Десятый

      Дверь кабинета с грохотом распахнулась и на пороге возникло розовое пуховое облако, ослепляя блеском стразов на берете.       — Котёночек! — истерично вскрикнуло облако и окинуло взглядом кабинет. Обнаружив хозяина кабинета на своём обычном месте — за столом, облако просеменило к пункту назначения, сопровождая свою проходку цоканьем каблуков. Розовые сапожки от Manolo Blahnik, сделанные на заказ для самых соблазнительных ножек в мире по утверждению их владельца, никогда не подводили в достижении цели.       — Мини! — воскликнул, опешив, хозяин кабинета и всего здания, тридцатилетний банкир, унаследовавший свой пост в совете директоров после смерти отца, Мин Юнги.       Облако бесцеремонно опустилось на колени банкира, сбрасывая с себя розовую шубу и отправляя туда же берет.       — Привет, котёночек! — вкрадчиво проговорило облако, обвивая руками ни в чём не повинного человека. — Мне нужны деньги, — и опустило голову на плечо своей жертвы.       — Мини… — Юнги попытался снять с себя чужие руки, но Чимин намертво сцепил пальцы. — Мини, да когда ты успокоишься, два года как развелись. Отступные закончились?       — Сразу же! Это же деньги: сейчас они есть — и их уже нет, — улыбнулся Чимин, уставившись на бывшего мужа.       — Слезь с меня, — тихо ответил Юнги, пока тихо. Чимин отрицательно качнул головой, продолжая улыбаться.       — Я не буду сейчас с тобой ничего обсуждать, у меня собрание акционеров через полчаса.       — Котёночек, мы успеем.       Чимин перекинул ногу, оседлав банкира, как ковбой непослушного жеребца, и тут же начал сбрасывать с себя одежду, присовокупив к шубе, одиноко лежащей на полу, сапожки:       — Хорошенькие, правда? — непонятно было о чём конкретно идёт речь: то ли о сапогах, то ли о ножках.       — Мини, прекрати!       — Бука, закрой рот. Быстрее начнём, быстрее закончим, секретарю своему скажи, чтобы не пускал никого.       — Нет!       — Ладно, пусть смотрят, если тебя это возбуждает.       Дверь кабинета тут же захлопнулась, но Юнги успел заметить испуганный взгляд своего секретаря, мелькнувший в дверном проёме.       Юнги обхватил Чимина за голый торс, безуспешно предотвращая нападение, и остановился, тяжело дыша; он два года пытался забыть… А Чимин продолжал атаковать:       — Ну скажи, что ты меня не хочешь, — шептал он как змей-искуситель, целуя в шею, — «Я тебя не хочу» — повторяй, — он не останавливался, извиваясь всем телом, как юла.       Юнги дрогнул. Когда маленькие и настырные пальчики, слава богу, бывшего проскочили сквозь барьер из ремня, брюк и трусов, умело и профессионально настраивая его инструмент, Юнги дрогнул и сдался. Последнее, что он услышал, будучи в сознании:       — Котёночек, ты что забыл? Выше, вы-ше, а-а-а…       Нападение как и завершение оказались стремительными.       Во внезапно образовавшейся паузе, переводя дыхание, Юнги почувствовал запах, знакомый аромат, который исходил от Чимина, неподвижно лежащего в этот момент на его груди. Юнги по привычке потянулся к макушке, чтобы поцеловать и в миллиметре от беды остановился.       — Да ладно уж, целуй, сделаю вид, что не заметил, — тихо проговорил Чимин и повернулся лицом к Юнги: — Котёночек, у тебя что до сих пор никого нет? Хочешь, я буду навещать тебя время от времени?       Юнги выдохнул, обругав себя мысленно за сентиментальность, невесть откуда взявшуюся, и очевидную несдержанность в проявлении страсти, позволившую мелкой проныре догадаться о проблемах в личной жизни.       — Меня не интересуют платные услуги бывшего.       — Не груби, — улыбнулся Чимин, его-то как раз никакими упрёками из колеи не выбить. — У нас любой труд оплачивается. И, вообще, мог не разводиться, бесплатно бы удовольствия получал.       Ну да, ну да, Чимин — и бесплатно. Бесплатно для Чимина — только в такой трактовке.       Чимин медленно встал и также не спеша начал одеваться, Юнги не мог себя заставить не смотреть. Он точно также смотрел на него в первый раз, когда Чимин переступил порог его кабинета больше трёх лет назад.       Юнги только вступил в должность директора банка. Его отец собирался отойти от дел по состоянию здоровья, но не спешил отдавать бразды правления, поэтому Юнги изучал банковское дело с самых низов, постепенно поднимаясь по карьерной лестнице.       Однажды ему принесли на подпись приказ о премировании менеджера по работе с клиентами. Юнги удивило, что менеджер едва проработал месяц, а привлёк более шестидесяти клиентов. Не многовато ли для новичка? По восторженным отзывам начальника отдела Пак Чимин обладал железобетонным талантом убеждать. Любой, кто заговаривал с ним, спустя минуту не только открывал счёт, но и приобретал целый пакет услуг. Юнги решил лично убедиться и вызвал Чимина к себе. Это была огромная ошибка. Если в кабинет молодой сотрудник заходил под скептически взглядом директора, то выходил он, сопровождаемый взглядом влюблённого человека. Они начали встречаться. Через месяц они поселились в квартире, которую Юнги снял подальше от любопытных глаз. Ещё через месяц он сделал предложение Чимину. Любой вменяемый человек заметил бы: «Зачем так торопиться?» На что Юнги нашёл бы миллион ответов в защиту своих чувств и своих поступков. Для чванливых — Чимин из хорошей семьи, его отец был морским офицером, а после отставки входил в Управление порта, одного из крупнейших в мире, пока не скончался сразу же после окончания его сыном колледжа; и в колледже Чимин был одним из лучших студентов. Для меркантильных Юнги бы даже не стал тратить время на объяснения, как можно понять то, что невозможно измерить деньгами. Он слишком сильно любил, слепо, как будто день, проведённый рядом с любимым человеком, последний в жизни… Наконец-то Юнги решился рассказать о Чимине своему отцу и познакомить их.       Мин Канг Дэ был властным мужчиной. Он воспитывал сына один, его муж — папа Юнги, не выдержав постоянного давления со стороны Канг Дэ, сбежал, не оставив о себе никаких воспоминаний. Юнги тогда едва исполнилось три года. Отец любил сына, но никогда не проявлял своих чувств, наоборот, он вёл себя с ребёнком больше как сторонний наблюдатель, который обеспечивает материальную сторону жизни сына. Няни, репетиторы, тренеры, прислуга — вот с кем Юнги имел больший контакт, поэтому к отцу он испытывал трепет и лёгкую степень ужаса, боясь не оправдать его надежды, как наследник.       Чимин перевернул его мир, сложившийся уклад. Всегда сдержанный в эмоциональных проявлениях, Юнги впервые почувствовал вкус жизни. Ответственность, которая давила на него с детства, в какой-то период отступила на последние позиции в списке «Подробный план действий на ближайшие десять лет». Во всех планах теперь первые строчки занимал Чимин. В будущее хотелось не идти, а лететь.       — Отец! — Юнги низко поклонился, не переставая при этом улыбаться. — Я хотел представить тебе — Пак Чимин.       Каким же наивным выглядел Юнги в тот вечер, когда решил их познакомить. Он бессознательно игнорировал угрюмое выражение лица своего отца; его мысли в этот момент были заняты человеком, чью миниатюрную ладонь он сжимал в своей.       Мин Канг Дэ окинул профессиональным взглядом начальника выскочку, что вскружила голову его сыну. «Смазлив и беспринципен, — подумал он. — От такого легко избавиться с помощью денег». Но он не успел осуществить свои намерения: через несколько дней его разбил инсульт, а ещё через неделю он скончался.       Юнги, конечно же, переживал, несмотря на ту дистанцию, которая существовала между ним и отцом всю его жизнь, но рядом был Чимин…       Выдержав положенный для траура период, Юнги наконец-то назначил день свадьбы. Это был самый счастливый день в его жизни. Последний счастливый день.       Как бы не ослепляла его любовь, но он стал замечать, как изменился Чимин после свадьбы. Сначала он списывал всё на то, что Чимин переживал из-за случившегося с его отцом, из-за траура, ожидания, может быть, он уже не надеялся — как знать. Юнги не спрашивал, потому что как раз для него всё было более, чем очевидно, он любит, он никогда не бросит, он собирается прожить свою жизнь вместе с Мини, насколько это возможно.       Но Чимин изменился. Он вдруг стал капризным. Хотя он и раньше позволял себе покапризничать, но это больше походило на игру и несло разовый характер, от случая к случаю, а теперь его капризность переходила в систему, как и плохое настроение, как и требование материального подтверждения чувств законного супруга. Поначалу Юнги старался угодить: просил прощения, не особо разбираясь за что, заваливал подарками. Но чувство меры с каждым днём отказывало Чимину. За десять месяцев, что они прожили в законом браке, Мини умудрился разбить одиннадцать автомобилей. Одиннадцать! Первая авария напугала Юнги. Мини клялся, что никогда не сядет за руль, а через неделю потребовал новый автомобиль и снова разбил его, находя причины, повлекшие аварию, извне. Получалось, что виноват кто угодно, только не Мини. Жизнь Юнги превращалась в ад, он вздрагивал от звонков, боясь узнать, что Мини разбился насмерть. На предпоследнем авто Юнги сдался и нанял человека, для слежки за Чимином. Он пытался предотвратить, а вместо этого получил удар такой силы, что это повлекло за собой глубокое разочарование в людях, граничащее с депрессией, с которым Юнги до сих пор не смог справиться, терапия затянулась… Юнги узнал, что Чимин изменяет ему, его Мини, его любовь, изменяет, как сорвавшаяся с цепи… Чимин ничего не отрицал, легко согласился на развод за баснословную сумму, в два раза превышающую сумму, которая была истрачена влюблённым дурачком с момента их знакомства, и напоследок, подписывая документы, добил, признавшись в том, что изменял не только во время, но и до. «Котёночек, ты же знаешь, как я люблю секс. Не могу же я бороться с собственной природой? Прощай!»       Прошло два года. Юнги начал потихоньку освобождаться от наваждения по имени Чимин. И вот, пожалуйста. Чимин и раньше напоминал о себе по телефону с прозаичным предложением: «А не хотел бы Юнги подкинуть бывшему деньжат?», но чтобы лично с проникновением — это первый раз. Видимо, сильно приспичило.       — Котёночек, ты меня слышал? — промурчал Мини, застёгивая молнию на сапогах. — Мне нужны деньги.       — Сколько? — Юнги не собирался спорить.       — Полмиллиона, — улыбнулся Чимин.       Юнги уставился на Мини, открыв рот.       — Ты опять машину разбил?       — Ну при чём тут машина? Это ребёнку, — недовольно, дёрнув плечом, ответил Чимин.       «Ребёнку?» — Юнги охватила лёгкая паника. У Мини есть ребёнок? Чей? Это что его… Да нет…       За дверями послышался грохот, вскрик секретаря, и дверь кабинета с шумом распахнулась.       — Чимина-а!       Юнги увидел на пороге лохматое чудо, одетое в кожу и украшенное железом.       — Я же сказал: подожди внизу! — проговорил Чимин и просеменил к неизвестному, пытаясь закрыть собой и вытолкать обратно.       — Скока ждать-то? — неизвестный обхватил своими «граблями» ягодицы розового облака, как свои собственные и, скорее всего, не в первый раз, при этом нисколько не стесняясь присутствия посторонних людей.       — Скока надо! — в тон ему ответил Чимин и выпихнул из кабинета. — Сейчас приду. Жди!       — Это что за орангутан? — удивлению Юнги не было предела.       — Бэбик мой, — ответил Чимин, уставившись в экран телефона.       — Бэбик? И сколько ему лет?       — Пятнадцать.       — Что?!       — Что? — переспросил Чимин, оторвавшись от телефона. — Пятнадцать суток ему светит, если не заплатим.       Так вот в чём дело. Чимин нашёл очередную жертву, но она оказалась ещё расточительнее, чем он сам. Чем же он его так завлёк? Чимин с его манерами и «Скока?» — это даже не мезальянс, это просто провал десятилетия.       — Котёночек, помоги.       — Я не занимаюсь благотворительностью такого рода, — усмехнулся Юнги. — Если он совершил преступление, пусть отвечает.       — Какое преступление? — вскрикнул Чимин. — По морде съездил из-за меня.       — Вот ты и ответил на свой вопрос.       — Котёночек, — Чимин медленно приближался к столу. — У всего есть своя цена. Ты получил, что хотел, изволь заплатить.       Интересный поворот. Значит, спонтанные секс с бывшим мужем был всего лишь навязанной услугой.       — Давно ты этим занимаешься? — Юнги не хотел озвучивать слово эскорт и что похуже.       — Чем этим? — Чимин как раз наоборот очень хотел услышать из уст мистера мораль определение его нынешнего уклада жизни.       Они уставились друг на друга. Юнги не отвечал.       — Мне нужны деньги, — повторил Чимин. Юнги в ответ покачал головой.       — Ладно, — согласился Чимин и нажал кнопку телефона: «Котёночек, ты что забыл? Выше, вы-ше, а-а-а…»       Шантаж? Юнги почему-то стало смешно, когда он услышал свой голос. Чем эта запись может ему навредить? Он не женат, в политику не лезет. А его репутация слишком идеальна. Он даже входит в топ «100 завидных женихов». И развод с Чимином только усилил его позиции. Юнги оказался на территории сочувствующих, которые относились к Юнги, как к жертве обстоятельств.       — Пятьсот, — повторил Чимин.       — Сто.       — Триста.       «Даже так, — думал Юнги, — значит, не горит».       — Сто пятьдесят, — он развалился в кресле, скрестив руки на груди.       — Я что на дешёвку похож? — Чимин наклонился над столом.       — Что ты, Мини, ты всегда мне очень дорого обходился.       — Двести, — нажимал Чимин.       — Дай сюда телефон, — Юнги протянул руку. Чимин крепче зажал орудие шантажа.       — Ещё чего!       — Мини, телефон! — Юнги не шутил.       Чимин замешкался, Юнги никогда не разговаривал с ним в таком тоне, неужели яйца выросли?       — На! — Чимин швырнул телефон на стол. Юнги стёр запись и вернул гаджет со словами:       — Сто. За услугу.       — Жмот! — вырвалось из Чимина.       — Или ничего.       — Хорошо, сто.       — И больше ты о себе не напоминаешь.       Чимин изучающе смотрел на бывшего мужа. Такого обещания он не может дать, жизнь — штука непредсказуемая.       — А если я захочу поздравить тебя с днём рождения?       — Упаси боже.       — Тебе же понравилось? — Чимин хотел остаться победителем.       — Мини, иди ты… к своему бэбику.       — А деньги?       — У тебя на карте.       — Спасибо, котёночек!       Чимин поправил берет и процокал каблучками к выходу, на прощание послав воздушный поцелуй.       «Блядь…» — самое точное определение, которое описывало не столько личность Мини, сколько общую картину произошедшего. Юнги тяжело опустился на стол, закрыв лицо руками. Тут же в кабинете появился секретарь, напоминая о собрании.       — И запиши меня на приём к доктору Вану, — добавил Юнги.       — Но у Вас и так запись на завтра, — робко возразил секретарь.       — Уточни, может ли он принять меня сегодня.       — Хорошо.       Чимин вышел из здания банка и не спеша, не как у бывшего, где напор был необходим, направился к владельцу «Harley Davidson».       — Достал? — нетерпеливо спросил тот, заводя мотор.       — Бэбик, — Чимин надул губы, изображая недовольство, — ты почему меня не слушаешь?       — Чимина, жрать охота, — честно ответил водитель Харлея, пытаясь предотвратить воспитательную речь.       — Господи, что за троглодит! Ты вообще когда-нибудь наедаешься?       — Не-а, — улыбнулся «бэбик» и схватил Чимина за филейную часть, притягивая к себе. Послышался скрежет каблуков, которыми Чимин попытался затормозить.       — Чонгука! — он хлопнул обеими ладонями по плечам гонщика. — Полегче!       — Ну иди сюда, — игнорируя протесты, проговорил Чонгук и уткнулся губами в шею розового облака.       — Я же сказал, — теряя самообладание, прошептал Чимин, — полегче, бэбик…       Губы бэбика тут же отыскали цель, и странная на вид пара из разных сортов текстиля и кожи, не обращая внимания на прохожих да и весь мир, отключилась в объятиях друг друга.       — Запрыгивай, — сказал Чонгук, хлопнув по сидению. Чимин, поправляя съехавший берет, вскарабкался на мотоцикл, не переставая улыбаться.       — К потерпевшему поехали, — промурлыкал он, не сводя умильного взгляда с бэбика.       — Блин! — недовольно протянул Чонгук и выразительно посмотрел на Чимина: вдруг передумает.       — Сначала к потерпевшему, — повторил Чимин, — а потом и жрать, и спать — всё, что захочешь.       — Чимина, — Чонгук недовольно мотнул головой, его не устраивало предложение.       — С отцом хочешь пообщаться? — попытался пригрозить, не меняя мурлыкающего тона, Чимин.       — Ну чё ты сразу про батю? — возмутился Чонгук.       — Бэбик, ты же взрослый мальчик, вот научишься проблемы без мордобоя решать — и всем будет хорошо.       — Без мордобоя в нашем деле не бывает, — проговорил Чонгук, натягивая шлем.       Чимин усмехнулся на его слова и прижался всем телом к мощной спине своего бэбика. Мотоцикл тут же рванул с места, унося нежное облако к решению проблемы без мордобоя.       Чимин никогда не мучил себя вопросом: правильно ли он поступил, согласившись на развод? Их история отношений с Юнги была всего лишь пробником, как бы цинично это не звучало. Чимин прекрасно понимал, что делает и ждал, когда у его благоверного лопнет терпение. Он даже изменять стал в открытую, форсируя неизбежный развод, а Юнги продолжал скулить о любви, просить прощение. Чимину всегда нравилось внимание, а внимание одного сначала влюблённого, а потом мужа — это слишком. Слишком мало.       Любил ли он Юнги? Конечно, нет. Его абсолютно устраивала односторонняя привязанность, она позволяла безнаказанно манипулировать, оттачивать мастерство кукловода, которое могло пригодиться в будущем. А будущее обещало быть очень увлекательным.       Получив развод и причитающиеся отступные, Чимин пустился во всё и всех, кто мог материально поддержать его холостую жизнь. Жизнь медленно превращалась в калейдоскоп из ярких событий, не оставляющих эмоциональной привязанности, случайных перепихонов по пьяни, длительных отношений с теми, кто готов был оплачивать любую прихоть. Скуки ради Чимин начал играть на бирже и дважды оказывался на грани банкротства. Но поклонники, убеждённые в том, что ими движет собственное благородство, а не уговоры Чимина, выступить в качестве спонсора его несчастной жизни, вытаскивали его из финансовой ямы, за что были щедро вознаграждены.       Два года пролетели незаметно. Наступило Рождество. Первое Рождество, которое Чимин встречал один. Все его пассии вдруг хором решили, что Рождество — это семейный праздник, и Чимину за неимением семьи, лишённого ханжества в вопросе празднования подобных праздников и не любившего одиночество, ничего не оставалось, как совершить нон-стоп прогулку по близлежащим барам. Так он и оказался в самом криминальном районе мегаполиса. Как его занесло в эту тмутаракань, вряд ли бы он вспомнил. Когда он зашёл в очередной бар, единственным желанием было — выпить. Он уселся за стойку бара, заказал себе мартини и услышал:       — Детка, хочешь приятно провести время?       Чимин не сразу понял, что обращаются к нему. Он продолжал смотреть на бармена, в нетерпении ожидая заказа и одновременно впадая в полудрёму. Кто-то грубо схватил его за плечо и развернул.       — Ты чего оглох?       Чимин еле удержал равновесие, находясь в опасной близости от возможности протаранить носом пол, и попытался сфокусировать внимание на неизвестном, который ещё и вонял протухшей рыбой. Выглядел он, к слову сказать, внушительно: он был примерно в два раза выше Чимина и кроме одуряющего запаха обладал неопрятной внешностью — в приличном месте такому ловить нечего.       — Блядь! — вырвалось из Чимина, но не от страха, а от неожиданности — не каждый день на тебя налетает горилла.       — Ага, — как будто подтвердил его слова неизвестный, — вот и работай!       — Да пошёл ты! — Чимин попытался высвободить плечо, которое до сих пор сжимал неизвестный.       — Смотри какой борзый! — послышался другой голос, и рядом с неизвестным возникла его копия: двухметровая и вонючая.       — А мы ему сейчас тройничок устроим — присмиреет, — хихикнул первый.       — Да пошли вы оба на хуй! — Чимин был в бешенстве и вскинул вверх оба средних пальца.       — Вот сука! — последнее, что услышал Чимин перед свободным падением от тяжёлого удара в челюсть.       Когда Чимин пришёл в себя и поднялся, держась за стойку бара, он не сразу догнал, почему его обидчики стали ниже ростом, судя по тому, что теперь Чимин смотрел на них сверху вниз. Потом он разглядел, что гориллы сидят на полу, понуро свесив головы, а над ними возвышается человек в кожаном комбинезоне. Несмотря на то, что губа была разбита и ныла, Чимин отметил про себя, что фигура у любителя кожи отменная, особенно попка…       Чимин проследил взглядом, как его обидчиков волокут из бара, и, тут же теряя к ним интерес, попытался вскарабкаться на стул. Подобные стрессы нужно запивать.       — Ты новенький?       Чимин не рискнул ещё раз оказаться под ударом и на всякий случай повернул голову: вдруг к нему обращаются. Перед ним возник широкоплечий… ребёнок, тот самый в комбинезоне, с любопытством рассматривая его своими щенячьими глазами.       — Ну да, — Чимин здесь первый раз, а что? — Какие-то проблемы? — он сморщил нос, и тут же дала о себе знать ноющая боль в разбитой губе. — Блин! — Чимин провёл рукой по щеке, проверяя на ощупь масштаб проблемы.       — Покажь! — бесцеремонно схватил его за руку «спаситель». — Да не, нормально, покоцали малёк — пройдёт. Можешь сегодня не работать.       «Да я и не собирался! Как и последние три года», — удивился странному обращению Чимин. «С кем его тут путают? Куда он вообще попал?»       — Тебя как зовут? С какой точки? — продолжал настойчивый опрос малолетний качок.       — Господин Чонгук, — обратился бармен к собеседнику Чимина. — Можно Вас? — и он кивнул, приглашая отойти в сторону.       — Чё? Тут говори.       Бармен вздохнул и бросил косой взгляд на Чимина:       — Это посетитель.       — Ну, — не понял Чонгук. — В смысле?       — Посетитель, — тихо, но настойчиво повторил бармен.       Чонгук снова внимательно посмотрел на Чимина, окинув взглядом сверху донизу и в обратном направлении, и удивлённо приподнял бровь:       — Это чё на тебе — брюлики? — он опять протянул руку к Чимину и выдернул цепочку, на которой болтался золотой медальон в виде ангела, инкрустированный бриллиантами — подарок Юнги. Красивая вещь, символичная, как раз к теме Рождества.       — Ну ты рисковый, тебя ж на перо могли посадить! — Чонгук не скрывал восхищения и не отпускал медальон. Чимин выхватил украшение, пряча его под футболку, и процедил сквозь зубы:       — Шёл бы ты домой, мальчик.       — А я и так дома, это мой район. Знаешь, кто я?       