♡
Сону знал, что он не был первой любовью Сонхуна. А первая любовь — это та, которую всегда больно оставлять позади, больше, чем любую другую. — Хуни... И снова взгляд Сонхуна был устремлен вдаль, несмотря на то, что он держал руку Сону с такой нежностью, будто хрусталь. — Ммм? Сону уставился на него. Все, кроме них, вышли из машины. Сонхун даже не отреагировал, когда менеджер попросил их выйти. — Ты скучаешь по этому? Взгляд Сонхуна, наконец, остановился на нем. Обычно его глаза были полны привязанности, но в данный момент выглядели смущенными. За стеной, которую он немедленно возвел, Сону тоже увидел боль. — Тебе не обязательно скрывать это от меня. Я знаю, что ты это делаешь. Сонхун вздохнул, крепче сжимая руку Сону. — Это было мое решение, — твердо сказал он. Как будто это было всё. — Это не значит, что ты не скучаешь по этому. Боль была там, скрытая, но Сону знал, что она была там. Он мог чувствовать это физически, отчего напряжение в плечах Сонхуна казалось невыносимым для наблюдения. — Может, пойдем? — Сонхун сменил тему, потянувшись к ручке двери машины, — я очень устал и хочу принять душ до того, как Чонвон займет ванную на несколько часов. Сону вздохнул и отпустил его руку, чтобы он мог выйти из машины. Он наблюдал через окно, как Сонхун идет к двери здания, и сердце его болело. Он знал, что сердце Сонхуна тоже болело, но он не знал, как помочь ему заполнить эту недостающую часть себя. Ничто не могло заполнить его, даже любовь, которую Сону дарил ему, не восполнила бы эту недостающую частичку. Это была рана, которая никогда не перестанет кровоточить, и они оба это знали. Может быть, ему не стоит снова поднимать эту тему. Это было решение Сонхуна. Он должен уважать это. Боль Сонхуна принадлежала ему одному, и если он не хотел делиться ею с Сону, это было нормально…♡
Ночь была очень холодной, а постель Сонхуна всегда была теплой и готовой принять Сону. Руки Сонхуна всегда были крепкими, теплыми и безопасными. — Дело не в том, что я не хочу говорить об этом, — прошептал Сонхун через некоторое время, прижавшись губами к светлым волосам Сону, — просто это причиняет боль… Это так больно, что я не знаю, как с этим бороться. Сону спрятал свое заплаканное лицо на груди Сонхуна. — Мне жаль, — прошептал он. Он крепко сжал рубашку Сонхуна, — мне так жаль. — Тебе не о чем сожалеть. Это только моя вина. Но это то, что я выбрал, и я не могу сожалеть об этом. Благодаря этому я и познакомился с тобой. Это решение, которое я принял. Я не могу повернуть время вспять, я не могу оставить тебя позади. — Мы со всем справимся, — настаивал Сону, — я просто хочу, чтобы ты был счастлив. Если ты оставишь это, мы все равно будем видеться. Остальное неважно. Ты просто должен быть счастлив. — Когда-нибудь, — ответил Сонхун сдавленным голосом, — когда-нибудь. Сону закрыл глаза. И когда он заснул, ему приснилось будущее. Сонхун мечтал о прошлом. Он носил это как свежую рану, как татуировку, которая никогда не заживет.♡
Был мальчик, который любил кататься на коньках. Этот мальчик потратил все усилия своего детства на соревнования, изнурительные тренировки, путешествия; на нервы, на пот, на отсутствие друзей, на востребованность. Этот мальчик однажды решил отказаться от мечты об олимпийских соревнованиях, чтобы посвятить себя тому, чтобы стать кумиром. Альтернативная мечта, которая ему всегда нравилась и казалась ему более доступной. Это был более легкий путь. По крайней мере, легче по сравнению с тем, чтобы быть олимпийским призером. Они все согласились. Он оставил позади свои уставшие ноги, острые коньки, крики разочарования, болезненные мозоли, раздражающие блестки, невыносимые крики тренеров и свою удушающую мечту носить золотую медаль на шее. Вместо этого он дебютировал после жесткой конкуренции в качестве айдола и приобрел шестерых друзей, которые, как он знал, будут поддерживать его в трудную минуту. Семья, которая всегда будет сопровождать его. Настоящие люди, компания и друзья, которых у него никогда не было. Он чувствовал себя любимым. Он обрел дом. Но все же. Там было его прошлое. И он никогда не мог с этим смириться. Но ему пришлось оставить каток позади. Скрип коньков на катке, медленное урчание тренажера на стадионе, звук закрывающихся шкафчиков, затачиваемые лезвия, указания учителей, музыка во время хореографических постановок, изнурительные разминки. Он должен был оставить лёд позади. И хотя он не жалел об этом, это всегда, всегда причиняло боль. И эту боль он всегда носил с собой, как татуировку. Очень болезненную. В своей новой группе он нашел всё: любовь и дружбу. Сону всегда будет любовью всей его жизни, в этом он был уверен. Он никогда больше не полюбит кого-то так, как любил его. Сону был для него всем. И Сону так ярко сиял на сцене, что Сонхуну хотелось быть с ним на каждом шагу, который он делал под яркими огнями шоу. Ему нравился путь, по которому они шли вместе, и куда бы он ни вел, Сонхун охотно пошел бы по нему. Он не должен скучать ни по чему больше. Быть айдолом было хорошо. Он решил оставить лёд позади ради чего-то другого. Он нашел больше, чем рассчитывал с самого начала. Он не мог жаловаться. Он не должен скучать. Не должен.♡
