Неподходящий момент

      «Нужна скорая! Подозреваемый скрылся… Офицер ранен. Без сознания. Не дышит».       Голос Нолана ввинчивается в голову, грудь каменеет.       Тим выворачивает руль, едва глянув в зеркало. Вдавливает педаль газа в пол.       До больницы чуть больше двадцати минут. Пятнадцать, если включить мигалки и наплевать на все.       Все-таки она была права…       Люси. Его девочка. Она была права. Он никогда не сможет мыслить трезво, если речь идет о ней.       В глаза плещет краснотой. Тормоза взвизгивают. Какой-то парень на тротуаре хватается за телефон.       — Видел, да? Этот коп чуть не сбил старушку на переходе!       — Снимай-снимай… Выложим на ютуб.       Брэдфорд не поворачивает головы. В оглушающем токе крови, в пульсирующей на виске жилке бьется одна-единственная мысль.       Она выживет.       Потому что такова ее суть. Она сильнее, чем кажется. Сильнее, чем он.       И она выживет.       Он срывается с места, как только это становится возможным.       «Слабый пульс. Нужна срочная операция… Тим, слышишь? Она справится… Мы должны верить».       — В пути, — выдыхает он в рацию и сглатывает.       Челюсть ноет. Он не замечал, как крепко были сжаты его зубы все это время.       У него было предчувствие этим утром. У него, Тима Брэдфорда, было гребаное предчувствие. По крайней мере, так сказала бы новичок Нолана.       Тим знает, что это просто сумма факторов. Неблагополучный район, жара, от которой у людей едет крыша, и сам Нолан, об интрижке с которым Люси рассказала ему недавно, как бы между прочим, за завтраком. Он просто кивнул тогда, сделав вид, что это самое обычное дело, наверняка зная, что так оно вообще-то и есть. Но внутри на пару секунд появилось инородное паршивое чувство. И теперь напоминало о себе время от времени, когда Люси прикасалась к плечу Нолана, вместо того чтобы позвать по имени, а тот бездумно приобнимал ее за плечи, когда они смеялись над общей шуткой, или, как этим утром, когда их ставили в один рейд. Тим насмехался над собой: как давно он не испытывал подобного, да еще и практически на ровном месте, но сегодня его снова кольнуло, когда он увидел, как Нолан загружает багажник, а Люси что-то рассказывает ему с этим своим восторженно-увлеченным видом. Взгляд ее сияющих глаз на мгновение пересекся с его взглядом и потеплел. Ему даже показалось, что губы ее шевельнулись, округляясь для слова, которое они лишь недавно осмелились произнести.       Люблю… Люблю тебя.       Он ответил ей сдержанной улыбкой. Он сказал про себя: «Я тебя тоже». Он подумал: «Только, пожалуйста, всегда, всегда возвращайся ко мне…»       Но этого она могла и не заметить, отвернувшись к Джону.       Поэтому и казалось, что холодная рука сжала его сердце за миг до того, как он услышал голос Нолана в рации.       Сумма факторов.       Тим знает это…       Но от этого ни хрена не легче.       Все, что он видит — ее лицо. Бледное, почти белое лицо. Ее глаза плотно закрыты, словно глухие ставни на окнах.       Тим не замечает, как оттирает Нолана плечом. Не слышит слов.       «Он выпрыгнул из ниоткуда, я не успел даже… Прости».       Все это не имеет сейчас значения. Если он возненавидит Нолана, то сделает это потом. Но, на самом деле, он слишком хорошо знает эту работу. И то дерьмо, которое на ней случается, выпрыгивая на тебя из ниоткуда.       Он сжимает ледяную руку и быстро идет рядом с каталкой.       Теперь он видит не только лицо Люси, но и рукоятку ножа, торчащую в левом подреберье. Он подавляет импульс схватиться за нее и вытащить проклятую штуку еще до того, как успевает осознать. Сейчас оружие, призванное отнять жизнь, сохраняет ее. Все прочие мысли: о том, что еще может нести в себе этот кусок металла, летят следом в мусорную корзину. Они справятся с чем угодно… С чем угодно, кроме смерти.       Они бегут по коридору к операционной.       — Сэр, вы должны…       Он почти готов выпустить ее руку из своих пальцев, потому что знает: так надо. Но внутри что-то с треском рушится и он, наоборот, резко склоняется к ней.       — Люси…       — Офицер! Мы теряем время!       Ее ресницы вздрагивают. Это похоже на первый солнечный луч, лизнувший крыши домов ЭлЭй в тот раз, когда Люси потащила его вместе встречать рассвет.       — Эй, родная, — он прижимает ладонь к ее щеке и улыбается через застилающий глаза туман, — я здесь.       — Я…       — Нет, — он кладет палец ей на губы, смыкая их. — Просто возвращайся ко мне хорошо? — он прижимается лбом к ее лбу на пару секунд, просто чтобы успеть сказать такое неуместное, такое рвущееся наружу: — И выходи за меня, ладно?       Люси не успевает ответить. Ее глаза закатываются, медики срываются с места. Двери операционной захлопываются.       Кто-то включает в голове Тима Брэдфорда таймер, и безжалостная стрелка бесшумно бежит по кругу.       Это было всего несколько дней назад. Или целую вечность. Люси прищуривается, перекидывает через плечо тяжелые, влажные после душа волосы и нависает над ним.       — Это же очень, очень важно, понимаешь?       — Нет. И вообще, мне всегда казалось, что ты не одна из этих, — отмахивается он.       — Из каких, из этих? — фыркает она, подбочениваясь.       Заткнутый край полотенца выскальзывает, и оно медленно сползает с тела Люси. Так что думать о постороннем становится все сложнее.       — Ну… — Тим медлит, сглатывает, и по огоньку в темных глазах понимает, что Люси прекрасно осведомлена о причинах его заминки. Он приподнимается на локтях. — Не из этих одержимых правилами девиц, которые хотят, чтобы все было идеально. Потому что так, — он делает обманный маневр и вдруг резко привлекает ее к себе за талию, — просто не бывает.       Люси смеется, слегка отталкивая его, и это возня занимает у них некоторое время. Наконец она оказывается под ним, без дурацкого полотенца, с блуждающей на губах призывной улыбкой и затуманенным взглядом.       — Но это и правда важно, — шепчет она.       — Мы все еще говорим об этом?       Тим целует ее: один раз, другой, третий. Поцелуи становятся дольше, глубже, настойчивее. Люси обхватывает его руками и ногами, жмется и льнет к нему, так что мозги окончательно превращаются в желе. И все же, вминая ее в матрас, между стонами, жаркими звуками одобрения и собственным именем, которое снова и снова срывается с ее губ, Тиму удается разобрать что-то вроде:       — Подходящий момент… это важно.       Она не умирает на операционном столе.       — Операция прошла успешно. Теперь остается только ждать.       Тим Брэдфорд умеет ждать. Он садится в холле, слыша тихий щелчок в голове.       Начинается новый отсчет.       Клик.       Она переживает первые сутки, но все еще не приходит в себя.       Клик.       — Сейчас все зависит от нее. А вам не мешало бы позаботиться о себе, офицер…       — Брэдфорд, ты слышишь? — кажется, Лопес. — Съезди домой, прими душ, поспи хоть пару часов.       Он выполняет то, что велено, как приказ, без единой посторонней мысли в голове. И спустя четыре часа снова сидит возле палаты.       Клик.       — Есть положительная динамика, офицер Брэдфорд. Если до утра ничего не изменится, мы переведем ее в другую палату.       Клик.       — Если хотите, вы можете зайти…       И тогда время предательски замирает. Воздух сгущается. Он мешает двигаться и дышать, в нем вязнут мысли, глохнут чувства. Тим запинается на пороге и долго не может отвести глаз от бескровного лица в темном ореоле спутанных волос.       Люси будет в ужасе, мелькает на краю сознания идиотская мысль.       — Офицер?       Он послушно заходит внутрь и не может заставить себя слышать что-то еще, кроме писка приборов. Он садится возле кровати, забирает ее руку в свои ладони и застывает.       Клик…       Утреннее солнце пробивается через жалюзи и слепит глаза, заставляя Тима отвернуться.       — Тшш, спи.       Хриплый шепот и невесомое прикосновение пальцев к щеке будят его куда быстрее треклятого солнца. Он резко поднимает голову от постели и несколько раз моргает, чтобы поверить.       Прерывисто выдыхая и начисто теряя контроль, Тим прижимает Люси к себе, не стыдясь катящихся по щекам слез.       — Хей, потише, сэр, вы меня раздавите, — шепчет она, и он приходит в себя.       — Прости… прости, — говорит он, помогая ей снова улечься и подавая воду.       Она пьет маленькими, осторожными глотками.       — Болит?       — Немного, — отвечает Люси, но сдается под его пристальным взглядом. — Много. Но это ничего, это пройдет.       — Конечно, — Тим осторожно прижимает ее ладонь к своей щеке. — Хочешь чего-нибудь? Может, позвать врача? И что насчет завтрака?.. Ты не ела два дня! Или…       Люси ласково и слишком понимающе смотрит на него, заставляя умолкнуть.       — Знаешь, я действительно хочу кое-чего, — чуть задумчиво говорит она.       — Что угодно.       — Замуж, — отвечает Люси, заставая его врасплох. — То предложение, оно ведь было всерьез?       — Ты помнишь? То есть… — Тим понимает, что снова несет чушь, и что это сейчас совсем не важно. — Конечно, всерьез.       — Отлично. Тогда я согласна, — она улыбается.       — Да? — он как всегда попадает в плен этой улыбки.       Плен, из которого предпочел бы не выбираться.       — Да…       Тим наклоняется, целует ее долго и нежно. Но что-то во взгляде Люси смущает его. Он чуть отстраняется.       — А как же подходящий момент? — спрашивает он и почти сразу же понимает все: по чуть прикушенной губе, вспыхнувшему и отведенному взгляду, наморщенному носу.       — Ты нашла кольцо в тумбочке, — не спрашивает, а утверждает Тим.       — Я нашла кольцо в тумбочке, — с самым серьезным видом отвечает Люси, но ее голос слегка вибрирует от сдерживаемого смеха и удовольствия.       — Проверка Люси?       — Скорее просто розыгрыш, — она все-таки хихикает, а Тим качает головой и снова изумляется, как эта самодовольная девчонка, его новичок, любительница всяких психологических штучек, так хорошо его изучила.       Как стала такой дорогой и важной. Самой дорогой и самой важной.       — Может, после свадьбы нам стоит немного сбавить обороты? — спрашивает Тим.       — Ни в коем случае, — говорит Люси.       — Да, я тоже так подумал, — кивает он и снова целует ее. — И чтобы ты знала, я всегда мечтал о простой американской свадьбе на заднем дворе: обычный вечер с барбекю, орущими детишками, и никаких вычурных шмоток…       Подошедший к палате Нолан замирает под дверью, слыша возмущенное «Ни за что!» Люси и торжествующий смех Брэдфорда. Медленно выдохнув, он опускается на диванчик в холле и кладет рядом принесенный букет. Он хочет дать им время. И еще немного — себе. Потому что его друзья живы и, кажется, счастливы, а это мысль, с которой приятно побыть наедине.