетки. Они шумно разговаривают, смеются, шутят, кто-то даже, взяв с прилавка что-то незначительное, движется к кассе, снова и снова пересчитывая те монеты, которые лежат в его ладони. Продавец, хоть и старается, но не может уследить за всеми посетителями сразу. Его внимание прыгает от одного ребенка ко второму, третьему и четвертому. Его успокаивает факт наличия денег в детских ручках, а так же товаров, которые те несут к нему. И в тот момент, когда концентрация продавца снижается к минимуму — происходит кража. Тот, кто стоит за спиной у большей части посетителей ловко собирает и прячет под одежду нужные продукты. Либо, едва ли заметно, вытягивает деньги как у продавца, так и у других посетителей магазинчика. Ещё одним плюсом большой кучки детей в подобные моменты является то, что если воришку, всё же, поймают, то остальные участники молодой преступной группы не дадут схватить своего друга. Они могут поднять шум, крик, начать буянить, либо выносить из лавки всё, что видят. Одно горе от таких посетителей. Я сам видел как толпа ребят проворачивала этот трюк с продуктовой лавкой, и не один раз. Чего только хозяева лавок не старались делать: и пытались отпугивать детей;  и обращались в полицию... Но, к их сожалению, ничего из этого им помочь не смогло. Всё же дети... Создания ловкие. А у полиции в это время были задания по серьезнее, чем отлов мелких воришек, которых они могли, разве что, отсчитать та надавать им тумаков за излишнюю наглость. В этой схеме действий имеются свои плюсы, но есть и минусы. Такую толпу видно сразу, а слышно ещё до её появления. Так же, в моменты, когда кража бывает неудачной, добычу приходится делить на чрезмерное количество человек. Мне отец всегда говорил, что бы я старался избегать шумных мест, и уж тем более больших и шумных компаний. От них, по его словам, было лишь больше хлопот. Я прислушивался к его словам, и в своих делах старался полагаться лишь на себя, на собственные силы и знания. Стоит отметить, что мне было на что полагаться. Думаю, на этом моменте мне стоит упомянуть тот факт, что я принадлежу к числу тех людей, кого правительство называет «эсперами». Эсперы — люди, наделённые сверхъестественными способностями. Эти способности могут быть любыми. Начиная от сверхсильного развития физических данных, будь то сила или зрение, и завершая умением создавать другие реальности, управлять металлами и видеть будущее. Спектр у таких способностей был разный. Какие-то просто облегчали человеку жизнь, другие — были прекрасным оружием. На последней войне некоторые из эсперов даже выступали в роли живого оружия. А способности некоторых из них были настолько сильными, что их появления на поле боя мгновенно меняло все планы, переворачивая всю обстановку с ног на голову. Отец говорил мне, что первыми начали использовать эсперов в боях на Западе, а нам лишь пришлось приспособиться, последовать примеру и подобию их бойцов... Примерно в то время появились и первые лаборатории, в которых занимались исследованием эсперов, а так же их способностей и того, что может быть с ними связано. Меня всё это, к счастью, едва ли коснулось. О наличии у себя сверхспособностей я узнал случайно. Мне на тот момент было лет пять, или даже шесть. Мы с моим соседом, мальчиком, чуть старше меня, играли во дворе. На тот момент война то ли только завершилась, то ли шла к своему завершению. Вести о капитуляции Японии нравились не всем и отец, не запрещал, но просил меня не отходить далеко от дома и оставаться в поле его зрения, пока он занят работой. Он работал практически всё время, сидя за своим огромным столом. Тот был весь исцарапан, испачкан в масле и прочих рабочих жидкостях. Он, странным для меня образом, умудрялся отслеживать и мои движения, и процесс собственной работы. Иногда он одергивал меня, заставляя остановиться, обернуться на его голос, а уже через мгновение передо мной проносилась машина. Я тогда едва ли не попадал под колеса, но оставался жив лишь благодаря вмешательству отца. Мы с одним мальчишкой, возомнив себя воинами, дрались на импровизированной арене, которую создал мой отец из старых одеял и матрасов. Мы смеялись и сражались друг с другом, пытаясь использовать те знания, которые появились в наших головах после чтения газет и подслушивания разговоров старших, так любящих спорить о политической ситуации, чужих ошибках и промахах, особенно после рюмочки-второй спиртного. Мы обменивались шуточными ударами. Не смотря на то, что я был младше, и немногим меньше телосложением, я побеждал в нашем поединке. Секрет моего успешного боя был прост. Будучи достаточно активным ребенком, у которого всё же был хотя бы один родитель, я, каждый вечер, после работы своего отца, а иногда и во время её, подходил к нему с вопросами. Мой отец когда-то был военным, но был вынужден покинуть поле боя ещё в середине войны из-за травмы: он попал на мину, лишился обеих ног и остался на всю жизнь прикованным к инвалидной коляске. Это не мешало ему обучать меня разным приемам как рукопашного боя, так и обращения с оружием. Правда в то время я едва ли мог выстрелить с пистолета и не свалиться с ног из-за отдачи. В порыве нашей с другом небольшой битвы, из-за азарта, появившегося в крови, мы начали шуметь, привлекая своим смехом внимание редких прохожих. Внезапно мир предо мной потерял большую часть цветов. Вспышка света промчалась сквозь мое сознание. За этот короткий миг я успел увидеть, как плече моего друга прошивает что-то маленькое и острое, из свежей раны начинает течь кровь, а сам паренёк падает на старые матрасы. Я, кажется, тоже успел ощутить как нечто пронзает мой живот, обжигая меня волной боли, заставляя упасть рядом с товарищем, скрутившись от боли и страха. Это видение исчезло уже через мгновение. Из-за него я пропустила кулак своего друга, летящий в мое лицо. Я замер на одном месте, смотря на парня непонимающим взглядом. Рана на его теле и кровь, которая хлестала из нас двоих, заливая собой матрасы продолжала стоять перед моими глазами, хотя на самих матрасах ничего и не было. Живот мой не болел, словно от сквозной раны. Ныл только нос, после столкновения с кулаком друга. – Чего это ты застыл? – останавливаясь, уточнил мой товарищ. Я перевел на него рассеянный взгляд, а после, на рефлексах, отступил на шаг назад. Всё произошло как и в моем видении. Что-то, а если точнее, пуля, прошила