Открыв глаза, Ода увидел вокруг себя лишь покрытое мраком пространство. На мгновение ему показалось, что всё-таки ему удалось остаться в живых, однако сквозная рана в груди давала понять, что это не так. Сакуноске понял, что мёртв по двум причинам: во-первых, его раны на теле вообще не болели, а во-вторых, они исчезли вовсе, кроме той, что повлекла за собой его гибель. Честно говоря, парень никогда не представлял себе загробный мир, но как ему сначала показалось, тут не так уж и плохо. Как бы ему не нравилось это место, вряд ли получится уйти отсюда в другое, где «будет получше».
Первым делом он попробовал встать на ноги, и у него это без труда получилось. Дальше нужно было идти. Неважно куда — просто двигаться вперёд. Все потому что так Одасаку подсказывало его нутро, очутившееся в тёмной дымке на границе миров. Если идти прямо, то что-то должно обязательно измениться. Он так и поступил. Сделав пару шагов, Ода увидел белый свет в конце тоннеля… Или, скорее, силуэт. По мере приближения в нем можно было распознать человека. Серебряные волосы, красные глаза и спокойное, с едва заметной улыбкой, лицо. Парень распознал в нём своего противника Андре Жида. — Рад встрече, Сакуноске. С моей стороны было бы невежливо уйти одному, поэтому мне не составило труда немного подождать тебя здесь. Пора идти… — закончил свою речь мужчина и протянул ему свою ладонь. Ода не спешил сразу подавать ему руку, а решил побольше узнать об этом месте — Жид всё равно немного дольше находится здесь. — Что будет ждать нас дальше? Как и где закончится наш путь? — Я не могу точно ответить на твой вопрос, но теперь я точно обрету долгожданный покой благодаря тебе. Спасибо за поединок, Сакуноске… И да, я видел всё, пока ждал тебя. Это и был твой друг, о котором ты мне говорил во время нашего сражения? Надеюсь, ты успел сказать ему всё, что хотел? Парень всё же взял Андре за руку и потянул его на себя, вынуждая сесть на пол. Всё же им было о чем поговорить, поэтому более-менее удобно устроившись, Одасаку ответил на вопрос: — Да, успел. Теперь моя душа может быть спокойной. Свою часть я выполнил, а дальше всё в руках Дазая. Надеюсь, он прислушается к моим словам и сделает правильный выбор. Нет, я почти уверен в этом… На секунду парень замолчал. Слова репейником держались на кончике языка и никак не могли сорваться с него, но всё же он решился рассказать Жиду причину его напряжения, поскольку терять было уже нечего. — Знаешь, а я ведь тоже не жалею, что оказался здесь. Здесь так спокойно и мне… тоже необходим был отдых от жизни. Только теперь я начинаю осознавать, что даже исполнив мечту и став писателем я не получил бы долгожданного спокойствия души, ведь гора трупов за моей спиной никуда не исчезла. Она бы терзала душу каждый раз, когда я пишу. Нужно было изначально жить без совершения убийств, но в моём случае это было невозможно. Такова уж моя судьба, и… я рад, что встретил тебя, Жид. — Взаимно, Сакуноске, но нам уже пора. Оставаться на месте — не лучшая идея. Нужно продолжать идти вперёд, чтобы мы смогли найти наше вечное спокойствие. Ода и его бывший враг поднялись с пола и в этот момент парень сорвал резинку с длинных волос Андре, которые сразу же под своей тяжестью устремились назад. Некоторые пряди так и остались лежать на плече, а другие же, коих оказалось больше, оказались за плечом и в спущенном капюшоне. — Я уверен, что тебе лучше с распущенными. Определи все волосы назад и до конца расправь их. Пускай обрамляют плечи. — Правда? Никогда не задумывался о таком. Мне всегда было всё равно насчёт того, в каком виде были мои волосы, главное, чтобы не мешали и меньше пачкались. Значит, теперь пришло время серьёзнее относиться к своему внешнему виду! Жид ответил ему с явным одобрением внимательности и решил сделать так, как велел ему Одасаку: он перебросил все свои вихры назад и распределил их по плечам, стараясь уложить пряди руками. — Так лучше? — Спросил бывший лидер Мимика, полностью доверяя вкусу недавно покинувшего мир гангстера. — Намного, — согласился молодой мужчина и не стал отказывать себе в удовольствии сжать рукой эти непослушные прямые белые локоны. Они оказались жёсткими и сухими, немного не такими, как он