***
Солнце всходило. Солнце всходило, а путь был долгим. Солнце всходило, а путь был долгим, так что им пришлось встать и забыть хрупкую стабильность, которую они нашли друг в друге, дойти до берега, взять тростник, и обвязать его вокруг талии Данте, и увидеть, как Данте светился в изумлении, когда тут же вырос новый стебель, и увидеть веру человека, столь потерянного в грехах, но которому предостало всё же снова оказаться на этом же самом месте, человека, которого, придя к вершине горы Чистилища, он больше не сможет увидеть, человека, столь потерянного в грехах, но имеющего веру – очень много веры. Рождён после эпохи Вергилия. Рождён с выбором. И он сделал правильный выбор, начав это путешествие, но было ли правильным выбором привязываться к нему так сильно? Чистилище принесло ему столько сомнений. Данте взглянул на него смущенно... беспокойно? "'Publius Vergilius Maro — человек, который, вышедши из Ада, не мог и шага ступить на новый путь' – вот что должны были написать на моей могиле." "Вергилий..." — начал Данте, но, не найдя подходящих слов, просто взял за руку. И этого было достаточно.Часть 1
30 июня 2023 г. в 19:17
"Не– не упомянай Марцию при мне. При жизни я исполнял каждый её каприз, но сейчас мы разлучены. То, что её радует теперь, меня больше не волнует."
Что? Нет, не может такого быть. Как Катон мог такое сказать? Он должен был бы обрадоваться, услышав имя Марции, и провести их в Чистилище...
"Но раз уж вас посылает Беатриче, вам не нужно задабривать меня. Идите; но сперва опояшь его стебелем и омой его лицо, чтобы стереть следы вашего прошлого путешествия: не подобает запыленными глазами встречать ангела-стража из Рая."
Вергилий оступился, но это не помешало им узнать всë необходимое. Просто просчёт.
Тогда почему он почувствовал, будто сделал что-то неисправимое?
Катон затем сказал, где им найти то, что требуется, но Вергилий мог воспринять только часть его слов.
Солнце всходило. Столько всего было сказано, из чего только, наверное, половину он услышал. Солнце всходило, и его глаза медленно привыкали к такому свету, какого он не видел целую вечность. Когда Катон закончил давать инструкции, Вергилий и Данте направились к берегу, неспешно, будто во сне.
Так много не доставало Вергилию.
Они подошли к месту, где солнечный свет ещё не испарил росу на ярко-зелёных травинках. Точно, Данте же должен был смыть с лица грехи Ада.
Вергилий протянул руки к влажной траве и затем жестом подозвал Данте ближе, чтобы... Под его глазами всё ещё были следы слëз, недавно катившихся по щекам; лицо его было освещено лучиком зари... Вергилий не знал, как долго продержал руки на его щеках, но они оба не произнесли ни слова, чтобы заметить, как идёт время.
Время, время, время, стоящее на месте, идущее кругами...
Данте увидел столько всего, к чему совершенно явно не был готов, был так напуган... всё ещё был, наверное, но так ярко не показывал в лице. Оно выражало что-то другое.
Данте наклонил голову всего на пару градусов, приняв более радостный вид, словно понимающий, но Вергилий очень хотел, чтобы он не заметил, как мало он знал об этом месте, как он обескуражен, как мало он знал, что делал, по сравнению с тем, что было в Аду, где он знал всë, у него были все ответы; он был послан Беатриче, кто была послана другими, кто были посланы самим Богом – он не мог снова так оступиться, он–
"Всё в порядке, учитель?"
"Зови меня... просто Вергилий. Наставник не может ошибаться так, как я, поэтому просто..."
"Не понимаю, чем это было, если не случайной мелочью, но как пожелаешь, Вергилий," — сказал тот с улыбкой.
Ох, как больно видеть, что на этот раз Данте успокаивает Вергилия приободрëнным видом, а не наоборот, но... такова воля Господа – она, наверное, никогда не понятна.
Данте положил ладонь на руку Вергилия и мог почувствовать, как его разум растворяется в спокойствии.
Они присели на мягкую траву ненадолго. Никого, кроме друг друга, никого кроме друг друга, никого, кром–