Мой любимый айдол

      Густой и мутный туман, казавшийся самым обычным явлением, медленно и незаметно окутывал с головы до ног, после чего меня будто бы оторвало от земли и, затмевая взгляд и разум, перенесло в небытие. Совсем скоро перед моим взором открылось место, которое, казалось, ни один человек в здравом уме никогда бы не осмелился посетить, да и посещал ли? Кругом всё огорожено забором, колючими растениями; в воздухе витал запах гниющей плоти, да и в общем здесь царственно восседала энергия нежити.       Еще несколько часов назад я поддался энтузиазму во время головокружительного концерта моего биаса из некогда существовавшей группы «БЕЗ ПРИКРАС». Гибель половины участников ещё никогда не вызывала у меня столь неописуемую горечь утраты, но Хак Чиун — единственный выживший — не дал большинству своих фанатов опустить руки. Хак Чиун, известный как Трюкач — личность, за которой машинально хочется следовать до конца: обворожительные физиономии — манят, как магнит, и не смеют отпускать. Выразительные глаза смотрят в душу и заставляют моё сердце биться сильнее, а музыка, которой Чиун радует свою фанбазу, никогда не отойдет в моей душе на второй план. Вот есть в нём что-то такое, из-за чего всё тело обливается жаром и, не знаю почему, ужасает. Домой с концерта я шёл уставшим и под огромным полотном положительных впечатлений. Уставился лицом в телефон и просматривал сделанные мной фотографии, на которых Трюкач, как и всегда, показывает себя во всей красе.       А теперь я только и делаю, что с нескрываемым ужасом на лице озираюсь по сторонам в надежде понять, забрел я сюда по глупости или же виной тому действительно туман. Безмолвная тишина, изредка прерываемая криком птиц, была гнетущей. Разила сердце, подобно клинку, устрашала, от чего становилось невыносимо здесь находиться. Стоило мне отвести внимание от неприятного пейзажа, как голову протаранил поток мыслей. Они успокаивали и наводили только больше жути в неравных пропорциях, мозолили голову и то и дело выгораживали одну мысль за другой: «Ну ничего страшного, я просто забрел на заброшенное кладбище, когда свернул не туда, вот и всё. Нужно просто развернуться и пойти обратно, это ведь логично.», «Нет, это невозможно, ведь на мгновение я утратил способность видеть из-за густого тумана, а потом…а что потом?», «Нужно ВАЛИТЬ отсюда, пока не поздно.». Вдруг меня озарило… Я ведь могу быть здесь не один. Если оказаться здесь суждено было неслучайно, то кому тогда это выгодно, если не человеку, несущему большую угрозу для моей жизни? От такой мысли к горлу поступил тяжёлый ком, я пошатнулся и пришлось найти опору в виде столба, чтобы не распластаться на земле. Прижавшись к нему боком, я сделал пару глубоких вдохов и выдохов, чтобы хоть немного нормализовать бешеное сердцебиение. Даже если это дело рук чего-то потустороннего, то нажива у него отменная — трусливый юноша Кореи, которому от собственных мыслей уже успело серьёзно поплохеть. Теперь тишину перебивали не только птицы, но и я, пытающийся прийти в себя, но стоило мне вернуться из мыслей в реальность, как пришло новое осознание: то, к чему я прильнул… — Твою мать! — вскрикнул я, наверное отпрыгнув от столба метра так на два точно. Да и сложно теперь назвать это чудо столбом: на нём висел крюк, но не он меня напугал, а то, что на нём висело и то, что обрамляло весь столб. Непонятные клешни похаживали на лапки какого-нибудь громадного паукообразного, они пожирали висящий на крюке труп и издавали мерзкие звуки: чавкали, хрустели. Из тела трупа сочилась свежая кровь; нашелся источник гнилого смрада, ведь то были выпавшие внутренности. Кишки выпали наполовину, глаза почти что выпали из орбит. Смотреть на это безумное месиво было невозможно и к горлу снова поступил тяжелейший ком. Я был готов испражнить всё содержимое желудка, пока за спиной не послышался…до боли знакомый голос. — Chajatda

