***
Подземелье дворца ничем не отличалось от прочих. Такое же сырое, плохо освещенное, заполненное преступниками и крысами. Единственное, что могло бы послужить особым знаком, это витающий в воздухе тяжёлый металлический запах. Здешний палач не имел отдельного кабинета под свои нужды, он устраивал пытки прямо в камерах. — А-а… Прошу… Прошу… Прошу… Уже совершенно без сил, она роняла мольбы куда-то во мрак своей клетки. — Гляньте, и это — королева? — фыркнула Ньока Химена Бахари, ударив роскошным веером о ладонь в бархатной белой перчатке. Заключенную никак нельзя было назвать королевой, сложно было теперь назвать женщиной, и вообще сложно было присвоить пол этому неприглядному, неприятному, грязному, истощенному телу в затхлых тряпках. Этот… человек, или то, что от него осталось, содрогался от немых рыданий, слезы просто катились по щекам, подбородок был мокрый от слюны и соплей. — Ты прямо как животное. Нет, животное и есть! — расхохоталась аристократка. — Что же… Я все-таки пришла тебя навестить, мы же родственники, как-никак. Пленница ничего ей не ответила, лишь продолжила бормотать свои мольбы в пустоту. — Я подумала, тебе будет интересно узнать, почему с тобой так поступили, — как ни в чем небывало продолжила леди Бахари. — Твоя мать и я, мы обе были кандидатками на место невесты Тегемезе, ты знаешь. Но Сунгура совершенно не годилась, она не подходила на эту роль. Эта наивная дура не стоила и моего мизинца. Полное отсутствие каких-либо способностей. Она была просто червяком. Однако наша бабушка настояла… У мужчины, у короля, всегда должен быть выбор… — женщина раскрыла веер и начала рассматривать вышитый на нём затейливый сюжет. Она метнула острый взгляд в темноту камеры. Палач, до этого безмолвно стоявший там, схватил заключенную за подбородок и резко дернул вверх. — Слушай, когда с тобой говорят! — рявкнул он. — Она там уснула? — с презрением заключила аристократка. — Выдерни что-нибудь, если ещё хоть что-то осталось? — Да, миледи. Сейчас всё сделаю. Заранее простите за зрелище. Палач выхватил из-за пояса металлический инструмент, похожий на клещи. Он крепко взял бледную кисть, висящую в кандалах. — Прошу… Прошу… Прошу… — задергалась девушка. — Мизинец! — провозгласил палач. — Мой любимый. Оставил напоследок! Как раз для такого случая, — улыбнулся он. Ньока Бахари ухмыльнулась в ответ и чуть кивнула, отдавая распоряжение начинать. Клещи сомкнулись вокруг тонкого пальца. — Прошу! Прошу! — шепот и бормотание перешли в хрипы. — Миледи, можете сделать шаг в сторону от факела? Ничего не вижу. Боюсь оттяпать ей палец, а он еще может пригодится. Ньока Бахари шагнула в сторону, и мягкий желтый свет осветил палача и его жертву. — Вот так. Ну… Заключенная внезапно умолкла, глаза её расширились. Сердце застучало, задергалось так сильно, что казалось, оно сейчас пробьёт грудную клетку. Послышалась череда омерзительных звуков, быстро сменяющих друг друга, словно кто-то разорвал ситцевую ткань, а затем тут же вытащил сваренную улитку из её панциря. Из открытого рта девушки вылетел короткий хрип, и она повисла на своих цепях. Палач поднес инструмент к своему лицу и осмотрел добытое в свете факела. На металле блеснула кровь, казавшаяся черной из-за недостатка освещения. — Ну вот. Теперь она вся во внимании, — хмыкнул мужчина. — Рита, — обратилась аристократка, — я буду честна. Твоя мамаша была жалкой, слабой и глупой шлюхой. Она даже не смогла подарить нашему королю сына. Он сам жаловался мне, когда мы… Впрочем… — леди Бахари не стала заканчивать свою мысль. — Лучше скажи мне, как ты, ты, трижды никому не нужное существо, как ты посмела подумать, что король Суа захочет тебя в жёны? Смех да и только. Ньоке показалось, что девушка еще ниже опустила голову. Аристократка довольно ухмыльнулась. — К сожалению, наш закон предполагает, что король передаст полную власть своему первому отпрыску — это ты. А закон Суа требует, чтобы их правитель был женат только на королевской особе. В идеале — на законном правителе… И это тоже про тебя! — она усмехнулась в скривленной