Этому птенчику больше не наливать

— А я говорил, что немного вина ему не помешает, — уверенно заявляет Разумовский, — глянь, как подуспокоился сразу, — кивает на Птицу, который хитро косит на них с Волковым янтарным глазом. — Да, сейчас уснёт сном младенца: будет ворочаться, нервничать, в пять утра как заорёт, — иронизирует Олег. — Да я говорю, это не вино, так, компотик, — айтишник рисует воздушные кавычки. Птица, всё ещё лежащий на боку, решительно скидывает с себя капюшон единорожьего кигуруми и щурится. Затем неуклюже поднимается, превращаясь в пружину — то заваливаясь вперёд, то отшатываясь назад, резко тянет вниз молнию и остаётся в одном исподнем. Счастливо улыбнувшись сначала Серёже, потом Олегу, протискивается между обоими, позволяя рукам лениво упасть на плечи. — Я так вас люблю, вы бы знали, — Птица звонко целует Волкова в щёку и, метнув головой, совершает клевательное движение в сторону Разумовского. — Этому птенчику больше не наливать, — гнёт свою линию телохранитель. Рыжий, поёжившись, кивает. — Родной, ты бы халат надел, что ли, — Серёжа отряхивает ключицу Птицы от пыли, осевшей изнутри кигуруми. — Родной, — довольно тянет тот в ответ, поднимает указательный палец вверх в жесте «ща!» и двигает в сторону дверцу шкафа-купе. Когда Волков с Разумовским слышат восторженно-детское «о, чулочки!», они понимают, что всё затянется надолго. — Давай-ка мы тебя оденем сами, — телохранитель подкрадывается со спины. — Нет! — решительно заявляет Птица, обвесившийся содержимым шкафа как новогодняя ёлка. Он по-ленински вытягивает руку вперёд и Волков понимает: никаких одеваний в этом доме. Исключительно раздевания. Худо-бедно влезая в халат, Птица откидывается на диван, заинтересованно шаря глазами. — Дай мне тоже этого зелья хлебнуть, что ли, — примиряется Олег. В ответ тот притягивает телохранителя к себе, похотливо улыбаясь: — Мои губы и есть вино. Не хочешь отведать? — Серёж, он опять начитался женских романов с чердака? Разумовский пожимает плечами и подсаживается с другого бока. — Ну что, как тебя любить будем? — спрашивает айтишник, поглаживая предплечье своей абсолютной копии. — Медленно, но не печально, — чуть подумав, выдаёт он.