его плече на сквозь. Его зрачки расширились, из раны брызнула кровь, а сам парнишка свалился на матрасы. Те хоть и были серыми от пыли, но от крови, попавшей на них, стали лишь ещё грязнее. Чернее. Я замер из-за ужаса, который меня сковал. То, что мне привиделось — внезапно сбылось. А это означало, что следующая пуля полетит в меня. Я тогда едва смог повернуть голову в сторону того, кому мы успели помешать своим шумом и уже даже приготовился к собственной смерти, ну либо к дикой боли. Но внезапно человек, который выстрелил в моего друга и стоял всего-то в семи метрах от нас — промахнулся. Я осознал это не сразу. На какое-то время пуля, пролетевшая немного в стороне от меня посеяла хаос в моих мыслях. К моему слуху долетал чей-то крик. «Никогда не смей лезть к детям» – только через некоторое время я смог понять, что это был голос моего отца. Он занимался починкой разной техники, а так же, в частности, оружия. Это приносило неплохой доход, хоть и имело свои риски. Заметив странного мужчину, внешний вид которого очень ясно говорил о его душевном состоянии, мой отец потянулся к собственному пистолету, который остался у него ещё с тех времён, когда он был на фронте. Я бы удивился тому факту, что отец смог достать свое оружие слишком быстро. Оно находилось в другом конце комнаты, а он сидел в инвалидной коляске... Ему не должно было хватить времени на то, чтобы взять его в руки. Но в тот момент меня этот вопрос не волновал. Отец одним точным выстрелом попал в руку нападающего, делая того безоружным. Он поднял шум, отпугивая мужчину этим криком и спасая меня от пули. Судя по всему тот мужчина был либо каким-то важным чином, либо имел высокопоставленных знакомых, я не могу об этом судить. Скажу лишь, что после этого инцидента отца лишили возможности работать с оружием, а за починку мелких вещей платили до смешного мало. Примерно в тот период я и начал подворовывать с лавок и магазинчиков. Только работать старался сам. Та и отец, на тот момент, успел поведать мне ряд полезной информации. Во-первых он продолжал заниматься со мной боевыми искусствами. Он обучал меня стойке, продолжал обучать стрельбе. Он даже рассказывал мне, что делать с человеком, у которого пулевое, либо ножевое ранение. Во-вторых: тогда он впервые рассказал мне об эсперах и о моих силах. Он объяснял мне всё это с удивительным спокойствием. За это ему отдельная благодарность. Всё же на тот момент я был всего лишь ребенком. Да, я умел читать и уже видел тела, слышал эхо войны. В то время не было такого человека, который мог бы его не слышать. Но в тот день я впервые столкнулся со смертью и своими силами настолько близко. Помню, как сначала меня переполнял страх, позже — раскаяние за то, что мне не удалось помочь другу. Но опаснее всего во всех тех состояниях было не раскаяние и не страх. Опаснее всего тогда стало ощущение собственной значимости. Несколько недель я серьезно бредил тем, что могу что-то изменить. Могу помочь отцу, помочь на фронте... Могу принести домой денег, еды и интересных книг! Примерно в ту пору я впервые обчистил небольшую лавку, утягивая из кассы мелочь. Хуже всего было то, что эта моя затея удалась. Я слишком сильно поверил в свои силы и после едва не поплатился за эту, излишнюю веру, своей головой. Мне казалось, что теперь я способен на всё. А по итогу... Хозяин магазина не успел бы и не смог меня схватить. Признаюсь честно, он очень старался. К счастью мои способности, которые прорезали голову словно вспышки света, предупреждали о том, что будет дальше, очень сильно помогали. Я уворачивался от летящих в меня предметов, от чужих рук, от подножек. Мне удавалось проскочить в незаметные щели, открытые окна. Спрятаться под стоящую в стороне машину и остаться никем не замеченным. Так было до того момента, пока я впервые не столкнулся с ограничениями, которыми обладали мои способности. Конечно у моих способностей, как и способностей других эсперов были свои рамки и ограничения. В какой-то мере я даже смею сказать, что мне повезло. Везение мое заключалось в том, что способность моя хоть и подходила для грабежа и прочих работ, но она не была «абсолютной». Вы, должно быть, сталкивались в литературе либо киноматографе с одной простой фразой: «Чем выше взлетел, тем больнее падать». Примерно то же произошло и со мной. Испытав свои способности и поверив в то, что теперь мир предо мной изменится — я забыл о том, что силы мои не безграничны. И если неопытность в воровских делах компенсировала собой способность и прирожденная ловкость, то в остальном я оставался всё тем же несмышленным, зелёным юнцом. Обезьяной, которая смогла разбить твердую скорлупу кокоса с помощью камня, найденного возле ног и возомнила себя венцом природы. Глупо? Бесспорно. Но я был ребенком, воспитанным и, возможно, чрезмерно сдержанным, но всё ещё достаточно легковерным. Всю проблему собственных способностей, а точнее их самое слабое место я узнал случайно. Тогда же мне пришлось сделать ещё одно, не самое приятное открытие для себя. Хотя в тот день этих открытий было с лихвой. Всё началось с того, что во все времена можно охарактеризовать одним словом: «конкуренция». Всё началось с банальной конкуренции. Как я уже говорил ещё в самом начале этой исповеди, в том районе, где был расположен мой дом, и где мне приходилось промышлять было множество детей и подростков, которым приходилось самим заботиться о себе и своих родных. Эти дети, как правило, объединялись в группы. В какой-то мере им было сложнее чем мне. Мне эти группы никогда не нравились, и я старался обходить их стороной. Вот только они, узнав о том, что на их территории промышляет кто-то другой наоборот, слишком сильно желали нашей встречи. В один вечер она всё же произошла. Убегая от возможных преследований после моего грабежа, я свернул в небольшой переулок, желая скрыться в том от лишних глаз. Вспышка света с картинками будущего появилась в моей голове спустя секунд семь после того, как я присел у тупиковой стены, пытаясь отдышаться после длительного бега. Я увидел, как выход мне закрывает группа подростков. Они шли стеной и были выше и сильнее меня. Мне достаточно быстро стало ясно, что прорваться сквозь них я не смогу. Из-за этого в мою голову пришла мысль о том, чтобы, оттолкнувшись от стен, к моему счастью, достаточно узких, перепрыгнуть на территорию другого двора. Я