***
Они практически не разговаривают. Могут бросить друг другу пару слов. Тоджи скучно. Для наёмника его уровня здесь чересчур безопасно, и от дурости начинают чесаться руки. Он начинает читать книжки, которые находит в старом стеллаже. Попадается какая-то романтика. Слишком высокопарно для Тоджи, но хорошо заходит как своеобразная комедия. Джин занимается всё тем же — планомерно разбирает бумаги и что-то пишет. Иногда он звонит кому-то и очень интеллигентно общается. Пару раз за день он выходит к торговым автоматами внизу и Тоджи безмолвной тенью следует за ним. Фушигуро кажется, что он запомнил уже практически все привычки очкастого. — Пошли покурим, — и лёгкий хлопок по плечу. Тоджи чувствует, как холодок пробегает по спине. Это было неожиданно. Но он встаёт, кидает книгу на столик и следует за Джином. Они поднимаются на крышу. И приходится сощуриться. Солнце яркое и уже по-летнему тёплое, пусть ветер и остаётся прохладным. Джин потягивается и встаёт, опираясь о перила, прикуривает полностью белые сигареты, мажет взглядом по вставшему рядом Тоджи. — Поделиться? — и салютует пачкой. — Или у тебя свои? — Свои, — лаконично отвечает Фушигуро, доставая портсигар. Джин следит за ним с улыбкой. Курят они молча. Вокруг гудит улица, отдалённая часть города. Под их ногами разворачивается напряжение рабочего дня. Джин стряхивает пепел в картонный стаканчик, который появился в его руках чуть ли не из воздуха. Тоджи привычно мудацки не заморачивается и позволяет пеплу слетать на бетон крыши. — Итак, — говорит очкастый после того, как Фушигуро тушит бычок о перила и отправляет его в чужой стаканчик. Фушигуро не сильно нравится этот счастливый тон. — Что Годжо рассказал обо мне? Тоджи хмыкает. — Ничего конкретного. Только имя и намёк, что твою голову продали. Джин улыбается, и это по-странному располагает. Люди, которых веселит возможность собственной смерти, притягивают. — Но ты же наёмник, Тоджи? — вопрос риторический. Они встречаются взглядами. — Я знаю — у тебя большой опыт. Что успел рассмотреть? Как думаешь, кто я? При свете солнца глаза у Джина кажутся золотыми и блестящими. Как бриллианты под стеклом в ювелирном. Сегодня он непривычно разговорчив. И Тоджи почему-то нравится этот разговор. Словно его проверяют на профпригодность, но делают это мягко и изящно, разрешая поумничать и повыпендриваться. — Для Сатору ты занимаешься каким-то отмывательством налогов, если по тем бумажкам смотреть. Хотя ты говоришь так, будто дохуя обо всех знаешь и о самом Сатору тоже. И тебя заказали, — очкастый слушает внимательно, оценивая каждое слово. Тоджи ловит мелькнувшее спокойствие в выражении лица. Это вызывает ощущение холодка. — Я охраняю информатора? Джин улыбается и прикуривает ещё одну сигарету. — Неплохо. Я и не сомневался, — от его слов становится приятно. Тоджи давно не хвалили чем-то кроме денег. И в голове всплывает закономерный вопрос. Информаторы всегда интересны — особенно если знают что-то о тебе. — А ты? Расскажешь обо мне? — Фушигуро расстёгивает пиджак — жарко — и облокачивается о перила. Взгляд Джина задерживается на кобуре. Блять, это выглядит двусмысленно. — Я тебе не угрожаю. — Знаю, — он кивает и затягивается, отводя взгляд от пистолета. — Я могу рассказать что-то о твоей профессии, но, кажется, это слишком очевидно, — Тоджи одобрительно хмыкает. — У тебя есть сын, ему вроде семнадцать. Под твоей татуировкой скрыт шрам от кислоты. Пока что всё. Джин ухмыляется и стряхивает пепел в стаканчик. — Да, — Тоджи выдыхает, и внутри скребётся что-то тревожное. За Мегуми в первую очередь. Он скрывал сына любыми способами и никогда не втягивал его в дела и работу. О нём знали только избранные люди. И, видимо, ебучие информаторы. — Я давно об этом знаю. И от меня это не ушло дальше, — мягко говорит Джин. — Успокоил. Разговор заминается. И становится нервно. Фушигуро напряжно стоять рядом с человеком, который знает о нём слишком много. Про кислоту тоже мало кто мог трепаться. Да, это было давно. Но Тоджи не хотелось, чтобы кто-то помнил эту часть его жизни. Джин докуривает и идёт к выходу с крыши. Безмолвная тень надзирателя всё ещё следует за ним.***