улыбке. — Но то, что ты первой оказалась в постели Андро, а теперь гниешь в его тюрьме, доказывает насколько жалкими были твои птичьи права. Тебя продали, а затем предали, вот и всё. — Любил… — Что? — Он любил меня, — пробормотала пленница. — Андро любил меня. Ньока Бахари на мгновение опешила, а затем, наплевав на все приличия, громко расхохоталась. Она смеялась так сильно и долго, что на глазах у неё выступили слезы. — Любил?! — крикнула она. — Ты что, совсем дура?! — Он любил меня, любил… — прохрипела Рита. — Такая же дура, как твоя мать! Он так сильно любил тебя, что после брачной ночи ни разу не приглашал в свои покои! Он так сильно любил тебя, что отослал в Серый замок! Он та-а-ак сильно любил тебя, — Ньока схватилась за решетку камеры, — что запер здесь и отдал приказ пытать тебя, пока ты не сойдешь с ума или не признаешься в том, что сделала! — прошипела она в ужасной улыбке. Палач отступил назад. — Кит, уйди, — приказала Ньока. Палач склонил голову, послушно вышел вон из камеры и пошел прочь. В повисшей тишине леди Бахари услышала, как где-то в камере медленно капает вода. Рита, цепляясь за остатки своего сознания, слышала, как о землю разбиваются капли её собственной крови. Из последних сил он запрокинула голову, чтобы видеть ту, кто с ней говорит. «Ах… Любимый цвет короля, » — пронеслось у Риты в голове. Её затошнило. Ньока Бахари, сорокалетняя дама с первыми признаками старения на лице, в области губ, она стояла в шикарном атласном бордовом платье безобразной длины, и подол в её ногах был подобен луже растекшейся и запекшейся крови. Чёрные волосы были убраны в тугую прическу, ни один волосок не выбивался из неё. На открытой шее висело громоздкое колье, и света факела было достаточно, чтобы оно сияло, как при дневном свете. Белые бархатные перчатки, доходившие до локтей, лоснились и мягко переливались. Рита подумала, что эти перчатки были выбраны неспроста. Тётка была единственной среди её мучителей, кто не замарал своих рук. — Рита… Ты завтра умрешь, поэтому я кое-в-чём тебе признаюсь… Следующие слова Ньоки долетали до пленницы лишь эхом. «Уже завтра, » — пронеслось в её голове. «Завтра я наконец-то умру. Наконец-то. Наконец-то!» — закрутились вихрем радостные мысли. — Какого черта?! — вскрикнула леди Бахари. В голову Риты швырнули увесистый веер. Удар пришелся в левый висок. Из появившейся маленькой ранки показалась кровь. — Какого черта ты улыбаешься, дрянь?! Слушай меня! Я говорю, что это я украла реликвию, я продала её, и никто никогда её не найдет! Посол из Химены! Все твои дрянные слуги, даже твоя паршивая блохастая беременная сука! Все убиты по моему приказу! Из-за меня ты сидишь здесь и умрешь тоже из-за меня! Это мой грандиозный план! И самое главное… Рита больше не улыбалась, у неё перехватило дыхание от услышанного. — Тётя… — Масоандро, твой любимый Андро, — глаза Ньоки победно сверкали, — он знает. Аристократка была так довольна собой и произведенным эффектом, что невольно хихикнула. — Мой Андро. Всё это. Знает, — раздельно повторила она. — Нет, — шепнула Рита. — И ты умрешь, думая лишь об этом, Рита. Леди Бахари наслаждалась необъятным чувством своего превосходства, она злорадствовала. Она бы с удовольствием отмотала время на несколько минут назад, чтобы вновь увидеть беспомощное лицо Риты. Человек, доведенный до полного отчаяния. Если бы у той остались силы, она бы захотела покончить с собой здесь и сейчас. Но это было бы слишком скучно. Завтра эта девчонка окажется на плахе или на виселице, или в пасти охотничьей собаки. Ньока даже не знала, что именно подготовил король в качестве казни. — Ты умрешь, а я стану королевой. На этот раз всё будет правильно, так, как я хочу, — она наконец отпустила прутья решетки, отдалилась, оправила платье и подтянула перчатки. — Быть королевой Химены после своей глупой сестры-шлюхи — не слишком заманчиво выглядит, согласись? Словно донашивать за кем-то старые вещи, обноски… Буквально «старые», ведь твоему отцу на момент нашей с ним свадьбы было, кажется, семьдесят три? — женщина потерла обнаженные