подскочил на ноги. Оттолкнулся от одной стены, от второй. Хотел уцепиться руками за края преграды. Мои пальцы соскользнули. Кирпичи кто-то смазал мазутом, или чем-то схожим, уменьшая трение. От неожиданности я растерялся, свалился на землю прямо им под ноги. Я едва успел сгруппироваться, уменьшая повреждения от падения. Правда помогло мне это не очень сильно. Какой вообще смысл от способности предвидения, если тебя окружили и пинают ногами? Поначалу я пытался предвидеть места ударов. Думал как можно исправить ту ситуацию, в которой мне не посчастливилось оказаться. Так вышло, что под рукой у меня ничего не было и быть не могло, лишь пустой асфальт. Та и встать, либо, хотя бы, привстать, мне не позволяли. То немногое, что мне оставалось — это свернуться в калачик, пытаясь закрыть голову и жизненно важные органы. Едва ли бы мне выпал шанс попасть к нормальному врачу в ближайшее время. – Больше не суйся к нам, крыса! – не могу сказать, что я помню очень много из той драки, либо, что будет более верно, с того избиения. Меня избивали не так уж и часто, а потому подобные инциденты я стараюсь запоминать. Чтобы учитывать ошибки и не допускать подобного. Но из того случая я действительно помню не так уж и много. Помню только, что прикрыл голову руками, едва ли отслеживая движения толпы. Ботинки и кроссовки смешались между собой в неясную, неприятную кучу пинков и ударов. Они пытались проучить меня, «отучить» от работы на их территории. Они хотели всего лишь спугнуть своего прямого конкурента. А после... Кажется кто-то слишком сильно ударил меня по голове и я просто отключился. Пришел в себя я из-за холода и сырости. На улице шел дождь. Капли его были большими и били по свежим синякам и гематомам не хуже даже, чем сапоги тех ребят. Точнее мне так казалось, поначалу. Как только я немного привык к холоду и тому, что промокшая ткань неприятно липла к ушибам, к коже и костям, то состояние мое стало чуть более сносным. Терпимым. Открыть глаза сразу мне не удалось, точно так же как и сразу подняться. Кажется меня тогда даже шатало и изрядно трясло. Не помню, как именно мне удалось добрести до дома. Помню, что несколько раз я едва ли не падал в грязь. А один всё же упал. Моя способность сработала как нужно, но сил на реакцию у меня просто не осталось. Та и не смог бы я в тот момент так дернуться, вот и пришлось упасть в лужу лицом и сделать в ней небольшой перерыв. Тогда мне было не столько больно, сколько обидно. Это избиение зацепило моё самолюбие, но вернуло в реальность, не давая влезть в передряги серьезнее уличных разборок. Домой я тогда вернулся уже глубокой ночью. Наше окно было единственным в котором продолжал гореть свет. Отец волновался за меня, а я был готов сгореть со стыда от одной только мысли о том, что мне предстоит предстать перед ним в столь жалком облике: грязная, промокшая насквозь, местами порванная одежда; уйма синяков скрывающихся под ней; затекший глаз, разбитая губа... Последнее я обнаружил только после того, как зашёл в дом. Теплый воздух ударил мне в лицо, мгновенно прилипая к свежим ранам, заставляя те лишь сильнее ныть от боли. Но если встреча с отцом казалось мне делом унизительным. То то, что произошло дальше, я и представить тогда не мог. В небольшой комнате, на циновке, сидел неизвестный мне мужчина. Он был одет в европейский костюм, хоть сам являлся японцем. Сидел он ровно, словно вышколенный солдат. Что он, что мой отец молчали, уставившись на дверь, в ожидании меня. Они замолчали ещё до того, как я вошёл в комнату, а потому подобная сцена была для меня неожиданностью. Ещё более странным стало для меня внезапное предвидение: в нем мужчина, сидевший напротив отца, достал пистолет и выстрелил в него. Я успел увидеть, как по груди отца расплывается кровавое пятно. Одежда темнела, прилипая к его коже. Лицо, сначала вытянувшееся от удивления расслабилось и обмякло. Руки, до этого лежащие на ручках инвалидной коляски свалились вниз. Не знаю, откуда у меня появилась сила, но я, помня, что могу предвидеть будущее на считанные секунды вперёд – помчался на мужчину. Едва ли я мог ему сильно помешать, но и стоять без дела... – А ты говорил что он ещё слишком маленький и слабый... – тот мужчина меня тогда очень легко опрокинул на пол, по сути, не прилагая никаких усилий. Полученные недавно ушибы заболели ещё сильнее. Помню, отец тогда поджал губы, отрицательно качая головой. – Ты посмотри на него... – в голосе его звучала, как мне казалось, что-то грустное, возможно даже тоскливое. Отец указал мне в сторону ванной. Я хотел было возразить, но сил едва хватило на то, чтобы просто подняться на ноги. Я переводил беспомощный взгляд с отца на его знакомого. То предвидение никак не хотело выходить из моей головы. – Но... Он... – я тогда едва смог выдавить из себя два слова. Я постарался подойти поближе к отцу. У человека, сидящего напротив него был пистолет. Правда он его всё ещё не вытянул, отвлекся на меня. – Тебе нужно помыться... Обработать раны – отец твердой рукой подтолкнул меня обратно, к ванной. – Я и не думал вредить твоему старику. Он мне жизнь спас, на войне... – видя моё упрямство, протянул тогда мужчина. Он, кажется, не замечал моего внешнего вида. Либо, что более вероятно, просто не желал обращать на тот должное внимание. Не знаю почему, но его слова меня успокоили. Либо я просто был слишком уставшим и больше не мог сопротивляться их давлению. Даже после того, как я скрылся в ванной, а большую часть моего внимания захватила боль от каждого движения и попытки рассмотреть, а так же обработать полученные раны, картинка смерти отца не хотела меня покидать. Это была проверка? Тот человек знал о моей способности? Отец ему рассказал? В болящей голове эти вопросы крутились стервятниками, не давая сосредоточиться на чем-то одном. Когда я вышел из ванной комнаты гостя в доме уже не было, а отец что-то готовил на небольшом огоньке. – Рассказывай, что случилось. – в общем-то мой отец был человеком мягким и спокойным. Он был добродушным со мной даже когда я прерывал его среди работы, либо пытался самостоятельно разобраться в том оружии, что ему приносили на чистку та починку. Но в этот раз голос его показался мне странным, слишком холодным и даже враждебным. – Меня группой загнали в глухой угол... – я старался не убирать взгляд и не опускать голову вниз. Но все эти мои попытки, должно