представлял, поэтому он опустил их, как только посмотрел в едва сверкнувшие недовольством глаза Жида. — Мы стали очень похожи, Ода. Только сейчас ты в полной мере начинаешь это осознавать, а я хочу сказать тебе одну вещь: ты чертовски привлекательный, Сакуноске. Губы, волосы, глаза и кожа — всё великолепно по-своему. И впрочем, я говорю не только про внешность, но и про всё остальное. Никогда прежде я не встречал таких удивительных одаренных, потому что ты — моя Сингулярность, Сакуноске. Ближе тебя у меня никого нет, и другого я бы никогда не смог найти. Одасаку совсем не удивили эти слова, да и не было в них ничего из ряда вон выходящего, и раз похвалили его внешность, то он тоже не откажется превознести чужую, учитывая, что оценить явно было что. Андре и впрямь был довольно красивым человеком. — Ты тоже внешне неплох, Жид, и если тебе надеть дорогой костюм, а в руку взять бокал с вином, то тебя вполне можно будет спутать со знаменитым актёром. Так я размышлял ещё при жизни, поэтому тоже решил выложить свою незатейливую мысль перед заключением всего. — Актёром, говоришь...? — Андре усмехнулся, а затем отвёл взгляд от собеседника. — Совсем не пустые слова, Сакуноске. Да, Мимик был на самом деле ещё той «труппой», выступавшей по всему миру, а в качестве гонорара желавшей только смерти. Сам я тоже блестяще исполнял все посланные мне судьбой роли: роль своего военного противника, роль наёмника и роль твоего проводника до мира отпущенных душ. Я знаю, что никогда не смогу получить прощение за своё последнее выступление, но всё же надеюсь, что ты сможешь для начала принять мои, полные сожаления, слова. — Ещё тогда принял, Андре, но на остальное нужно время… — Одасаку лишь тяжело вздохнул. — У нас с тобой его будет много. — Андре несильно сжал его руку. — Идём вместе, Сакуноске, нас уже заждались. Мы больше не должны находиться здесь. — Я понимаю, но прежде хочу тебя кое о чём попросить: ты не мог бы сыграть для меня ещё одну роль? Лицо лидера Мимика сразу же затянула пелена любопытства, а в глазах, словно под музыку, заплясали дьявольские огоньки. Мужчина будто знал о последующих словах оппонента, но даже дар предвидения, который ещё не отняла эта смертельная воронка, не позволял быть уверенным в их произношении Одой наверняка. Имитатор анализирует в течение секунды свои догадки, а затем задаёт самый нужный в этот момент вопрос: — О какой моей роли ты сейчас говоришь, Сакуноске? Что я должен выполнить напоследок для тебя? Ответ оказался чертовски прост. — Что посчитаешь нужным, Жид. Всё, что было вне твоих возможностей до смерти, сейчас будь добр выполнить в полном объеме. Только не разочаруй меня и в этот раз. Сейчас я в твоём распоряжении. А дальше всё без слов: француз грязно поцеловал своего убийцу, держа рукой за шею. Одасаку ответил ему сразу же, желая не мелочиться и отбросить свою скромность. Мёртвому плевать на то, как отросшие и весьма острые ногти царапали некогда живую плоть. Ода не позволял чужому языку проникнуть в рот, нет, он играл с ним снаружи. Парень соприкасался своим языком с шершавой поверхностью подлого и лживого языка команданте Имитаторов, танцуя с ним дикое танго. Вся грязь, похоть и страсть схожести выражалась в поведении двух силуэтов во тьме. Руки гангстера в волосах Андре хотели их сжать сильнее, а также резко вырвать несколько жёстких неукротимых прядей на память. Ещё одна справедливая месть самому близкому***
Одасаку хотел бы каким-то образом поведать Дазаю, что будет, когда заканчивается время, но, к сожалению, он ничего не смог понять и для себя. Видимо, они с Андре были средним классом, чтобы ничего не увидеть в конце. Ставшие на путь исправления не попадают в лучший мир, они возвращаются в наш в виде новых людей с новой историей и с отголосками старых ожиданий от жизни. Оды Сакуноске и Андре Жида больше не существовало, они остались только в памяти тех немногих им знакомых людей. Все их грехи тоже исчезли и растворились во мраке проводного коридора. Скорее, только этого они не ожидали после смерти. Время стремительно бежало, тянуло скорее распахнуть глаза, но ничего нового не ощутить, кроме так знакомого тусклого света, чистого разума и белой больничной палаты.