Лучи солнца еле пробиваются через задёрнутый тюль. Они, будто смеясь, бегают по комнате: по потолку, по кровати, где мирно созерцает сновидения Кэйа Альберих. Яркие солнечные лучи нахально гуляют по его лицу, рукам, волосам. Кэйа чувствует, как чья-то тёплая рука нежно гладит его по голове. Только
его касания могут сделать из любого кошмара что-то светлое, приятное.
— Доброе утро, — шепчет Кэйа сквозь сон.
— Ты милый, когда спишь, — в ответ шепчет блондин, улыбаясь.
— А если проснусь, буду уже не так мил? — с улыбкой на лице Кэйа открывает глаза и освобождается от крепких оков сна.
Он замечает рядом с собой серебряный поднос, на котором красивой композицией расположены чашка горячего чая, мятный аромат которого гуляет по комнате, чайник с голубыми узорами и такой же расцветки тарелка, на которой лежат пара-тройка оладьев.
— Спасибо за завтрак. К чему такая забота?
— Просто захотелось сделать что-то приятное любимому человеку.
Кэйа стал осматривать Дайнслейфа. Тот был одет в жёсткий чёрный плащ, чёрные брюки из такой же чёрствой ткани, а правая половина лица была спрятана под плотной маской.
— Опять уходишь? — Кэйа сменил позу, теперь он сидел, всматриваясь в яркие глаза собеседника, — Куда теперь?
Дайнслейф в ответ промолчал.
— Дайн! — Кэйа дёрнул его за руку.
Блондин улыбнулся. Сейчас Кэйа был похож на маленького котёнка, который хочет внимания и любви. Он подсел ближе к нему и, всё так же улыбаясь, нежно обнял его, утыкаясь носом в плечо Кэйи.
— Дайн, не молчи.
— Я уйду туда, где стелятся цветочные равнины и восходят широкие леса — туда, где бескрайние пустыни невежества и высокие холмы блаженства.
— Можно с тобой?
— Нельзя.
— А если я не буду спрашивать?
Дайнслейф крепко сжал руки Альбериха. Они были холодные, словно после плавания в ледниковом море.
— У тебя руки ледяные. Ты замёрз?
— Чуть-чуть, — глубоко вздохнув, сказал Кэйа.
— Выпей, — блондин протянул ему чашку с чаем, что до этого стояла на подносе.
— Спасибо, — прошептал Кэйа, принимая чашку, и сделал пару глотков, после чего улыбнулся и поставил чашку на её прежнее место.
Кэйа любит мятный чай не только потому, что ему нравится вкус, а потому, что Дайнслейф умеет его готовить по особенному секретному рецепту. Мятный чай из «Доли ангелов» или «Хорошего Охотника» совсем не такой, как умеет заваривать Дайнслейф. Может, такой чай умел делать каждый в Каэнри'ах, а может, — это собственный рецепт Дайна.
— Значит, Сумеру. Когда?
— На закате или на рассвете — смотря когда отпустишь.
— А если не отпущу? — Кэйа крепко сжал руки Дайнслейфа.
Он навалился на блондина и, нависнув над ним, нежно поцеловал.
— Ты мой. Не отпущу, — Альберих положил голову на грудь Дайнслейфа.
— Как скажешь, неугомонный, — смешок.
Всё утро они провели в постели, даже не думая вставать. Только с самым близким человеком есть о чём поговорить и о чём помолчать. Поэтому, когда наступала неловкая тишина, никто не смел прерывать её пустой болтовнёй.
Часы пробили полдень. Периодично двигающаяся фигурка кукушки на пружине подтвердила это громкими возгласами.
— Дайн, ты спишь? — прошептал Кэйа, приоткрыв глаза.
— Нет.
— Чем займёмся?
— А чего ты хочешь? — обжигающим шёпотом спросил Дайнслейф.
— Честно? Чтобы ты остался.
— Солнце, не могу. Может, есть ещё какие-то желания?