быть, выглядели жалко, с учётом того, как в тот момент выглядело мое лицо. Всё же в ванной я обработал некоторые, открытые раны, смог даже дрожащими руками заклеить рассеченую бровь. – Ясно. – его голос, как и он сам, оставался холодным и даже колким по отношению ко мне. Он поставил передо мной тарелку с горячим карри. У отца карри всегда выходило вкусным, и очень острым. Но мне всегда нравилась эта острота. Пожалуй вкус отцовского карри и моя любовь к подобным рецептам одно из немногих, что прошло со мной сквозь года, с самого детства. Я помню как он готовил это блюдо когда мне было года четыре. Помню, как едва сдерживаясь, смотрел на кусочки курицы и риса, после того, как на моих глазах застрелили друга. И сейчас я был в схожем состоянии. Хотя в этот раз рассеянность вызывала реакция отца. И немного моя совесть, она пыталась указать мне на то, что я безответственный сын. Выражение лица отца лишь усиливало мои мысли. Из-за них я лениво колупался ложкой в своей тарелке, не зная ни куда мне деть взгляд, ни что сказать. – Это был твой друг? – я смог набраться смелости и задать этот вопрос только под конец позднего ужина. Отец к тому времени вновь стал более добрым. Он вновь стал мне напоминать того человека, который всегда мне помогал. – Да... – теперь его голос звучал в разы спокойнее, – Я всегда считал, что ненужные смерти лишь мешают делу. – Делу? – сразу понять о каком именно "деле" он говорит мне было не по силам. Отец тогда взглянул на меня так странно. Со всей теплотой во взгляде, а после поведал то, подтверждение чему я нашел в старой документации лишь спустя несколько лет. И тогда же очень сожалел о том, что посмел допустить ту мысль, что отец мне солгал. Он совершал много разных поступков. Но не лгал мне. Я не буду вам сейчас пересказывать всего. Скажу лишь, что уснуть мне в ту ночь так и не удалось. В голове моей было слишком много мыслей. Чрезмерно много. Из-за всей полученной информации, а так же опыта, я практически "выпал из жизни" на несколько недель. Сидел дома, много думал и читал. Точнее пытался читать. Мыслей всё ещё было с избытком. Стоит отметить, что мне удавалось справиться с большей частью из них. Мне удалось понять почему я оказался в тупике. Почему меня избили. Но визит того мужчины, что назвался "другом" моего отца, а так же их взаимоотношения остались для меня не ясны. Они, как показалось, общались достаточно мирно, но тогда почему отец был настолько холоден со мной после его визита? Из-за того, в каком виде я пришел домой? Или из-за той информации, которую ему, после, пришлось мне рассказать? Ещё одной деталью во всем происходящем тогда был тот факт, что того мужчину... Друга. Я стал видеть всё чаще и чаще. Когда он заходил к нам в гости мне не разрешали присутствовать на разговорах. Хотя занятий в тот момент для меня хватало. Иногда я видел как этот мужчина наблюдал за мной, пока я был на улице, либо на "своем деле". – Отец будет более рад, если ты принесешь домой деньги, которые заработал сам... – однажды его появление спасло меня от гнева хозяина продуктовой лавки. Он, тогда, отвлёк того пустыми беседами. Правда уже через десять минут шел нога в ногу со мной, ведя этот, немного странный разговор. – Я правда пытался найти работу, но я ещё слишком маленький и мне не доверяют ничего сделать... Та и роли мальчиков на побегушках уже давно заняты... – пересчитывая украденные купюры, протянул тогда в ответ я. – Думаю, ты можешь выполнять и поручения другого плана... – моя способность позволила предвидеть мне то, как этот мужчина положил руку на мое плече. Всего лишь вспышка света и такое простое действие. Но я увернулся. Отскочил от него на метр, смотря настороженным взглядом. – Не могу... – я тогда прижал купюры к себе, смотрел на своего собеседника волчком, – Я не могу делать того, что может плохо отразиться на отце... – В таком случае тебе лучше либо бросить воровать. Либо заняться этим делом иначе... – говорящий не делал в мою сторону никаких движений, стоял на одном месте всё такой же ровный и нерушимый, словно гора, – Как надумаешь... – уголки его губ приподнялись вверх в подобии улыбки. Холодной и достаточно колкой. Помню, я тогда не двинулся ни на дюйм: ни отрицательного кивка головой, ни положительного. Просто замер на одном месте и ждал, пока он пройдет. Если бы отец, до этого, не рассказал мне о том, какими "делами" промышляет этот человек, я, возможно, и прислушался бы. И позже... Но в тот момент жизнь моя была не настолько сурова, чтобы я мог без зазрения совести принимать решения о поступках более тяжёлых, чем забота о собственном пропитании. С суровостью жизни я познакомился немногим позже. Через пару лет после того разговора, когда тот мужчина практически перестал появляться в нашем доме — отец заболел. Не думаю, что мне стоит объяснять вам о колоссальной разнице между стоимостью лечения и теми доходами, которыми нам удавалось обладать. Та и сбережения отца, накопленные ещё с более лучших времён иссякли слишком быстро. Это звучит очень... Банально? Не могу с вами поспорить. Говорят, что лицо человека можно узнать в те моменты, когда ему очень сложно... Мне тоже выпал шанс пройти подобную проверку, но прошел ли я её... Судить не мне. Я потратил часть времени, чтобы отыскать того мужчину, что захаживал к нам. – Ты же понимаешь, что деньги не дают просто так? – тогда спросил он у меня. Понимал ли я? Имея за плечами неплохой, для моего возраста опыт, а так же лежачего из-за болезни отца я понимал. Действительно понимал. Иначе бы точно не стал обращаться к нему за помощью. Первым моим заданием, либо тем, что было бы лучше характеризовать как «заказ» — была кража драгоценностей из одного из богатых домов. К моему счастью камеры тогда были очень редки, а со всем остальным вполне помогали справиться мои сверхъестественные способности. С помощью подобных заказов мне тогда удалось насобирать отцу на лечение. Он лег в больницу, а немногим позже даже смог вернуться домой. Он не говорил мне ничего о моем способе заработка, хотя, разумеется, знал о нем всё, если даже не больше, чем о нем было известно мне. Его другу нравилось как я работаю: после меня не оставалось следов; свидетелей. Что может быть лучше? Но был один момент. Из-за того, что я сам плохо знал систему взаимоотношений в той части преступного мира, в которую мне пришлось сунуться в