***

      Такое не может быть. Нет. Должно быть, это всё мною накрученные фантазии, а Трюкач, стоящий между деревьями, является миражом в моей голове — последствие после концерта и пережитого страха. Так я думал до тех пор, пока Хак Чиун не освободил руки от оружия и юркнул ими в карманы ярко-жёлтого пальто. Оттуда он выудил около десяти метательных ножей и, глядя прямиком в глаза, рывком замахнулся. Перед тем, как получить множество ранений, я только и успел промямлить под нос его имя. — Хак Чиун… — и затем лезвия синхронным маршем вонзились в моё тело. Они разорвали кожу, острия пронзили мясо моего тела. Боль поразила шею, а затем из неё полились ручьи крови; затем по цепочке я начал чувствовать режущую боль в груди, плече, скуле.да и, в общем, по всему торсу. Я задрожал, не успев даже осознать, что со мной произошло, но непрерывное кровотечение из шеи ввело меня в масштабный ужас, ибо я понял, что если не получу помощь — умру. Уже умираю. Все прежние попытки устаканить своё сердцебиение пошли коту под хвост и теперь оно билось ещё сильнее, ещё быстрее. Стоило мне потянуться рукой к шее, как в глазах внезапно потемнело, а ноги совсем перестали слушаться: обмякли то ли от страха, то ли от боли всего тела и перестали держать. Послышался мерный шаг. Он настигал, становился всё ближе и ближе, а когда я поднял взгляд, увидел, что виновником моих ран действительно является биас, которого все видят идеальным айдолом без каких-либо замашек. — Хак Чиун… Хак… Чиун?.. Трюкач, это правда Вы? Что Вы делаете? Что у Вас на уме?! — медленно, неторопливо из легкого замешательства я перекочевал в необъятный ужас. Мой любимый айдол смотрел на меня с безумием в глазах, и как только это безумие никто так и не заметил, включая меня? Мы все оказались глупцами, марионетками в руках чудовища! От нарастающего ужаса брови полезли на лоб, глаза раскрылись широко-широко, и я хотел было подорваться с места, чтобы броситься на утёк, как вдруг кровоточащая рана на шее напомнила о себе: в глазах вновь потемнело и я, скуля, запрокинул голову назад, закрывая глаза и мечтая, чтобы всё оказалось кошмаром за день до концерта. Трюкач молчал и наконец в два шага настиг меня. Взгляд его скользнул по изрезанному ножами телу, затем послышался его мелодичный и невинный смешок, словно все его действия не наказуемы и ничего, кроме детского ребячества здесь нет. Он опустился передо мной на корточки и как следует огрел меня ладонью по лицу, дабы от боли я не посмел потерять сознание, и тогда я вновь устремил на него свой полный ужаса взор. Уже через пару секунд я кашлянул кровью, что бурлила в моей глотке и в то же время рекой струилась с внешней стороны раны, я прохрипел невнятное «Пожалуйста, не надо», но Чиуна это только раззадорило. Вновь послышался его смех, он любопытно наклонил голову вбок и свёл брови ближе к переносице. Только в близи мне удалось рассмотреть на его теле засохшие и свежие пятна крови, что навевало на мысли: труп на крюке не первая его жертва здесь.       Трюкач неотрывно смотрел мне в глаза, успевшие наполниться слезами, а потом я вспомнил, что он однажды смотрел на меня так же. Вип встреча. Мне подарили её родители на восемнадцатый день рождения. Тогда мы неплохо пообщались и, скорее всего, Хак Чиун меня узнал. Вот и я теперь...любуюсь им. Любуюсь и понимаю, что он не отталкивает меня, не вызывает омерзение. Я не чувствую к нему ничего из-за неожиданных обстоятельств, которые мне приходится переживать в эти минуты. Вдруг маньяк накренился, опустился на мой пах и совершенно неожиданно прошёлся языком по окровавленной шее, смакуя её металлический привкус, слизывая её так, что не осталось и следа, вот только рана от этого не зажила и продолжала истекать кровью. По всему телу прошлись мурашки и я поёрзал, намереваясь скинуть с себя маньяка. — Не трогай меня.Хак Чиун, прошу, не трогай меня! — и только сейчас у меня сорвало крышу, сработал инстинкт самосохранения. Вся энергия ушла на сопротивления: я толкался, пинался и колотил Трюкача руками, уже не замечая колкую боль и льющуюся со всех ран кровь. По мере попыток спастись, я чувствовал, как бьюсь пахом об чужую промежность.и тогда внизу я почувствовал жар, что свёл меня с ума. Что за чёрт, как такое вообще могло произойти?! Чтобы мой член запульсировал и привстал от касаний к человеку, коему так и норовит меня прикончить. Я старался хватать ртом воздух и сильно жмурил глаза, мысленно взмолился: «Пожалуйста, дайте мне шанс… Я не сделал ничего плохого.