Сону подарил ему ролики на их первую годовщину отношений. Сонхун пользовался ими всё своё свободное время. На тренировках, в холле Хайба, за кулисами их клипов, в гримерке перед каким-нибудь выступлением, во время репетиций перед концертами. И всё же Сону знал, что этого никогда не будет достаточно. Было почти больно смотреть, как Сонхун катается на коньках. Все участники оставили его в покое, чтобы он мог наслаждаться, проводить своё свободное время, занимаясь тем, что он любил больше всего. Одним нравилось танцевать, другим — петь. Конечно, все знали, что Сонхун любил кататься на коньках. Они все знали, что даже когда Сонхун делал всё возможное в качестве айдола (у него это получалось потрясающе), было что-то ещё, в чем он всегда будет лучше. Иногда они проводили целые вечера, наблюдая за Сонхуном на его роликах, переходящим с места на место. Они все знали, как он мог бы быть счастливее. Но никто из них не смог бы вынести потери Сонхуна из-за чего-то большего. Тем не менее, все они были готовы пожертвовать всем, что у них было, только ради того, чтобы Сонхун следовал своей главной мечте, пути, которому он принадлежал с самого начала. Эта невидимая татуировка, которую он носил на спине, иногда скрытая больше, чем весь мир. Они отдали бы ему всё. Чонвон был первым, кто предложил это. Сонхун ещё выше возвел свои стены. — Я не оставлю вас, ребята. Мне всё равно. Я выбрал это. Теперь вы не можете заставить меня изменить свой путь. Они должны были принять это. Ещё… Джейку первому пришла в голову эта идея. — Что, если мы подарим ему что-нибудь на день рождения?♡
Прошедшая неделя не давала покоя сомнениям Сону. Что, если то, что они выбрали в качестве подарка Сонхуну, было неправильным? Что, если Сонхун разозлится на него? На них? Он терпеть не мог не знать, чего ожидать в такой щекотливой ситуации. Каждую ночь он спал всё ближе к своему парню, как будто мог зарыться ему под кожу. Каждый их поцелуй был наполнен неуверенностью. — Я не хочу терять тебя, — произнесли губы Сону. Сонхун, даже если Сону этого не знал, всегда отвечал. — Ты не потеряешь.♡
Сону крепко держал Сонхуна за руку, мягко направляя его по расчищенной дорожке, пытаясь уберечь своего парня от столкновения с чем-либо. Он надел на Сонхуна наушники, чтобы заглушить фоновый шум, хотя это была не более чем тишина и слабый рёв машин, и прикрыл глаза платком, но он сомневался, что Сонхун этого не заметит. В конце концов, это было у него в крови. Он был рожден для этого. Судя по тому, как напряглось тело Сонхуна в тот момент, когда они вошли на стадион, Сону понял, что бесполезно пытаться скрыть свои чувства. — Готов? — Да. Сону осторожно снял наушники и повязку с глаз, давая Сонхуну привыкнуть к освещению стадиона. Было холодно, но Сонхун был объят пламенем. Стадион был совершенно пуст, и пара коньков ждала Сонхуна. Его коньки с тех времен, когда он еще занимался этим, но адаптированные к его новому размеру ноги. Челюсть Сону дрожала от беспокойства, но он не хотел портить момент. Сонхун некоторое время ничего не говорил, просто смотрел на каток подозрительно блестящими глазами. Сону отступил, не желая разрушать волшебство этого момента, сказав что-то неуместное. Может быть, и нечего было сказать. Сонхун воссоединялся со своей первой любовью спустя много лет. Наконец, Сонхун повернулся к Сону и заключил его в очень крепкие объятия. Сону почувствовал легкий ветер, но было тепло. Это был его дом. Он отдал бы Сонхуну всё, что угодно, лишь бы сделать его счастливым. Он пожертвовал бы чем угодно, целым миром, только ради него. Он бы раздавил свои собственные мечты ладонью только ради того, чтобы Сонхун осуществил свои собственные. Сону посмотрел на него со слезами на глазах, с трудом высвободившись из объятий. Сонхун тоже смотрел на него, но он тоже, казалось, был в своих мыслях. Как будто он был за пределами этого момента. Как будто он уже катался на коньках в своем духе. Сону нежно погладил