Чонгук облокотился о стойку бара, напуская на себя очень важный вид.       — Ну и кто же? — без всякого интереса спросил Чимин, опрокидывая в себя долгожданный мартини.       — Господин Чонгук, — опять обратился к хозяину района бармен и едва заметно покачал головой, как бы останавливая от опрометчивого шага.       — Ну кто? — настаивал Чимин, рассматривая юнца.       — Кто надо, — с досадой в голосе ответил Чонгук.       — Папкин сын, — констатировал Чимин, и показал бармену, что нужно повторить.       — Ты батю не трогай! — Чонгук даже в лице изменился, когда речь зашла об отце.       Чимин снова уставился на грозу района и улыбнулся:       — Ладно, забыли. Вызови мне такси, — произнёс он дежурную фразу, которой заканчивались все его одноразовые свидания, и опрокинул новую порцию мартини.       — Зачем такси? Пошли ко мне.       Чимин чуть не поперхнулся от услышанного предложения. Нет, он, конечно, не образчик добродетели, но спать с ребёнком да ещё в Рождество — двойное святотатство.       — Тебе сколько лет? — спросил он Чонгука.       — Я совершеннолетний, — Чонгук как будто даже обиделся.       — Давно?       — Три месяца, — пробурчал Чонгук.       — Ну это солидный срок, — серьёзным тоном произнёс Чимин. — Пошли.       Меньше всего ему хотелось оставаться одному, а тут хоть какое-то развлечение, хоть в ладушки поиграть — и то вперёд.       Чонгук явно не ожидал скорой победы, он подобрался и ещё больше стал походить на щенка, которому посулили весёлую игру.       — Ну, идём-идём, бэбик, — поторопил его Чимин, обгоняя. — Ты же заплатишь? — улыбнулся он, кивая в сторону пустых бокалов. Это всего лишь первичный взнос за право провести с ним время.       Чонгук проводил его взглядом и уставился на бармена словно в ожидании поддержки и развеивании сомнений по поводу персоны Чимина.       — Правда, посетитель, — ещё раз подтвердил бармен. — Его здесь ни разу не было. С нашими не работает.       — Спасибо, Ёнджун.       Чонгук решительно направился к выходу.       — Чонгуки! — бармен попытался его задержать.       — Чё?       — Гони его в шею!       У Чонгука тут же нарисовалась на лице самодовольная улыбка: «Его ревнуют?»       — Разберусь!       Чимин нетерпеливо переступал с ноги на ногу. Несмотря на два мартини, он стремительно трезвел, да и устал порядком, а ещё продрог — целый букет претензий для одной неспокойной ночи.       — Где ты ходишь, бэбик? — набросился он на три месяца как совершеннолетнего. — Сам пригласил и сам пропал.       — Меня Чонгук зовут, — спокойно ответил тот, — понятно?       Ребёнок не шутил и требовал к себе уважения.       — Более чем, а меня — Чимин.       — Идём, — Чонгук тут же повернулся и широким шагом стал прокладывать дорогу вперёд. Чимину пришлось подстраиваться. Можно, конечно, и потерпеть, лишь бы было где прикорнуть, со всем остальным разберёмся позже.       Пройдя по периметру здания, парочка завернула за угол и остановилась. Чонгук открыл входную дверь:       — Заходи.       Чимин не спешил, он отошёл назад, осмотрел здание, перевёл взгляд на Чонгука:       — Так ты здесь живёшь?       — Ну.       Здание не внушало доверия: старое, пошарпаное, как и весь район, к Чимину медленно возвращалось благоразумие. С другой стороны, если он должен был погибнуть, то намного раньше — ещё в баре. Да и личность Чонгука при всей его напускной суровости не пугала, а больше умиляла. Чимин сделал шаг вперёд. Они поднялись на второй этаж. Чонгук достал электронный ключ и раскрыл дверь квартиры, пропуская вперёд Чимина. Тот замешкался на пороге, и ему тут же прилетел тяжёлый шлепок по заднице.       — Полегче! — Чимин бросил на хозяина района взгляд, полный негодования: если он согласился сюда прийти, то всего остального пока не разрешал. Чонгук только усмехнулся и захлопнул дверь.       Квартира представляла из себя студию с аскетичными и местами вычурными решениями. Первое, обо что споткнулся взглядом Чимин, была ванна, установленная, перед окном. Пол вокруг ванны, как и часть стены, были обложены тёмно-синей плиткой; дальше бетонные стены, серый ковролин на полу, и такого же цвета тоски из плотной ткани штора, центр комнаты украшал чёрный надувной матрац. Противоположную от ванны стену оккупировал кухонный уголок — единственный вменяемый признак жилого помещения.       — Минималистично, — озвучил свои впечатления Чимин и уставился на свою фиолетовую шубу в поисках спасения от засилия серости вокруг. — А почему ванна у окна?       — Да забыли, когда ремонт делали.       — Ремонт… никогда бы не подумал.       «Если это ремонт, что же было до него?»       — Ты там моешься? — Чимин ткнул пальцем в белоснежный фаянс — единственное яркое пятно в комнате, которое никак не давало покоя.       — На кой? У меня душ есть. Я ещё яйцами в окне не светил, — пробурчал Чонгук себе под нос, возмущаясь как старый дед странному вопросу.       Чимин подошёл к матрацу и пнул его:       — Сексодром?       Для этих дел квартира? Чонгук гыкнул в ответ. Чимина опять пробила дрожь.       — У тебя кофе есть?       — Вроде был.       — Приготовь, пожалуйста, — Чимин на максимум включил своё обаяние и опустился на матрац. Его дико клонило в сон. Только он вытянулся во весь рост и попытался уснуть, как весь его организм вздрогнул и подпрыгнул на месте от ужаса, сотрясая воздух ругательствами:       — Блядь! Ёбаны в рот! Какого хуя! Блядь!       Чонгук с интересом наблюдал за ним, держа в руках турку.       — Что это, блядь?! — Чимин ткнул пальцем в потолок.       Чонгук направил взгляд туда, куда и указующий перст.       — Зеркало, — удивлённо ответил он.       — Сам вижу! Какого хуя…!       — Ну осталось, не мешает же.       Чимин глубоко вдохнул. Причина истерики заключалась в том, что спросонья ему показалось, что по потолку кто-то ползёт прямо на него…       — Кофе будешь? — Чонгук оставался невозмутим, не он же обосрался.       Чимин взглянул на хозяина паноптикума и захихикал, представив ситуацию со стороны, Чонгук ему подыграл.       — Что за квартира у тебя? Странная, — спросил Чимин, взяв в руки чашку с кофе.       — Это бордель.       — А-а-а, — «Бордель, очень интересно», — подумал Чимин. — Твой, что ли?       — Не, батин. Да он его закрыл уже. А квартиру мне подарил на день рождения.       — Ха-ха, креативный он у тебя, — сыронизировал Чимин.       — Нормальный, — Чонгук опять изменился в лице, и Чимин понял, что тему с батей впредь лучше не трогать.       — Я так и сказал, — попробовал он реабилитироваться.       — А ты чем занимаешься? — Чонгук подобрался поближе, ожидая ответа.       — Живу, — пожал плечами Чимин.       — На что?       — Не твоё дело!       Но Чонгук не собирался отступать.       — Я ведь думал, что ты из наших.       — Каких ещё ваших? — вспылил Чимин.       — С клиентами работаешь на точке.       — Чего?! — ну такого оскорбления он не ожидал. — Ты чего рёхнулся? Тебе как в голову такое пришло?       Чонгук улыбнулся.       — А ты чего здесь забыл? Главное, сидит пьяный в баре один ночью с дальнобоями рулится. Одет, как…       — Как? — вызывающе спросил Чимин, готовый в любой момент вцепиться когтями, доказывая свою правоту.       — Как рождественская шлёндра. Думал новенький, правил не знает. Я потому и заступился, чтоб не покалечили, не люблю бардак.       «Рождественская шлёндра» — таких комплиментов Чимин ещё не получал. Лучший подарок на Рождество. Как говорится: «Устами младенца…» Он кинул беглый взгляд на свою шубу от Стеллы Маккартни. Да как его можно было перепутать со шлюхой?!       — А ты красивый, — не меняя тона, продолжал Чонгук, не очень понимая, что гость оскорблён, и провёл ладонью по его лицу, и уже потянулся, чтобы поцеловать, но Чимин бесцеремонно остановил его:       — Чашку забери! — тыкая фарфором в лицо.       — Оставь на полу, — ребёнок шёл к цели и не собирался сворачивать, но Чимин ещё дулся.       — Она мешает! — он продолжал держать чашку на весу перед самым носом Чонгука. Тот спокойно взял её и поставил на пол с другой стороны матраца.       — Стой! — Чимин всеми силами сопротивлялся, уж очень резвым оказался новый знакомый: оскорбил, под шубу залез, пояс на джинсах расстегнул.       — Ну? — Чонгук искренне не понимал, что его гостя не устраивает? Ведь сам сюда пришёл.       — Раздевайся! — скомандовал Чимин и присел поудобнее. Чонгук исподлобья зыркнул на него: кто у кого в гостях? И расстегнул молнию на комбинезоне. Под комбинезоном оказались толстовка и джоггеры.       — Дальше, — настаивал Чимин, когда Чонгук решил, что снятия верхнего слоя одежды вполне достаточно для продолжения рандеву. Под толстовкой уютно разместился лонгслив, но Чимина снова не устроило частичное избавление от одежды, и лонгслив уступил место футболке.       — А штаны?       Чонгук выдохнул, и Чимин посыпался, заметив под джоггерами термобельё.       — Это что? Прелесть какая! — он повалился на матрац и затрепыхался от беззвучного смеха.       Наступила очередь обижаться Чонгуку.       — Чё смешного? Зима на улице, хозяйство в тепле надо держать.       — Господи, какой же ты милый! — все обиды как рукой сняло. Чимин подполз к Чонгуку и обнял, продолжая колыхаться: — Не обижайся! — с трудом прошептал он и скинул шубу. — Давно таких милых не встречал.       Чонгук не стал ждать очередной смены настроения и уложил Чимина строго горизонтально.       — Ты не думай, я всё умею, — сказал он с простотой валенка.       — Что всё? — Чимин, не переставая улыбаться, делал вид, что не понимает.       — Всё! — повторил Чонгук.       — И кто же такого хорошего мальчика плохому-то научил? — продолжал подтрунивать Чимин, но не дождался ответа, послушно отдавая своё тело, словно скрипку Страдивари, в умелые руки настройщика. Настройщик оказался виртуозом.       Чимин забыл о времени, он лежал на матраце лицом вниз тяжело дыша, его тело покрылось испариной и таким сумасшедшим ощущением кайфа, что ему не хватало сил, чтобы пошевелиться лишний раз.       — Бэбик, — позвал он, еле ворочая языком. В ответ послышалось мычание и накачанная рука виртуоза тяжело опустилась на его бедро.       — Ты монстр, — продолжил Чимин.       Чонгук удовлетворённо хмыкнул где-то в области лопатки, отчего по всему телу Чимина тут же пробежала новая волна возбуждения. Он с трудом перевернулся, закинув ногу на своего вундеркинда, и прижался щекой к его груди. Оба были на пороге в царство Морфея.       — Бэбик, ты меня уморил, — то ли пожаловался, то ли наоборот, Чимин, будучи не в силах открыть глаза. Чонгук, также не раскрывая глаз, вытянул, по ощущениям из-под матраца, одеяло и накрыл их обоих. Через минуту комната наполнилась равномерным дыханием спящих.       Чимин так крепко спал, что треньканье телефона упорно принимал за звонок в дверь, но во сне. Это всего лишь сон: кто-то пытается открыть дверь и давит на кнопку, а звонок такой дохлый и такой надоедливый… Чимин открыл глаза и тут же закрыл их. Нет ни одной причины, чтобы он захотел проснуться. Но он проснулся и снова открыл глаза. Странный дизайн: серое убожество и белая ванна. У окна… Блин! Он у бэбика? Бэбик.       Рядом никого не оказалось. Чимин лежал на матраце абсолютно один, укрытый одеялом. Матрац он вспомнил, а вот одеяло — нет. И под одеялом, кроме его собственного голого тела, ничего нет. Он потянулся и начал нехотя копаться в воспоминаниях. Пил? Пил. Подрался с кем-то, губа до сих пор болит. Бэбик. Его зовут… Он говорил… Чонджун? Джухон? Нет, Чёнган, бл… Бэбик. Господи, что он с ним вытворял! У Чимина дрожь пробежала по телу от воспоминаний, но опять послышался странный звук, который его разбудил. Он с трудом добрался до своей сумки. Телефон разрывало. Тэмин. Тэмина он точно не потянет.       — Алло, — прохрипел он в трубку.       — Чимина! Ты где?       — Я сплю.       — Что у тебя с голосом. Пил?       Чимин тяжело вздохнул. Ну, пил, ну и что?       — В чём дело? — ответил он вопросом на вопрос.       — Вот ты зараза! Опять в загул ушёл? Я его жду, как дебил последний, график перекроил под него, а он — в загул! Да когда ты уже наебёшься, срань господня?       Чимин спокойно слушал тираду из проклятий в исполнении лучшего друга. Тэмин, по определению самого Чимина, был профессиональной истеричкой, но отходчивой, а ещё он умел дружить с выгодой для себя. Чимин буквально был влюблён в него, как в своё отражение, поэтому и прощал все его выпады в свой адрес. Ну как себя-то не простить? Они познакомились в колледже, были соседями по комнате в общежитии. Вместе учились, вместе чудили, вместе клеили старшекурсников, а потом передаривали друг другу — идиллия. Но каждый раз, когда у них что-то не срасталось из задуманного, Тэмин обрушивался водопадом ругани в адрес Чимина; и не имело никакого значения, кто реально виноват: Тэмин орал на Чимина, а Чимин делал вид, что глухой.       — Тэмина, ты дома был? Как родители? — просипел Чимин как ни в чём не бывало. Тэмин тоже провёл Рождество с родителями, но они договорились, что на следующий день отправятся в Милан. И Чимин забыл…       — Я с наебальщиками не разговариваю! — обиженно выкрикнул Тэмин, громко дыша в трубку.       Чимин тяжело вздохнул:       — Я забыл, — честно признался он. — С меня Гавайи. Хочешь?       — Диснейленд на два дня в Париже.       Тэмин умел чётко формулировать желания.       — Договорились. Ну, прости дуру. Правда забыл.       — Ты где вообще, у нового папика?       Настроение друга явно менялось в лучшую сторону после обещанной поездки. Чимин опять вздохнул и хмыкнул: «Папик, восемнадцать лет от роду, с квартирой в бывшем борделе — романтика».       — Ну, так… — неопределённо ответил Чимин.       — Чего у него там такое, что ты про всё забыл?       — У него? Там… — Чимин замешкался, в поле зрения попало фаянсовое недоразумение, и он заржал в голос: — Ванна у него там… ой, не могу, белая…       — Чего?..       В этот момент входная дверь открылась и на пороге возник бэбик с огромным пакетом в руках.       — Пока! — торопливо проговорил Чимин и сбросил звонок, чуть ли не пряча телефон.       — Спишь? — удивлённо спросил Чонгук, словно надеялся, что квартира к вечеру будет пуста, и прошёл в сторону кухни. — Хавать будешь? У меня тут на двоих, — он тряхнул пакетом.       — Буду, — неуверенно ответил Чимин и присел, закутываясь в одеяло с головой.       — Замёрз? — уточнил хозяин и, не дождавшись ответа, начал выкладывать из пакета ёмкости, наполненные очень вкусно пахнущим. Чимин поднялся и прошлёпал босиком к столу, заинтригованный запахом.       — А ты где был? — спросил он Чонгука. — Который час? Мне домой нужно. Такси вызовешь?       — Стопэ! — Чонгук строго посмотрел на гостя. — Хавать будешь? — повторил он.       — Есть, — на автомате поправил Чимин, — буду.       — Садись.       Они уселись за стол. Чимин стянул с головы одеяло и повязал его на талии как смог. Чонгук плюхнулся на стул. Одет он был, в отличие от вчерашнего, в огромную куртку, как будто не по размеру, и карго из очень плотного материала. Чимин некстати вспомнил про термобельё и улыбнулся.       — Лопай давай! — сказал Чонгук с претензией, когда заметил, что Чимин не столько ест, сколько разглядывает его.       — Приятного аппетита! — произнёс Чимин.       — Ага! — ответил Чонгук и погрузился с головой в чавкающие звуки, подтверждающие наличие отменного аппетита.       Чимин не торопясь приступил к еде, продолжая украдкой рассматривать бэбика и перемежая увиденное с ночными ощущениями. «Ебёт, как ест, ест, как ебёт — самозабвенно!» Просто парадоксальное существо, таких у Чимина не было. Отодвинув от себя пустую посуду, Чимин встал из-за стола, сбросив одеяло, и начал не спеша дефилировать по комнате в поисках одежды, каждый раз нарочно замирая в наклоне над очередной находкой, пока не почувствовал на своих бёдрах горячие ладони бэбика и поцелуй в области шеи. У Чимина всё затрепетало внутри, несмотря на стойкий запах соевого соуса, которым был сдобрен поцелуй. Он приподнялся на цыпочках, предвкушая продолжение, не хуже ночного перформанса, но Чонгук просто выбил из-под него землю неожиданным предложением:       — Может, ты всё-таки пойдёшь ко мне работать? Я тебе вип-клиентов подгоню. Ты вон какой ладный, горячий. Раскрутимся, я тебя в долю возьму.       Чимин повернулся лицом к наглецу, не скрывая своего возмущения:       — Что? Щенок!       — Не хочешь, — спокойно констатировал Чонгук. — А чего? Сам ведь зарабатываешь. Мужа нет, — он взял Чимина за руку, как бы в подтверждение своих слов, демонстрируя отсутствие обручального кольца. — Здесь нет, в сумке тоже, женатики обычно прячут.       — Ты что в сумке рылся?       — Проверил, вдруг ты коп.       — Кто? Я?       — Не похож, — успокоил его Чонгук, — взгляд у тебя блядский, сам холёный. Папиков до хуя, на сколько захотел, на столько и обул. График свободный: хочу — даю, не хочу — болею.       Так быстро обрисовать стиль его жизни ещё никто не смог. Чимин захлёбывался эмоциями и желанием, просто несусветным желанием. Чонгук и это прекрасно понимал и тут же, выяснив кто есть кто, они приступили к делу.       Из интервью «Нью-Йорк таймс»: «Да я сам охуел! Но это был лучший секс за последние, последние… месяцы, годы? Да, скорее годы, если брать в процентном соотношении навык, опыт и возраст партнёра. Ну как-то так…»       — Откуда ты взялся на мою голову? — шептал Чимин, сворачиваясь клубочком и пытаясь вжаться в тело бэбика.       — Ты сам пришёл.       — Господи, откуда ты такой умелый? — уточнил Чимин, целуя Чонгука в его накачанную грудь. — Тебе точно восемнадцать? Ты где так насобачился охаживать?       — У Ёнджуна, — тихо ответил Чонгук.       — Кто это?       — Бармен. Это он позвонил мне, когда тебя дальнобои прижали. Он раньше у нас на точке работал.       — Подожди, — Чимин плохо соображал после сеанса сексотерапии. — Ты кто? Сутенёр? — он впервые осознанно предположил очевидное.       — Ну так помаленьку, тоси-боси.       — Ты чего увиливаешь? Я не из налоговой.       — Ну зачем тебе знать? — Чонгук внимательно посмотрел на Чимина. — Это мой район. Всё.       — А Ёнджун твой первый?       Чонгук прыснул от смеха.       — Второй?       Чонгук заржал. Но Чимину было не до смеха, он решил спросить в лоб:       — Ты когда трахаться начал?       — В тринадцать, — тут же ответил Чонгук. Не велика же тайна.       Тринадцать. Чимин попытался вспомнить себя в тринадцать лет. Общеобразовательная школа, музыкальная школа, художественная школа, чирлидинг. Да он поцеловался первый раз в семнадцать…       — Денег накопил, — продолжал Чонгук, — шлюху снял. Он меня в два раза старше был.       — Зачем?       — Чего зачем? — не понял Чонгук. — Дрочить заебался.       — А родители знали? — Чимин неожиданно взял на себя роль моралиста.       — На кой? — Чонгук совершенно искренне и удивлялся, и отвечал на тупейшие вопросы. — Да и… Некому. Папу на стрелке забили.       — В смысле забили?       — Насмерть, их потом батя всех нашёл.       Пояснять значение слова «нашёл» Чимину уже было не нужно.       — Он у тебя тоже… крутой? — осторожно уточнил Чимин.       — Ага, — улыбнулся Чонгук, — самый крутой.       Ясно: авторитет бати непоколебим.       — А в школе как? Ну, когда ты… там знали?       — Я её бросил, — уже почти возмутился Чонгук. — Чё мне эта школа? Читать, писать, считать я умею. Чё ещё-то?       Всё логично: умножить количество проституток на отработанные часы по таксе — дело нехитрое.       Поразительно, но Чимину стало грустно, он испытывал странное чувство не то жалости, не то сочувствия к такому, несмотря на его умение и размеры, ещё ребёнку.       — Бэбик, — позвал он, опять крепко прижимаясь к разгорячённому телу.       — М-м, — промычал Чонгук.       Чимин хотел сказать что-то сентиментальное, душещипательное, но передумал:       — Ты классно трахаешься. Спасибо Ёнджуну. Вы с ним, поди, до сих пор?..       Чонгук удовлетворённо хмыкнул на совершенно нелепое и никчёмное проявление ревности.       — Не. У него своя жизнь. У нас просто уговор был. Он ведь на десять лет меня старше.       Чимин задумался о своём возрасте, получается, он старше на семь лет. Старая проститутка, прости Господи. И он вернулся к рассказу Чонгука.       — А мне тогда сколько стукнуло — пятнадцать? Я у бати начал работать. Развозил их по точкам, наслушался всякого… Ёнджун из-за брата попал. У него не брат, а конченый гандон, наркоман, всё из дома вытащил, а Ёнджуну пришлось долги возвращать, он колледж бросил…       — А как же семья?       — У него родители инвалиды, какие там деньги… Вот и пришлось. Да он всё уже отработал и завязал.       — А брат?       — Умер от передоза. Не хотел лечиться. Ёнджун его уговаривал, деньги предлагал на лечение — ни в какую.       — Так это его бар теперь? — осенило Чимина.       — С хуя ли? — Чонгук был серьёзен как никогда: его район, его бар, понятно? И добавил: — У него процент с дохода, ну там ещё зарплата, чаевые, что заработал — всё его.       — Значит, ты его босс?       — Ну.       — Маленький босс с большим членом, — подытожил Чимин.       Чонгук сверкнул глазами и хищно оскалился:       — Иди сюда.       — Ой, боюсь! — наигранно испугался Чимин, оказавшись опять под натиском натренированных мышц.       — Последний раз спрашиваю: будешь работать на меня?       — Не-а.       — Значит, будешь спать со мной, сколько я захочу.       — Слушаюсь, господин босс! Приступим?       Последние три месяца Чимин находился в каком-то необычном для себя состоянии. С Чонгуком ему было уютно и просто. Если с очередным спонсором ему приходилось играть роль, то с Чонгуком отпадала необходимость притворяться. Бэбик при всей своей неотёсанности и необразованности обладал обезоруживающей житейской мудростью, граничащей с жёстким цинизмом. Эта гремучая смесь из лидерских качеств и мужского магнетизма, помноженная на детскость, которая проскальзывала в движениях, взгляде, улыбке, когда бэбик забывал о том, что он самец и превращался в ребёнка недоласканного, недолюбленного, сводила Чимина с ума. Он боялся признаться себе или, действительно, не понимал, что влюбился.       Теперь Чимин пропадал в криминальном районе. Он гулял там как у себя дома, оставляя свой «Бентли», где заблагорассудится, потому что все, кто работали под началом Чонгука знали, с кем он спит, а если не знали, то это их проблемы. Когда Чимин рассказал своему другу, с кем проводит ночи, тот сразу предложил сходить к психиатру.       — Чимина, ты плохо кончишь!       — Ну если один раз, то можно, — сыронизировал Чимин. — Не верещи, а то в Париж не попадёшь. За мой счёт.       — Зачем он тебе? — тут же понизив тон, спросил Тэмин.       — Честно? Вот я бы очень хотел, чтобы ты такого встретил с крутым хозяйством и в термобелье, — и Чимин тут же залился смехом.       — Смешно тебе? Шуточки у тебя дурацкие, с кем поведёшься…       — Тэмина! Мне хорошо с ним по-настоящему. Не дай бог рядом увижу! — тут же пригрозил он своему другу.       — Да иди ты! С бандюгами я ещё не вошкался. На что ты жить собираешься, — тут же сокрушался Тэмин, — на его криминальные?       — Не твоё дело.       — Как раз моё! Кроме меня тебе никто передачи в тюрьму носить не будет.       — Тэмина! Какая тюрьма, чего ты несёшь?       — Брось его, давай как раньше: курорты для миллионеров, казино, гольф-клубы, а?       Был ещё один человек, который в штыки принимал их, как пару — Ёнджун.       Чимин периодически наведывался в бар, и Ёнджун всегда вёл себя как профессионал, не выходя за рамки своих полномочий в качестве бармена, но однажды он обратился к Чимину с просьбой, больше похожей на угрозу:       — Отстань от Чонгука.       — Вы это мне? — Чимин изобразил наигранное удивление и обернулся, ища глазами другую персону, к которой возможно были обращены данные слова.       — Тебе.       — Ещё свежи воспоминания, как хорошо под ним стонать? — ёрничал Чимин.       — Он всё равно тебя бросит, найдёт кого помоложе.       — Ну вот тогда и поговорим, тогда уже всё будет по справедливости: ни тебе, ни мне. — И, уходя, добавил: — А за то, что провёл с ним курс повышения сексуальной квалификации — отдельное спасибо.       Ёнджун в ответ окинул его таким взглядом, что Чимину стало не по себе:       — Ты чего? — Чимин даже на долю секунды стушевался. И вдруг его осенило, он каким-то шестым, седьмым, восьмым чувством и только потому, что это чувство, живущее в нём самом и не опознанное до сих пор, имело идентичные признаки с тем, что он заметил во взгляде бармена, понял: — Ты его любишь?       Ёнджун молчал, только усиливая правоту слов Чимина.       — Ну, извини, — больше Чимину нечего было добавить.       На данном этапе жизни перед ним стояли две важные задачи:       1) уговорить Чонгука переехать жить к нему;       2) заняться его воспитанием и образованием, насколько это возможно.       Но Чонгук был неумолим: менять собственный район, где каждая собака его знает и честь отдаёт, на двухэтажку, пусть и в элитном пригороде, и сидеть за книжками — поищите лоха в другом месте.       Чимин делал вид, что отступился, но продолжал гнуть свою линию, каждый раз находя причины, чтобы завлечь бэбика на свою территорию, где есть нормальная кровать, и ванна находится там, где ей положено, а не там, где «забыли» убрать.       При всех достоинствах своей не так давно живущей на земле личности, у Чонгука, по мнению Чимина, был только один огромный минус — неконтролируемые вспышки гнева.       Причиной возникновения подобных вспышек в их паре стал Чимин, вернее нездоровое проявление интереса к его персоне, как считал Чонгук, собственический инстинкт которого не давал спуску никому. И не имело абсолютно никакого значения, что сам Чонгук не раз предлагал Чимину работать на него, торгуя своим телом. Он всегда отделял личное от бизнеса. В общем, все, кто по неосторожности застревали взглядом на заднице Чимина, тут же оказывались в нокауте. Чимину это льстило с одной стороны, за него ещё никогда так отчаянно не били морды, а с другой стороны напрягало, потому что могло закончиться весьма фатально. Однажды они возвращались от Чимина на вотчину Чонгука и заехали на заправку. Чимин отправился в магазин и наткнулся на очередного поклонника, отпускавшего в его сторону сальные шуточки. Чимин давным давно перестал обращать внимание на подобных придурков, но ситуация усугубилась, когда придурок смачно припечатал Чимина по заднице, а Чонгук, вошедший следом, стал свидетелем беспредела. Возмездие не заставило себя ждать. Но проблема заключалась в том, что придурок оказался племянником префекта и, чтобы не доводить дело до суда, потребовал компенсацию — сто тысяч баксов. Чонгук бухтел как старый пароход, искренне не понимая за что он должен отдать свои бабки. Он же не убил, всё было по справедливости! И, вообще, это ему должны, понятно! Чимин не разделял его бухтения, пытаясь разрулить ситуацию. Денег в наличии не было ни у того, ни у другого, а их ещё поставили в жёсткие временные рамки — сутки на всё про всё. Обратиться к бате — отпало сразу. Чонгук благоговел перед личностью отца и ни под каким видом не хотел позориться, клянча деньги. Свои личные он пустил в оборот и вытащить их не было никакой возможности. И тут Чимин решился, он чувствовал свою вину, хотя по факту, конечно, не виноват, что родился таким неотразимым.       «На то он и банкир, чтобы деньги давать нуждающимся», — думал про себя Чимин, искривляя под свои нужды значение слов «заём» и «благотворительность», и с этой убеждённостью отправляясь к бывшему мужу. Соблазнять Юнги в физическом смысле слова в планы не входило, но когда Чимин увидел лицо своего котёночка, он мгновенно понял, что до сих пор имеет над ним власть и просто проверил свои догадки — не более того! Ну подумаешь, сумму завысил, это всего лишь компенсация за вынужденную измену бэбику — от банкира не убудет.       Вот с таким шлейфом случившегося за последние три месяца Чимин исчезал в облаке выхлопного газа, прижимаясь к мощной спине своего бэбика…       — Да… — произнёс Джексон Ван, психотерапевт, лечащий врач Мин Юнги и по совместительству его бывший одноклассник, держа в руках раскрытый блокнот. — Молодец, дважды тебя наебал в буквальном смысле и материальном.       Юнги удивлённо приподнял брови. Вообще-то, он пришёл за помощью, а не за комментариями.       — Отымел тебя за твои же бабки, — продолжал Джексон, теребя блокнот, — потому что ты лох…       — Джексон!       — Что? — Джексон словно вышел из ступора и посмотрел на пациента.       — Что ты сейчас сказал?       — Я? — Джексон перевёл взгляд на блокнот, как будто впервые увидел его, и снова посмотрел на Юнги. — Ты давно здесь?       В голову Юнги закралась мысль о том, что, похоже, доктору самому нужна помощь.       — Что у тебя случилось?       Джексон покрутил головой, будто в поисках неизвестно чего, и опять уставился на Юнги:       — Джебом ушёл…       — В каком смысле?       — Собрал вещи и ушёл, оставил сообщение: «Прощай! Документы на развод пришлю позже!»       — Джексон…       Юнги тут же из своего кресла пересел поближе к другу:       — Поссорились?       — Нет…       — Может, гормональное?       — Ты чего из меня дурака делаешь? Я не знаю! — Джексон вскочил и начал быстро вышагивать по периметру комнаты, изредка останавливаясь, вскидывая голову вверх, словно ведя бессловесный монолог с неизвестным.       — Давай выпьем, — предложил Юнги самый беспроигрышный вариант для обсуждения проблемы.       — Ага, — Джексон открыл сейф и достал бутылку, протягивая её Юнги.       — Ты с ним разговаривал после сообщения? — продолжал допытываться Юнги, поменявшись с другом местами.       — Он трубку не берёт.       — Значит, обиделся. Вспоминай — на что: годовщина какая-нибудь.       — Нет, у меня всё записано.       Юнги с уважением посмотрел на друга.       — Обещал и не сделал.       — Я не обещаю просто так, у меня всё записано, — сквозь зубы повторил Джексон.       — Во время секса пообещал и забыл, — настаивал Юнги.       Джексон посмотрел на друга с ненавистью:       — Спасибо! Вот гандоном меня ещё никто не называл!       — Ты просто не слышал, — простодушно парировал Юнги и протянул бокал. — Ты меня извини, конечно, я с высоты своей колокольни, но, может, он к кому-то ушёл?       Джексон задумался:       — К папе?       — Нет, хуже.       — Что значит хуже? — Джексон медленно закипал.       — Он тебе изменял?       — А… — Джексон даже расслабился, он-то думал… — я не знаю, я гандон, да?       — Такой же, как и я, вздрогнули, — Юнги опрокинул бокал и тут же наполнил его, помогая другу сделать то же самое.       — И что теперь? — спросил Джексон.       — Смотря чего ты хочешь. Ты его любишь?       — Я? — простой вопрос ввёл профессионального врача в ступор. — Я думал у нас всё хорошо.       — Ты давай не юли! Прямо ответь: любишь или нет?       — Чего ты на меня орёшь? Кто из нас пациент?       — Оба… — Юнги снова опрокинул бокал и снова наполнил.       — А тебе сильно хуёво было, когда ты о нём узнал, про всех его?.. — у Джексона слегка заплетался язык. Вторая бутылка хорошо пошла.       — А ты в блокнотике своём почитай.       — А, да, ты же говорил…       — Если бы про всех, я бы повесился.       — Не надо, — Джексон попытался приобнять друга в качестве поддержки.       — Сам не хочу.       — Чё, до сих пор любишь? Может, тебе найти кого? Съездил бы в кругосветку, снял бы кого-нибудь. Развеялся.       — Ты мне друг или сутенёр? — предъявил Юнги таким же заплетающимся языком.       — Я тебе как врач советую: забей на него. А ты что делаешь? Ты в него забиваешь, пипец!       — У меня больше ни на кого не стоит, — прошептал Юнги.       — Ну… — пробурчал Джексон, — ну, плохо! Садись, два! — и он прыснул от смеха, заваливаясь на бок. — А, может, тогда вы будете встречаться разово, — воскликнул Джексон, — чтоб добру не пропадать?       — Он мне то же самое предлагал, прикинь! Вообще никакой совести нет!       — А что, это разумно.       Юнги в недоумении уставился на Джексона:       — Ты мне как друг скажи: ты бы ему засадил?       — Как друг я тебе никогда этого не скажу, выпьем?       — Давай…       Телефон Джексона настойчиво загудел, отвлекая от интересного времяпрепровождения.       — Джебом… — Джексон согнулся над телефоном, как коршун. Через некоторое время он оторвался от экрана и уставился на Юнги:       — Просит встретится.       — Соглашайся!       — Уже. Слушай, может, подарок ему сделать?       — Подарок… типа бриллиантовой хуйни?       — Ну да.       — Ты знаешь, о чём будет идти речь?       Джексон активно замотал головой.       — Цветы купи.       — У него аллергия на цветочную пыльцу.       — Цветы из бриллиантов, — в шутку предложил Юнги.       — Флэшка, бриллиантовая флэшка!       — Ты чего с дуба пал? — вроде немного выпили. Ну и что, что Джебом айтишник, чего так креативить? Юнги, глядя на старания друга помириться со своей половиной, нехотя проводил параллель со своей жизнью. Он также готов был просить прощение у Чимина, словно провинился в чём-то, нестись к нему сломя голову, бросая все свои дела, и получать в ответ безразличие в лучшем случае, в худшем — скандал. Он так жил, не видя ничего вокруг, не считаясь с самим собой, только обезличивая и обесценивая себя. Ради чего?       — Джексон, так ты его любишь? — спросил Юнги.       Джексон не услышал вопроса. Он был полностью поглощён идеей примирения:       — У тебя есть знакомый ювелир?       Как ни странно, у Юнги, действительно, был знакомый ювелир. В своё время, будучи глубоко женатым, Юнги частенько обращался к нему с индивидуальными заказами. Мини очень любил бриллианты…       — Записывай: Чон Хосок…       Сорокасемилетний мужчина в идеально отутюженном костюме от «Armani» сидел в кабинете президента компании «Хум Пум Срун». Если не обращать внимание на то, что компания была подставная, вывеска — липовая, президент — номинальный, то вполне себе солидный вид… из окна тридцать девятого этажа. Пульс посетителя бился, превышая все мыслимые нормы, сам он обливался холодным потом, боясь поднять голову и встретиться взглядом с реальным хозяином фирмы и кабинета.       — Хосок, это двусторонняя сделка.       — Да, Вы абсолютно правы, господин Ким.       — Я предоставил тебе финансы, от тебя требовалось проверить товар. Ты же один из лучших специалистов…       — Господин Ким… — посетитель замялся, пытаясь дрожащим голосом объяснить сложившуюся ситуацию, — товар был в идеальном состоянии. Чистейшие изумруды, один к одному, я лично их проверял…       — И где они?! — хозяин кабинета приподнялся, упираясь кулаками в стол, испепеляя оплошавшего ювелира гневным взглядом.       — Я не знаю… — с трудом выдавил из себя Чон Хосок.       Его кинули. Партия изумрудов была проверена Хосоком на границе с Колумбией, в Корею прибыла партия стекла, обычного бутылочного стекла. Десять миллионов долларов просто растворился в воздухе, не иначе преемник Коперфильда расстарался.       Ким Намджун, он же супербосс, глава местной мафии, человек, который не выносил пренебрежительного отношения к себе и своему делу, должен был решить судьбу ещё одного смертного, не по-детски провинившегося.       — Ты же помнишь условия договора: в случае порчи или пропажи товара, ты возмещаешь мне его стоимость в десятикратном размере.       Сто миллионов баксов. Хосок тяжело вздохнул. Если он продаст фирму, товар, который у него есть в наличии, возьмёт кредит и не один, он вряд ли сможет осилить такую сумму. Если бы ему дали время…       — Господин Ким, я не отрицаю своей вины…       — Вот и молодец, деньги вернёшь через три дня.       Хосок смотрел на мафиози и мысленно плакал.       — Я не смогу за три дня.       — Тогда ты умрёшь, — спокойно ответил Намджун, наблюдая за эффектом, который должны были произвести его слова.       Хосок побледнел и машинально потянулся к воротничку, чтобы ослабить узел галстука. Насладившись увиденным, Намджун продолжил:       — Или ты отдашь мне своего сына, и я навсегда забуду про твой долг.       Хосок уставился на бандита, пытаясь понять услышанное:       — Как это — отдашь?       — Я неправильно выразился, ты не думай — никакого баловства, я женюсь на нём.       — Что?       Намджун явно бредит. Его сын и этот… урод, да он точно бредит.       — Он же школьник, — Хосок подбирал корректные аргументы.       — Я знаю, я не тороплюсь, пусть закончит школу, а пока объявим помолвку.       — Это шутка?       — Какие шутки: на тебе долг в сто миллионов баксов. Не отдашь деньги за три дня — умрёшь, не отдашь своего сына — умрёшь. Выбор-то небольшой.       — Почему Тэхён? — вопрос, заданный от отчаяния.       — Я его видел: это не огранённый алмаз, ещё лет пять и он всех затмит своей красотой, опять же хорошее образование, манеры, он ведь музыкой занимается?       — Фортепьяно…       — Вот! С таким не стыдно в высшем обществе показаться. Решай. Времени у тебя нет.       «Господи, что я скажу Джини! — Хосок находился в состоянии абсолютного отчаяния. — Как я Тэхёну скажу, Господи?»       — Мне нужно поговорить с семьёй, — тихо выдавил из себя ювелир.       — Значит, да?       Хосок еле кивнул в ответ.       — О помолвке объявим послезавтра.       Этого следовало ожидать. Как Хосок ни старался, а избежать встречи с супербоссом ему не удалось. Фирма у него была небольшая, но с большой историей. Сам Хосок вырос в семье потомственных ювелиров и ему нравилось это ремесло. Он имел стабильный доход, постоянных клиентов, имя, в конце концов, не самое последнее в ювелирном деле, репутацию…       Он ехал домой, обдумывая, что скажет мужу и сыну о случившемся, одновременно пытаясь найти выход из ситуации без заклания Тэхёна. Где достать сто миллионов долларов? Он бы душу продал, чтобы защитить свою семью, но где найти такого покупателя?       Хосок подъехал к дому и долго не выходил из автомобиля. Сокджин заметил его в окне, сначала обрадовался, потом насторожился: что-то явно произошло, иначе бы Хосок давно зашёл. Наконец-то дверца автомобиля открылась. Хосок двигался по дорожке, ведущей к дому, и ему казалось, что ноги налиты свинцом, в окне он заметил лицо Джини, но даже улыбнуться не смог. Сокджин бросился к дверям и открыл их, с тревогой глядя на мужа:       — Привет, родной! Что случилось?       Хосок молча прошёл мимо и плюхнулся на диван в гостиной. Сокджин опустился рядом.       — Ну, рассказывай! Ты себя плохо чувствуешь?       Хосок покачал головой.       — Прости меня, Джини! — он смотрел на мужа, с трудом сдерживая слёзы.       Сокджин с каменным лицом выслушал Хосока, не замечая, как крепко сжимает его руку.       — Что мы можем продать? — наконец-то спросил он.       — Дом, фирму, взять деньги, отложенные на учёбу Тэхёна в университете — это меньше половины, это максимум. Да и получить эти деньги, в лучшем случае я смогу только через неделю. Я позвонил в несколько банков, в трёх мне сразу отказали, не объясняя причин.       — Занять?       — После того, как здесь появился супербосс, со мной никто не хочет иметь дело — боятся. Их можно понять, ты же помнишь, что он с Мингю сделал?       Мингю был его коллегой. Изначально тема с изумрудами была предложена ему, но Мингю отказал в очень грубой форме, даже пригрозил полицией, чем только насмешил. В итоге, когда Мингю с семьёй уехал на выходные, его дом сгорел, как и салон, который предварительно ограбили.       — Зачем ему Тэхён? — у Сокджина в голове не укладывалось: его мальчик и какое-то чудовище, пытающееся разрушить их жизнь.       — Чтобы других в страхе держать, — устало ответил Хосок.       — Мы не можем отдать сына.       — Мы можем попытаться его обыграть, мне нужно время, я найду деньги, я всё ему верну, но мне нужно время, ты веришь мне?       Сокджин смотрел на мужа сквозь пелену слёз: а что ему ещё остаётся. Они вместе уже двадцать лет, и Хосок никогда не давал повода усомниться в своих словах и поступках.       — Он что правда может тебя убить?       — Этого не случится. Я никому вас не отдам, — Хосок прижал к себе Джини. В таком виде их застал Тэхён, когда вернулся из школы.       — Привет! — он помахал родителям. Сокджин посмотрел на сына, и у него снова потекли слёзы.       — Что такое, папа?       — Сынок, нам нужно поговорить прямо сейчас, — Хосок указал на стул, — садись сюда.       Тэхён в звенящей тишине выслушал отца.       — Это правда? — прошептал он.       — Да, — ответил Хосок. — Помолвка назначена на послезавтра. Сынок, я сделаю всё возможное…       — Папа… — Тэхён словно искал помощи и подтверждения, ведь это не может быть правдой.       — Он убьёт отца, если ты откажешься, — с трудом проговорил Сокджин.       — Что?       — Прости меня, сынок, — Хосок прижал к себе сына. — Я обещаю, что до свадьбы дело не дойдёт.       Семья сидела в гостиной в атмосфере угрожающей тишины в ожидании ответа от младшего.       — Хорошо, я согласен.       Тэхён ещё раз посмотрел на родителей: Хосок виновато глядел в ответ, Сокджин стирал с лица слёзы и пытался улыбнуться. Он знает, что родители его любят, но ему нужно делать домашнее задание. Тэхён встал со стула и отправился к себе в комнату. После домашки урок по специальности, вальс Шопена этюд номер двенадцать. «Отца убьют, если ты откажешься». Он поднимался по лестнице, всё плыло перед глазами. «Отца убьют…»       Когда он очнулся в своей комнате, то первым увидел человека в маске, склонившегося над ним:       — Ты меня слышишь? — произнёс незнакомец.       — Тэхёна, я здесь, — Сокджин взял сына за руку. — Маленький мой, всё хорошо, ты в обморок упал, напугал нас…       Врач скорой помощи заполнял бланки.       — Сколько ему полных лет? — спросил он, обращаясь к Сокджину.       — Семнадцать. Что с ним?       — Возможно, переутомление, учёба, экзамены.       — Концерт, — заметил Сокджин. — Он готовится к концерту, очень много репетирует.       — Вообще, он у вас на редкость крепкий ребёнок, но чтобы не усугублять, пусть пару дней побудет дома.       — Папа, — позвал Тэхён.       — Да?       — Па-па, — Тэхён вдруг начал говорить по слогам, — м-не нуж-но ре-пе-ти-ро-ва-ть.       Врач оторвался от бумаг и озабоченно посмотрел на пациента.       — М-не нуж-но… — и он вдруг переменился в лице, словно что-то вспомнил: — ве-дь он не тро-нет от-ца, я же со-гла-сил-ся, па-па, он не тро-нет, не на-до, па-па, я…       Всё его тело вздрогнуло, как если бы огромная волна, невесть откуда взявшаяся, накатила на волнорез, и Тэхён забился в истерике. Хосок ворвался в комнату в ужасе глядя на происходящее, Сокджин пытался, как мог, удержать сына, пока врач вводил лекарство. Через несколько секунд стало тихо. Тэхён лежал неподвижно на кровати, прикрыв опухшие от слёз веки.       — У него случалось что-нибудь подобное раньше? — спросил врач.       — Нет, никогда, — ответил Сокджин.       — Согласны на госпитализацию?       — Нет! — категорично ответил Хосок.       — Но… — Сокджин смотрел на мужа, в надежде, что тот передумает.       — Если повторится, мы сами приедем, — отчеканил Хосок.       — Ну, почему? — продолжал не понимать Сокджин, когда скорая уехала.       — Подождём. Пусть поспит. Джини, нам всем тяжело. Попал я, а расплачиваться ему. Пусть отдохнёт. Будет хуже, поедем в больницу. Обещаю.       Сокджину, конечно, было что возразить, но он так устал за день, что молча согласился и остался в комнате сына на всю ночь.       Тэхён проснулся очень рано. Он не мог вспомнить, как заснул, почему в одежде, и ещё больше удивился, когда увидел спящего рядом папу.       — Пап, — позвал он. Сокджин сморщил нос, словно собрался чихнуть, и открыл глаза.       — Сыночек мой, — его лицо расплылось в улыбке, он прижал к себе Тэхёна, как в детстве, и стал целовать в щёки, носик. Тэхён лениво отбивался:       — Ну, папа, ты чего!       — Так люблю тебя, солнышко моё!       — Папа, ну хватит! А что случилось? Ты почему здесь?       Настроение тут же стремительно стало портиться, Сокджин тяжело вздохнул:       — Ты помнишь, о чём мы вчера говорили?       — Про помолвку?       Сокджин кивнул в ответ.       — Помню, — и Тэхён сам прижался к папе, как будто искал защиты. — Я всё сделаю, папа. Он же не тронет никого.       — Нет, солнышко моё, мы будем жить долго и счастливо.       Тэхёну стало грустно от этих слов. Он очень любил своих родителей. Их семья была на редкость гармоничной, каждый занимался любимым делом: Хосок — драгоценностями, Тэхён — музыкой, Сокджин писал статьи для модных журналов, никто из них не поступался своими интересами и с уважением относился к интересам и достижениям других. В детстве Тэхён считал, что его отец — супермен, потому что сильный, добрый, помогает людям и никогда не врёт, ну если не брать в расчёт разоблачение Санта-Клауса, так это папа всё испортил, когда обратился к Санта-Клаусу по имени, он был уверен, что Тэхён спит в своей комнате, а Тэхён потом долго не мог понять, почему Санта-Клауса зовут Хосок.       А папа красивый. Да, для каждого ребёнка его папа красивый, но Тэхён-то знал, что его папа самый-самый красивый и любит его, и отца, а отец любит папу и Тэхёна — с ума сойти, сколько любви!       «Я всё сделаю, папа!»       Внизу раздался грохот. Сокджин вскочил и прислушался:       — Он же всю кухню разнесёт! Вставай, завтракать будем! — крикнул он сыну и побежал вниз. Хосок стоял на кухне, держа в руках турку и рассматривая на полу осколки только что разбитой чашки.       — Я сейчас, — Сокджин шагнул вперёд, чуть наклонившись, Хосок шагнул ему навстречу, делая то же самое, они стукнулись лбами, и Сокджин, потирая лоб, обнял свободной рукой мужа, игнорируя эти чёртовы осколки, чувствуя, что может разреветься в любую секунду.       — Тише, тише, рёва моя, — попытался успокоить Хосок, они все были на грани. — Техён проснулся?       Сокджин кивнул и поднял глаза. Хосок по привычке чуть коснулся его губ, но Сокджин пошёл дальше, обхватив мужа за шею. Банальный утренний поцелуй семейной пары, прожившей вместе двадцать лет, требовал далеко не банального продолжения. У Хосока перехватило дыхание, он с трудом оторвал от себя Сокджина:       — Джини, нет!       Сокджин вопросительно и чуть обиженно смотрел на мужа.       — Мне нужно с сыном поговорить, — попытался объяснить Хосок.       — Да, — вздохнул Сокджин.       — Не обижайся, — Хосок нежно поцеловал свою дражайшую половину в щёку. — В следующий раз.       Он перешагнул осколки и поднялся наверх. Тэхён, увидев отца, расплылся в улыбке.       — Как ты спал? — спросил Хосок.       — Как убитый.       Хосок присел на край кровати.       — Ты наш разговор помнишь?       — Да, я же сказал папе, что всё сделаю.       — Сынок, мне просто нужно время, не будет никакой свадьбы, я не допущу, — Хосоку жизненно было необходимо объяснить сыну, что его никто не бросает, как жертву на откуп; он запустил пятерню в волосы сына и понизил голос, — можешь мне подыграть?       — Конечно, я ведь пианист.       Они оба улыбнулись. Да, смешно, если б не было так горько.       — У тебя два выходных, — продолжил Хосок. — В школу я уже позвонил.       — А…       — Можешь репетировать, но без фанатизма, — опередил Хосок вопрос сына. — Спускайся, будем завтракать.       — Пап, — позвал Тэхён и остановился в нерешительности, он так хотел сказать, что любит отца, но постеснялся, вместо этого спросил: — А что там за шум был?       — Да я чашку разбил. Она почему-то в коробке стояла.       — В красной? — тихо уточнил Тэхён.       — Ну да.       — Это же «Веджвуд» из дедушкиного свадебного сервиза, подарок генерала, помнишь, которого он спас. Папа про него статью хотел написать.       Из всего услышанного Хосок понял только то, что опять облажался. Он растерянно переводил взгляд с сына на дверь. Тэхён тут же подошёл к отцу и взял его за руку:       — Идём вместе.       Чимин гнал по трассе к своему бэбику. Он два часа назад прилетел из Парижа. Тэмин был счастлив — это главное, он визжал от восторга, когда они зашли на территорию Диснейленда, а вечером начали отмечать его день рождения. Так разошлись, что чуть не попали в гарем. Два араба из Дубая следовали за ними по пятам и покупали всё, на что падал взгляд именинника. В итоге Чимину пришлось наврать, что Тэмин — сын члена якудзы, и арабов ветром сдуло. А то: «Сколько золота тебе заплатить за твоего друга?» Золото за Тэмина? А вы на вес? На вес Тэмина? Да-а-а?! Шестьдесят килограммов золота — вообще, неплохая сделка, но у Тэмина спросили то же самое про Чимина. И Чимин, так как он был трезвее, понял, что пора линять, иначе не видать ему бэбика ближайшие… самые ближайшие…       Он гнал по трассе, как голодный несётся к еде, как человек, страдающий от жажды, бежит к источнику, как зависимый мчится в эпицентр зависимости, не замечая ничего вокруг. Четыре дня без секса! Чимин ворвался в дом и тут же заметил Чонгука, который поднимался по лестнице.       — Бэбик!       Он бросился к Чонгуку, повиснув на его шее, лихорадочно целуя в лицо, шею, плечи, пытаясь скинуть с себя куртку и залезть под одежду своего бэбика. Чонгук лениво отбивался от урагана, который чуть не сбил его с ног, но желание взяло вверх. Перила истошно скрипели под тяжестью двух тел, так и не дошедших до квартиры. Да здравствуют соседи, которых нет! Лестничная площадка бывшего борделя и не такое видела, но это было давно. Освежим воспоминания? «Где мой попкорн?»       — Бэбик, — Чимин с трудом открыл глаза, — маленький мой, — продолжал шептать он, приятно обессилев.       — Нагуливанил? — Чонгук исподлобья кидал на Чимина тяжёлые взгляды, застёгивая ширинку. Чимин не обращал внимания на подколы, он скучал по своему «дитю», поэтому улыбнулся в ответ:       — А меня чуть в гарем не продали, представляешь?       — Кто — Тэмин? — вот тут Чонгук искренне удивился: без его разрешения?       — Ой, Тэмина мне предлагали продать.       — За сколько?       — Шестьдесят килограммов золота.       — Блядь! — Чонгук опёрся о перила. — Это… — он задумался, уставившись в потолок, — больше трёх с половиной миллионов баксов.       — А меня только за пятьдесят пять — не наел, — Чимин шлёпнул себя по заднице, направляясь к дверям квартиры. Чонгук внимательно рассматривал его, оставаясь на месте.       — Ну, идём, — Чимин нетерпеливо затопал ножками.       — Давай тебя откормим, чё за покупатели? — Чонгук был настроен более чем серьёзно.       — Ты сдурел? — это же шутка. Блин, мог бы комплимент сделать! Ну есть же разница: шестьдесят килограммов и пятьдесят пять, Тэмин, извини. «Чё за покупатели?» Хам!       — А чё?       — Ничё! Дома твои покупатели, обосрались по самые уши, когда про мафию узнали.       — Какую мафию? — Чонгук совсем запутался.       — Японскую! Ты что не знаешь, что Тэмин — внебрачный сын главы якудзы? — Чимина уже слегка потряхивало от возмущения.       — Заебись… А чего он тогда с тобой?..       Так у нас сегодня целый вечер посвящён хамству.       — У нас с ним бизнес: мы бомжей на органы продаём! Японских!       — Бляха! — Чонгук явно был обескуражен (ни фига себе, с кем он спит!) и заинтересован мифическим бизнес-проектом.       — Бэбик, — Чимин уже устал, — тебе сказки в детстве читали?       — Ну так, — Чонгук пожал плечами.       — Я замёрз, пошли домой.       Они зашли в квартиру, но Чонгук продолжал задавать наводящие вопросы.       — Да хватит уже! — не выдержал Чимин. — Я пошутил. Ты представляешь, кто такой бомж — человек, оказавшийся на улице, ведущий асоциальный образ жизни? Это люди, которые не могут позволить себе медицинское обслуживание, алкоголики, наркоманы, какие из них доноры? Я пошутил.       — Если бы папе нашли донора, он был бы жив, — ответил Чонгук. — А у него ещё редкая группа крови была — четвёртая отрицательная.       У Чимина внутри всё сжалось, он растерялся от такого признания и тут же обнял своего бэбика:       — Прости! Прости, что накричал. А ты его помнишь?       — Ну да, мне семь было. А он такой… — Чонгук задумался и улыбнулся своим мыслям, — он высокий был, ухоженный, как ты, добрый, называл меня «моя радость»…       Чимин не сдержался и поцеловал Чонгука в щеку, прошептав при этом: «Моя радость, счастье моё…» Продолжение под зеркальным потолком не замедлило себя ждать. Чимин, будучи в полудрёме бросал редкие взгляды на отражение в зеркале, где мощная спина бэбика монотонно и уверенно вздымалась между его ног, зафиксированных в продольном шпагате. Ещё немного, совсем чуть-чуть, он уже по дыханию бэбика мог распознать, когда тот кончит. Эти волшебные секунды после. Каким же беспомощным и милым становился Чонгук, когда извергал в Чимина и оседал, тяжело дыша. Как бешено стучало его сердце, сердце человека, которого лю… Чимин с трепетом ждал этого момента, но в этот раз не дождался. Входная дверь с грохотом распахнулась, в комнате, как показалось Чимину, появилась целая толпа людей. Чонгук, не успев довести до конца, вырвал из Чимина разбухший фаллос и вскочил, прикрывая свой позор руками.       — Батя!       Чимин в ужасе не знал, в какую дыру забиться. Он был уверен, что их сейчас убьют. Даже обращение Чонгука не спасло ситуацию — Чимин готовился к смерти.       — Быстро ко мне в офис! Понятно? — произнёс седовласый мужчина, обращаясь к Чонгуку, бросив презрительный взгляд в сторону Чимина, который сидел в позе эмбриона, не дыша.       — Да, батя!       И также, не прощаясь, толпа во главе с «батей» покинула квартиру. Чонгук присел, продолжая придерживать член.       — Что это было? — прошептал Чимин.       — Батя заходил.       — Он всегда так вламывается?       — Это батя, это его здание.       — Блядь! Блядь! Блядь!.. — Чимин не мог остановиться. Да что же это такое? Так разве себя ведут? Чимин взглянул на Чонгука, тот уже пытался натянуть на себя одежду.       — Ты куда?       — К бате в офис.       — Далеко?       — На первом этаже.       Чувство страха мгновенно сменилось чувством гнева.       — Никуда ты не пойдёшь!       — Чимина… — Чонгук не собирался спорить, он должен идти, это приказ. Чимин подполз к нему и стал тянуть на себя брюки.       — Сначала ты вымоешься! Блядь, ты же его сын! — продолжал он возмущаться.       — Чимина, харэ!       — В душ! Вот подмоешься, оденешься в чистое, тогда пойдёшь. Бэбик, себя надо уважать!       — Ты заебал со своими правилами, — устало ответил Чонгук. Чимин ещё ближе подполз к Чонгуку и прижал к себе.       — Помятым всё равно не пущу. От тебя спермой несёт, как от протухшего скунса.       — Ты чё их нюхал?       — Это образное выражение, — серьёзным тоном заметил Чимин.       — Блядь! — да сколько можно поучать его.       Чимин по-своему воспринял эмоциональную реплику:       — Больно? — он опустил руку вниз, скользнув по члену, за что получил от Чонгука в виде жёсткого шлепка по руке.       — Нормально!       — Пошли в душ, моя радость…       Через двадцать минут Чонгук зашёл в офис бати подмытый в чистой одежде, которую Чимин сам выбрал. Чонгук пытался фыркать на него — не маленький поди, но подсознательно ему нравилось такое внимание, за ним никогда не ухаживали, ну, если только папа, но это было очень давно.       — Ты где застрял? — рыкнул Намджун на сына. — Соска не отпускала? Что за шалава? Из наших?       — Нет.       — Чонгук! Я тебя предупреждал!       — Батя, я проверил — не коп. С випами он работает.       — Валютный, что ли?       — Ну, — Чонгук соврал, не задумываясь. Чимин принадлежит ему, сам впустил, сам и разберётся, если что, к бате это никакого отношения не имеет.       — Держи адрес, — Намджун протянул сыну бумажку, — завтра в 17.00 заедешь за ним — Чон Тэхён. Родителей его заберёшь — и в головной офис.       — Оружие брать?       — Не надо, — Намджун вздохнул, — помолвка у меня с ним завтра.       — Помолвка?       Намджун приподнял голову:       — Аккуратней там, не напугай, ему всего семнадцать.       Чонгук вытаращил глаза. У него было много вопросов, но Намджун не собирался пускаться в объяснения:       — Чего встал, выполняй.       — Батя, — Чонгук замялся, — завтра годовщина смерти папы…       У Намджуна заходили желваки, он со злостью посмотрел на сына:       — Свободен!       Ещё напоминает! Если Намджун в позапрошлом году отпраздновал шестидесятилетний юбилей, это не значит, что он склеротик. Он супербосс! И это звание нужно доказывать не только оружием и деяниями, но и внешним видом. А Намджун в отличной физической форме, ясно?!       Хёнвон не обидится, если день памяти и помолвка пройдут в один день. Хёнвону уже всё равно.       Хёнвон. Это были самые тяжёлые воспоминания для Намджуна. Он познакомился с Хёнвоном на улице, когда выходил из автомобиля. Взгляд остановился на высоком худом подростке, который стоял возле бара и провожал глазами каждого прохожего, неуклюже предлагая себя.       — Ты чего тут делаешь? — спросил Намджун. Он знал всех, кто стоял на точках.       — Работаю, — робко ответил подросток.       — Тебе сколько лет?       — Пятнадцать.       — Родители где?       — Я сирота.       — Есть хочешь?       Хёнвон утвердительно кивнул.       У Намджуна были совершенно конкретные планы на Хёнвона: откормить, отмыть, одеть — конфетка, а не пацан получится! Пока Хёнвон ел и рассказывал о себе, Намджун не мог оторвать глаз от его лица. Слишком красивый и ещё не успевший испортится за два месяца, проведённых на улице, застенчивый такой, нежный, несмотря на то, что хлебнул с лихвой. После гибели родителей Хёнвон жил в приюте, потом скитался по приёмным семьям, в последней его изнасиловали, и это стало для него таким ударом, что он нашёл для себя единственный выход — бежать. «Лучше умереть на улице, — думал он, — чем терпеть эти унижения».       Намджун забрал его к себе. Любовник главы мафии — единственная перспектива, которая светила Хёнвону в ближайшие лет пять. Но случилось неожиданное, Намджун, не отдавая себе отчёта, медленно и верно впадал в зависимость от своего приобретения, впервые за прожитые тридцать лет он влюбился, благодаря чему Хёнвону пришлось закончить школу, а потом университет (был у Намджуна пунктик, любил он образованных), чтобы в итоге стать законным мужем супербосса. И не только мужем, правой рукой, человеком, которому супербосс безраздельно доверял и советовался по важным вопросам. В свои двадцать восемь Хёнвон обладал не меньшим авторитетом в криминальной среде, чем его муж. Именно поэтому, когда возник вопрос о том, что под Намджуна копают федералы, с целью посадить любой ценой за решётку, Хёнвон предложил сознаться в неуплате налогов и полгода посидеть ради удовлетворения толпы обывателей: хотели увидеть криминального авторитета за решёткой — пожалуйста! Да и федералы утихнут на время, мол, молодцы, хорошая работа, ребята! В общем, все счастливы. Намджун согласился. Теперь Хёнвон навещал мужа в тюрьме, где получал подробную инструкцию по дальнейшему развитию бизнеса.       Однажды, возвращаясь после очередного свидания, Хёнвон попал в передрягу. Пока они ехали, пока стояли в пробке, наступил вечер, Хёнвон проголодался, но сидеть в ресторане, заказывать еду на дом, а уж тем более готовить не было никакого желания, он решил купить уличный фастфуд. До дома оставался один перекрёсток. Он отпустил охрану — глупость, конечно, та ещё. Если б Намджун узнал… Когда Хёнвон повернул к своей машине, держа наперевес пакет с едой, перед ним возникли две фигуры в масках с оружием в руках и ломающимся голосом подростка один из них прохрипел:       — Гони мобилу и лопатник!       Хёнвон просто обалдел от такой наглости. В сумерках ещё сложно было различить настоящие пистолеты или нет. На его счастье мимо проезжал джип, который принадлежал Вонхо — авторитету этого района. Из окна своего авто он узнал всех: и Хёнвона, и «гангстеров». Он вместе со своими братками выскочил из джипа и в три прыжка оказался напротив Хёнвона и беспредельщиков, которых уже оперативно запихивали в джип.       — Прости! Прости! Прости! — начал тараторить Вонхо. — Они ничего не сделали?       — Да… нет.       — Я разберусь с ними, я их накажу. Слово!       — О’к!       По большому счёту Хёнвон не успел испугаться да и не собирался, несерьёзно как-то выглядели нападавшие. У него было больше вопросов к самому себе: «Ну на кой чёрт отпустил охрану? Кому ты в темноте будешь предъявлять, что спишь с супербоссом, может, ещё свидетельство о браке с собой начнёшь таскать. Прирежут и свидетельство заберут — не побрезгуют, а потом ещё обоссут от удовольствия, а больше от страха. Придурок!»       Вонхо стоял возле Хёнвона, переступая с ноги на ногу, всё время поправляя бейсболку. От Хёнвона не укрылось, какая у него мускулатура, куртка большая и всё равно не сходится. Намджун тоже в качалку ходил, но чтобы так внушительно… Вонхо очень нервничал, явно хотел ещё что-то добавить, но не решался. Хёнвон ждал, если не убили сейчас, то есть шанс поесть дома сегодня вечером. Какие ушки… чур меня!       — Можно попросить? — наконец-то произнёс он.       — Да.       — Ты можешь не говорить об этом Намджуну? Он же весь район с землёй сравняет. Я их накажу, всыплю по первое, чтоб сидеть не могли, засранцы.       — Ты их знаешь? — Хёнвон удивлённо посмотрел на Вонхо.       — Племянники, — нехотя ответил тот. — У них папа умер недавно, совсем от рук отбились.       — А, — Хёнвон даже обрадовался, значит, нелепая случайность.       — А ты здесь один? — Вонхо огляделся, ища глазами признаки присутствия охраны.       — Ага, — «Ну говорю же дебил!»       — Мы тебя проводим.       — Хорошо, — у Хёнвона не нашлось ни одной причины не доверять словам дяди «гангстеров». — Я не скажу ему ничего, — добавил он.       — Спасибо!       Вонхо запрыгнул в джип и тут же услышал с заднего сидения:       — Ну, дядя…       — Ебало захлопнули! К деду сошлю на ферму, будете за коровами говно убирать!       — Ну, дядя!..       — Я кому сказал?       — Чего он? — спросил один из подельников, кивая в сторону Хёнвона.       — Нормально, едем за ним.       Утром, собираясь по делам, Хёнвон открыл входную дверь и замер: на крыльце стояла белоснежная корзина с огромным букетом красных роз. Он сразу понял, что этот подарок не от мужа. Намджун дарил ему драгоценности, автомобили, дизайнерские вещи, цветы — никогда. Он считал покупку цветов пустой тратой денег. Кто же тогда? Так искусно, минуя охрану, ради чего? Рядом лежала открытка, которую Хёнвон не сразу заметил: «Гангстеры наказаны». Он расплылся в улыбке и поднял корзину, оглядываясь. Уже дома он опустил лицо в лепестки и жадно втянул в себя их аромат. Господи, какая красота! Спасибо, Вонхо!       На следующее утро история повторилась, только без записки. Хёнвон и радовался, и переживал за авантюриста одновременно. Одного букета было вполне достаточно. Ни к чему так рисковать. И не смотря на переживания, он ждал следующего утра. Долго не решаясь открыть дверь, он спорил с самим собой: «Ну, если будет — это перебор! А если не будет? Подумаешь! Всё правильно! Я семейный человек». И сердце сжималось от мысли, что крыльцо окажется пустым. Хёнвон уже полчаса сидел в гостиной и рассматривал три букета, выставленных друг за другом. Вонхо победил. Он победил ещё в тот момент, когда спас его от племянников. Обаятельный качок, чью милую лопоухость не могла скрыть ни одна бейсболка, бесповоротно зашёл в сердце Хёнвона и захлопнул за собой дверь. Хёнвон пропал, он не мог думать ни о ком, кроме Вонхо, он физически ощущал его горячие сильные руки на своих бёдрах, вкус его пухлых губ на своих губах — Хёнвон влюбился и совершенно не понимал, что ему теперь делать. В его жизни не было никаких любовных переживаний и приключений. Он женатый человек, он благодарен своему мужу за то, что имеет, но кому на хрен нужен этот аутотренинг, если он хочет другого.       Прошла неделя с последней встречи с мужем. Хёнвон вполуха слушал Намджуна, делая какие-то записи, мыслями он был очень далеко, но настойчивые прикосновения мужа вывели его из ступора — он хотел секса. Хёнвон впервые за тринадцать лет испытал отвращение от одной только мысли… Он вскочил на ноги:       — Намджуна, давай не сегодня.       — Не хочешь?       — Да так, мутит чего-то, — начал он сочинять на ходу.       — Траванулся?       — Наверно.       — Да я аккуратно, на полшишечки.       Хёнвон зажал рот рукой:       — Меня сейчас вырвет! Извини!       — Сходи к врачу.       — Хорошо! Пока!       Хёнвон выскочил из комнаты и перевёл дух, привалившись к стене. В этот же момент дверь соседней комнаты распахнулась, Хёнвон из любопытства повернул голову и обомлел. Ему навстречу шёл Вонхо, он плыл по коридору, как айсберг к своему «Титанику», чтобы утопить его раз и навсегда. Он приблизился на опасное расстояние и прошептал на ухо, почти касаясь его:       — Я не обидел тебя подарком?       Хёнвон отрицательно качнул головой.       — Извинения приняты?       Хёнвон кивнул, уже не сдерживая улыбку.       — Намджун знает?       Опять отрицательное покачивание в ответ.       — Спасибо!       Вонхо продолжил путь как ни в чём не бывало, оставив на прощание записку, которую вложил в ладонь Хёнвона, пока задавал вопросы. У Хёнвона с такой силой билось сердце, что он начал считать про себя от десяти до одного, нарочно замедляя темп. Чуть успокоившись, он раскрыл ладонь. Нет, ему не показалось — записка от Вонхо. Он двинулся по коридору, на ходу читая записку: «Мотель «Парадайз», номер пять». В висках опять застучало: «Ему назначили свидание?» И второй вопрос: «Как избавиться от охраны?»       Через час он был на месте. Перед дверями номера чуть задержался в нерешительности и не успел стукнуть, как дверь распахнулась.       — Привет! — улыбнулся ему Вонхо.       — Привет! — и Хёнвон, не задумываясь шагнул внутрь. Первое, что бросилось ему в глаза после бицепсов Вонхо, это белоснежная корзина, наполненная розами.       — Я тебя прошу, не нужно больше к дому, — Хёнвон ткнул пальцем в сторону букета.       — Ладно, буду привозить их сюда. Извини за интерьер, — Вонхо окинул взглядом номер.       — Да ничего, я в таких с клиентами работал, — ну а какой смысл врать? — Как племянники?       — У деда на ферме отрабатывают.       — Суровый ты дядя, — улыбнулся Хёнвон.       Они смотрели друг на друга совершенно голодными глазами, продолжая говорить о ерунде. Хёнвон скинул с себя плащ и сделал шаг в сторону Вонхо, тот сократил расстояние до минимума, обняв Хёнвона за талию. Хёнвон в свою очередь опустил руки на плечи Вонхо.       — Чем займёмся? — задал он совершенно безобидный вопрос и тихо застонал, когда Вонхо коснулся губами мочки его уха.       — Сначала я тебя раздену, — прошептал Вонхо, — потом начну целовать, не оставляя ни одного сантиметра тела без внимания, затем закину твои роскошные ножки себе на плечи и начну вводить медленно, глубоко и нежно. Как тебе такой план?       — Идеально…       Нет, Вонхо не сошёл с ума — это во-первых. Во-вторых, он не сошёл с ума, ok? Он просто влюбился. Он тоже живой человек. Да, он знает, что такое субординация. Он в курсе, на кого глаз положил. У Хёнвона есть муж. Господи, да не собирался он этого делать! Хёнвон на расстоянии всегда производил впечатление строгого, неприступного, какой и должна быть правая рука супербосса. А в близи оказался обычным, мягким, улыбаться умел и был ещё красивее, чем на расстоянии. Вонхо потерял сон. У него всё из рук валилось, везде мерещился Хёнвон. Голый. Он загадал, если Хёнвон заберёт хотя бы один букет домой, то Вонхо пойдёт ва-банк, рискуя собственной жизнью. А Хёнвон забрал все три…       Теперь у них не находилось ни одной причины, чтобы не встречаться. Оказалось, что им нравится одна и та же музыка, одни и те же фильмы, даже мороженное со вкусом манго, и вообще, встречаться с одногодкой — это прикольно.       Хёнвону было сложнее, он не мог всё время отказывать мужу в близости, поэтому каждый раз, когда Намджун входил в него, он представлял себе, что это Вонхо. Вонхо, который сильно устал.       За две недели до выхода Намджуна из тюрьмы Хёнвон пережил ещё одно потрясение. Он ждал Вонхо в номере и не замечал, как отстукивает дробь носком ботинка.       — Азбуку Морзе учишь? — спросил Вонхо в шутку, когда увидел Хёнвона.       — Что? — у Хёнвона руки ходили ходуном, он не знал, куда их пристроить.       — Ты как, заболел, что ли? Бледный какой.       — Я? У меня… — Хёнвон запнулся и сглотнул. — У меня будет ребёнок.       Вонхо недоверчиво смотрел на него.       — Ребёнок?       — Да, два месяца уже. Намджун меня убьёт.       — Да он нас обоих убьёт. Это мой? — как можно аккуратнее спросил Вонхо. Хёнвон нисколько не обиделся, слишком сильно он был потрясён.       — Ты что-нибудь слышал про иммунологическую несовместимость партнёров?       — Чего?       — Проще говоря, я не могу забеременеть от Намджуна. Мы с ним однажды в аварию попали. Ничего страшного, никакого сотрясения, переломов, но у нас взяли анализы, а потом ко мне подошёл врач и сказал, что если я хочу иметь детей, то Намджун — не вариант для меня, как бы мы не старались.       — Он знает?       — Нет! Он безупречен, просто не хочет детей. Понятно? Но если он узнает, то убьёт нас обоих.       — Да уже троих, — Вонхо улыбнулся и прижал Хёнвона к себе: — Малыш, я так люблю тебя, слышишь?       — Это ты меня не слышишь! — Хёнвон был в отчаянии. — Я не знаю, что делать.       — Тебе нужно уехать.       — Куда? Он меня везде найдёт!       — Мы тебя спрячем, там не найдёт. Собери вещи, самое необходимое. Завтра утром жди меня. Я заеду в пять утра, договорились?       Вонхо произносил слова так уверенно, что Хёнвон потихоньку начал успокаиваться.       — Скажи, что всё будет хорошо, — попросил он Вонхо.       — Всё будет хорошо, я люблю тебя, — Вонхо положил голову на колени Хёнвона и приподнял футболку, целуя его в живот. — Ты вообще понимаешь, что произошло? — спросил он, глядя с улыбкой на грустного Хёнвона. — Это же чудо! Значит, мы должны были быть вместе, ты слышишь меня?       Вонхо пытался растормошить Хёнвона, но тот сидел, не замечая ничего, погруженный в своё горе.       — Ты сам-то хотел ребёнка? — может, зря Вонхо его мучает.       — Ну… я думал, но когда мне врач сказал… Не знаю… — Хёнвон уставился на своего качка с ушками и надул губы.       — Малыш, — Вонхо начал тихо, не спеша, целовать лицо Хёнвона, чтобы успокоить. — У нас получится. У нас уже получилось. Он уже есть. Подрастёт, будет со мной в качалку ходить.       — Господи! — воскликнул Хёнвон, наконец-то проявляя яркое эмоциональное поведение. — Кто о чём, вшивый о бане!       Вонхо затрепыхался от смеха, крепко обнимая Хёнвона своими накачанными руками.       — Слушай, а он ведь пока ничего не чувствует?       — То есть?       — Он же небольшой?       — Вот такой, — Хёнвон вытянул вперёд большой и указательный, оставив между ними миллиметровый зазор.       — Ну, малыш, — обиженно протянул Вонхо, — это же мой сын, ну хотя бы так, — и он пропихнул в зазор свой мизинец.       — Нет! — категорично ответил Хёнвон, выдирая мизинец и приводя зазор к первичному расстоянию в миллиметр.       — Значит, он не обидится, — прошептал Вонхо.       — На что?       — Иди ко мне, узнаешь…       Хёнвон не спал всю ночь, слушая, как льёт дождь за окном. Он ждал сообщения от Вонхо. Вещи он собрал на удивление быстро, нужно было только переждать. Это самое тяжёлое — ждать. Чем ближе к рассвету, тем тревожнее было на душе. В четыре тридцать Вонхо не написал. Четыре сорок, четыре пятьдесят, пять… шесть двадцать…       В семь раздался тихий стук в дверь. Хёнвон подскочил к дверям, прижался к ним лбом: «Господи, только чтобы он был жив! Только жив…», — и открыл дверь. На пороге стоял Бомгю, лучший друг Вонхо. Он смотрел на Хёнвона и тут же отводил взгляд, непонятно было, то ли он плачет, то ли это капли от дождя, который всё не умолкал. Бомгю молчал, Хёнвон боялся спросить, вернее услышать ответ.       — Он гнал к тебе, — вдруг заговорил Бомгю, — знаешь Южный мост?       Хёнвон отчаянно закивал головой.       — Дождь этот, он отличный водитель, в гонках участвовал… Разбился он на Южном мосту. Нет его больше…       Бомгю развернулся и почти побежал. Хёнвон продолжал стоять у дверей, казалось, что он смотрит вдаль…       — Ты же обещал, что пойдёшь с ним в качалку, ну, Вонхо, ну как же так, ты ведь обещал, ну кто его поведёт теперь? — Хёнвон продолжал смотреть вдаль, улыбаясь. — Хороший мой, ты же обещал, что всё будет хорошо, Вонхо…       Он ещё стоял некоторое время, не переставая улыбаться, словно вёл диалог с живым человеком и постепенно его глаза из блаженно-затуманенного состояния вернулись в состояние реальности, а затем полного отрицания реальности, в которой больше нет любимого человека. Хёнвон огляделся, заметил чемодан, сделал пару шагов к нему и потерял сознание…       Он уже неделю лежал в больнице, не реагируя ни на кого, не произнося ни слова, не прикасаясь к еде, он потерял интерес к жизни. Когда в палату кто-то заходил и задавал вопросы или пытался сделать процедуры — он лежал молча, не меняя положения тела, всё внутри него умерло вместе с Вонхо.       Намджун распорядился, чтобы Хёнвона определили в лучшую клинику, возле дверей палаты круглосуточно дежурила охрана, сам Намджун смог навестить своего мальчика только спустя две недели, но ему каждый день докладывали о самочувствии и никто не мог объяснить, что же произошло?       — Как он? — спросил он у лечащего врача, когда впервые после тюрьмы навестил Хёнвона. Внешний вид его половинки был более чем удручающий.       — Никаких изменений за две недели, — врач тяжело вздохнул.       — Я не понял, — у Намджуна заходили желваки. — В чём, блядь, дело? Чего это молодой здоровый парень лежит, как овощ?       — Может быть, депрессия вызвана беременностью? — предположил врач дрожащим голосом.       — Чего? Беременностью? Все бы беременные в депрессию впадали — это чё бы было?       — Он мог переживать, боялся вас расстроить.       — Я бы не расстроился, я бы его сразу на аборт отправил.       — Вот! — врач схватился за новое предположение, как тонущий за соломинку. — Вот из-за этого у него мог случиться нервный срыв, переходящий в апатию, а затем — депрессию.       — Давай его на чистку, — Намджун махнул рукой.       — Как же без его согласия? — опешил врач. — У него отлично проходит беременность, да и тринадцать недель — это небезопасно…       — Ты чего глухой? Вот пока он здесь лежит, как бревно, я решаю, ясно?       — Мне нужно согласие пациента, — упрямо твердил врач, опустив голову.       — Ну, давай у него спросим, давай!       Намджун развернулся к мужу и как можно громче позвал:       — Хёнвон!       — Пошёл на хуй! — раздался неожиданно твёрдый голос.       Намджун и врач стояли, открыв рот.       — Это он сказал? — наконец-то спросил Намджун.       — Да.       — Это он меня? Хёнвон!       Пациент вип-палаты с трудом вытащил из-под себя подушку и швырнул, как ему показалось, точно в цель:       — Пошёл на хуй! — подушка приземлилась в районе ног пациента — недолёт.       — А он на Вас хорошо реагирует, — обрадовался врач. Намджун посмотрел на врача, как на идиота. Он и без того был на грани, чтобы не снести к чертям эту больницу! Хёнвон в его присутствии не то что матом, он даже голос никогда не повышал, а тут…       — Ладно, пусть лежит, посмотрим.       Хёнвон с трудом дождался, когда в палате наступит тишина и вытащил, спрятанный в больничном матраце телефон. Пробираясь сквозь коды, пароли и тайные лазы облачных хранилищ (жизнь с мафиозником научила шифроваться) он наконец-то добрался до фотографий Вонхо, улыбнулся им, перелистывая, и тут же заплакал. Не было у него ни одной причины, чтобы жить. Всё, что он на-гора получал от жизни — это лишь унижения, боль, одиночество, а когда в его дверь постучала любовь, кто-то её тут же забрал, оставив после себя уведомление: «Не достоин!»       В течение следующего месяца Хёнвон всё также не покидал палату, вяло реагируя на происходящее. Намджун отправлял вместо себя помощников, справляясь о том, сказал ли что-нибудь его дорогой и сильно беременный из разряда «а не пойти ли вам?..», но помощников Хёнвон не замечал вовсе. Он бы и дальше плыл по течению вяленой воблой, но как-то раз, ложась спать, он почувствовал удар в живот, потом ещё один. Хёнвон резво присел на кровать, достал телефон и, поглаживая живот, там, где только что сын пытался ему напомнить о себе, открыл фотографию Вонхо.       — Он меня пихает, представляешь? — обратился он шёпотом к образу любимого, как если бы тот был жив. — Вот, вот опять! Ты меня никогда не пихал! В кого он такой? Если он сейчас такой шустрый, как я с ним справлюсь? — и он поцеловал фотографию. — Ты же не уйдёшь от нас?       Утром он отправил сообщение мужу: «Надо поговорить». Намджун с опаской переступал порог палаты, но вместо овоща увидел своего Хёнвона, бледного, правда, осунувшегося и с животом… Но это был Хёнвон.       — Зачем тебе это? — Намджун недовольно ткнул пальцем в живот.       — Это моё, пакли свои убрал!       Нет, это не Хёнвон, это зарвавшаяся малолетка.       — Ты вообще соображаешь, с кем говоришь?       — Пока с тобой, но могу и с федералами, — Хёнвон был уверен в себе, как никогда.       — Хёнвон!       — Я рожу через пять месяцев, мне нужна детская и ещё одна комната.       — Для кого?       — Для меня.       — Ты что шантажировать меня собрался?       Хёнвон не обращал внимания на вопли:       — Я хочу открыть трастовый фонд для сына, — Хёнвон выразительно посмотрел на мужа.       — А говна на лопате?       — Жри его сам, — улыбнулся Хёнвон.       — Я тебя в психушке сгною! — Намджун кипел от злости.       Хёнвон опять улыбнулся:       — Мир не без добрых людей: не федералы, так интерпол.       У Намджуна закипали гланды и опускались руки:       — Чего ты добиваешься, а? Чего ты хочешь?       — Жить, — не задумываясь ответил Хёнвон. — В Париж хочу, — тут же добавил он и выжидающе посмотрел на мужа.       — В Париж? — Намджун окончательно запутался в лабиринте мыслей и желаний Хёнвона.       — Ага, по Елисейским полям погулять. Шанхайцы приезжали?       — Да… да. Совсем распоясались, надо их пресануть.       — Только без крови. Отшлепать, как школьников, и в угол. Опозорить их надо, а не героев из них делать.       Намджун уже с восторгом смотрел на мужа: «Ну вот, узнаю своего!» Он даже присел рядом на кровать. И Хёнвон тут же опустил свою голову ему на плечо.       — Намджуни, а ты меня любил?       «Приехали! Где у него скорости переключаются?»       — Тебе чего колют?       — Хуй знает! Башка трещит. Жрать охота. Намджуни, а ты ведь педофил.       «Блядь, да когда это кончится?»       — Я?       — Мне же всего пятнадцать было…       — Я тебя с улицы забрал!..       — На хуя? На хуя женился? Любил?       Хёнвон смотрел на него в ожидании ответа, пауза затянулась. Хёнвон закрыл глаза, из них тут же потекли слёзы, он повалился на кровать и затрясся всем телом, изредка всхлипывая.       «И вот так ещё пять месяцев?»       Намджун попытался погладить Хёнвона в знак утешения, но тот сам затих и поднялся.       — Поехали домой.       — Аборт будешь делать?       Намджун мужчина зрелый, всякого повидал, но пять месяцев истерик — такого в брачном договоре не было.       — Я куда сказал тебе идти? — уточнил Хёнвон. — Повторить?       — Возьмёшь шанхайцев на себя и рожай себе свою игрушку.       — Договорились.       Хёнвон каждый день следил за ремонтом комнат, где планировал жить с сыном; жить с Намджуном в его планы не входило, но посвящать мужа в свои планы он не спешил. Он становился всё больше в размерах и на переговорах с шанхайцами выглядел более чем странно, учитывая внешние данные и эмоциональную нестабильность. Тот факт, что с ними общается не сам Намджун, а его беременная половина, которая безжалостно пытается поставить их на колени, обливаясь при этом слезами и каждые полчаса отлучаясь в туалет, уже выглядело как унижение и не предвещало ничего хорошего. Шанхайцы сдались, Хёнвон родил — хорошо так совпало. Когда ему в палату принесли сына, он не мог сдержать эмоций: улыбался и плакал одновременно.       — Моя радость! Ты только посмотри на это чудо! У нас получилось, Вонхо! У нас всё получилось.       Намджун в пику Хёнвону не разделял его радости, хотя бы потому, что Чонгук вытеснил его из жизни Хёнвона. Про Намджуна забыли, а он скучал. Хёнвон придумывал миллион причин, чтобы не подпускать к себе мужа. Сначала он просил время, чтобы восстановиться, потом давил на то, что, похоже, у него начинается послеродовая депрессия, он прямо чувствует это. Намджун зверел. Когда отговорки перестали действовать, Хёнвон заявил:       — У тебя столько борделей, найди кого-нибудь по вкусу. Я же всё понимаю.       Спустя четыре месяца после родов Намджун ворвался в комнату Хёнвона.       — Туалет по коридору налево, — невозмутимо прокомментировал его визит Хёнвон и посмотрел в ожидании, что Намджун уйдёт.       — Я к тебе, — Намджун опустился на кровать рядом с мужем и попытался его поцеловать.       — Нет! — Хёнвон тут же встал и прошёл к дверям, ведущим в комнату сына, он осторожно заглянул: Чонгук спал счастливым сном сытого человека. Хёнвон улыбнулся, глядя на него и закрыл дверь.       — Что нет? Сколько ты меня ещё динамить будешь?       — Странный ты мужчина, — удивлялся Хёнвон, — я тебе напрямую говорю: «Спи, с кем хочешь», а ты всё равно ко мне ломишься.       — Я тебя хочу. Ты мой муж.       — «С тебя должок супружеский!» — сказал Хёнвон, подняв вверх указательный палец, карикатурно изобразив старика.       — Хёнвон…       — Не прикасайся!       У Намджуна задёргалась губа.       — Не дашь?       Хёнвон категорично мотнул головой.       — Тогда я твоего выродка убью.       Хёнвон зашарил руками в столе, пытаясь открыть ящик, в котором лежал нож. Он знал, что когда-нибудь его придётся применить. Нож, как назло, пропал. Намджун в это время решительно направился в сторону детской.       — Стой!       Намджун самодовольно ухмыльнулся, следя за тем, как Хёнвон раздевается и ложится на кровать, но ухмылка сменилась озлобленным выражением. Хёнвон лежал как солдатик, вытянув руки вдоль прямо сложенных ног и отвернув лицо к стене. Он так ложился перед клиентами, когда ему было пятнадцать.       «Ах, так! — думал Намджун. — Издеваешься? Да мне похуй!» Он скинул с себя халат и лёг сверху. Всё его тело пробила дрожь, как же он скучал! По волосам, аромату, который невозможно забыть, по этим впадинкам на ключицах. У него всё тело ходило ходуном, он с трудом вставил член и чуть не опозорился. Хёнвон не шевелился, он лежал, не меняя положения тела и головы. Так быстро Намджун уже давно не кончал, ну, хоть распните, но он до сих пор любит Хёнвона, поэтому и терпит, поэтому и прощает, поэтому не хочет его заменять никем… Он ещё какое-то время лежал, переводя дух, и наконец-то медленно поднялся.       — Деньги на столик не забудь положить, — проговорил Хёнвон.       — Какие деньги?       — За работу.       У Намджуна опять заходили от злости желваки:       — Прекращай!       — Халявщик!       — Я буду приходить сюда, когда захочу, — произнёс Намджун, натягивая халат.       — Конечно, это же Ваш бордель, — согласился Хёнвон.       Намджун вышел, хлопнув дверью.       Можно его, конечно, пристрелить или аварию устроить, кто станет докапываться? Но если он выживет, под удар сразу попадёт сын. Сколько бы вариантов не прокручивал в своей голове Хёнвон, всё упиралось в Чонгука. Не может он рисковать сыном. И сбежать не может, на него тоже многие хотели бы открыть охоту. После смерти Вонхо Хёнвон очерствел, он стал безжалостным, некоторые его боялись больше, чем Намджуна, и только два человека могли рассчитывать на его безоговорочную любовь: Вонхо и Чонгук.       Для собственного успокоения Хёнвон нанял для сына телохранителя-няню. Минхо был киллером экстра класса и преданным Хёнвону, как собака своему хозяину. Хёнвон в своё время спас младшего брата Минхо от смерти.       Хёнвону казалось, что сын слишком быстро растёт. Вот ему уже семь. И восемь лет, как нет Вонхо. В день его смерти Хёнвон сидел в своей комнате и рассматривал фотографии, спрятанные в телефоне. Минхо увёз Чонгука на картодром. Сын обожал гонки, как и его отец. А вот Намджуна от Чонгука трясло мелкой дрожью. Хёнвон как-то подумал, а что, если бы Чонгук был родным сыном Намджуна? Неужели он бы его также ненавидел?       Намджун в это время шёл по коридору, он увидел Хёнвона плачущим, проходя мимо открытой двери. Как же его раздражала эта сырость.       — Кого сегодня оплакиваем? — не мог не съязвить Намджун.       Хёнвон с отвращением смотрел на мужа: «Когда-нибудь я сверну тебе шею».       — Любовника, — ответил он.       — М-м, адресок не оставишь?       — Не старайся, он уже умер.       — Ну, конечно. А выродок твой случайно не от него? — это была очень злая шутка.       — От него, — спокойно ответил Хёнвон, ему хотелось сделать больно. — От тебя даже мышь родить не сможет.       Намджун встал как вкопанный. Хёнвон опять издевается.       — Да пошёл ты!       — Вот и иди, — напутствовал Хёнвон.       Обычный обмен любезностями, но Намджун не мог отделаться от мысли…       Когда он прочитал результаты ДНК… Так вот кого он оплакивал всё это время — ёбаря своего. Вот почему Намджун так ненавидит его выродка…       Хёнвон ехал на встречу, когда его автомобиль обстреляли, его самого вытащили из прострелянного автомобиля и ещё какое-то время избивали ногами, но он был жив, даже, когда его привезли в больницу, он ещё был жив, требовалась срочная пересадка печени…       Намджун с удовольствием отыгрывал роль безутешного вдовца. Он убил сразу двух зайцев: мужа-изменщика и банду, которая на него якобы напала. Беспредельщики! Осталась одна огромная проблема — Чонгук. Намджун вызвал к себе Минхо и сказал открытым текстом:       — Убери его.       Минхо обомлел.       — Как убери?       — Чтобы я его здесь не видел. Никогда.       Минхо забрал Чонгука к себе. Когда у Намджуна спрашивали, где сын, он отвечал, что тот учится в закрытой школе.       Чонгук очень рано понял, что такое сила. Он знал, кто его официальный отец, Минхо врал, что оставляя ребёнка с ним, Намджун спасает Чонгука от врагов отца, которые хотят его убить. В десять лет Чонгук сколотил первую банду. В двенадцать он участвовал в уличных боях, когда банды делили территорию. В тринадцать в одной из таких драк его заметил Намджун, он специально приехал посмотреть, как будут мутузить друг друга местные, и заметил одного подростка, который очень сильно напоминал кого-то. Чонгук с такой жестокостью избивал парня старше его по возрасту и комплекции, что Намджун не выдержал и остановил его.       Чонгук сел к нему в автомобиль, вытирая кровь с лица.       — Тебя как зовут? — спросил Намджун.       — Чонгук.       Намджун напрягся — не бывает таких совпадений. Он уточнил:       — А папу — Хёнвон?       — Да, — Чонгук улыбнулся.       — А меня знаешь?       — Знаю, — прошептал Чонгук. Не дурак же. Он плохо помнил свою жизнь с родителями, и из прошлого самыми яркими были воспоминания о папе. Минхо возил его несколько раз на кладбище. Но он ждал, он так ждал встречи с отцом, столько представлял её, что сейчас боялся спугнуть.       — Сколько тебе сейчас?       — Тринадцать.       — У Минхо живёшь?       — Ага!       — В каком классе учишься?       — Я бросил школу.       — Ну раз ты не учишься, значит, будешь работать на меня. Передай Минхо, чтобы зашёл ко мне.       Намджун старел, ему нужна была молодая кровь. А кто будет защищать его интересы, как не сын, который думает, что он родной? Он не изменил своего отношения к Чонгуку, но позволял называть себя батей. Чонгук рос, мужал, приобретал вес, его всерьёз начинали бояться, всё-таки сын супербосса. Но Намджун не простил Хёнвона и не простит, поэтому помолвка состоится в один день с годовщиной — Хёнвон не обидится, ему уже всё равно.       Чонгук ехал в сторону кладбища. Чимин накануне купил ему роскошный букет для папы, который сейчас украшал переднее сидение «Мерседеса»: красные розы, папа их обожал, а сам отправился к себе — отходить от знакомства с батей. Ну, не понимает он, что батя по-другому не умеет.       Чонгук двигался по аллее кладбища и улыбался своим мыслям. День, конечно, не самый весёлый, но папа оставил такой тёплый свет внутри, что Чонгуку до сих пор хватало этого света. Он приблизился к могиле и опустился рядом.       — Привет, папа! Я сегодня один, батя не смог.       Он ещё полчаса просидел на месте, рассказывая папе о своих делах, затем поднялся и его взгляд остановился на памятнике, который располагался строго за папиным. Он никогда не обращал на него внимание, а тут что-то заставило подойти. «Ли Вонхо» — прочитал он, дата смерти — примерно полгода до рождения Чонгука. Рядом лежали свежие цветы — красные розы. Чонгук зачем-то коснулся памятника неизвестного, словно приветствуя, и пошёл прочь.       «Ну красавчик же!» — «А с генами не поспоришь! Вон какой накачанный!» — «Вонхо, уже не смешно! У него это железо везде: в губе, в руке, между ног». — «В смысле? Нормальный у него пистон». — «Я про мотоцикл». — «А-а-а, мотоцикл…»       Родители Чонгука, если бы он мог их увидеть, сидели на импровизированном облаке, свесив ноги, и наблюдали за сыном.       «Так он и гонщик в меня, — проговорил Вонхо, обнимая Хёнвона, — а ты рожать не хотел». — «Когда это я не хотел?» Вонхо оставил вопрос без внимания, продолжая обнимать свою капризулю. «Зачем он Намджуну?» — вздохнул Хёнвон. «Ну… Да успокойся, ничего он ему не сделает». — «Я знаю. Так прижать его хочется к себе…» — Хёнвон как будто издал звук, похожий на швырканье носом. Вонхо улыбнулся: «Ты самый лучший папа на свете, малыш…» — «И ты самый лучший. Полетели?»       Два ангела расправили крылья и исчезли в небесной дымке, не замеченные никем…       Чонгук всегда беспрекословно выполнял приказы бати. Намджун оставался для него непререкаемым авторитетом. Надевая строгий чёрный костюм, опять же купленный Чимином, Чонгук никак не мог отделаться от ощущения не то тревоги, не то подставы, в общем, западло ему было ехать за батиным женихом. За-пад-ло! И его это страшно бесило. Что это за борзая малолетка, которая метит на папино место? Да ещё и младше него? Чонгук ни одной секунды не сомневался в том, что батю охмурили, и с этим нужно разобраться, поэтому на всякий случай взял пушку, чисто припугнуть и отвадить.       Ровно в семнадцать часов его «Мерседес» припарковался возле дома жениха. Чонгук вышел из автомобиля и уверенным шагом направился к входной двери. Он не успел нажать на звонок, как дверь распахнулась. На пороге дома стоял мужчина, чей внешний вид выражал скорее угрозу, чем радушие.       — Вы от супербосса? — словно нарочно забыв о вежливости, спросил он Чонгука, игнорируя стандартное приветствие. Чонгук окинул незнакомца оценивающим взглядом:       — А Вы кто?       — Пап, кто там? — послышался другой голос, и из-за плеча главы дома выглянул подросток, уставившись на гостя.       — За нами приехали, сынок, — ответил Хосок, оборачиваясь в сторону Тэхёна.       Из-за другого плеча Хосока на Чонгука воззрился ещё один неизвестный. Родители осуждающе смотрели на посла недоброй воли. Тэхён единственный, кто не скрывал удивления, ведь Чонгук немногим был старше него, а уже такой… дерзкий: татухи, пирсинг, пиджак по швам трещит, не в силах совладать с напором накачанных мышц. «Ух ты!» — пронеслось у Тэхёна в голове, но дальнейший ход мыслей был прерван самим посланником:       — Меня зовут Чонгук, — представился он.       — Ты сын супербосса? — уточнил Хосок.       — Ну, — в обычной манере ответил Чонгук и повернул к «Мерседесу», тем самым ставя точку на продолжении светской беседы.       Перед выходом вся семья взялась за руки.       — С богом! — констатировал Сокджин, улыбнувшись сыну и погладив мужа по плечу. В конце концов, не на похороны едут.       Хосок сел на переднее сидение, усадив сначала своих «принцесс». В машине тут же воцарилась тишина. Чонгук изредка бросал взгляды в зеркало, пытаясь разглядеть Тэхёна, но, как ни старался, не смог заметить ни намёка на стервозную натуру, которая пытается занять место его покойного папы. В зеркале отсвечивал подросток, заботливо одетый любящими родителями в светло-серый костюм, который был куплен для очередного выступления в консерватории. «Тьфу, ты! — чертыхнулся про себя Чонгук. — Смотреть противно, папенькин сынок, ему поди до сих пор сопли вытирают». Жених безжалостно был вычеркнут из списка алчных, но и его родители никак не могли восполнить круг подозреваемых, не проявляя абсолютно никакой радости по поводу предстоящего события, начиная с их знакомства. У Чонгука закрались сомнения: кому в таком случае выгодна эта помолвка? Не бате же?       Припарковавшись возле офиса, Чонгук уверенно, не оглядываясь, прошествовал к входу, следом шёл Хосок, замыкал шеренгу Сокджин, они вдвоём с мужем, словно охрана, закрывали собой сына. «Честное слово, как на расстрел идём», — мысленно сокрушался Сокджин и тут же одёргивал сам себя.       Они вчетвером зашли в кабинет, тот самый, где Хосоку озвучили «приговор». Намджун уже сидел за столом в окружении охраны. Чонгук прошёл к отцу и встал у него за спиной. Намджун что-то шепнул ему на ухо, Чонгук кивнул в ответ. Семья Чон, оказавшаяся по стечению обстоятельств в положении жертвы, выглядела отнюдь не жертвенно, она скорее олицетворяла собой композицию: «Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг». Тэхён, похожий на воробушка, впервые видя своего навязанного жениха, смотрел на него прямо и открыто, без тени страха, ведь его окружали любящие родители, и он чувствовал силу, которая исходила от них.       Намджун с интересом рассматривал будущих родственников, особенно папу. На ум тут же пришло банальное: «Теперь понятно, от кого у Тэхёна ген красоты». Сокджину недавно исполнилось сорок два года, но те, с кем он знакомился, давали ему максимум тридцать пять, и их всегда вводило в ступор наличие взрослого сына, потому что следом возникал вопрос: «Как не брат? Сын? Во сколько же ты родил?» В двадцать пять. Да, могло быть и позже, но тогда бы был виден живот. Да, отчасти это был брак по залёту, ну так, на один процент. Хосок настоял на свадьбе, он не хотел, чтобы Сокджин чувствовал себя некомфортно, злопыхателям рот не зашьёшь, все эти шушуканья за спиной ни к чему. Да, конечно, фигня, это только на один процент по залёту, а на оставшиеся — сугубо по любви. И вы думаете Сокджин пожалел хотя бы раз? Среди семи миллиардов человек встретить своего и прожить с ним почти двадцать лет, как один день, разве есть тут о чём жалеть? А насчёт своей внешности, благодаря которой многие хотели, а некоторые (совсем стыд потеряли!) откровенно предлагали завести интрижку на стороне, Сокджин имел своеобразное мнение: «Внешность — это данность, для тех, кто тебя любит, ты прекрасен с любой внешностью, а вот если тебя воспринимают, как красивую картинку, не видя за ней человека, если ты не нужен самым близким — это трагедия», поэтому строил свою жизнь так, чтобы в ней не было места никаким трагедиям. А то, что случилось с ними сейчас — это всего лишь испытание, с которым они обязательно справятся, иначе зачем он сказал Хосоку: «Да» почти двадцать лет назад?       — Добро пожаловать! — наконец-то произнёс Намджун и направился к своим будущим родственникам.       — Это мой муж Сокджин, — начал представлять свою семью Хосок. — Мой сын Тэхён.       — Та самая национальная гордость? Я вчера смотрел твой концерт, в Вене кажется, как он, а? — и Намджун взглянул на родителей, ожидая ответного одобрения. Одобрения не последовало. Вместо этого Хосок представил супербосса:       — А это Ким Намджун.       — Что ни говори, а ты везунчик, Хосок: у тебя что на работе, что дома — одни бриллианты.       Отпустив двусмысленный комплимент, Намджун сразу перешёл к делу:       — Я думаю, мы не будем тянуть. Чонгук! — громко позвал он сына. Чонгук, казалось, в три прыжка преодолел расстояние, передавая Намджуну коробку с кольцами. Тэхён робко протянул руку, всё время оглядываясь на отца. Когда наступила его очередь, он совсем растерялся. Теперь он, не отрываясь, смотрел на огромную кисть жениха, и, закусив губу от напряжения, пытался протолкнуть кольцо. С грехом пополам ему это удалось. Глядя на потуги сына, Хосок думал: «Всё верно, не твой жених, не твоя судьба».       — Ну вот и славно! — констатировал супербосс, потирая безымянный палец. Один из помощников уже нёс поднос с шампанским. Семья Чон вежливо отказалась. Сокджин уставился на Чонгука:       — Молодой человек! — подозвал он его к себе.       Чонгук приподнял бровь и вопросительно кивнул.       — Где тут у вас туалет? — понизив голос, продолжил Сокджин.       — Пошли, — скомандовал Чонгук.       — Хосок, мы отойдём, — предупредил Сокджин мужа, уводя Тэхёна с собой.       Чонгук остался ждать у дверей туалета. Первым вернулся Тэхён. Чонгук в это время пытался поудобнее пристроить пистолет. Заметив отблески оружия, Тэхён замер на месте.       — Да не боись, не шмальну, — успокоил его Чонгук.       — Что? — Тэхён не совсем понял значение услышанного.       — А ты это… лабух, что ли? — продолжил задавать вопросы Чонгук.       — Что? — опять не понял Тэхён.       — Ну, лабаешь? — Чонгук изобразил игру на клавишах. — На пианине.       — А! На фортепиано, — обрадовался Тэхён, наконец-то он услышал знакомое слово.       — Ну, — подтвердил свои слова Чонгук, он так и сказал: «Пианине».       Тэхён оглянулся назад и почти шёпотом спросил:       — А у Вас много тату?       — Ну как, левый рукав, шея, на спине пара, — стал перечислять Чонгук.       — Что вся рука? — Тэхён для убедительности провёл от плеча до кисти рук.       — Ну.       — Это больно?       — Да не, нормально.       — А мне родители не разрешают, — вздохнул Тэхён.       — Ты это… — у Чонгука уже два дня чесался язык на тему: «Кому на хуй сдалась эта помолвка?» У бати он спросить не мог, всё равно бы не получил ответ, нефиг борзеть, а малой-то должен быть в теме. — Ну, как попал?       — Куда?       — На помолвку, — от напряжения Чонгук согнулся пополам и понизил голос.       — Из-за отца, — просто ответил Тэхён и посмотрел прямо в глаза Чонгуку, — его убьют, если я откажусь.       Чонгук в кой-то веки опешил от такой информации.       — А он у тебя кто?       — Ювелир.       Чонгук задумался, пытаясь накопать в памяти какую-нибудь информацию, где мог фигурировать ювелир, и чуть не подпрыгнул: «Изумруды из Колумбии». В подробности сделки его, конечно, никто не посвящал, но шума было много. Значит, пацан за отца впрягся. Чонгук неожиданно для себя испытал сочувствие и уважение — не каждый так сможет. Другой бы на его месте уже тонну соплей на кулак намотал, а этот держится.       — Ты это, — начал Чонгук, — ну там, если кто обижать будет, мне скажи, я разберусь.       — Спасибо! — Тэхён вдруг улыбнулся, он не рассчитывал на такое предложение и вряд ли им воспользуется, но счёл нужным поблагодарить, потому что хорошее воспитание не спрячешь, как и его отсутствие.       Хосок, оставшись в кабинете, тут же воспользовался случаем и приступил к реализации плана: «Изменение условий сделки».       — Господин Ким, — обратился он к супербоссу.       — Да, странно звучит, — перебил его Намджун, — я вроде как в статусе зятя, ну ты говори-говори.       — Если я найду деньги, Вы отмените помолвку?       — Нет, — не задумываясь ответил Намджун.       — Почему? — Хосок не верил своим ушам.       — Я не меняю своих решений. Ты за сына испугался? Я же сказал, что не трону его.       — Я думал… Неужели мой сын для Вас важнее денег?       Намджун ухмыльнулся:       — Повторяю для непонятливых: я не меняю своих решений. Ты сделал выбор: Тэхён станет моим мужем.       — Я найду деньги, — уже настойчиво произнёс Хосок, при этом понимая, что он проиграл.       — Ты лучше сыном займись, такую красоту беречь надо.       Намджун, теряя интерес к персоне Хосока, подозвал к себе одного из своих людей, они перебросились парой фраз. В это же время Чонгук вместе с Сокджином и Тэхёном поднялись в кабинет. Сокджин сразу заметил перемены в поведении мужа: он словно постарел лет на десять и выглядел, как человек, который завис над пропастью. Сокджин не стал приставать с расспросами. Главное сейчас уйти из логова врага. Страшное уже случилось. Сокджин окинул взглядом кабинет и заметил пристальный взгляд, направленный в его сторону. Супербосс не сводил с него глаз.       — Нам нужно домой, — громко сказал Сокджин.       — Конечно, — подтвердил Намджун, — Чонгук вас отвезёт.       — До свидания! — попрощался Сокджин, уводя мужа за руку.       — Увидимся, — ответил Намджун, провожая их взглядом до самых дверей. Он уже дал распоряжение своим людям, особенно Чонгуку, следить за домом и Тэхёном, чтобы никаких сюрпризов.       Хосок молчал всю дорогу. Дома Сокджин медленно и верно приступил к допросу:       — Что случилось?       — Ничего, — спокойно ответил Хосок. Оба знали, что он врёт.       — Я же могу идти на репетицию? — спросил Тэхён.       — Да, — ответил Сокджин, — только отзвонись, когда будешь возвращаться.       — Пап, я доберусь, не надо меня забирать.       — Всё равно отзвонись.       Вместо ответа Тэхён подошёл к родителям и обнял их. Они столько пережили за последнее время, что понимали состояние друг друга без слов.       — Я вас очень люблю, — тихо сказал Тэхён. У Сокджина тут же намокли глаза, но он не обращал на это внимание, улыбаясь сквозь слёзы:       — Мы тоже тебя любим.       Когда входная дверь захлопнулась, Сокджин взял мужа за руку и повёл на кухню. Усадив Хосока на стул, он достал бутылку вина и разлил его по бокалам.       — Что отмечаем? — безучастно спросил Хосок, крутя в руках бокал.       — Фиаско супербосса.       Хосок с удивлением посмотрел на мужа.       — Фиаско?       — Он хотел нас сломать — фигушки! Пей! Пей-пей! А потом расскажешь, что случилось.       Сокджин опрокинул бокал и внимательно посмотрел на мужа, тот продолжал крутить в руках бокал.       — Хосок…       — Он не станет отменять помолвку, ему не нужны деньги…       Сокджин растерялся и обмяк, он не ослышался?       — Почему? — прошептал он.       — Принципиальный.       — Вот гнида! — опять же шёпотом произнёс Сокджин. — Мы можем уехать, спрятать Тэхёна, — тут же начал он предлагать варианты спасения.       — Мы можем уехать, спрятать Тэхёна, — повторял за ним Хосок, всё также крутя в руках бокал, и наконец-то повернулся к мужу: — Я обещал заботиться о вас, защищать.       Бокал звякнул о поверхность стола.       — Мне нужно уехать, — Хосок встал с места и заходил по кухне.       — Куда?       — По делам. Джини… — они встретились взглядами, и у Сокджина пробежал холодок по спине.       — Что ты задумал?       — Ничего такого, что могло бы навредить вам.       — А навредит тебе, да? Ты надолго?       — Не знаю. Будут спрашивать: уехал по делам, крупная сделка, ты и так знаешь, что сказать.       — Хосок, — Сокджин вскочил с места и обнял мужа, — не сходи с ума, мы справимся, мы что-нибудь придумаем.       — Тэхёну пока не говори ничего, ладно?       — Не уезжай.       Хосок провёл ладонью по лицу Сокджина, как будто успокаивая и любуясь одновременно. «У тебя что на работе, что дома — одни бриллианты», — вспомнил он слова супербосса. «Моим бриллиантам ценники не навесишь. Они не продаются».       Напряжение, копившееся все эти дни, непреодолимо рвалось наружу. Хосок скользнул рукой вниз под брюки, прочерчивая холодными пальцами путь вдоль позвоночника в горячее лоно, пролегающее меж двух упругих половинок, сминая их, как сдобное тесто. Сокджин от неожиданного проявления внимания со стороны мужа, не имеющего никакого отношения к теме разговора, и нахлынувшего возбуждения вытянулся, как струна, вцепившись ногтями в плечи Хосока и тяжело выдохнул, полностью отдавая своё тело в руки мужа. Хосок развернул его и нагнул, мягко опустив на столешницу; когда раздался звон разбившегося бокала — его никто не услышал. Хосок стянул брюки с Джини, целуя в родинку, которая расположилась в центре поясницы, как раз над ложбинкой. Они не раз смеялись над тем, что эта родинка является центральной точкой всех эрогенных зон в теле Джини, поэтому Хосок всегда начинал с неё. Отполировав языком и родинку, и ложбинку, он стал подниматься вверх, продолжая целовать. Сокджин находился в полуобморочном состоянии (давно они так не уставали), он почти не издавал звуков, о его присутствии в помещении свидетельствовало только учащённое дыхание, пока Хосок не вошёл в него, вот тут оба разразились звуковой квинтэссенцией, они словно наперегонки со столиком, вздрагивающим от натиска двух человек, отстукивали своими телами отработанный годами ритм и также в унисон замедлялись, переводя дыхание. Разрядка превзошла себя.       Пока Сокджин пытался застегнуть хоть одну пуговицу на рубашке, Хосок продолжал нежно целовать его в шею.       — Пойдём в спальню, — прошептал он.       Сокджин обернулся, удивлённо глядя на мужа:       — Ты что молодость вспомнил?       — Я не забывал.       Хосок прекрасно знает, что ему скоро стукнет полтинник, и то, что у него молодой (тут даже спорить не о чем) и красивый муж, он тоже знает. Такую красоту нужно держать в тонусе и не давать поводов усомниться в своей мужской состоятельности. Он же не слепой и видит, как на Джини заглядываются, даже супербосс губу раскатал, ненасытный мудак. Хосок с ним разберётся. Позже.       — А давай в гараже, мы до сих пор твой «Лексус» не «обкатали», — предложил Сокджин.       — Ни разу?       — Не-а.       — Пошли.       И у кого повернётся язык назвать их возрастной парой? Стол — не единственный предмет в доме, который был опробован на прочность, также, как и укромные места и закоулки, которые повидали разнообразие поз под всеми градусами. Может быть, они чуть поутихли с годами, но возраст не основная и не единственная причина.       Тэхёну было около девяти, когда он однажды, вернувшись из школы, услышал странное шебуршание в кладовке. Он вообще был мальчиком не пуганым. Всё, что могло напугать ребёнка в силу возраста и воображения, сразу же разъяснялось родителями в игровой форме, поэтому от шума в кладовке всего лишь разыгралось любопытство — неужели в доме мыши завелись? Он не боялся грызунов, потому что видел их только на картинках и в телевизоре, и там они были милые, поэтому смело распахнул дверь.       Первое, что бросилось в глаза: испуганное выражение лица папы, который тут же завёл левую руку за спину, пытаясь той же спиной прикрыть отца, из одежды на котором были только трусы, надетые явно не для бассейна.       — А, это вы тут? — удивился Тэхён.       — Мы… — стал запинаться и оправдываться Сокджин, — мы старые отцовские лыжи ищем.       — А-а-а, — протянул Тэхён, — можно, я играть пойду?       — Конечно! — облегчённо выдохнул Сокджин.       Когда дверь закрылась, они пару секунд стояли в оцепенении.       — Лыжи? — наконец-то произнёс Хосок. Даже ему такое бы в голову не пришло.       Сокджин развернулся лицом к мужу, демонстрируя зажатый в ладони флакон:       — А для чего, по-твоему, нужна смазка?       И они оба затрепыхались, давясь от смеха. С тех пор они начали вести себя осторожнее, насколько могли.       Плюнув на бессмысленную схватку с пуговицами, Сокджин взял мужа за руку и потянул за собой. Пересекая прихожую, Хосок замедлил ход:       — Джини…       — А? — Сокджин остановился, удивлённо глядя на него.       — Я люблю тебя, — тихо проговорил Хосок. Сокджин улыбнулся и обнял его, прильнув к губам.       — А давай прямо здесь? — прошептал он, увеличивая территорию поцелуев.       — А если Тэхён вернётся?       Сокджин словно протрезвел, обдумывая услышанное, и ещё крепче сжал руку Хосока:       — Пошли в гараж.       Хосок уехал через день на обкатанном «Лексусе», сделав предварительно уйму звонков. Ни уговоры, ни объятия, ни поцелуи Джини не смогли его удержать. Тэхён был уверен, что отец отправился в командировку, смущало только ежедневное присутствие возле дома незнакомого автомобиля. Когда Тэхён первый раз заметил его, спеша к школьному автобусу, то не стал акцентировать внимание, хотя у соседей «Феррари» не было, вполне кто-то мог заплутать.       Район у них тихий, здесь нашли свой дом представители среднего класса. Гоночные экспонаты — нет, не в нашем квартале. Но «Феррари» никуда не уезжал, он стоял на обочине, наискосок от дома, иногда сменяемый «Ламборджини».       Сокджин тоже обратил внимание на неизвестную машину и отправил мужу сообщение: «За домом следят. Будь осторожнее».       На третий или четвёртый день вместо автомобиля Тэхён увидел мотоцикл и сразу узнал водителя. Он, поддаваясь порыву, направился прямо к нему.       — Здравствуйте! — поприветствовал он.       Чонгук бросил удивлённый взгляд в ответ.       — А Вы тут по делам? — уточнил Тэхён.       — Ну. Ты в школу идёшь?       — Да.       — Подвезти?       Только сейчас Тэхён обратил внимание на «Харлей». Представил, как подъедет на этом монстре к школе в компании с… и тряхнул головой, словно сбрасывая настройки.       — Нет, благодарю Вас!       У Чонгука чуть не свело челюсть от потока вежливых слов, которых он не заказывал (как с Чимином стыканулся).       — Чё хотел? — максимально грубо спросил он.       — Извините, — Тэхён одёрнул пиджак, задумавшись, и решился-таки, — а Вы ещё будете делать татуировки?       Чонгук ухмыльнулся — детский сад:       — Ну, — уже как-то покровительственно ответил он.       — А я могу… посмотреть?       Чонгук не выдержал серьёзности момента и хихикнул:       — Лады. Твой автобус? — кивнул он в сторону удаляющегося транспорта. Тэхён обернулся:       — А!.. — хотел он крикнуть от удивления, но звук застрял на выходе. Он перевёл растерянный взгляд на Чонгука, тот незамедлительно протянул ему шлем:       — Запрыгивай!       Тэхён взял шлем, покрутил его в руках, оглянулся в сторону дома. Родители его учили не садиться в автомобили к незнакомым. Но, во-первых, это не автомобиль, а мотоцикл, во-вторых, с Чонгуком они знакомы, в-третьих, он слышал, как папа возмущался по поводу «слежки за домом», значит, Чонгук их охраняет, и он натянул шлем. С запрыгиванием было сложнее. Сесть — это полбеды, а вот обнять… Тэхён осторожно описал руками окружность, сцепив пальцы на животе Чонгука. Мотоцикл рванул с места. Благодаря скорости и умелому лавированию, они приехали раньше автобуса.       — Я тебе звякну насчёт татух, — проговорил Чонгук, пока Тэхён слезал, смущённо возвращая шлем.       — Спасибо, до свидания! — прошептал Тэхён, стараясь незаметно ретироваться подальше от мотоцикла, но его засекли. Одноклассник, который выходил из автобуса, пристально разглядывал владельца мотоцикла, которому Тэхён протягивал шлем.       Пак Хёншик начал дружить с Тэхёном с четвёртого класса, когда его родители переехали в столицу по приглашению крупной юридической фирмы. Ещё он играл на виолончели и занимался шахматами, что способствовало развитию аналитического склада ума. Он догнал Тэхёна, набросившись с расспросами:       — Кто это? Это «Харлей»? А пирсинг настоящий, а тату? Вы встречаетесь? Кто он такой? — Хёншик захлёбывался слюной в ожидании душещипательных подробностей личной жизни лучшего друга.       — Это знакомый, — коротко ответил Тэхён. Хёншик смотрел на Тэхёна, ожидая продолжения, улыбка медленно сходила с его лица по мере продолжительности молчания.       — Тэхёни…       — Опаздываем, — Тэхён прибавил шаг.       — Успеем, — Хёншик преградил путь — разговор не окончен. — Вы что в «обезьяннике» познакомились? — из Хёншика нередко выскакивали словечки, которыми оперировали дома родители-юристы.       — Что ты… Нет, — ответил Тэхён, интонационно ставя точку на допросе.       — Тэхёна! — почти прошипел Хёншик и дёрнул друга за рукав. — Ты чего? Я ж могила!       — Это знакомый, — повторил Тэхён.       Если он расскажет про Чонгука, придётся рассказать про всё остальное, а это семейная тайна, так они решили с родителями и пообещали друг другу не болтать.       — Ты мне друг? — не унимался Хёншик.       — Да, — Тэхён включил лаконичность в ответах на всю катушку.       — Не похоже, — шантаж, так шантаж, что-то должно сработать. Тэхён с тоской посмотрел на друга. Если бы это была только его тайна, конечно, он бы давно всё разболтал.       — Хёншик, не надо.       — Я понял! Он бандит! Он твоих родителей в заложники взял! — продолжал сыпать гипотезами Хёншик. «Господи, что за человек!» — думал Тэхён. Нет, с одной стороны, Хёншик был настоящим другом, но с другой, если он хотел докопаться…       — Стоп! — Тэхён не выдержит такого напора. — После уроков поговорим.       Хёншик победно улыбнулся. С трудом дождавшись окончания занятий, он отправился вместе с Тэхёном в их секретное место. Это была заброшенная стройка в десяти минутах ходьбы от школы. Усевшись поудобнее на скрипучую балку, Хёншик замер в предвкушении. Тэхён не торопился, он и так считал себя предателем по отношению к родителям, но ему, действительно, хотелось поделиться и обсудить историю, в которую он попал.       — Клянись, — произнёс он, строго глядя на друга.       — Клянусь, — начал повторять Хёншик.       — Своей жизнью и жизнью своих родителей.       — Ты чего дурак?       Нет, ну своей жизнью — ладно, но родителей.       — Знаешь что, — возмутился Тэхен, — это ещё очень мягко. И вообще, мне уроки надо делать.       Он демонстративно поднял портфель.       — Своей жизнью и жизнью своих родителей, — торопливо повторил Хёншик.       Тэхён выложил все подробности в хронологическом порядке и тяжело опустился рядом с другом. Балка заскрипела в два раза громче.       — Бли-и-ин, — протянул Хёншик, засунув руку в портфель и доставая оттуда пачку сигарет. Он глубоко затянулся, продолжая смотреть куда-то вдаль, и передал сигарету Тэхёну, который жадно вдохнул, тут же выпуская кольца дыма.       — Сколько ему лет?       — Шестьдесят два, кажется.       — Он старше твоих родителей?       — Ага, — Техён опять затянулся, передавая сигарету обратно.       — Может, моим рассказать, посоветоваться?       Тэхён чуть не поперхнулся дымом:       — Ты же поклялся!       — Ой, прости, забыл! — Хёншик для убедительности даже прикрыл рот рукой. — И никак не отвертеться?       — Чтобы отца убили?       Хёншик в этот момент увидел Тэхёна в совершенно другом свете. Его другу априори светила карьера мировой звезды с его талантом и внешними данными, а он ещё, оказывается, крутой чел. А Хёншик бы так смог? Что у него там по карьере: министр внутренних дел — это его потолок. Родители хотят сделать из него адвоката с последующей политической карьерой, чему он уже сейчас активно сопротивляется, только дед его понимает, потому что дед следак, настоящий. Вот таким бы хотел стать Хёншик, учитывая любовь к криминалистике и отсутствие выдающихся внешних данных, особенно на фоне красивого друга. Да и зачем следаку быть красивым? Он преступников должен ловить. А жертвовать собой…       — Тэхёна, ты крутой!       — Я не знаю, я за отца испугался.       Они оба сделали по затяжке.       — А как его сына зовут?       — Чонгук.       — Значит, я прав, он бандит.       — Ну да.       — Познакомь.       Тэхён с удивлением уставился на друга.       — Зачем?       — Тебе-то нельзя с ним шуры-муры крутить, он твой будущий пасынок.       Хёншик был так серьёзен, когда говорил, что Тэхён не сразу уловил иронию.       — Пасынок? — нервно хихикнул Тэхён.       — Ну а кто? Сколько ему?       Тэхён никак не мог отойти от определения «пасынок», применительно к Чонгуку.       — Восемнадцать.       — Как восемнадцать? Я думал все девятнадцать. Познакомь.       — Ты издеваешься?       — Он тебе нравится? — Хёншик перешёл в наступление.       — Нет, — Тэхён даже растерялся.       — А я собираюсь работать в следственном отделе, мне нужно знать преступный мир изнутри, хотя бы так.       — Ну, — Тэхён замешкался, — ну, если он мне позвонит, я спрошу.       — У него много татуировок?       Тэхён задумался, вспоминая рассказ самого Чонгука:       — Левый рукав полностью, шея, две на спине.       Хёншик раскрыл рот от удивления:       — Он тебе их показывал? Он что раздевался? И как он? — последний вопрос прозвучал с предыханием.       — Он их перечислил словами, как я тебе сейчас, — разочаровал Тэхён друга.       — А-а-а, но ты же его трогал, когда на мотоцикле ехал? Качок?       — Отстань от меня, маньяк! Сам его трогай!       — Я бы потрогал, — мечтательно произнёс Хёншик. — Ладно, пошли домой, у меня репетиция скоро.       Они добрались до остановки и попрощались, отправляясь своими маршрутам по домам.       Чимин уже пять минут ждал, когда Тэмин успокоится и перестанет мелькать перед его лицом.       — Может, ты сядешь? — в третий раз спросил Чимин.       Тэмин с шумом плюхался в кресло, тут же вскакивал и продолжал мельтешить.       — Ты меня слышишь или нет? — Чимину надоело. Он собирался к Чонгуку, но в тот момент, когда он открывал ворота, чтобы выехать, к нему ворвался Тэмин и уже пять минут расхаживал перед ним, игнорируя вопросы и самого Чимина.       — Сколько ты должен? — Тэмин наконец-то решил заговорить.       — Что? Должен? Я, вроде, у тебя не занимал.       — Не у меня, а у наших общих знакомых. Сколько ты должен?       — Не знаю, может, триста, может четыреста, — Чимину, действительно, было параллельно.       — Триста-четыреста, — Тэмин подозревал, что раза в два больше.       — Чимина, насколько я знаю, у тебя есть постоянный ёбарь, он что ни копейки не даёт?       — Не твоё дело, — опять же равнодушно ответил Чимин.       — Хорошо, тогда ответь, сколько ты потратил на него за этот месяц?       — Ты когда моим бухгалтером успел стать? Я не помню, чтобы тебя нанимал.       — Чимина, что с тобой? Ты влюбился? — Тэмин посмотрел на своего друга с такой искренней тревогой, что Чимин начал оправдываться, как перед папой:       — Почему влюбился-то сразу?       — Он тебя бьёт? — ужаснулся Тэмин и схватил Чимина за запястья, задирая рукава рубашки в поисках синяков.       — Ты с ума сошёл? Никто меня не бьёт.       — Откуда долги? — Тэмин встал напротив, скрестив руки за спиной, как учитель.       — Да иди ты к чёрту!       — Мне со вчерашнего дня написывают очень серьёзные люди, угрожают.       — Почему тебе?       — Потому что ты не отвечаешь! Деньги взял, а обещанное не сделал. Куда ты всё спустил? На него?       Чимин отвёл взгляд. Как-то у них с Чонгуком забуксовало в последнее время, но Чимину тяжело было признаваться в этом. Да, он влюбился. Да, он не мог просить у Чонгука, и тот особо не предлагал, но Чимину хотелось делать подарки своему бэбику и он брал деньги у других, обещая взамен внимание, ласку и что погорячее, но выполнять свои обещания он не собирался. Надоело. Он хотел быть только со своим бэбиком, закрывая глаза на то, что его желания шли вразрез с интересами Чонгука.       — Что ты делаешь с собой? — Тэмин произнёс слова с таким сочувствием, что Чимину захотелось разреветься.       — Я могу помочь, — Тэмин понизил голос, — не отказывайся.       — Я не буду ни с кем спать.       — Спать не надо. Дедуле семьдесят, он одной ногой в могиле, ты его один раз по лысой головке погладишь, он от радости кончит, — подумав, что фраза «по лысой головке погладишь» звучит как-то не однозначно, Тэмин уточнил, проводя рукой вдоль головы, — он лысый.       — Нет.       — Один миллион баксов за два часа общения со смертельно больным. Нет не принимается. Собирайся. Он в пяти километрах отсюда, на своей вилле, поехали.       — В чём подвох? — Чимин не верил в сказки.       — Нет подвоха, а долги есть, поехали.       На дорогу ушло не больше пяти минут. Въехав на территорию виллы, Тэмин припарковал автомобиль, не доезжая до самого дома.       — Сейчас пойдёшь по дорожке, к той двери, видишь?       — Чёрный ход?       — Вход для прислуги.       Чимин невесело посмеялся.       — Он один дома, — продолжал инструктировать Тэмин. — Зовут Пак Соджун, вдовец, детей нет. У вас два часа на беседу. Иди.       Чимин с грустью смотрел на Тэмина: и когда он успел заделаться его сутенёром? Не зря бэбик предлагал, вот и аукнулось.       — И миллион баксов за разговор? — уточнил Чимин.       — Ему больше не надо, у него рак. Он больше не потянет. Я тебя здесь буду ждать.       Чимин не спеша вышел из автомобиля и направился к указанной двери. Его заметно потряхивало, хоть и конец мая, а он продрог, несмотря на то, что был тепло одет. За дверями тянулся длинный коридор, который вывел его в холл. Чимин стал оглядываться и тут же услышал:       — Вы Чимин?       Он заметил в дверном проёме, скорее всего ведущим в гостиную, инвалидное кресло, в котором сидел пожилой мужчина с абсолютно лысой головой. «Пока всё сходится», — подумал Чимин.       — Проходите, — пригласил хозяин дома и проехал вперёд.       Они уселись за стол. Старик, а по-другому его не назовёшь, несмотря на то, что в молодости он был хорош собой и до сих пор не потерял своей привлекательности, не спешил начать разговор, пристально рассматривая своего гостя.       — Вы знаете, кто я? — наконец-то начал он беседу.       — Нет.       — Меня зовут Пак Соджун. Моя фирма занимается изготовлением и продажей пестицидов. Я всю жизнь продавал яды, — Соджун тяжело усмехнулся, — а теперь меня травят химией, чтобы вылечить, иронично, правда?       Чимин пожал плечами.       — А вы чем занимаетесь? — обратился он к Чимину.       — Я экономист по образованию.       — Вот как. И что же пошло не так? Безработица, муж-тиран?       Чимину не нравилось направление в разговоре, которое пытался задать хозяин дома, но он вежливо парировал:       — Отнюдь: прекрасная работа, любящий муж.       Зачем уточнять, что всё это в прошлом?       — А дети?       — Детей нет.       — И у меня. Никого. Хотя наверняка это уже не имеет никакого значения. У меня лейкоз, и скоро всё закончится.       Соджун замолчал, думая о своём, и тяжело вздохнул.       — Вы ужинали? — обратился он к Чимину.       — Нет.       — Вот и прекрасно, идёмте.       Они перебрались вглубь гостиной к накрытому столу, продолжая беседу. Чимин слегка расслабился. Продавец ядов оказался не таким уж и противным. Два часа стремительно заканчивались, на что обратил внимание сам хозяин. Чимин уже собрался попрощаться, но Соджун остановил его.       — И последнее.       У Чимина участился пульс.       — Я хочу, чтобы ты разделся, — Соджун смотрел на Чимина в упор, ожидая ответной реакции.       — Простите, — Чимин ушам своим не верил, — что Вы сказали?       — Я хочу, чтобы ты разделся, — спокойно повторил Соджун и «успокоил», — трогать не буду, только смотреть.       Чимин настолько растерялся, перебирая в голове все возможные варианты, объясняющие происходящее, что не нашёл ни одного внятного и выдал самый примитивный:       — У Вас тут камеры? Вы снимаете?       Теперь наступила пора удивляться Соджуну.       — Почему ты раньше не сказал, я даже не додумался.       Видимо, Чимин должен был отнестись к этой фразе, как к шутке, но ему ни разу не стало смешно.       — Тэмин знает об этом пункте?       — Нет, я его добавил во время общения с тобой.       Честно? Чимин готов был разреветься, он уже давно не чувствовал себя таким беспомощным. Он продолжал смотреть на Соджуна и тихо его ненавидеть.       — Я тебя не трону, — заверил смертельно больной, — мой стручок ещё пять лет назад вышел из строя. Как только ты разденешься, я тут же перечислю деньги, — и для убедительности он положил перед собой телефон.       Если бы здесь сейчас находился Чимин добэбиковского периода, он бы сам залез на деда, и его засохший стручок заколосился, оплодотворяя всё без разбора. Но это был влюблённый Чимин, а потому крайне ранимый, как человек, который готов пожертвовать собой ради любимого, понимая, что тот не то что не оценит, даже не заметит его жертвы и не защитит. Он испытывал такое сильное чувство униженности, что прикрыл глаза, пока раздевался. Зачем он это делает? (А он это делает). Затем, что его долги никто закрывать не будет, и он это прекрасно понимает, и то, что его жизнь катится в тартарары, он тоже понимает, и больше всего на свете именно в эту секунду хочет оказаться в объятиях бэбика, чтобы захлебнуться рыданиями у него на груди…       Соджун сдержал слово — не трогал, но так долго рассматривал, что Чимина начало колотить уже не на психологическом, а на физическом уровне — он замёрз. Наконец-то телефон оказался в руке больного, он нажал кнопку. Чимину хотелось бежать, сломя голову, но он не позволил больному добить остатки самолюбия, он спокойно взял свой телефон и проверил: на его счёт «упал» один миллион долларов, и только после этого Чимин собрал одежду и вышел из гостиной, не оглядываясь и не прощаясь — больше никаких бонусов.       Он одевался в коридоре, с трудом попадая в рукава и штанины, к машине почти бежал. Плюхнувшись на сидение, долго пытался отдышаться и справиться с тремором.       — Ну как? — Тэмин переживал.       — Он просил, чтобы я разделся, ты знал об этом? Знал об этом условии?       — Что?! Вот, блядь, мудила старый! — выругался Тэмин и от переизбытка эмоций начал долбить по рулю. — Хоть расписки с них бери.       — Ты правда не знал?       — Слушай, я, может, не самый лучший друг, но я, блядь, и не последняя сволочь, — Тэмина реально задело недоверие, проявленное к нему Чимином. — Поехали домой, напьёмся, я тебе роту стриптизёров закажу, и они все будут раздеваться перед тобой за его деньги. Он заплатил?       Чимин обнял своего сердобольного друга, удовлетворяя собственную потребность прижаться к кому-нибудь, к кому-то тёплому и родному.       — Заплатил, поехали напьёмся, только без стриптиза. Во! — Чимин подпёр подбородок ребром ладони, выражая тем самым крайнюю степень отвращения ко всему, что подразумевает под собой стриптиз. Они вернулись к Чимину домой и приступили к планомерному опустошению бутылок с «Мартини».       — А давай на Бали слетаем? — предложил Тэмин и смачно рыгнул, открывая третью бутылку.       — На Бали? Не хочу.       — А куда хочешь?       Чимин молчал, развалившись на ковре — синтетической имитации белого медведя.       — Чимина! — громко позвал Тэмин. — Спишь что ли?       Чимин продолжал молчать, глядя в потолок. Тэмин рухнул рядом, с трудом удержав бутылку и тут же отпивая из неё.       — Держи, — протянул он «Мартини».       Чимин повернул голову, разглядывая друга.       — Не хочу.       — У тебя депрессия? Звонить стрипухам?       — Нет.       — Ну, хочешь я твоему уголовнику позвоню, чтобы сюда ехал?       — Не надо, — с трудом проговорил Чимин.       — Ты чего? Плачешь? Блядь… У тебя есть покрепче?       Чимин махнул рукой в сторону кухни.       — Так, — Тэмин понял, что придётся менять терапию. — Поговори со мной.       Он приподнял Чимина, прислонив к дивану, собрал все подушки, которые попали в поле его зрения, и обложил ими своего друга, который очень вяло реагировал на проделываемые манипуляции.       — Чимина, ты меня слышишь? Рассказывай.       Чимин молчал.       — Помнишь Минги? — начал Тэмин. — Красивый такой, породистый. Он на курс старше учился, мы ещё с тобой на бутылку виски поспорили, кто первым его в постель затащит.       Чимин моргнул.       — В психушку загремел, его парень бросил, ну как и ты тогда, все его бросают… А он таблеток… Да, неудачный пример. Уджи мне предложение сделал, а я ему: «Подрасти!» Ты будешь со мной говорить? А с ним говорил? Ну можно же как-то прояснить, если тебе так плохо, спросить напрямую.       — Ты бы спросил? — наконец-то подал голос Чимин.       — Не знаю, а ты его любишь или хочешь? В чём приоритет?       Приоритет, конечно же, очевиден, из-за этого «приоритета» и его умелого применения всё и закрутилось, а потом… Потом всё пошло не по плану. Чонгук был не шаблонным типом, диким, опасным и очень сильным, не только физически, а Чимин, подчиняясь его воле и своим инстинктам, создал иллюзию серьёзных отношений и поверил в неё, а по факту все их отношения — утверждение «приоритета» с проникновением на отдельно взятом матраце, отражённом в зеркальном потолке. И самое обидное, что Чонгук ему не врал, объясняя правила поведения на его территории, и ничего не обещал, а Чимин начал играть в «папочки-сыночки» и заигрался… И теперь он смотрел на своего друга с собачьей тоской во взгляде, не зная что ответить.       — У-у-у, — Тэмин вздохнул. — Сколько ему — восемнадцать? А уже правая рука супербосса, наследник! Весь криминальный бизнес под ним в случае папочкиной кончины.       — У него такой отец, — внезапно оживился Чимин и передёрнул плечами от отвращения.       — Они бандиты, чего ты хотел? Райских кущ? Ангелочков с единорогами? Если что не так, убьют, закопают и никому не скажут, и я знать не буду, куда тебе цветы носить. А потом и меня закопают, как свидетеля, блядь… Бросай его, я жить хочу!       Тэмин схватил телефон Чимина, пытаясь найти контакты.       — Перестань, никто тебя не убьёт, — удручённо сказал Чимин, протягивая руку к своему телефону, — отдай.       — «Бэ-бик», — прочитал Тэмин и скорчил презрительную рожу, — на, пиши: «Прощай! P.S. Секс был охуенный. Никто не сравнится с тобой». Это чтобы у ребёнка комплексы не сформировались.       Чимин усмехнулся: «Комплексы. У бэбика. Я вас умоляю!»       Он взял телефон и набрал: «Ты дома?» — и стёр. «Я же ему не папочка. Проверяю как маленького». Снова набрал: «Встретимся завтра?» Тэмин тут же прочитал текст и ответил от лица воображаемого бэбика:       — «Нет, блин, не встретимся, иду на забив, как всех расхуярю — позвоню», — и, тяжело вздохнув, добавил: — Может, всё-таки стрипух вызвать?       — Не-а, я спать пойду, — Чимин поднялся, уверенно направляясь в сторону спальни.       — Спать? А ну стой!       Тэмин пошатывающейся походкой попытался догнать друга.       — Стой, кому говорю! Спать он собрался. Вместе будем спать в одной комнате, понял? Лучше в одной кровати. Может, тебя связать? — Тэмин окинул друга нетрезвым взглядом, словно прикидывал, как будет связывать.       — Ты чего с ума сошёл? — Чимин, конечно, понимает, что алкоголь по-разному влияет на мозг, и Тэмин всегда пьянел быстрее, но это явный перебор.       — Пообещай, что ничего с собой не сделаешь.       — Иди ты, — махнул Чимин рукой и продолжил путь.       — Чимина, стой! — Тэмин тут же запнулся за ковёр и упал на четвереньки, но нисколько не расстроился и, встряхнув головой, на четырёх опора проследовал за другом.       — Я тоже хочу спать, — выдохнул он на пороге спальни и привалился к дверному откосу. Ходьба на четвереньках, оказывается, утомительное занятие.       — Запрыгивай, — Чимин откинул одеяло. Тэмин с тоской посмотрел на постель: «Ещё туда ползти», — силы были на исходе. Чимин постоял некоторое время в ожидании и, убедившись, что друг не в состоянии даже подняться, не то что запрыгивать, по сложившейся традиции помог перебраться с пола на кровать — первый раз, что ли?       В образовавшейся тишине отчётливо слышались дыхание хозяина дома, мгновенно погрузившегося в свои мысли, как только голова коснулась подушки, и прерывистое сопение гостя, ёрзающего под одеялом.       — Чимина! — позвал Тэмин, словно друг находился в соседней комнате, а не в тридцати сантиметрах от.       Чимин нехотя повернул голову.       — Ну? — ответил он, отметив про себя, что потихоньку перенимает манеру бэбика отвечать односложно на любые вопросы.       — Ты на меня сердишься?       — Нет.       — Точно? — послышалось глухое бряцанье и счастливый выдох — Тэмин наконец-то вытащил ремень из брюк.       — Точно.       — И на лысого? Мы только о разговоре договаривались, правда-правда, никаких дополнительных условий, никаких, ой, — Тэмин снова заворочался, с трудом протаскивая голову сквозь горловину свитера, — ничего больше.       — Спи уже.       — Мир?       — В «Мартини» был мышьяк. Спокойной ночи!       Тэмин улыбнулся: его убили — он прощён. Они ещё в колледже придумали игру, с помощью которой оценивали размер ущерба, причинённого друг другу по неосторожности, и назначали наказание в виде отравления ядом, сугубо виртуально, конечно. Мышьяк находился примерно посередине таблицы, вот если бы Чимин сказал «цианид», то вряд ли Тэмина оставили ночевать, с другой стороны, мог бы и порчей на понос отделаться: изнасилования не было, деньги на счёт упали, копейка к копейке. «Мышьяк! Для лучшего друга! Лучше бы бэбика своего отравил. Реально».       «Утром», примерно в час дня, после завтрака, приготовленного Чимином, что опять навело на мысль, что никак нельзя оставлять его одного, если он сам (!) готовит, но, убедившись в том, что это привычка, появившаяся всего лишь благодаря Чонгуку — бэбик любит домашнюю стряпню (а не станет бэбика, отомрут и привычки), Тэмин уехал, взяв с друга обещание, что он обязательно, как только раздаст долги, отправится с ним на вечеринку в яхт-клуб. Чимин проводил его и, захлопнув дверь, набрал сообщение: «Еду, буду в четыре». Не собирается он спрашивать разрешение у бэбика на то, чтобы увидеться с ним. Он даже знает, где может его застать стопроцентно. Сегодня первый четверг месяца — день тату, если Чонгук не набивает, то просто торчит в салоне у Доджуна.       Чимин открыл шкаф: вот этот серо-голубой из полупрозрачного хлопка. Он вытащил пиджак и накинул на голое тело. «Нужна майка, — подумал он и остановил себя. — Кому нужна? Бэбику? Пусть слюни пускает». Чимин улыбнулся своим мыслям, представив Чонгука в слюнявчике. Нет, сегодня Чимин хочет быть на высоте, на своей высоте. Тэмин прав, как-то запустил он себя, не мешало бы в салон съездить, но он уже не успеет. Как в старые студенческие времена обойдётся своими силами.       Спустя сорок минут из ворот дома выезжал «Бентли», за рулём которого сидел охотник: новый день, новая добыча (а роль жертвы безжалостно погребена в корзине с грязным бельём). Первые два адресата, кому Чимин должен был отвезти деньги, не удостоили своим вниманием. Чимин сидел у закрытых ворот, пытаясь пробиться с помощью сообщений, но прислуга оповестила, что (в первом случае) хозяин только что уехал, во втором — ещё не вернулся. Ну что ж, это всего лишь визит вежливости, Чимин мог и не приезжать, а просто скинуть деньги, но раз так, возможно, они правы. Зато последний, как чувствовал, даже одеваться не стал, вывалился из дверей дома в шлёпанцах и наспех накинутом халате, вот они выходные владельца юридической фирмы — полный отходняк, но, если учесть, что работает он только с криминальными элементами, н-да…       — Чимин, как я рад! — воскликнул он и выдохнул в сторону Чимина аромат двухдневного, как минимум, запоя.       Чимин сморщился — не комильфо что вид, что запах:       — Я деньги привёз.       — О! — любитель домашней одежды заметил охотничий аутфит. — Какие… какие деньги? Проходи!       — Мне нужно ехать.       — Да не выпендривайся! Отработаешь и свободен.       Что за… У Чимина упала планка, он же пытался быть вежливым:       — Не получится, у меня сифилис, но могу поцеловать на прощание, — и он изобразил словно тянется за поцелуем. До пьяного мозга наконец-то дошёл смысл слов, он отшатнулся, теряя координацию:       — Блядь! — и вытаращился на Чимина, словно увидел не человека в прозрачном пиджаке, а ядерный гриб, который в любую секунду мог его поглотить.       — Так целовать или нет? — уже в наглую напирал Чимин.       — Пошёл ты!       — Адьес!       Раздача долгов оказалась не такой драматичной, а теперь к бэбику. Сердце радостно заныло: к бэ-би-ку! Чимин выехал на шоссе и нажал на газ…       Тэхён сидел за партой, думая о том, как изменилась его жизнь в последнее время. В ней появились новые люди из совершенно инородной среды. Будь на его месте Хёншик, он бы пользовался каждой возможностью и зависал с ними, а Тэхён терял. Его не покидало стойкое ощущение потерь. Он редко виделся с отцом, тот постоянно уезжал куда-то. А когда всё-таки появлялся, то подолгу шептался с папой, после этих разговоров папа ходил с покрасневшими глазами. За домом продолжали следить, как и за ним, словно он преступник, который не знает, что за преступление совершил. Даже музыка, самая большая радость в жизни, перестала приносить удовольствие. Он ловил себя на том, что репетирует механически. Он терял свою прежнюю жизнь.       