столь юном возрасте — сорвать достаточный куш, чтобы можно отложить на будущее я просто не мог. Где-то тогда же я вошёл в фазу подросткового возраста и хоть условия, в которых я вырос и отложили на мне свой отпечаток, определенного максимализма, к которому склонны все дети в этом периоде, мне избежать не удалось. Я старался на заказах. Выполнял их честно. Но был больно любознательным. Вновь ощутив призрачный вкус власти и возможностей я решил задаться вопросом старых дел. Старых проблем. Возможно тогда я совершил одну из своих самых крупных ошибок. Зная, что за спиной у меня стоит как минимум один человек, я начал проводить собственное расследование по поводу одного старого инцидента. Начал искать информацию о том человеке, из-за которого в детстве я узнал о своих способностях. А так же о том, как выглядит смерть. Этим человеком оказался один из старых и достаточно успешных офицеров, который, по завершению войны, свернул на "темную" сторону. Он основал свою преступную группировку, состоящую, в основном, из старых военных, которым не было места в мирном времени. В тот день, когда он застрелил моего друга у меня на глазах и едва не застрелил меня — он просто был слишком пьян. Плохое оправдание. Так же у него были проблемы со своей собственной бандой. Я узнавал всю эту информацию в свободное от своей "подработки" время. Засиживался в городской библиотеке, делая вид, что читаю книги, хотя книги я так же читал. Возвращался домой поздно. И каждый раз меня уже ждала порция горячего карри на столе. Отец продолжал чинить разные безделушки и содержал дом в чистоте. Он делал это потому что знал, что я вернусь домой. Даже если мне нужно было пойти на дело, чуть опаснее тех, которые я брал ранее. Это был удивительный ритм жизни, сказочное время, когда мне, как мне показалось, удалось найти гармонию с окружающими меня людьми. Иногда к нам даже захаживал его друг. Тогда они с отцом спокойно выпивали вместе по рюмочке горячительного и рассказывали мне о днях их молодости. Моего отца призвали в армию в достаточно молодом возрасте, ещё до войны. Благодаря своей способности, по сути, очень похожей на мою — обучение ему давалось легко. Во время войны, когда на западных фронтах всё чаще начали происходить битвы с одаренными вскрылась и сверхспособность моего отца. Его способность заключалась в том, чтобы видеть ближайшее будущее того или иного оружия. Это касалось только того оружия, которое он держал в руках, либо с которым взаимодействовал. Это позволило ему стать отличным стрелком, хотя, позже, обратилось против него. Но историю о том, как именно он лишился ног — мне никогда не рассказывали. Вечного нет ничего и все те моменты, в которых мы могли бы оставаться собой и просто отдыхать в конце концов остаются лишь на попечительстве нашей памяти. А память госпожа изменчивая. Так же произошло и с теми временами. Возможно всё случилось из-за моей излишней любознательности. Либо из-за того, что я слишком долго сидел в библиотеке и слишком мало времени проводил дома. А возможно дело было ещё в чем-то... Сейчас это не так уж и важно. Всё завершилось в ту ночь, когда я слишком сильно задержался. Увлекся чтением какой-то книги. Слог у автора был лёгким и я, зная, что в следующее утро могу поспать чуть дольше — позволил себе слишком сильно отдаться чтению. Из-за этого я возвращался домой уже далеко за полночь. Уличные фонари не горели, машины не шумели. Только ветер и затянутое тучами небо. Даже свет в окне нашего дома не горел. Помнится, мне стало грустно от мысли о том, что отец не дождался моего возвращения домой. Я тогда ощутил себя самым настоящим дураком. Я тихо проскочил в дом, открывая дверь так, чтобы она не издала ни звука. Всё же, раз уж я так опоздал, то и права будить отца у меня не было. Тихо зайдя в дом я прошел через небольшую кухоньку, с грустью подмечая, что на столе не было даже остывшей тарелки с карри. Пройдя мимо, я двинулся в спальную комнату. Мне хотелось убедиться в том, спит ли отец — а если не спит, то извинится за опоздание. Я не успел отодвинуть дверцу, ведущую в спальню. В этот момент я совсем не ожидал того, что сработает моя способность — но она сработала. Вспышка света прорезала мое сознание, одаривая меня картинкой того как я, только открыв двери, сталкиваюсь взглядом с высоким мужчиной у которого в руках тонкая, но острая нить. У его ног, в своем кресле сидит мой отец: его голова опущена вниз, светлая одежда испачкалась из-за одного огромного, черного пятна. Помню, что сердце мое тогда едва не выпрыгнуло из груди, ладони вспотели. Я замер так и не сделав последнего шага. Не подошёл к двери. Я невольно затаил дыхание, внимательно слушая происходящее в соседней комнате. Мне удалось отмереть лишь в тот момент, когда до слуха моего донесся отзвук шагов того человека. Он двигался по направлению ко мне. Не помню уже как, но от страха мне удалось бесшумно отпрыгнуть в сторону, прячась в глубокой тени. Человек этот, насколько я понял, и не собирался уходить. Он выглянул из комнату. Осторожно. Прошел немного вперёд. А после замер на одном месте. Мне потребовалось время чтобы понять, что он тоже был одаренным и что в тот момент он использовал свой дар. Не знаю как именно он понял, что я уже вернулся домой. Может его профессиональное чутье подсказало ему это? А может он просто услышал мое передвижения? Либо услышал мое дыхание? Заметил мой взгляд? В тот момент я не особо задавался этим вопросом. Не до того было. Захоронившись в самой глубокой тени в доме я, затаив дыхание, не сводил взгляда со своего оппонента. Он, кажется, и не шевелился вовсе. Он даже не дышал. Просто стоял на одном месте. То, что этот человек был одаренным я понял лишь в тот момент, когда меня настигло новое предвидение: нити, на подобии тех, что мужчина держал в руках, появившись из пустоты обвили мою шею, запястья и лодыжки. Они были тонкими, но очень острыми и крепкими. Их было бы верно сравнить с леской. Но на обычных удочках эта леска не способна быть настолько крепкой. Они не столько сдавливали, сколько резали кожу. Я откатился в сторону, выдавая свое местоположение, но избегая острых нитей. Точнее уклоняясь от одной из атак. Едва я успел поймать равновесие, как в мою голову вновь проникло видение. Мне вновь пришлось уйти в сторону. – Ты тоже одаренный? – человек повернул ко мне свою голову, из-за темноты, царящей