предплечья, прогоняя тюремный холод со своей кожи. Рита предпочла бы сейчас потерять сознание, отключиться и не слышать, что говорит её тётка. — Тегемезе Химена сделал меня королевой, за что я ему благодарна. Но больше всего я благодарна за то, что он сдох. Отец Риты мёртв? С тех пор, как она оказалась в Суа, из родной страны не пришло ни единой весточки. Пусть у них с Тегемезе никогда не было тесных отношений, но эта новость стала очередным ударом для неё. В мире остался лишь один кровный родственник — Ньока Химена Бахари. — Но Андро… Это другая история. Он был моим с самого начала. Боже, иногда я вспоминаю, как я скинула этого мальчишку в пруд. А он… обрезал мне мою прекрасную длинную косу, — она томно вздохнула, на мгновение предавшись теплым воспоминаниям. Огонь факела дрогнул: где-то далеко в конце коридора отворилась дверь, и кто-то теперь шёл сюда. — Милая, моя милая глупая племяшка, — оскалилась Ньока, — прощай! Она начала уходить. — Ах, да… Веер можешь оставить себе! — ухмыльнулась она напоследок через плечо.***
Мизинец саднило. Эта боль никак не давала ей отключиться, а в голове путались мысли от только что услышанного. У её ног ползали и пищали крысы. Рита молила, чтобы одна из них была достаточно умна, чтобы залезть повыше и прокусить ей артерию на горле. — Ну же… Сладко-соленая, вкусная… Кто-нибудь из вас точно хочет её попробовать… Ну же? Ну же? — еле шептала она, ощущая, как череда маленьких лапок пробежалась по её ноге. — Всё-таки сошла с ума, — гулко раздалось в тюремном коридоре. Рита испуганно дернулась, подняв лицо. Этот голос она хотела услышать больше всего на свете. Говорившим был её муж, король Суа. — Андро! — Рита, что с тобой стало? — король сморщился в презрении. Она будто ничего не заметила и вместо этого задала вопрос. — Мой король, я слышала ужасную ложь от тёти Ньоки-… Король Суа перебил девушку тяжелым громким вздохом. — Боже, Рита… Я так устал от тебя. Неужели нельзя было покончить со всем этим раньше? Другая бы давно сдалась на твоём месте, но до тебя всё никак не доходило. Тень, которую отбрасывал король, будто начала расти и расползаться по камере и коридору. На стене ярко горел факел, от него словно несло жаром. Пленнице стало душно, опять подступила тошнота. — Как я теперь буду выглядеть в глазах своих подданных? «Король убийца», «Король-дьявол» или какие ещё заголовки будут в газетах после твоей казни? — Мой король.! — пролепетала Рита. — Ничего. Нио меня утешит… Твоя тётя гораздо более искренняя, чем я думал. Это так мило, — он вдруг улыбнулся теплой улыбкой. Он дарил Рите такие же улыбки, стоило им столкнуться во дворце. Он так же улыбался ей на свадьбе. Эту нежность она видела в ночь, когда они скрепили брачные узы. — Нио во всём тебе созналась, верно? И про моё участие тоже? Страстная, вероломная женщина… — Ты не можешь, нет… — Рита замотала головой, не в силах поверить. — Я долго ждал её. Так долго, что боялся, что она разлюбила меня. Потом он вышла за этого старика… Моя бедная, милая Нио, как она натерпелась. Девушка задыхалась от осознания, что её муж, её король, мужчина, которому она отдала тело, душу и сердце, предал её. В ушах зазвенел безумный смех Ньоки вперемешку с её издевками. «Любил?! Ты что совсем дура?!.. Он так сильно любил тебя… Он та-а-ак сильно любил тебя… Масоандро, твой любимый Андро, он знает… Из-за меня… ты сидишь здесь и умрешь… Из-за меня… Мой Андро. Всё это. Знает…» — Молчишь, Рита? — усмехаясь спросил король. Ему понравилось, как легко стало на душе. Приятное ощущение, и Андро давненько его не испытывал. Он решил продолжить. — Возможно, ты меня любила, Рита? С самого первого дня это давило на меня. В нашу первую ночь всё было так отвратительно. Я напился, мне было невыносимо, что в моей постели ты, а не она. Этот проклятый супружеский долг. А ты даже не заметила, что я пьян! Так висла на мне… Боже… Она не смогла выдержать новых унижений. Её возлюбленный стоял здесь, смотрел ей в глаза и разрывал её сердце в уродливые клочья. Рита горько заплакала. В этой камере только она сама могла себя