— Нет, — Кэйа уткнуться носом в грудь блондина.
— А у меня есть.
— Правда? Какое же? — Альберих поднял взгляд на Дайнслейфа.
— Пролежать с тобой так весь день, ни о чём не думая. — Дайнслейф улыбнулся.
— Дайн, я люблю тебя.
— И я тебя, солнце.
*
Тяжёлая деревянная дверь таверны открылась, впуская Альбериха в слабоосвещённое помещение. Когда он увидел за стойкой Дилюка, протирающего полотенцем стаканы, а не Чарльза, как обычно, он хотел развернуться и сделать вид, что зашёл случайно, но Дилюк его всё-таки заметил.
— Если пришёл, то садись. Постоянно избегать меня не получится.
— Я не избегаю. Просто не хочу мешать твоему одиночеству. — Кэйа прошёл внутрь и сел напротив Рагнвиндра.
Дилюк оглянулся — в таверне и вправду никого не было. Даже пьяных бардов.
— Не устал врать?
— Невозможно устать от любимого занятия.
Дилюк поставил на стойку стакан и налил в него полупрозрачную тёмно-алую жидкость. Кэйа тут же почувствовал аромат вишни.
— Сок? Серьёзно? Разве в таверну приходят, чтобы выпить сока?
— Вино ты мог и дома выпить, потому что доступ к погребу я тебе не ограничивал, — Дилюк закатил глаза.
— Пить в одиночестве — это алкоголизм. Поэтому я и пришёл сюда — думал, что Чарльз составит мне компанию, а тут ты. Ни выпить, ни Чарльза — двойное разочарование.
— Чарльзу запрещено пить на работе, и ты прекрасно это знаешь, — суровым тоном сказал Дилюк, — А как же тот парень, который ночевал у тебя? Он отказался составить тебе компанию?
— Дайнслейф? Он ушёл на рассвете, — с тоской в глазах сказал Кэйа.
— У вас что-то было?
Кэйа нахмурился. Ситуация больше походила на допрос.
— Он сделал мне завтрак, беспокоился о том, не мёрзну ли я, и укрывал меня одеялом всю ночь. Если тебя так беспокоит то, что кто-то помимо тебя проявляет ко мне внимание и заботу — скажи об этом прямо.
— Даже если и беспокоит, то что? Этот Дайнслейф вернётся, ты будешь какое-то время счастлив, потом он уйдёт, и ты снова придёшь сюда в надежде выпить. Тебе не надоело такое?
— Я завтра отправлюсь за ним, — твёрдо сказал Кэйа.
В ответ Рагнвиндр лишь удивлённо хмыкнул, улыбаясь.
— Что смешного? — поинтересовался Альберих.
— Ничего. Ты будешь пить вишнёвый сок или мне его отдать какому-нибудь бродяге на улице?
— Выпью. Но только ради бродяг. Они не должны травить свой организм этой гадостью.
Кэйа залпом выпил стакан терпкого вишнёвого сока.
— Можно теперь вино?
— Нет. Сам сказал, что пить одному — это алкоголизм, а спиться я тебе не дам.
— Да. Прости, снова забыл, что барменам нельзя пить на работе. А если мы вернёмся в поместье, ты выпьешь со мной?
— Я подумаю.
*
Кэйа лежит на мягком диване, укутавшись в тёплый красный плед и положив голову Дилюку на колени. Тот сидит рядом с бутылкой красного сладкого вина.
Сколько так будет повторяться? Посмотрев на спящего пьяного Кэйю, Дилюк решается сказать то, что не мог сказать долгие годы.
— Я люблю тебя, — горячим шёпотом произнёс Рагнвиндр.
— И я тебя, — сквозь сон шепчет в ответ Альберих, — Дайн.
Сердце Дилюка ненадолго замерло. Раз Кэйа любит другого, то какой смысл пытаться вернуть его? Рагнвиндр навсегда останется для Кэйи тем, к кому он приходит за выпивкой...
или не навсегда?