в доме понять его выражение лица мне не удалось. Его голос был лишь слегка удивлённым, и, как мне показалось тогда, больно расчётливым, – У твоего отца был слабый дар... – то ли для меня, то ли больше для себя протянул мужчина. Он стоял на одном месте и практически не шевелился. Только нити его сновали по комнате, не давая мне сделать и лишнего вдоха. Возможно, он допускал вероятность того, что я могу быть опасным для него, но вряд ли относился к ней слишком серьезно. Он гонял меня по комнате, не делая при этом никаких движений. Я бы мог подумать, что он просто балуется со мной, и не исключено, что во всем происходящем действительно была часть игры. Только эта игра имела несколько значений. Самым первым её значением было то, что она выматывала меня. В конце концов я бы должен был не успеть отреагировать и пасть в одном из углов собственного дома. Вторым значением сей игры было то, что заставляя меня всё время двигаться мне не позволяли взять в руки ту вещь, которая могла бы помочь мне в обороне. Мне, в общем-то, и остановиться было нельзя, не говоря уже о том, чтобы что-то схватить. Один раз я попробовал поднять с пола опрокинутую мною же тарелку... Эта затея удалась лишь частично. Нити разрезали тарелку прямо в моих руках, оставляя мне лишь жалкий осколок. Пытаясь выиграть себе хоть немного время я бросил его в высокого человека. Он не уклонился от него и даже не попытался его отбить. Осколок попал ему в руку, столкнулся с тканью и свалился ему под ноги. Тогда я не мог понять почему он позволил этому произойти, но чуть позже всё же узнал. Когда высокий человек перевел всё своё внимание на осколок — нити вокруг меня исчезли, позволяя, наконец-то, перевести дыхание и обдумать часть своих действий: меня не подпускали к окнам, к двери, к опасным предметам; мне не давали отдохнуть и явно были близки к тому, чтобы загнать в угол. Мысли о побеге я отбросил практически сразу: сбегать мне не хотелось. Не мог я уйти, оставив отца и этого человека здесь... Мысль о том, чтобы добраться до кухни тоже показалась мне глупой. Если этот человек наемный убийца, да ещё и одаренный, то смогу ли я с ним тягаться в ближнем бою? – А ты превосходишь по способностям своего отца... – говорящий поднял тот несчастный осколок, обращаясь ко мне, – Он даже не сопротивлялся... Жалкое зрелище. А слыл таким хорошим стрелком. – в мою сторону указали осколком, а вместе с этим ко мне полетели около десятка нитей. Я успел предвидеть то, какую площадь они занимают, а так же результат их воздействия на меня. Вновь увернулся. От чего-то слова высокого человека вместе со второй волной гнева пробудили во мне дополнительные силы. И решение той неловкой ситуации, в которой я оказался. Стрелок... Мой отец действительно был хорошим стрелком и даже запрет на работу с оружием не заставил его отказаться от собственного пистолета. Этот пистолет лежал в столе возле стены. В той же комнате, где сейчас находились мы. Всего в полутораметрах от меня. – Но мой отец не был жалким... – немного сдавленно протянул я, вновь отступая к нужному мне столу. Успею ли я? Или поплачусь за эту мысль собственной рукой? Или головой? – Ой ли?.. – в голосе высокого человека прозвучала издёвка. Он проследил за мной взглядом, не прекращая атак. Кажется мои слова лишь заставляли его стать ещё более жестоким: Атаки его стали более плотными. Пожалуй, если бы этот человеко был кем-то другим, убил кого-то другого... Я бы ушел. Просто сбежал. Отец говорил мне о том, что не стоит даром умножать смерти... Но этот человек убил его. И если я не смогу ничего с этим сделать, то и выжить мне точно не удастся. В противном случае и этот человек давно бы покинул мой дом. Страх, обида, злость — всё это позволило мне пойти на безрассудный поступок. Они позволили мне уличить момент и остановиться на одном месте, перед столом, в котором лежал пистолет. Открыв нужный ящик я вытянул оружие. Моя способность показала мне, что будет дальше: я замру слишком надолго. Мой выстрел будет удачным, но меня собьёт с ног острыми нитями. Это был один из тех случаев, когда я не стал изменять ту реальность, что успел увидеть. Я выстрелил в голову высокого человека. После этого я лишь постарался сгруппироваться, чтобы получить меньше травм от нитей. Выстрел прозвучал слишком громко. Нити больно впились в подставленные мною руки. Они порвали одежду и оставили глубокие порезы. Меня отбросило в сторону. Высокий человек в удивительном молчании рухнул на пол. Я постарался подняться на ноги, не до конца понимая, что наш бой уже завершён. Темный силуэт моего оппонента лежал на полу. Из-за темноты мне было сложно ещё что-то рассмотреть и понять... Но его дыхания я не слышал. Хотя, была высока вероятность того, что меня просто оглушило выстрелом. Помню, я тогда осторожно подошёл к тому мужчине, прикоснулся к его телу кончиком ноги — он не отреагировал. В отместку моя обувь начала липнуть к тому, чем теперь начал заливаться пол — к его крови. По телу промчалась дрожь, а к горлу подступил ком лишь спустя несколько минут после того, как всё завершилось. Я тогда стоял на кухне. Едва ли осознавал, что делаю — я пытался навести порядок, но вместо этого то и дело спотыкался об разбросанные вещи, вступал в пятно крови, оставлял свою кровь, сочящуюся из свежих порезов. Я включил свет далеко не сразу, а когда, наконец, сделал это, то замер, скованный осознанием: В соседней комнате, за прикрытыми дверями находился мой отец. Мертвый. Посреди зала лежал его убийца. Так же мертвый. Мой выстрел снёс ему часть черепа, оставив содержимое того на полу и стенах. Под этим, некогда, высоким человеком образовалась огромная лужа крови. А ещё на дворе была глубокая ночь. За окном не было слышно никого. И ничего не видно. Свет горел только у нас. А до этого, минут пять назад прозвучал выстрел. Насколько громким он должен был казаться в полной тишине? Кто-то уже вызвал полицию? Когда она приедет, что мне им сказать? И есть ли смысл что-то говорить? Будет разбирательство? Что мне вообще делать в такой ситуации? Бежать? Делать вид, словно ничего не произошло? Лгать? Сказать правду? Я очень нуждался в совете отца. А его больше не было. В тот момент я внезапно разучился смотреть на собственную жизнь как на то, у чего есть продолжение. Мне стало безразлично мое будущее. Та и было ли оно? Если кто-то вызвал полицию — она