Первый разговор оставляет после себя колкий осадок. Но теперь они иногда выходят покурить и общаются больше, чем парой дежурных слов. Очкастый оказывается в разговорах таким же интеллигентом, каким и выглядит. Рядом с ним Тоджи начинает себя чувствовать дико неотёсанным. Иногда, стоит им подняться на крышу, ощущение, что он тюремщик, пропадает. Границы порядочности как-то смываются. И собственная грубость уже не кажется такой выбивающейся, когда Джин, расслабившись, начинает ужасно и цинично шутить. Тоджи это даже нравится. Его контракт мог растянуться на длительное время, а Джин был достаточно приятным и полезным, чтобы иметь с ним связи. Фушигуро раньше обходил информаторов стороной. Но, кажется, это было раньше.***
— Приедем — я посмотрю, — говорит Джин, бросая взгляд в его сторону. И Тоджи резко прекращает теребить предплечье. — Если позволишь, конечно, — добавляет очкастый и ободряюще улыбается. Тоджи неопределённо хмыкает. Синяк на скуле отзывается лёгкой болью. Солнце на глянцевом небе яркое и весеннее. Они в молчании идут к машине от здания банка. Джин просит ключи, говорит, что поведёт сам, отдельно просит пристегнуться. Доезжают до конторы за рекордное время, и Тоджи чувствует себя чересчур нервным под конец пути — Джин ужасно лихачит, выжимая из седана все возможные скорости. Водит он прекрасно, но Тоджи за руль его больше не посадит. Слишком тревожная выходит поездочка. Джин хихикает, смотря на Фушигуро, и кидает ему ключи. — Зато быстро, — весело говорит он, пока они идут через парковку. — И тошнотворно, — парирует Тоджи, получая в ответ смешок. — Ты будто всю жизнь на спорткарах катался. — Вряд ли это мне в минус, — бросает Джин и открывает дверь в здание. Девушка на ресепшене ему приветливо улыбается и здоровается. Тоджи получает лёгкий кивок. Местные с первого этажа его побаиваются, а со второго — уважают. Это контора для отмытия денег и налогов. Но простым работникам страхового агенства этого знать не нужно. Тоджи иногда думает, что ему стоит поменьше светить тату, чтобы его так не шугались. Он и так выглядит недружелюбно. Благо, есть Джин. Он сглаживает шероховатости своей манерой держаться. Джин нравится всем и везде. Это уже становится привычным. И вместе с этим Тоджи веселят сплетни, которые ходят о его очкастом. Они разные от "знаешь, он переспал с половиной всех сотрудниц" до "друг брата моего парня говорил мне, что он повязан с якудза и владеет подпольным борделем". Иногда проскакивало что-то совсем безобидное. Джина это вроде забавляло. Хотя Тоджи замечает, как он неодобрительно хмурится, когда слышит что-то больно безумное. Очкастый обменивается парой слов с парнем на втором этаже и идёт вглубь здания. Фушигуро, привычно и не задумываясь, следует за ним. В кабинете душновато и жарко — приходится открыть окна нараспашку. Тоджи разваливается на диване, укладывая предплечье на спинку, слушая, как Джин шуршит чем-то на столе. — Так я посмотрю? — он возникает перед Фушигуро с аптечкой в руках. Они встречаются взглядами. — Ты же понимаешь, что отмазка про татуировки не сработает со мной? Тем более, мой надзиратель должен быть в форме. Тоджи молчит и раздражённо дёргает уголком губ. Гордая часть характера не позволяет принимать помощь и приказывает терпеть до победного. Джин смотрит в ответ, и в его глазах мелькает разочарование. Но оно слишком быстро меняется на хитринку. — Давай, не ломайся как девица нежная, — Джин хлопает его по бедру и бесцеремонно садится рядом. — Закатывай рукава, дурачьё. Это ужасно нагло, но Тоджи слушается и