Телефон завибрировал, обрывая ход мыслей. «Сегодня в два заеду», — пришло сообщение от Чонгука. Тэхён подобрался. Это про тату? Он повернулся в сторону Хёншика и прошептал:       — Ты свободен сегодня в два?       — У меня репетиция в четыре.       — Поедешь со мной?       — Куда?       Тэхён замолчал. А, действительно, куда?       — Не знаю, — честно ответил он, показывая сообщение.       — Пасынок? — улыбнулся Хёншик. Тэхён не сдержался и улыбнулся в ответ: ну, сколько можно?       — С пасынком хоть на край света, руками не трогать, понял? Он мой.       — Да ну тебя.       В два часа они стояли у школьных ворот в ожидании «пасынка». На углу школы остановился чёрный «Мерседес», стекло со стороны водителя опустилось ровно настолько, чтобы было понятно, кто внутри. Чонгук кивнул Тэхёну, и они вдвоём с Хёншиком почти бегом запрыгнули в автомобиль. Хёншик уселся наискосок от водителя, не переставая широко улыбаться. Чонгук удивлённо уставился на пассажиров: договаривались на одного, а это что за «прицеп»?       — Здравствуйте! — начал Тэхён. — Это мой друг Хёншик. Можно, он с нами поедет?       — Ну поехали, — ответил Чонгук после затянувшейся паузы.       Автомобиль очень быстро выехал из приличных кварталов и начал колесить по откровенным трущобам. Тэхён как будто не замечал пейзажа, Хёншик наоборот жадно запоминал увиденное — когда ещё представится возможность. «Мерседес» остановился возле неказистого здания: обшарпанные стены, никаких вывесок, жутко скрипучая дверь. Вид снаружи на сто восемьдесят градусов не соответствовал внутреннему убранству салона, который можно было охарактеризовать как футуристичный хайтек. Хозяин салона — Доджун был немножко эстет. Он в своё время учился в архитектурном, но на втором курсе получил срок за распространение наркотиков. Пребывание за решёткой, конечно, наложило свой отпечаток, но любовь к прекрасному не убило. Он сразу заметил подростков, которые следовали за Чонгуком, и тут же, не успев поприветствовать гостей, шепнул на ухо Чонгуку:       — Это что за цыпы?       Чонгук едва заметно кивнул в сторону Тэхёна:       — Это батин.       Доджун чуть побледнел и отвёл взгляд:       — Понял.       — Он посмотреть хотел, как набивают.       Тэхён и Хёншик стояли посреди салона, как правильно заметил Доджун, словно два цыплёнка. Одетые в школьную форму, они заметно выделялись на фоне постоянных посетителей. Чонгук усадил их на диван и дал альбом с эскизами, тут же подоспела кока-кола и снэки, услужливо преподнесённые хозяином салона — в любой ситуации нужно пользоваться возможностью заработать очки. Пока школьники рассматривали альбом, Чонгук привычно уселся в кресло и стянул футболку. Хёншик отреагировал молниеносно: он замер в позе щенка гончей, не отрывая взгляда от обнажённого торса. Тэхён продолжал смотреть альбом, пока не услышал звук тату машинки. Он медленно приподнял голову и повернул её в ту сторону, куда его друг таращился, не моргая. Новая татуировка планировалась на правом предплечье: голова быка в огненном кольце. Тэхён смотрел на движения мастера, погружаясь в шум, издаваемый машинкой, пока не заметил капли крови, выступившие на коже… Обморок длился недолго. У Доджуна всегда хранился в аптечке нашатырный спирт для чувствительных натур. Когда Тэхён очнулся, он не сразу понял, почему на него уставились четыре, а может и больше, пары глаз.       — Ты как? — озабоченно спросил Чонгук. Батя ему голову снесёт, если что.       — Я? — переспросил Тэхён и сглотнул — во рту пересохло. Хёншик тут же протянул ему банку Кока-колы. Тэхён опустошил её залпом. — Можно, я домой поеду? — спросил он Чонгука, стараясь не смотреть на то самое место, которое не успели ничем прикрыть.       Чонгук облегчённо выдохнул и тут же повернул голову в сторону входной двери, отчаянно проскрипевшей стараниями нового посетителя, которым оказался… Чимин. Чонгук на долю секунды забыл, где он, настолько эпичным было появление его Чимина. Они не виделись больше недели по причине, которая сидела на диване, отходя от обморока, и Чонгук залюбовался. Хотя в его лексиконе не было подобных слов, как, например, прекрасный, а Чимин был прекрасен, Чонгук компенсировал отсутствие слов чувствами, ощущением и принятием прекрасного и улыбнулся, но улыбка мгновенно слетела, когда он увидел… «Блядь, ёбаны, это что? Что это — соски?» Даже с такого приличного расстояния он заметил сквозь приглушённый блеск пиджака два торчащих соска. Он с ума сошёл? Да здесь блудливых котов на один квадратный метр больше, чем волос на жопе у панды. Вон один уже хвостом забил. Чонгук вскочил, обращаясь к Хёншику:       — Посмотри за ним, — имея в виду Тэхёна, и решительно направился к Чимину, возле которого вовсю урчал хозяин салона, не отрывая голодного взгляда от провокационной инсталяции.       — Доджун! — Чонгук бесцеремонно оттолкнул «котяру», закрывая собой Чимина.       — Привет! — вкрадчиво проговорил Чимин, не переставая улыбаться.       — Ты одеться забыл? — накинулся Чонгук вместо приветствия.       — Что-то не так? — Чимин продолжал улыбаться, делая вид, что не понимает, о чём идёт речь.       Его тихий голос и умиротворение, которое от него исходило, невольно вводили Чонгука в гипнотическое состояние. Он опять подумал о том, какой Чимин красивый и словно во сне потянулся к нему губами, но остановил себя, делая выбор в пользу батиного жениха: сначала отвезти Тэхёна домой, потом заняться Чимином. Он тяжело вздохнул.       — Подожди меня, — прошептал он, задев губами только щёку.       — Ладно.       — И соски спрячь.       — Куда? — Чимин прыснул от смеха. Более нелепого замечания он не слышал. Чонгук задумался: действительно, куда? Он оглянулся: на диване лежала его кожаная куртка. Она тут же перекочевала с дивана на Чимина, тот уже тихо ржал:       — Бэбик, хватит! Мне жарко.       — Нет! — это дело принципа. Это любимые, зацелованные до оргазма соски, кто их целует, тот и имеет на них все права. А кто их целует? Чонгук. Значит, это его соски и не фиг на них таращиться всяким там.       Он усадил Чимина на диван рядом с Тэхёном и начал звонить своим людям, чтобы те отвезли школьников домой. Тэхён всё это время находился в прострации, Хёншик переводил взгляд с Чимина на Чонгука, который так и не успел одеться, и пытался установить связь между ними. «Похоже, они спят вместе, — удручённо подумал Хёншик. — И как с таким конкурировать?» Один пиджак от «Hermes» чего стоит. Да если бы Хёншик купил себе десять таких пиджаков, родители бы всё равно не разрешили надеть ни один. И, судя по возрасту соперника, мистер Мачо предпочитает «дедушек». Вот невезуха.       Пока они ждали машину, Доджун сокрушался по поводу не сделанной работы: морда быка пульсировала одним глазом. Обработав недоделку, Чонгук наконец-то натянул футболку, что чуть поубавило напряжение, скопившееся в воздухе. Чимин ведь тоже больше недели не видел и не прикасался к своему бэбику, он также, как его малолетний соперник, сканировал знакомые изгибы, предвкушая продолжение на более плотном физическом уровне. «И пиджак в тему, надо будет его выкупить».       В салон заглянул водитель синего «Феррари», все четверо последовали за ним. Чонгук усадил Тэхёна с Хёншиком в автомобиль и приказал отвезти их домой, и проводить до самых дверей. Чимин в это время ждал возле «Бентли», держа в руках кожаную куртку. Наконец-то внимание Чонгука всецело было направлено в сторону Чимина.       — Ты зачем куртку снял? — строго спросил Чонгук и тут же прильнул к его губам, лишая любой возможности отвечать и сопротивляться. Поцелуй был таким долгим и сочным, что у Чимина закружилась голова. Он обнял бэбика, переводя дыхание. В поле его зрения попала татуировка, прикрытая футболкой.       — Это кто — минотавр? — кивнул он в сторону тату. Чонгук давно хотел голову с рогами, и Чимин постоянно над этим подтрунивал.       — Бык, — серьёзно чуть с угрозой сказал Чонгук, — добьют — увидишь.       Чимин знал, что Чонгук никогда не оставляет работу на потом, но тату не сделана; вспомнил суету, которая была в салоне, когда он приехал, и двух подростков, внешний вид которых совершенно не вписывался в интерьер.       — Что-то случилось? А что это за дети были?       — Ну, дети, — неопределённо ответил Чонгук. У Чимина тут же закрались нехорошие мысли:       — Они что здесь работают? — прошептал он.       — Не! — Чонгук огляделся — нет ли лишних ушей. — Это батин…       — В смысле? — Чимина даже в дрожь бросило.       — Ну… жених его, — тоже шёпотом проговорил Чонгук.       — Как? Жених?       Чонгук едва кивнул. Чимину сложно было поверить в услышанное, а особенно понять. Что здесь происходит?       — Ты что серьёзно? Жених твоего отца? Сколько ему?       Чонгук выдохнул от такого количества вопросов, но его самого подмывало обсудить с кем-нибудь, а дальше Чимина не пойдёт:       — Семнадцать.       Нет, тут точно кому-то здравый смысл отказывает: семнадцать и шестьдесят.       — Он же не сам? — продолжал допытываться Чимин, имея в виду, что вряд ли подростку придёт в голову идея выйти за старика да ещё и бандита.       — Не, — успокоил его Чонгук.       — Родители? — предположил Чимин.       Чонгук опять еле заметно кивнул в ответ:       — Он за отца вписался.       Понятно, всё в стиле бэбика — «за отца».       — А который из них?       — Ну, — Чонгук попытался подыскать нужные слова, — бледный такой.       — Тот, что красивый? — уточнил Чимин. Это было бы логично.       Чонгук задумался: на фоне Чимина для него все выглядели обыкновенными.       — Да, блин, Чимина! Ну он на диване сидел в отключке.       Значит, Чимин прав — это самое банальное: кто красивее, тот и расплачивается по полной.       — А второй кто, который на тебя смотрел? Друг его?       — На меня? — а вот с этого места поподробнее.       — Там, конечно, есть на что посмотреть, — подначивал Чимин, хлопая ресницами. Чонгук продолжал не понимать: «Чего на меня глазеть?»       — Друг… А чего он смотрел?       — Не «чего», а куда, — для подтверждения своих слов Чимин засунул руку под футболку, жадно прохаживаясь ладонью по накачанным мускулам.       — Пошли! — скомандовал Чонгук и дёрнул дверцу «Бентли», она податливо раскрылась: — Сколько раз тебе говорил: ставь на сигнализацию.       — А ты разве здесь не босс? — спросил Чимин с наивным выражением лица. — Разве тебя не боятся?       — А ты боишься?       — Не-а.       — В машину быстро.       Конечно, они могли доехать до квартиры Чонгука, но не доехали, поэтому пиджак и куртка валялись не на своём обычном месте — возле ванны, а где-то под рулём. Чонгук очень старался, подтверждая статус сосков «мои — и точка», в процессе освобождая Чимина от брендовых излишков. Это было первое рандеву, где они не спешили, а даже нарочно замедляли ход, погружаясь в удовольствие быть друг с другом, как пара, которая давно знакома со всеми примочками своей половины, но при этом не потерявшая интерес и желание. Несмотря на свой возраст и соответствующий темперамент, Чонгук не рвался заполнять время, когда Чимина не было рядом, другими. Он всякого испробовал к своим восемнадцати, и та химия, что существовала между ними, не требовала вмешательства третьего, а стало быть, лишнего элемента. Чонгук мог бы смело заявить, что с Чимином ему было охрененно (абсолютно не исключая из списка «охуительно», «ебать как классно», «пиздец как хорошо»), как будто он знал его всю жизнь, а, может быть, и больше.       Стёкла автомобиля покрылись испариной, будто закрывая от внешнего мира процесс его создания. Чонгук крепко держал бёдра Чимина, методично нанизывая их на свой член. Его правая рука скользнула вверх, не сбивая алгоритм нанизывания, застряла в волосах и сжала их всей пятернёй, чуть оттянув назад. Приближались любимые Чимином «секунды беззащитности». Чонгук подался вперёд, прижавшись к спине Чимина и часто задышал, не снижая темпа а-а-а-а… А затем откинулся назад. Его пальцы по инерции скользили по бёдрам, ощущая приятную гладкость кожи. Чимин продолжал сидеть верхом, не меняя позы. Внезапно Чонгук почувствовал какую-то странную вибрацию, он опять подался вперёд и развернул Чимина к себе, тот плакал беззвучно, но от души.       — Ты чего? — Чонгук даже растерялся. Чимин никогда не ревел из-за секса. Что он не так сделал?       Чимин обнял его за шею, не переставая всхлипывать, и прошептал дрожащим голосом:       — Я люблю тебя! Слышишь, бэбик? Я люблю тебя!       Даже не определить сходу, что тяжелее: признаться или не реветь? Чимину уже было всё равно. Его вымотала прошедшая неделя, и он просто отвёл душу, признавшись любимому человеку в своих чувствах. Он сидел рядом с Чонгуком, опустив голову на его плечо, закинув левую ногу ему на колени, и ждал. Ожидание затянулось, он искоса посмотрел на бэбика: должна же быть хоть какая-то реакция на его слова, но Чонгук молчал. Снова отталкиваясь от возраста, можно было бы предположить, что бэбик ошарашен признанием, но…       Ему было шестнадцать, когда он впервые услышал в свой адрес: «Я люблю тебя!» — ничего странного для его возраста, но признание шло от человека, который был почти в два раза старше Чонгука, и в отличие от Чимина, он бился в истерике, клялся в любви и отчаянно благодарил за то, что Чонгук вытащил его из дерьма. Вот тут Чонгук реально прикурил, хотя бы потому, что ниоткуда он не вытаскивал, просто предложил место бармена в своём новом баре. Он прекрасно знал, что Ёнджун выплатил все долги, но с таким послужным списком ни на одну нормальную работу его не возьмут. В итоге, обоим было не по себе. И вот опять.       — Выдохни, — не выдержал Чимин, — я же ничего от тебя не требую, — и вытер остатки слёз. — Ну, блин, сейчас глаза опухнут.       — Ты и зарёванный красивый, — ответил Чонгук.       — Ух, ты! — парировал Чимин, улыбаясь. — Комплимент! Дождался!       — Чимина… — позвал Чонгук и замолчал.       — Да всё нормально, — Чимин поцеловал бэбика в щёку, и у него опять неконтролируемо потекли слёзы.       — Чимина, ты мне нравишься, — всё-таки договорил Чонгук.       — Ты тоже ничего, — попытался пошутить Чимин.       — Ты мне правда нравишься, — не обращая внимания на шутку, настаивал Чонгук.       Возникла пауза. Они оба смотрели друг на друга, и Чимин атаковал:       — А когда другие трогают, нравится?       — Нет, — ответил Чонгук, не задумываясь.       — А за деньги? Это же бизнес, ничего личного.       — Нет!       Они опять замолчали, не переставая смотреть друг на друга.       — И что теперь делать? — прервал молчание Чимин.       — Переезжай ко мне.       — Ни за что!       Да он на пушечный выстрел больше не приблизится к этому «типа жилому» ужасу, куда в любой момент может ворваться хозяин, он же батя, и превратить тебя в отбивную, это в лучшем случае. Нет, ни жить, ни трахаться он там не собирается — ни за что!       — Переезжай ко мне, — выступил Чимин со встречным предложением.       — Ну, Чимина, — Чонгук так снисходительно хмыкнул, словно разговаривал с ребёнком, который лепечет откровенную чушь.       — Что Чимина? Ты же босс, а все боссы работают в центре, а живут за городом.       Разговор опять зашёл в тупик. Спорить и ругаться не было ни сил, ни желания. Чимин снова оседлал бэбика, перебирая его волосы, убирая налипшие пряди со лба.       — Чимина… — Чонгук хотел сказать что-то ободряющее, но Чимин опять его перебил:       — Ни один из вариантов не подходит: ко мне ты не переедешь, нейтральная территория тоже не рассматривается, всё остаётся как есть.       Не то чтобы Чимин расстроился, он предполагал, что разговор приведёт в никуда, пока Чонгук по-собачьи верен бате, ждать от него самостоятельных решений, касающихся в том числе переезда, не приходится.       Чонгук начал крутить головой, словно искал что-то:       — Где мои штаны?       — Ты сидишь на них, — Чимин потянул за штанину, прижатую накачанным бедром. Чонгук выдернул джинсы из-под себя и сосредоточенно начал рыться в карманах.       — Вот, — протянул он пластиковую карту.       — Что? — не сразу понял Чимин.       — Банковская карта тебе.       — Зачем? — опять не понял Чимин.       — Тратить, — тяжело выдохнул Чонгук, недоумевая, — бабло чистое, не боись.       Чимин взял карту и перевёл взгляд на Чонгука, потом на карту. Чтоб вы понимали: деньги от Чонгука в безвозмездное пользование приравниваются к признанию в любви.       — Я транжира, — улыбнулся Чимин, предупреждая о последствиях.       — Вот и купи себе нормальную одежду.       Чимин заколыхался от смеха: да, ему ещё много времени придётся потратить, чтобы объяснить бэбику, смысл одежды от кутюр.       — Какая же ты у меня прелесть, — проговорил он, нежно целуя в губы, анонсируя вторую серию «Создания мира». В это же время тишину пространства пробил утробный звук. Чимин уставился на Чонгука, звук шёл от бэбика из самого нутра. Чимин прислонил ладонь к его пупку, обрамлённому кубиками, звук усилился.       — Голодный, — констатировал он.       — Ну да, — подтвердил Чонгук.       Бэбик и романтика — что может быть несовместимее?       — Поехали.       Пока они собирались, Чимин вспомнил, что Тэмин приглашал его в яхт-клуб, на что Чонгук отреагировал категорично: «Не в твой ресторан, не в твоём пиджаке». Как обычно в бар к Ёнджуну. Их отношения с Чонгуком сначала вводили Чимина в ступор, правда ревности не вызывали, они больше походили на собачью преданность: у Чонгука в окружении было не так уж много людей, которым бы он доверял, а Ёнджун любил, как верный пёс своего хозяина, готовый в любую секунду разорвать на части при малейшем намёке на опасность.       — Твой Ёнджун меня когда-нибудь отравит, если ещё раз увидит рядом с тобой.       Чонгук строго взглянул на Чимина.       — Хорошо-хорошо, к Ёнджуну в толстовке. Достанешь? Она в багажнике.       Чонгук босиком выскочил на улицу и открыл багажник. Чимин слышал за спиной, как нарочито громко переставляются предметы, и улыбнулся.       — В розовом пакете, — громко произнёс он, не поворачивая головы. Шуршание прекратилось, но усилилось сопение. Чонгук рассматривал пакеты и решительно потянул к себе один из них.       — Это малиновый, — остановил его Чимин, которому надоело ждать. Он и так знал, что Чонгук не найдёт. Дело даже не в дальтонизме, которым Чонгук не страдал ни разу, а в элементарном незнании оттенков, когда глаза различают, а их названия отсутствуют в словаре.       — Слева от тебя, — уточнил Чимин и улыбнулся. — А тебе идут джинсы на голое тело, — добавил он и что-то кинул в бэбика, Чонгук на лету поймал и встряхнул комок — трусы, утерянные где-то под сидением.       — В розовом, значит, — повторил он за Чимином и выдернул толстовку из пакета. Вернувшись в салон, он протянул «правильный» предмет одежды и выразительно посмотрел на Чимина, тот не заставил себя ждать:       — Ну и для кого ты забыл их надеть? — взгляд прочертил прямую от зажатой в руке интимной детали гардероба к глазам, удивлённо взирающим на возникшую из ничего сцену ревности и выражающим в этот момент одну простую мысль: «Ты охуел?». А Чимин продолжал нападать:       — У твоего бармена глаз намётанный, он враз заметит, что ты без трусов. А кому прилетит? Отравой в кимбапе? «Раздел любимого ребёнка! Отымел! Без трусов по улице пустил в плюс двадцать пять!» — Чимин накручивал себя, как мог.       — Чимина, харэ на Ёнджуна гнать!       — Поехали в другое место, — Чимин хотя бы какие-то варианты предлагает.       — Нет.       — Пожалуйста.       — Нет.       — Бэбик… — Чимин забрался с ногами на сидение и подполз к Чонгуку, — ну, пожалуйста, — прошептал он и поцеловал в шею своего упрямца.       — Чимина… — нехотя протянул Чонгук.       — Ну, бэбик, — Чимин продолжал целовать, пока не добрался до губ, обвив при этом руками, которые сцепил на затылке бэбика. Он ещё не разучился уговаривать ни словами, ни делом. Анонс второй серии плавно перешёл в активную фазу. Стёкла автомобиля вновь покрылись испариной…       Чонгук лежал на груди у Чимина, сжимая в своей ладони миниатюрную ладошку. Тело приятно ныло и релаксировало. Чимин в это время гладил его по волосам, неспешно набирая воздух в лёгкие и выдыхая. Чонгук приподнял голову, рассматривая профиль Чимина: что-то изменилось в нём в последнее время, едва заметное, неуловимое. Чимин почувствовал его взгляд и повернул голову:       — Ты чего?       — Какой ты у меня красивый.       Чимин улыбнулся в ответ:       — Да ты просто рекорды сегодня бьёшь.       — Не, я правда…       У Чимина нарисовалась слеза в уголке глаза, он попытался её сморгнуть, продолжая при этом улыбаться.       — А я тебя люблю, — прошептал он и сглотнул, уже с трудом сдерживая полноценные слёзы.       Чонгук смахнул слезу языком и поцеловал в солёный уголок, тут же подтягивая их сцепленные ладони. Он рассматривал маленькие пальчики, словно увидел в первый раз, и взгляд застрял на безымянном так, будто мысль не пришла ему в голову, а просто разорвала её.       — Какой размер? — Чонгук зажал безымянный палец и потряс им перед лицом Чимина.       — Нет, это уже слишком, — в других обстоятельствах Чимин бы никогда не произнёс подобное вслух, но это реально слишком.       — Двадцать?       — Бэбик, а тебе зачем?       Вместо ответа Чонгук улыбнулся как ребёнок, придумавший, с его точки зрения, гениальную вещь, и жадно прильнул к губам Чимина, обнадёживая пространство на просмотр третьей серии. В ту же секунду раздался знакомый утробный звук.       — Поехали, — констатировал Чонгук и начал собираться.       — Только не к Ёнджуну, — Чимин жалобно смотрел на бэбика.       — Он отгулы взял, его два дня в городе не будет.       — И ты знал! — Чимин подскочил, как ошпаренный.       — Ну, Чимина! — Чонгук не собирался оправдываться. — Поехали, — повторил он, — жрать охота.       — А-а-а! — выдал Чимин в ответ и швырнул в Чонгука свою толстовку. Чонгук ловко увернулся и выскочил из автомобиля босиком, не успев натянуть кроссовки, держа их в руках как щит, и пересел за руль. Спустя пару минут Чимин плюхнулся на пассажирское сидение. Чонгук вытянул вперёд свою ладонь, предлагая Чимину сделать то же. Чимин усмехнулся, но вредничать не стал, и его пальцы мягко опустились в пазлы. Замок захлопнулся.       — Какой размер? — повторил свой вопрос Чонгук.       — Двадцать с половиной.       Мотор «Бентли» тут же взревел, словно проводя черту под сказанным, и автомобиль исчез в клубах пыли.