Сонхуна по щекам и одарил его своей самой лучезарной улыбкой. — Иди, — просто сказал он. Сонхун долго смотрел на него, а затем легонько поцеловал в губы, прежде чем отстраниться. Поцелуй был на вкус как беспокойство, нестабильность. Этот вкус был воссоединением. Фигурист подошел к тому месту, где лежали коньки, и методично надел их, как будто совершал некий ритуал. Сону оставил его в покое и пошел посидеть наверху на трибунах, откуда ему открывался хороший вид на ледовый каток. Он был просто зрителем; в тот день это было только для Сонхуна. Каток принадлежал ему. Первые шаги Сонхуна на корте были медленными, он ощупывал местность, которая была ему так хорошо знакома раньше. Звук лезвий, скребущих по льду, казались для Сону искрами волшебства в ушах. Лицо Сонхуна ничего не выражало, когда он начал скользить по льду, разминаясь. Его медленные шаги вскоре превратились в быстрые, он грациозно расхаживал по катку из одного конца в другой, делая несколько поворотов для разминки. Его стройная фигура стояла прямо, заложив руки за спину. С течением минут его лицо менялось. Его серьезное выражение лица и сосредоточенность вскоре начали проясняться в промежутках между легкими улыбками, каждое движение, которое он делал, наполняло его лицо самым чистым светом. Его руки разжались. Внезапно весь каток стал принадлежать ему. Это был он, Ледяной принц. Сону понятия не имел ни о языке катания на коньках, ни о том, что делал Сонхун, но… Но он выглядел так, словно был у себя дома. Как будто он воссоединился со своей первой любовью спустя много лет, как будто все частички его сердца наконец оказались там, где им и положено быть. Сонхун был дома. Дома, дома, дома. Сону почувствовал, что его лицо стало мокрым; он плакал. Он понятия не имел почему (он знал), но из его глаз продолжали литься обильные слезы, когда он наблюдал, как Сонхун делает тысячу вращений, его глаза напоминали полумесяц в самой искренней улыбке, которую Сону видел за долгое время, его смех чистого счастья разносился по стадиону, как отсутствующая музыка из фильма, которую Сонхун знал наизусть. Сонхун был дома. Сону любил его больше всего на свете. Боже, как он любил его. И видеть его счастливым было просто путешествием к звездам. Если бы Сонхун когда-нибудь, наконец, решил бросить всё и заняться фигурным катанием, Сону никогда не стал бы держать на него зла. Он поддержит его, несмотря ни на что; и он знал, что остальные участники сделают то же самое. Это было то место, которому принадлежал Сонхун, хотя на вершине сцены он тоже сиял, как звезда, специально нарисованная для самого красивого неба. Но здесь Сонхун был солнцем, таким ярким, что ослеплял. Сону закрыл лицо руками и заплакал из-за Сонхуна, из-за любви всей его жизни, которую ему пришлось оставить позади. Не было даже слов, чтобы описать то горе, которое он испытывал в тот момент. Но видеть Сонхуна счастливым — это было всё, что ему было нужно для исцеления. — Когда-нибудь, — напомнил он себе. Когда-нибудь. Сонхун, казалось, слышал его, но не понимал. Он остановился посреди дорожки и посмотрел на него снизу вверх, улыбаясь так лучезарно, что казался сверхновой звездой. — Когда-нибудь, — сказал Сонхун, — когда компания выпустит нас из общежитий, не хотел бы ты жить вместе? Сону рассмеялся, невероятно счастливый, несмотря на слезы, текущие по его лицу. — Да. А когда мы станем старше, у нас будет свой собственный каток, — заверил его Сону, — и ты сможешь кататься на нем каждый день своей жизни, пока мы не станем очень-очень старыми. Я обещаю тебе, что мы так и сделаем. Счастливое лицо Сонхуна исказилось гримасой, и хотя он был слишком далеко, чтобы как следует разглядеть это, Сону знал, что Сонхун плачет. — Я люблю тебя, — сказал Сонхун сдавленным от слёз голосом, — я даже не знаю, как отблагодарить тебя за это. — Я тоже люблю тебя. И ты не должен меня ни за что благодарить. Просто оставайся со мной, пока мы не переедем, пока мы не станем старше, пока у тебя не будет своего собственного катка, чтобы быть счастливыми каждый день. Сонхун восторженно кивнул, проводя рукавом куртки по лицу, чтобы вытереть слезы, которые не переставали литься. — Катайся для меня, — сказал ему Сону, видя, что Сонхун взял себя в руки. Эта сверхновая улыбка вернулась на лицо его парня. Сону знал, что он хочет состариться вместе с ним. Поэтому он преданно наблюдал за Сонухном, зная, что с каждым сальто он любил бы Сону всё больше, если бы это вообще было возможно. Эта татуировка никогда не исчезнет. И когда-нибудь, когда-нибудь… Сонхун снова покажет это всему миру.