обнажает повреждённое предплечье. — Что это было? — спрашивает Джин, размотав бинты. И тут же отвечает сам себе: — Выглядит как пулевое. Откуда? — Из винтовки. Вскользь. Очкастый явно не идиот, и дальше расспрашивать не пытается — молча обрабатывает. Касания у него нежные и практически не чувствуется. Тоджи прикрывает глаза и даже немного наслаждается. Странное забытое ощущение безопасности проходится по телу. И в сознании не верещит сирена, что нужно осмотреть помещение, и сидеть спиной к стене, и лучше бы проверить ствол и его магазин. Джин обматывает предплечье бинтами, мягко и уверенно держит за руку и вертит, как ему удобно. Напоследок легко проводит по повязке и прерывает контакт, достигнув тыльной стороны ладони. После его пальцев остаётся щекочущее ощущение. Тоджи хмыкает. — А ты хорош. — Большой опыт, — он пожимает плечами. Джин поливает руки спиртом. От запаха хочется поморщится. И со звонким щелчком открывает какой-то тюбик — Льда, к сожалению, я тут не найду, но давай хоть намажу этот ужас. Так пройдёт быстрее, — предлагает он и Тоджи не успевает возразить. Его осторожно берут за челюсть и разворачивают подбитой скулой. Синяк там наверняка красивый и ярко-фиолетовый. — Терпи. И Джин осторожно касается пальцами щеки, нанося мазь. Вопреки ожиданиям, она тёплая и терпеть приходится чисто символично. Движения лёгкие и практически не приносят боли. Они встречаются взглядами. — У тебя хорошие кости. — говорит Джин и проводит под глазом Тоджи, нанося мазь и туда. — Учитывая, что они не сломались. Хотя если бы ударили выше — повредили бы глазницу. — Благодари за это идиота, который бил меня прикладом, — Тоджи фыркает. Джин выглядит слегка обеспокоенно. — Больше не позволяй бить себя прикладом. — очкастый перехватывает его за подбородок и смотрит сверху-вниз, едва не касаясь левого уголка губ. Тоджи по привычке хватает его руку. Запястье хорошо ложится в ладонь. На краю сознания бесится тревожность. Её раздражает, когда смотрят сверху. Она верещит, что это опасно. Тоджи сжимает руку сильнее. Джин не дёргается и не пытается освободиться. Только смотрит, пытливо и ясно. И инстинкты, выкованные годами, судорожно твердят, что смерть рядом. Что нужно бить или бежать. И Джин прекращает касание. Ну, только пытается. Тоджи роняет его на диван, прижимая грудью к обивке, заводя руку за спину. Предплечье вспыхивает болью от резких движений. Фушигуро чувствует, как Джин тут же расслабляется в его хватке. От удара у него съехали очки и растрепались волосы. Он быстро бросает взгляд через плечо. — Отпусти. Я больше не буду трогать твой шрам, — голос у него тихий и спокойный. Фушигуро разжимает руку и встаёт с дивана, отворачиваясь. В голове всё ещё ведётся что-то тревожное, на уровне первобытного ощущения. Джин за его спиной шуршит одеждой, садится и шумно выдыхает. Тоджи не сильно стыдно, но собственная реакция даже пугает. — Я покурить, — звучит сипло и выглядит как побег. Очкастый кивает и разминает руку. Фушигуро уходит из кабинета и уже привычно идёт на крышу, по дороге доставая сигареты и зажигалку. Прикуривает, стоит захлопнуть за собой дверь. Ему нельзя отходить от Джина. Его ебучая работа — стеречь этого засранца. И тем более не прижимать его к дивану, не контролируя силу. Годжо не пожалеет добрых слов за такие поступки. Годжо платит за охрану. Тоджи грубо затягивается и облокачивается на стену. Бетон под спиной оказывается холодным. Становится спокойно. Инстинкт и чуйка на опасность блаженно затихают. Тоджи доверяет им. Они выковались в работе и подсказали много раз. Сегодня похоже на беспричинную истерику. Как ложно сработавшая ебучая сигнализация. Тоджи побаивается за свои нервы. Дверь на крышу открывается, и рядом появляется Джин. Привычно доброжелательный с этой аурой святого и благосклонного. Сейчас это слегка подбешивает. Он кидает Тоджи баночку