приедет быстро и тогда будущего у меня точно нет. Если этот наемник был не один — на его место придет другой, смогу ли я отбиться? Мне нужно будет похоронить отца, если я доживу до этого, но как всё организовать? Меня кто-то будет слушать? Что мне делать с трупом высокого мужчины, лежащим в комнате? Никогда не думал, что в голове у человека может быть настолько много различных мыслей. Ни когда убили друга, ни когда я увидел один из вариантов смерти отца такого количества мыслей, как в этот раз, в моей голове просто не было. Я пытался как-то справиться с ними. Понять. Но, по итогу, просто сел под окном на кухне, так, чтобы можно было видеть две двери: входную, и ведущую в спальню; и труп высокого мужчины. Какое-то время я просидел прислушиваясь к звукам, доносящимся с улицы. Я ждал приезда полиции. Или ещё одного убийцы, я не знал. Скорее всего в какой-то момент я просто уснул. А может и не уснул, а просто отключился? Не могу сказать, сам не знаю, что тогда произошло. Я даже не уверен в том, сколько именно времени провел в этом состоянии. Помню только, что когда пришел друг отца было светло. Я тогда открыл глаза из-за неясного мне шума: скрипа входной двери и прерывистого вдоха. Да уж, картина, которая встречала вошедшего действительно была странной и уж точно неожиданной. Даже я не ожидал того, что увидел при свете дня. Ещё ночью труп высокого человека казался мне чем-то эфемерным, едва ли реальным. При свете солнца, пробивающегося сквозь закрытые ставни и подкрепляющегося светом ламп, а ведь его я так и не выключил тогда, всё казалось более реальным, хотя всё таким же гармоничным. На мгновение мне в голову даже пришла простая мысль: Не будь здесь этого трупа, бардак в доме смотрелся бы как-то странно. Было бы слишком пусто. А так... Отец друга вступил в огромное пятно, пытаясь подойти ко мне. Он скривился, но достаточно быстро прошел через комнатку, не зацепив ни одной из упавших вещей. По сути, вещи были разбросаны не так уж и сильно. И как я тогда мог спотыкаться об них? А само пятно... Обычно кровь, попадая на разные поверхности, казалась мне черной. Но была ли она когда-то такой? Темно-красные пятна, а они таковыми были всегда, залили собой практически весь пол. Мои руки сейчас тоже были в крови. Эта фраза часто используется творцами «по локоть в крови» — они описывают ею людей, совершивших много ужасных преступлений. В тот день мои руки тоже стали «по локоть в крови», причем в прямом и в переносном смысле. – Вы устроите похороны моего отца? – этот вопрос оказался первым, который я задал. От чего-то я был уверен в том, что убийство не сойдёт мне с рук, меня настигнет плата за это деяние... А значит мне нужно было найти того, кто сможет позаботиться о погребальной церемонии. – Ты его убил? – спросил мужчина, указывая на труп высокого человека, я кивнул, продолжая ожидать ответа, – Где твой отец? – В соседней комнате. – в тот момент я не мог понять к чему такие вопросы? Разве всё было не очевидно? На самом деле всё было не так уж и ясно, как мне тогда показалось. Друг отца дошел до новых дверей, отворил те, после исчезая в комнатушке. Я продолжил сидеть на одном месте, смотря на дверную раму. Я раньше не присматривался, но под дверь так же успела натечь лужа крови. Мне было слышно как тихо друг отца шептал что-то себе под нос. Я не мог разобрать его слов и не сказать что пытался. От одних мыслей о том, какая картина ждала меня в этой комнате становилось дурно. Думаю вас не удивит тот факт, что это дело так и не дошло до полиции. Друг отца не зря был тем человеком, что подкидывал мне заказы на ограбления. Раньше я только догадывался, теперь же был в этом уверен: по завершению войны, в условиях кризиса бывший служивый смог прижиться лишь в одних кругах — в преступных. Смерть своего сослуживца он принял почти как покушение на самого себя, а потому и делом этим занялся всерьез. На похоронах отца мне сказали две новости: одна была приятной, а вторая нет. В классике начинают с приятной новости, но я точно не классик, а потому могу смело начать со второй. Той, которая для меня была не очень приятной. Эта новость заключалась в том, что человеком, который заказ мою семью, а в частности меня, был, как вы уже поняли, всё тот же мужчина о котором я уже искал информацию. В тот момент я искал её без злого умысла. Меня съедал интерес. Но, думаю, даже если бы он знал, что мне просто было любопытно — своего заказа он бы не отменил. Бывшему главе незаконной группировки не нравилось такое любопытство к его персоне, ещё и от мелкого вора, ничем не примечательного в их кругах. Но была и ещё одна новость. Приятная, для меня. Тот мужчина на старости лет успел поднять слишком много шума и в кругах, ранее мне неизвестных за его голову появилась цена. Почему же эта новость была мне приятной? Только из-за того, что кто-то намерен послать за ним наёмного убийцу? Конечно нет. Будто кому-то станет легче от того, что человек которого он ненавидят — мертв. На этом моменте немного сложно сказать, действительно ли я ненавидел того мужчину так, как это принято описывать в книгах. Едва ли я испытывал «жгучую ненависть», как это бывает. Разумеется, я испытывал ненависть к этому человеку. Но она не "жгла" как принято считать. Скорее наоборот — охлаждала, оставляя вместо себя лишь холодную злость. – Я исполню этот заказ. – кажется, мое решение удивило друга отца. – Ты хочешь ещё больше погрязнуть во всем этом? – я кивнул практически сразу. Я, в виду своего возраста успел поставить крест на самом себе ещё в день смерти отца. Я правда смирился с участью преступника. Я и так был им... Просто не в той мере, в которой собирался стать теперь. Нельзя сказать, что свой первый заказ на убийство я рассматривал как первый, и как заказ. Всё же мне уже довелось убить человека, хоть и исключительно в целях самообороны. К слову о том одаренном, что проникнул в мой дом. Его способность в какой-то момент показалась мне непобедимой... Эти вездесущие, тонкие и крепки нити... Как оказалось позже, у его способности было одно слабое место: Пока он был сосредоточен на управлении нитями, ему было трудно шевелиться. Именно поэтому он пропустил тот осколок, что я в него бросил. И именно поэтому не отреагировал на пулю. Он просто не смог. Возможно, знай он, что в доме есть пистолет... Знай он где именно лежит оружие — я бы не смог выиграть. Иными