жалеть. Все, кто был ей дорог, умерли. Никто не встанет на её сторону. — Нио не хотела, чтобы я шел к тебе. Сказала, что не вынесет, если я буду утешать тебя. Такая ревнивица, моя будущая жена, — он довольно потер щетинистый подбородок. Как ловко он её уколол! Пленница лишь плакала, что она могла ответить? Что он от неё ждал? — Я не стану тебя утешать, теперь ты понимаешь, почему… Что ж, Рита, увидимся завтра на твоей казни. Кстати, о ней — тебя повесят. Так мы сможем подольше на тебя посмотреть и, — он усмехнулся своей шутке, — проститься, как следует. Это был ещё один способ унизить её. Повесить, как воровку, отребье, и выставить всем напоказ болтающуюся в петле тушку. Но рана, нанесенная ранее, была чересчур велика, и за ней уже не чувствовались новые порезы.***
Ветер сильными порывами гнал облака по небу. Если бы на дворе стояла зима, никто бы не отличил заснеженную землю от белёсых, немного сероватых небес. Откуда-то издалека разносился гул от звона колоколов. На городской площади собрались жители столицы Суа, их разговоры обрывками долетали до помоста. Небольшая деревянная площадка, высотой в метра полтора, возвышалась в центре площади. На помосте была установлена виселица. Сейчас там стояло трое людей: судья, осужденная, ожидающая вынесения приговора, и стражник. — Королева Рита Маиша Суа Химена Бахари, скорбящая дочь, женщина и жена, — раздавался с помоста голос судьи, с ветром облетая площадь, заполненную городской толпой, — вы обвиняетесь в грехах, которые страшно произносить во всеуслышание. Прежде всего, вы обвиняетесь в сговоре с ворами столицы, а также в похищении Священной серебряной короны Первого правителя Суа. На последнем заседании, один из свидетелей опознал вас, вы встретились с ним на черном рынке, пытались продать, — он прокашлялся, — «одну очень ценную вещь, королевскую реликвию, ценность которой может определить только господь». Реликвию до сих пор не удалось обнаружить. Толпа неодобрительно загудела. — В связи с кражей Священной короны вы так же обвиняетесь в государственной измене и оскорблении монарха Сиа и королевской семьи. Улюлюканье усилилось. — На виселицу её! Предательница! Воровка! Изменщица! — Вы обвиняетесь в самом тяжком грехе, который совершили не единожды. По вашему приказу были убиты шестеро слуг из дворца: ваши фрейлины Даму и Асили, ваш повар Куаминика и его жена, кухарка, Кичеко. Двое рыцарей, сэр Заби и сэр Ньекунду. Толпа взорвалась новой волной возмущения. В сторону помоста полетели плевки, тухлые яйца, прохудившаяся обувь: простой люд припас и принес на казнь всё, что не жалко, и спешил поделиться этим с преступницей. — Помимо слуг, по вашему приказу было совершено покушение на посла из страны Химена, который прибыл в нашу страну инкогнито. После неудачного покушения было совершено повторное нападение. Наш гость скончался от полученных ран неделю назад. Толпа взорвалась второй раз. Улюлюкание не прекращалась, люди гудели, словно рой обозленных пчел. Рита, в соответствии с правилами проведения публичной казни, была вымыта и переодета в черную длинную рубаху, доходящую до земли. Девушка стояла на помосте перед табуретом, но едва держалась на ногах. Руки её были связаны за спиной, и один стражник поддерживал её за локоть. Прямо перед осунувшимся лицом висела петля, которую вскоре затянут на тонкой шее. — Вы лишаетесь титула, фамилии мужа и фамилии отца. Рита Маиша Бахари, за ваши преступления королевский суд приговаривает вас к смертной казни через повешение. Казнь не будет отложена, но приведена в исполнение сейчас. Позволим господу решать, что будет с вашей грешной душой. Пусть мать сбережет вас на переправе… — Судья посмотрел куда-то в сторону. Справа от помоста стоял один из верховных священников. Судя по ярко синей рясе, расшитой серебром, этот священник прибыл из отделенного храма, стоящего высоко в горах. Судья поспешил спуститься с помоста, а священнослужитель поторопился занять место судьи. Пожилой мужчина в рясе, лысый и с сединой в густых бровях, подошел вплотную к девушке. — Иронично, — сказал он. Рита