с холодным кофе и встаёт недалеко, тоже облокачиваясь о стену. В его руках весёленькая бутылка чая. На упаковке изображена анимешная девица. Кофе и курево представляются адской смесью. Джин отпивает свой чай. — В следующий раз сними с меня очки. Не хочу их ломать — недёшевые всё-таки, — говорит он пространно. Тоджи удивляет, насколько он спокоен. А потом в мозгу что-то щёлкает и состыковывается. Этот человек улыбался, слушая про контракт на свою голову. — Ты не переживай сильно. Такое много с кем случается из нашего круга. Годжо тоже пару раз меня укладывал по привычке, — Джин делает непонятный жест рукой и снова отпивает чай. Тоджи курит. — Сильно больно? — собственный голос тихий, а вопрос словно стыдливый. — Нет, но хватка у тебя крепкая, — Джин салютует ему бутылкой. — Это комплимент? — На твоё усмотрение. Но от меня — это комплимент. — Джин встаёт ближе и улыбается. Словно проверяет границы. В его глазах мелькает россыпь искорок. — Если захочешь прижать меня к дивану снова — попроси разрешения. Тоджи чувствует дикую смесь шока и восторга. — Ты флиртуешь? — Мне нравится, что ты это уточняешь. — Джин тихо смеётся и прячет улыбку, отпивая чай.***
— Ну, как? Терпишь его? — Годжо хихикает и звонко чокается своим коктейлем о виски Тоджи. Сладкая молочная жижа чуть не переливается в стакан с алкоголем. Фушигуро посылает ему гневный взгляд и спрашивает: — Кого конкретно? — Да врача этого. Он же жуткий. — и добавляет, словно это много меняет: — Даже для меня. — Кого? — тупо переспрашивает Тоджи. — Джина. Давай, не тупи. Или ты совсем забыл, для чего тебя наняли? — Годжо показушно закатывает глаза и присасывается к ярко-розовой трубочке, бесяче шумно втягивая коктейль. "Врача", — слова мягко отдаются в голове. Тоджи легко вспоминает улыбающееся лицо Джина. Это кажется странным, но достаточно подходящим. — Ты не говорил, что он врач. — Да? Забыл значит. Это всё равно не важно. — Сатору пожимает плечами и тыкает вилкой в чизкейк. Годжо нежно врёт и дурачится, полностью понимая, что делает. Фушигуро бесит, когда его держат за дебила. — Не думаешь, что такие цены за голову просто врача слегка чересчур? — Тоджи выгибает бровь и ловит взгляд Годжо. Темнеющий и серьёзный, взгляд криминала с тортиком на вилке. — Я не говорил, что он "просто врач". — Сатору укладывает голову на тыльную сторону ладони. Он смотрит в глаза. Радужка у него до жуткого яркая и это завораживает. — Спроси у него об этом и посмотри, что он ответит. Спроси, что лежит в тех документах. Годжо принимается есть чизкейк, больше не уточняя ни про самого Джина, ни про загадочные документы. В памяти всплывают уверенные руки Джина, обрабатывающие предплечье и осторожные прикосновения к скуле. То, как ощущалось его тело прижатое к дивану, каким расслабленным оно было. И яркий взгляд через плечо. Тоджи сжимает ладонь и опрокидывает в себя остаток виски.***
Тоджи бесят навязчивые мысли. Тоджи бесит ебучая проницательность Джина, который бросает на него короткие внимательные взгляды. И ничего не делает. Этот день раздражает. Сидеть с ним в одной комнате сложно и ещё немного и станет невыносимо. В голове перебираются общие моменты. С его твёрдыми руками и циничными шутками. Тоджи бесит, что он решил не задумываться после полученного ответа. Амплуа информатора хорошо легло на очкастого и не вызвало сомнений. Теперь везде виделась ложь. Тоджи кажется, что он излишне параноит. Джин собирает бумаги и складывает их аккуратной стопочкой, постукивая о стол, скрепляет и убирает в папку, щёлкнув креплениями. Монотонная работа. Он занимает этим практически весь день, а Тоджи смотрит на него. — Как прошли посиделки с Годжо? — спрашивает Джин, поднимаясь из-за стола. Он звучит непринуждённо, как обычно. Тоджи фыркает и наблюдает за ним — насколько мягко выглядят его движения, когда он облокачивается бёдрами о