словами моя победа была, если не удачей чистой воды, то, как минимум, частичной заслугой моего везения. По крайней мере такими аргументами друг моего отца пытался меня отговорить от дела. Пожалуй он понимал даже лучше меня, что будет, если же я сделаю то, что задумал. Точнее, с какими последствиями мне придется столкнуться. Но заказ существовал, и наемные убийцы тоже. Если же я убью того, кто и так в скором времени умрет, если не от моих рук, то от чужих, то что с этим измениться? В общем-то... Ничего. Правда мне станет чуть спокойнее. Должно стать. Та и, если это дело пройдет гладко, то... Ладно, над последним пунктом, его перспективами и проблемами я особо не задумывался. Повторюсь, я просто не воспринимал планирующеся убийство того мужчины как отдельный "заказ", за который мне могут заплатить. Так вышло, что его убийство казалось мне чем-то... Разумным. Тем, что просто должно было произойти. И произошло в один из тихих вечеров. Дом, в котором он жил отдавал остатками былой роскоши. Большие окна были грязными от дождей, а внутреннее убранство хоть и было дорогим, но уже давно утратило свой блеск. Преступная группировка этого мужчины давно распалась, оставляя после себя лишь шум, тайны и множество сомнений. Пожалуй из-за этих самых сомнений, а так же собственного недоверия к окружающим в достаточно крупном особняке цель моя жила, можно даже сказать, одна. В конце концов, не могу же я считать густо населенным тот дом, в котором, помимо хозяина, живёт человека три от силы? Двое из этих людей были охранной и ещё один — служанкой. Последняя явно не справлялась со своими обязанностями. Хотя от охраны тоже толку было не так уж и много. Не уверен, был ли вообще какой-то смысл в этих охранникам, либо был ли профессионализм в их действиях? Один охранник наблюдал за происходящим на улице, второй — проверял дом. Для меня ни первый, ни второй не стали преградой. Признаться честно, сложность возникала скорее из-за служанки. Предвидеть её передвижения по дому было в разы сложнее и, если бы не моя способность, она была бы тем человеком, который мне помешал. Перед тем как идти на задание я подготовился: выучил план дома; подобрал оптимальную, удобную одежду; взял отцовский пистолет. Он был старым, но я успел привыкнуть к нему ещё с детства. К тому же, благодаря встрече с тем наемником, проникшим в мой дом, я узнал, что моя способность прекрасно подходит для владения стрелковым оружием. Правда уже тогда я сомневался, что использую его на этом задании. Хозяин дома имел привычку по вечерам сидеть в своей комнате, распивая бутылочку коньяка и смотря какой-то канал, вещающий о развитии военных технологий. Я проник в его комнату бесшумно. Мне показалось, что и смерть его должна быть тихой, едва ли чем-то примечательной... А потому я не воспользовался пистолетом. Возможно, знай я в тот момент то, что знаю сейчас, обладай я теми навыками, то смог бы выполнить всё даже красивее... Подстроил бы самоубийство, или ещё что-то подобное. Но какой смысл в том, чтобы сокрушаться о прошлом? Я подловил момент, когда передача, которую он смотрел, стала слишком громкой: незаметно проскользнул ему за спину. Я следил за тенями, старался передвигаться так, чтобы не вызвать малейшего сомнения либо опасения со стороны своей цели. Подошёл к нему со спины. Едва сдержал усмешку, осознав то, насколько эта ситуация похожа на ту, что произошла в моем доме. Когда его шеи коснулся прочный трос — мужчина издал странный хрип. Он начал двигаться: руками постарался перехватить трос — я сжал его ещё сильнее. Какой, оказывается, муторный это способ убийства. Когда мужчина полностью осознал происходящее, а выпитый алкоголь под действием адреналина начал отступать: он попытался подняться — я вцепился в него ещё сильнее. Руки напряглись. Пальцы побелели. Кажется я крепко сжал челюсть. Только сейчас то странное, липкое и холодное чувство, которое ранее я назвал «холодной ненавистью» преобразовалось в то, что легче понять и осознать: внутри закипал гнев. – Не уйдешь. – собственный голос, выплюнутый сквозь стиснутые зубы показался мне чужим и слишком холодным. Я сжал его ещё сильнее. Мужчина только и смог, что издать странный звук. Он дернулся ещё пару раз, едва не опрокинул ногой небольшой столик, на котором стоял его алкоголь. Мне удалось помешать падению того, удержав его буквально кончиками пальцев. Я тогда ещё не знал, что моя растяжка может быть такой. После того как мужчина обмяк — потерял сознание, я простоял за его спиной, продолжая перекрывать ему доступ к кислороду ещё какое-то время. Это было странно... Когда я шел на дело, то был сосредоточен и собран. Когда убивал — был решителен и даже зол. Но когда всё завершилось я ощутил лишь усталость и рассеянность. Его смерть не принесла облегчения, не обрадовала, но и не огорчила. Тогда я просто тихо ушел, оставив его прислуге счастье самим обнаружить тело утром, либо в обед... Или когда они начнут его искать? Всё понял я лишь добравшись до дома. Помнится, я тогда присел возле фотографии отца и заженными подле неё благовониями. Я пересказал ему всё: от начала и до конца. То и дело на губах проскальзывала улыбка. Я смог. Тот человек, из-за которого погиб отец и мой друг тоже был мертв. Правда никого это не вернуло. И помогло лишь тем, что холод, до этого сковавший меня начал понемногу отступать. Он уступал место боли за родных, и, позже, интересу к жизни. Последним, что хочу сказать в этой исповеди было то, что через какое-то время я услышал одну интересную вещь. Мой первый выполненный заказ назвали «Безупречным». И ведь действительно, моя способность прекрасно подходит для подобного рода занятий. Честно признаться, мне сложно представить другую работу, в который эта способность могла бы проявлять себя на том же уровне и была бы такой же полезной. Нет, я не пытаюсь оправдать тот факт, что после выполнения первого заказа я стал наемным убийцей. Из-за жизненных обстоятельств, либо из-за своей способности, либо склонности, или ещё чего другого... Я не буду отрицать того, что выбор у меня был. Возможно был. А может он всё ещё есть. В любом случае я его уже совершил. Выбрал свою стезю. Это тот выбор, за который мне отвечать. Не знаю когда. И не хочу об этом думать. А ещё недавно мне удалось найти заведение, в котором готовят вкуснейший карри. Вот в чем безупречность. И постоянство.