Я не хочу умирать…не хочу…прошу…пусть это будет розыгрыш. Глупый-глупый розыгрыш!». А Хак Чиуну от моей борьбы было не холодно не жарко, он лишь улыбался и хохотал…и вдруг почувствовал под собой движения. Он замер, будто бы ужаснулся таким переменам под своей задницей, но и они не разожгли в нём пламя. Трюкач подорвался к моим рукам, схватил их в одну свою и начал шептать вальяжно, мелодично растягивая слова — Грязный… Ах-ха… Грязный-грязный мальчишка… Ты меня повеселил… Я согласен, давай поиграем. А потом он пригвоздил мои руки на землю, прямо над головой, и вонзил в них нож, чтобы обездвижить. — ААААААААААААААААААААААААААААААААААА!!!!! — Болезненный крик, казалось, заполнил всю местность, от чего даже те птицы, что вместе со мной нарушали гробовую тишину, улетели прочь. Теперь слёзы лились втрое больше, а в глазах начало сильно темнеть. Очередной смех трюкача словно отдалялся от меня, но он не намеревался так просто меня отпускать. Никаких поблажек. Чиун опять саданул меня по щеке, не дав потерять сознание. — НЕ СМЕЙ ТЕРЯТЬ СОЗНАНИЕ! — сквозь стиснутые зубы прорычал маньяк, — Нет, ну в самом деле… Ты ведь сам этого хочешь, я чувствую! — Чиун навис надо мной, затем сильнее прижался промежностью к паху и потёрся, точно очерчивая контуры моего члена сквозь ткань брюк. Я почувствовал, как кипяток обволакивает мой орган и тот запульсировал еще пуще, чем было прежде. — Хочешь же. — НЕ ХОЧУ! НЕ ХОЧУ, НЕ ХОЧУ, НЕ ХОЧУ, НЕ-ХО-ЧУУУУ!!! — я кричал от боли и не мог перестать этого делать, а Хак Чиуну…было весело. Я смотрел на него, смотрел на каждый сантиметр его оголённого тела и понимал, что чувствую поистине ужасное — симпатию к этому монстру. На лице смешанной кашицей текли слёзы, сопли и слюни, я громко всхлипывал и боялся даже пальцем руки двинуть, чтобы не доставить себе новую порцию убийственной боли. Раздался треск — это Трюкач разорвал выступ пояса моих брюк. Тепло погоды обволокло член сквозь тонкую ткань нижнего белья, но вскоре Чиун избавился и от него, высвобождая агрегат наружу. Он надавил на основание двумя пальцами и неспешно скользнул ими вверх. Оказавшись у головки, Чиун хитро прищурился и заглянул мне в глаза, и смотрел он так, будто насмехался над моей беспомощностью. Издевался, дразнил. Тем временем кровь не утихала, с каждым мигом я чувствовал себя хуже и хуже, а главным предателем тела оказался собственный детородный орган, послушно вставший от касаний маньяка. По всему телу вновь пробежала копна мурашек и я прогнулся, чувствуя, как ствол пульсирует от желания, в то время как морально мне хотелось провалиться под землю и скорее умереть: надежда на спасение угасала, да и умереть таким униженным ой, как не хочется. — Чиун.Хак Чиун. — кряхтел я, — Не надо, умоляю, не надо… Пощади...прошу, пощади меня. — На рёв уже не было сил, я всхлипывал и молил Чиуна остановиться, но тот всё оголял меня, разрывая одежду в клочья. Ему было весело. Предполагалось, что жертвой изнасилования я стану такой же, как и большинство случаев: меня поимеют, порвут внутри всё, что только можно, но Чиун начал не с этого. Сглотнув противный кровавый ком я приоткрыл глаза и увидел, что маньяк нависает надо мной уже без нижней одежды. Абсолютно голый. С таким же, как у меня, стояком. Его рука оказалась на моей шее, которую он вдруг поспешно сдавил, вызывая у меня бурлящий фонтан крови из рта. Всё вытекшее он соблаговолил вытереть руками, потом Хак Чиун как следует облизнулся. Он щурился, глядя на меня, смотрел на мои страдания и наслаждался, а кровь была сладким соусом — дополнением к ужину. Маньяк приподнялся, одной рукой взял мой ствол, второй продолжал слизывать кровь, а в следующее мгновение я почувствовал его тугое отверстие. Медленно он насел на член, и я видел, как он хмурится и старается сделать это так, чтобы от искусства отличить было ну никак нельзя. Поджав губы, я прикрыл и глаза, ибо мне было приятно, а от удовольствия этого хотелось умереть еще пуще прежнего. По рукам струилась кровь, они уже успели онеметь и я перестал их чувствовать — Хак Чиун своего добился, он в действительности обезвредил свою игрушку. Он воочию наблюдал за тем, как медленно она погибает и