столешницу, насколько он размеренный и даже равнодушный, хотя они оба ощущают напряжение. На ладонях вспыхивает фантомное прикосновение к запястьям и спине. И яркий взгляд через плечо. Фушигуро кривится. — Как обычно. — говорит он. — Я вижу, — мягко отвечает Джин. — И не огрызайся на меня. Я не виноват в твоём плохом настроении. "Виноват!" — взрывается в голове Тоджи. Его спокойная поза дико выводит. Внутри что-то вспыхивает, глядя на его непоколебимость. — Не указывай мне. У Джина слегка дёргаются брови и он отстраняется от стола. Тоджи тоже встаёт, вторя его движениям. Расстояние в полтора метра ограничивает манёвры. — Хорошо. Но мне не нравится, когда на меня огрызаются, до этого пялясь весь день так, словно я заслуживаю расправы. — он хмурится и взмахивает рукой. — Есть что сказать — говори. Тоджи делает шаг вперёд и на грани ума снова начинает верещать сирена. Джин слегка поддаётся вперёд. В пасмурном свете его взгляд безумно чёткий. — Что сказал тебе Годжо? — каждое слово чеканное и твёрдое. Тоджи странно от этого вопроса. Словно Сатору знает что-то страшное об очкастом, значительно пострашнее, чем рассказал на пьянке. Фушигуро скалится. И по-садистки молчит, смотрит на лицо напротив, ищет нужный отклик. Джин вдыхает. От напряжения остаются только сведённые брови. — Отвечай. Не хочу угрожать тому, кто мне симпатизирует. Горло царапает смехом. Рывок вперёд привычный и резкий. Тоджи прижимает Джина обратно к столешнице, руша личное пространство, соприкасаясь с ним бёдрами. Так близко, что разница в росте становится заметной. — Тебе нечем угрожать мне. Я сильнее! Джин отклоняется, избегая контакта. Поза у него неудобная. Тоджи опирается руками по бокам от него. Внутри разливается странное чувство контроля. — Не забывайся. — Джин дёргает его за ворот кофты на себя. В голосе нет и намёка на знакомую мягкость. — Я много о тебе знаю, Зенин. Тоджи скалится. Упоминание бывшей фамилии раздражает. Джин ослабляет хватку, не убирая руку. — То, что ты дохуя знаешь, мне погоды не делает. Я могу убить тебя прямо сейчас. Единственное, что меня останавливает — Сатору платит мне больше, чем берут за твою голову. Тоджи чувствует, как в его грудь упирается предплечье, как соприкасаются их бёдра. И это тепло. Тоджи блефует. Он не сможет поднять руку на своего очкастого. Этот человек слишком завораживает. Джин смотрит на него жадно и внимательно. Тоджи не меняется в лице. И видит, как губы напротив складываются в одно слово: — Давай. Ловкие руки легко выхватывают его пистолет из-за пояса брюк. Фушигуро реагирует быстрее, чем отслеживает движение, выбивая ствол, придавливая запястья очкастого к столу. Грохот упавшего оружия раскатывается в тишине. Тоджи слышит их синхронное дыхание. У Джина мелькает во взгляде что-то безумное. Фушигуро опускает глаза на его губы. На вид чертовски мягкие. — Завёлся? — короткий вопрос, чувство непрерывного внимания. Тепло тела напротив греет сомкнутые бёдра. И Тоджи накрывает рот Джина своим, задевая очки носом, сжимая его волосы на затылке. Тоджи целует бешено и агрессивно, не давая передышки, сминая упругие губы, проходясь языком по нёбу, чувствуя лёгкие попытки ответить и поспеть. Он грубо запрокидывает его голову, кусает под челюстью ровно над кадыком, слушая дыхание над ухом. И снова целует, припечатывая к себе, укладывая руку на поясницу, продолжая вульгарно вылизывать Джину рот, ликуя, когда он подстраивается и отвечает. Эйфория гонит по венам что-то расскалённое. Они непрофессионально сталкиваются зубами. И отстраняются, оба сглатывая вязкую слюну. Тоджи шумно дышит и смотрит на губы Джина, яркие и влажные. В голове не остаётся ни одной цивильной мысли. Там что-то возбуждённо мечется из угла в угол, уговаривает испытать границы дозволенного, проверить можно ли целовать в разы сильнее и надеяться на взаимный ответ. Тоджи бесит это