подняла на него взгляд. — Рита Маиша Бахари, если не ошибаюсь, «майша», на основном хименском наречии, означает «жизнь»? Это, действительно, было иронично и до ужаса смешно. Рита рассмеялась, тихо и хрипло, но искренне. Её чистая улыбка тронула сердце старика. — «Бахари майша», — прохрипела она. — У фамилии тоже есть значение? — удивился верховный священник. — Есть. У каждой фамилии в Химене есть. — Бахари майша, — повторил он. — Что же она значит? Девушка промолчала в ответ. — Рита, хочешь ли ты исповедаться прежде, чем тебя убьют? Она напряженно посмотрела на старика. — «Убьют»? Меня казнят. Если церковь думает иначе, то должна была предложить искупление. — Именно это церковь хотела предложить, но шанс никак не выпадал. Теперь же он единственный и последний. Рита, мы… — Святой отец, — громко обратилась она так, чтобы её слышал не только старик. Священник побледнел. В глазах бывшей королевы читалась решимость. — Я отказываюсь от исповеди и отказываюсь от права на искупление. Толпа притихла. Король Масоандро Суа Второй, сидящий на соседнем помосте, можно сказать, в первых рядах на этом представлении, вцепился в подлокотники своего кресла. Ньока Бахари, сидевшая подле него, вскочила, сжав кулаки. — Надо же, эта церковная шавка всё же посмела предложить ей искупление, — пробормотал король. — Нио, сядь. Леди Бахари закусила губу, но послушно опустилась в свое кресло. Верховный священник нахмурился и отвёл взгляд от Риты. — В таком случае, в моих услугах боле нет нужды, — вздохнул он. — Прощайте, королева, — он сделал неглубокий поклон, приложив ладонь к своей груди. Этого поклона удостаивались только высочайшие священные чины, ибо в нём заключались три благодати: уважение, любовь и доверие. В этот роковой час у Риты появился тот, кто поддерживал её. — Святой отец, постойте! — окликнула его девушка, тот обернулся. — Спасибо за этот шанс! Жаль, что он не появился раньше, — горько улыбалась она. — Сейчас я просто хочу, чтобы всё закончилось! Сильный порыв ветра сдул со многих неосторожных зевак шляпы, и он же заодно приподнял подол черной рубахи Риты. Взгляду священнослужителя на несколько секунд открылись ноги девушки: местами желтые, местами синие и зеленые — сплошь покрытые гематомами, а в области щиколотки — иссиня-черные и, не смотря на проведенное омовение, со свежей выступившей кровью. На босых ступнях не было ногтей. Ни одного. Старик покачнулся на месте. — Что же это… Какая жестокость… В этот момент на помост опять взошел судья и скомандовал стражнику, который поддерживал Риту, проводить святого отца. — Итак, время пришло, — констатировал судья и позвал: — Палач! Кит, облаченный в праздничный, если можно было его так назвать, полосатый красно-желтый колпак с прорезями для глаз, запрыгнул на «сцену». Он энергично подошел к осужденной, уставив руки в бока, будто это был какой-то спектакль. — Сегодня я без инструмента, миледи, — в шутку извинился он, шепча Рите на ухо. — Хотя… Один инструмент всё же при мне, — он одёрнул штаны в области паха. — Ваш любимый. Рита боялась моргнуть, так как знала, что может пронестись перед её глазами — не это она хотела видеть перед смертью. — Давай, — нервно сглотнула она. Он хмыкнул. Кит развернулся к зрителям, наигранно поклонился толпе, затем королю и своей немолодой госпоже из семьи Бахари. Потом он повернулся к осужденной, легко и точно набросил петлю ей на шею, заботливо поправил её чистые волосы глубоко синего цвета. Он ласково потрепал её по щеке. — Мне с тобой было хорошо, королева. Зря твой муженёк от тебя отказался, — широко улыбнулся палач. Сильный холодный ветер дул прямо в лицо. Она по-прежнему старалась держаться. Глаза её замылились от слёз, и в конце концов, их скопилось так много, что они просто начали сбегать по её бледным щекам. Мужик хмыкнул. Затем он помог приговоренной забраться на табурет. Теперь оба ждали команды от короля.Масоандро поднял ладонь.
Палач опёрся на рычаг.
Королевская длань сжалась в кулак.
Под ногами Риты раздался скрип и грохот, и разверзлась черная дыра, ведущая в небытие…
***