явственно наслаждался, насаживаясь на член всё глубже и глубже. — Ахха. — протянул он, зарываясь руками в собственные волосы. Вскоре маньяк полностью погрузил в себя мой член, а я чувствовал, какой он теплый и чертовски узкий внутри. Насколько мы уже поняли: детородному органу сей процесс доставлял бурю ощущений, нежели мне. Я полностью обмяк и не сопротивлялся, сил на то уже не было, но и, признаться честно, я был рад тому, что боль мало по малу начала утихать…или это я к ней привык? Хак Чиун, дав себе некоторое время, чтобы привыкнуть к внушительному размеру, начал двигаться вперед и назад, тёрся об меня промежностью и вместе с тем немного привставал, выполняя возвратно-поступательные движения. Он слабо насаживался и мелодично постанывал, а потом, словно прочитав мои мысли, он вытянул из моей груди ранее вонзившийся метательный нож, заставив меня дёрнуться и зажмуриться от боли, а потом поднёс его лезвие к яремной ямке… и надавил. Он повёл нож вниз, прямо к паху, на котором набирал тем. Совсем скоро он начнёт прыгать на члене. Вперёд-назад…вперёд-назад. Теперь на мне красовался длинный колющий порез, словно я живьём побывал на вскрытии в морге. Я глухо простонал, вновь заплакал и сделал глубокий вдох, а затем выдох. Грудь моя вздымалась от усталости, страха и напряжения, а член в Хак Чиуне не переставал пульсировать…и вскоре он будто бы вспомнил, что является не половым партнёром своего никчемного фанатика, а маньяком. Ему надоело насаживаться и тогда он неожиданно рьяно вонзил нож в мой живот — в уже готовую рану, её оставалось лишь малость раскромсать, чтобы завершить желаемое. Закончился мой отдых от мучительной боли и я вновь вскрикнул и согнулся в агонии, будучи проткнутым насквозь. — БЛЯТЬ! СТОЙ…НЕТ, ПРЕКРАТИ, Я МОЛЮ ТЕБЯ! ГХАААААА! — но Трюкач не слушал. Он отстранился, высвобождая мой член. Теперь он был на грани падения, хотя кровь по всему организму металась бешено и неугомонно. Наблюдая за этой картиной, мимика Трюкача резко сменилась: он нахмурил брови, стиснул зубы и взгляд его стал до ужаса яростным. — Что это значит, тебе не понравилось? Значит ты у нас грязная шлюшка, я тебя понял!!! — и я понял. Понял, что его разозлило отсутствие моего семени, ведь по его мнению я должен был излиться фонтаном после таких сюрпризов.       Внезапно взор вспыхнул белым полотном, будто что-то меня ослепило. В ушах зазвенело, пульсировало в висках. Даже очередной удар Чиуна не привёл меня в чувства. Только через небольшой промежуток времени я понял, что он замахнулся ножом на мой член и успешно провёл кастрацию. Хлынула кровь, обрызгивая торс Хак Чиуна. От члена теперь остались только яйца. Боль слепила, оглушала и убивала меня. Я чувствовал, как отдаляюсь от мира сего, но Трюкач не желал останавливаться. Нагло он перевернул меня на живот, преждевременно вытащив нож, что пригвоздил мои руки к земле, а затем поднял с земли отрезанный ствол. Ножа не было и в животе. Оттуда вываливались органы и я был удивлен тому, что всё ещё живой. Какой же всё-таки…интересный у человека организм: делает всё, чтобы не дать себе умереть. Чиун подтянул меня за бёдра, насильно заставляя прогнуться, а сам устроился сзади, одной рукой впиваясь в ягодицу, а второй держа в руках отрезанный ствол. А потом туман сгустился. Окутал нас двоих. Звон в ушах усиливался, в глазах уже не темнело, но я был воткнут лицом в грязь и смотрел в никуда.       Хак Чиун вошёл в свою жертву быстро и неожиданно, движения его были ритмичны и неописуемо грубы. С звонкими шлепками и хлюпаньем внизу он вдалбливал юношу в землю и не обращал внимания на свою боль, но наслаждался чужой. Мужчина под ним уже обмяк, но был ещё жив. Чиун сжал в руке отрезанный им член и, нависнув над жертвой и уперевшись в землю одной рукой, вставил его тому в вспоротое брюхо. Убийца звонко загоготал, трахая свою жертву в разорванный к чертям анус и живот, и после каждого толчка оттуда сочилась кровь и вываливались органы. Вновь окружающую среду заполнила вонь внутренностей. И только через 10 минут Трюкач обильно излил своё семя на труп юноши. — Прости, сущность, сегодня не твой день. — довольно промурчал Чиун, заправляясь и с безумием смотря на юношу.