желание. Оно его губит. Тёмное и липкое на окраинах сознания подталкивает вперёд. Тоджи коротко двигает бёдрами, сжимает волосы на затылке Джина, жадно смотрит, как он морщится и выгибает брови. Он меняет их местами, не разжимая хватки, дополнительно укладывая ладонь на его поясницу. Фушигуро облокачивается о столешницу. Во взгляде Джина бушует что-то безумное, завлекающее и дикое. Он касается пальцами тоджиного бедра. От этого места расходится дрожь, оседая теплом рёбрами и греет, сжимая сердце. Тоджи гладит его по затылку, перехватывает пряди светлых волос. Джин щурится, и от уголков глаз расходятся трещинки морщинок. — Мне попросить блядского разрешения? — Фушигуро выдыхает ему в губы. В ебучие яркие, влажные и упругие губы, которые хочется сожрать. Джин складывает свои губы в улыбку. И в мозгу тут же что-то взрывается: заходится, просит неведомо чего. — Мило, что ты это запомнил. — он клонит голову к плечу. — А часть про очки? — Ах, очки. — Тоджи закатывает глаза и звучит раздражённо. Лицо само собой кривится. — Потерпи, ягодка, всё будет. А потом он потянул его вниз за волосы, чувствуя, как прикосновение ладони Джина плавно стекает по бедру, куда-то к колену. Его ягодка кривит губы от неудобно запрокинутой головы и держит глаза прикрытыми, когда опускается на колени. Внутри начинает копошится смесь пьянящего возбуждения и нервозности. Тоджи расслабляет руку, ловит короткий взгляд. Жадность и что-то дикое. Джин резко дёргает его за ремень, движение быстрое и, внезапно, очень сильное. Фушигуро съезжает со столешницы, слышит, как громко звякает пряжка. Осознание накатывает вместе с этим звуком. Ему сейчас отсосут в задрипанном кабинете. Он иначе представлял начало их отношений. С чуть большей романтикой что ли. Джин возвращает его в реальность, беря за запястье и укладывая ладонь на затылок как на законное место. — Дави, если хочешь. "Хочу", — вспыхивает в голове Тоджи. Джин смотрит за реакцией, в лице у него мелькает что-то жёсткое и тут же исчезает. Он сжимает член в пальцах, сминая одежду. Тоджи шумно выдыхает сквозь зубы и несдержанно толкается бёдрами, чувствует успокаивающее поглаживание по ноге. — Учту. — в голосе проскакивает что-то рокочущее и тяжёлое. И Джин снова сжимает пальцы, легко двигает вверх-вниз, смещая ткань. Ещё один шумный выдох. Тоджи смотрит на его лицо и видит жадное наслаждение. Это даже немного завораживает. Но возбуждение застилает всё перед глазами, практически болезненно скапливается в промежности. Джин сто процентов чувствует это. И снова делает что-то рукой — касается пальцами головки через нижнее бельё, обозначая прикосновение. Это бесит. На грани сознания скребётся мысль, что Тоджи не заметил, когда брюки окончательно расстегнули и приспустили. Это не бесит, но напрягает. Джин ведёт другой ладонью по бедру, переходя на талию, гладит обнажённую часть, находит тазовые косточки. От его пальцев расходятся волны мелкой дрожи. Джин на него не смотрит — рассматривает открытую кожу. Тоджи стискивает в руке волосы у него на затылке, тянет вниз, выдыхает: — Блять, — голос хрипит. — Прекращай издеваться. Иначе я сейчас сам твой рот на хуй натяну. Джин на грубость только улыбается, чересчур довольно. И стягивает нижнее бельё, движением до странного обыденным. Он поддаётся вперёд, прикладывает губы к яркой головке, обнимает пальцами ствол, сжимая напробу. — Ягодка, не томи. — Тоджи гладит его по волосам. Дыхание застревает где-то в горле, когда Джин касается языком члена. Сдавленная просьба вырывается сама собой: — Пожалуйста… Он быстро бросает взгляд вверх. Если бы Тоджи не рассматривал его лицо — не заметил бы. — Думал, ты посдержанней. — шёпот едва слышен, слова опаляют чувствительную кожу. Куда уж, блять сдержанней. — проносится в голове, мешая возбуждение с раздражением. А потом Джин опускается ртом до половины. И в голове становится блаженно пусто. Тоджи расслабляется и шумно выдыхает, чувствуя поглаживания по бедру. Он несдержанно толкается бёдрами и практически ругает себя за это, когда Джин давится и шумно сглатывает. В нём так тепло и влажно, что желание застилает глаза. Джин отстраняется с пошлым звуком, пару раз двигает ладонью по члену, надавливает большим пальцем на головку. — Снимай с меня очки. — он поднимает подбородок и облизывает губы. Тоджи думает, что это то ещё блядство. И послушно снимает с него очки, подхватывая их за перегородку на переносице, тут же кидая их куда-то на стол. Без очков лицо Джина выглядит голым и, возможно, слегка неодобрительным. — Молодец, — он снова двигает рукой по стволу, нежно касается уздечки. — Но больше не кидай их так. — и сжимает у основания, бесяче плавно опускаясь ртом до прежней половины. Тоджи кажется, что его пытают возбуждением — блаженно до крупной дрожи по телу, до болезненных ощущений внизу живота. Он стискивает пряди в руке. Джин не меняет темпа. Продолжает плавно двигать головой вверх-вниз, помогая себе рукой, периодически переходящей со ствола на яйца. Джин игнорирует хватку на затылке. Он упирает головку в гладкое нёбо, гладит языком в каком-то своём темпе. Глаза его закрыты. Тоджи следит, не отрываясь, смотрит, как яркие губы плотно обхватывают член, как розовеют щёки. Хочется ощутить эту теплоту и влажность полностью. Внутри просыпается что-то садистское. — Расслабься, Цветик. — всё же предупреждает он и чувствует, что Джин поддаётся слегка вперёд, становясь абсолютно мягким. Тоджи давит ему на затылок и вгоняет член глубже, без сопротивления. Головка проезжается по нёбу и упирается в стенку горла. Это божественно до одури. Как не было никогда раньше. Лучше чувство в его поганой жизни. Джин стискивает бёдра в своих ладонях, сильно на грани боли, сглатывает, шумно вдохнув. Тоджи стонет, запрокидывая голову. И его Цветик сглатывает ещё раз, нарочито медленно напрягая мышцы, сжимая член. Он давится, когда пытается принять больше. Фушигуро гладит его по волосам, говорит: — Помедленнее, — и добавляет после паузы, слыша, как срывается голос: — Внутри ты ещё охуенней, чем снаружи. Джин практически не реагирует на его слова, только начинает двигаться по большой амплитуде — опускаясь до того момента, когда член проскальзывает в горло и поднимаясь, едва не выпуская головку изо рта. Делает он это ритмично, но слишком медленно. И Тоджи снова помаленьку сходит с ума от такого темпа. Хочется побыстрее. Джин помогает себе рукой и больше не стискивает бёдро Фушигуро от дискомфорта. — Ягодка, пожалуйста, — вместе со словами срывается вымученный стон. — Побыстрее. Джин поднимает на него глаза, отстранившись, заменив свой рот на странно прохладную ладонь. Белки у него красные и излишне влажные, губы выглядят натруженно. Тоджи прикасается к ним пальцами. Всё ещё мягкие и упругие. Джин отодвигает его руку и слитным движением опускается на член. Ощущается это как касание к оголённым нервам. — Блять, я спущу тебе в горло, если не выпустишь. Короткое пожатие плечами как ответ. Дрожь предвкушения пробегает по телу. Тоджи слышит далёкий собственный смешок. И резко надавливает Джину на затылок, вжимая его носом в пах, чувствуя насколько судорожно сжимаются мышцы вокруг члена. Он кончает, сразу же убирая руку. Оргазм похож на маленькую смерть, разливается блаженством по всему телу лучше любой дури. Кажется, никакое пускание по вене и занюхивание дорожек не сравнится с этим чувством. Тоджи не может пошевелиться и это так круто. Тело тяжёлое и расслабленное. А сознание дрейфует на волнах эйфории. Тоджи думает, что никогда не испытывал подобного. Даже после лучшего секса. До одуревшего разума не сразу доходит, что звуки на фоне — кашель. Тоджи с усилием опускает взгляд. Джин тяжело дышит, утирает рот рукавом, сглатывает шумно. Щёки и глаза у него влажные. Он приваливается к тоджиному бедру, укладывая на него голову. Вес его тела приятно придавливает. Они сидят в молчании. Фушигуро плавно осознаёт, что его стоны, возможно, было слышно за пределами кабинета. А трахаться на работе не было в планах. Хотя стыда он не чувствует. Променять такой отсос на работу было бы жестоко. — Я чувствую, как дрожит твоя челюсть. — говорит Тоджи и лениво прячет своё достоинство обратно в нижнее бельё, но штаны пока не застёгивает. Джин не шевелиться — сидит с закрытыми глазами. Такой приятно-тяжёлый. — Интересно, — голос у него чертовски хриплый и усталый. — почему же? Это звучит круто и удовлетворительно. Тоджи хмыкает. — Думаю, для первого раза было неплохо. — Джин тихонько хихикает. А внутри у Фушигуро что-то неприятненько сжимается. — Бля, это дерьмово, если я лишил тебя оральной невинности. Мне стоило быть нежнее. Джин поднимает глаза. Взгляд у него с искринкой. — Я хоть и давно не практиковался, — он делает пошлый жест, словно берёт за щёку. — Но опыт не растерял. Я говорил про нас. И обратно закрывает глаза. Тоджи кажется, что его мозги утекли вместе со спермой. Джин хлопает его по бедру и поднимается, медленно и нехотя. Он стоит рядом и желание потрогать его скребётся о череп. — Мне нужно умыться, — его взгляд мажет по часам на стене. — и позвонить тоже. Не помри тут. И выходит из кабинета. Фушигуро даже завидует его лёгкой походке. Губы, блядские натруженные губы. И покрасневшие глаза. Тоджи стонет, пряча лицо в ладонях.***
Почерк изящный. Им написаны пометки в пачке документов, которую ему дал Годжо. Написаны дозы, время убийства и чем убили. Тоджи знает, что убрали конкурентов. Тоджи знает, что пометки точно писал Джин. Поминание, что его очкарик сейчас с Годжо и даже не в Токио выводит. А он вынужден сидеть с ебучими бумажками. И смотреть на ебучих людей, пометки к смертям которых написаны рукой Джина. А при мысли о нём внутри всё сладко и болезненно сводит. Они не виделись с того дня, разошлись как обычно. Фушигуро не может избавиться от его образа в собственной голове. Весь его разум отказывается думать о чём-то кроме Джина, мягкого и циничного, и с охуенными губами вокруг члена. Тоджи зациклен на нём. Его образ теперь живёт под веками. — Эм, пап… — Тоджи вскидывает голову. Мегуми выглядит смесью растерянности и нерешительности, вертит в руках свою пустую чашку. — Ты в порядке? Сын мажет взглядом по пачке бумаг. Они смотрят друг другу а глаза. — А почему не должен? — отвечает вопросом на вопрос и это звучит грубо. Фушигуро выгибает бровь, сглаживая эффект. Мегуми поджимает губы, делает неопределённое лицо, говорит, махнув в сторону бумаг на столе: — Ты пялишься на них так, словно хочешь их прикончить. С этим проблемы? — его шибко умный ребёнок поводит плечом. И это выглядит как намёк на забитый рукав Тоджи. — Точно не с этим дерьмом. — он откидывается на спинку стула. Приглашает продолжить разговор. Мегуми слегка подбирается и опирается бёдрами о посудомойку, отставляет в сторону свою чашку. — Сложности с человеком, которого я охраняю. Дожил, конечно, на жизнь жалуется собственному сыну. В лице Мегуми мелькает что-то хитрое и знакомое. На секунду он становится очень похожим на мать. Он спрашивает с ноткой веселья: — С тем человеком, который тебе нравится? Какой паршивец, запомнил всё же и понял его слова правильно. Тоджи закатывает глаза, видя, как сын победно улыбается, и кивает ему. — У вас продвинулись дела? — Мегуми необычайно любопытен, в нём живёт настоящая сплетница. Они встречаются взглядами. — Да. Мегуми кивает. И о чём-то задумывается. Тоджи знает, что сын всё видит по его поведению. Они чертовски похожи. Мегуми опускает глаза и вопрос звучит практически скромно, выдавая его возраст: — А какая она? — и тут же поправляет сам себя: — Ну, человек, который тебе нравится. — Этот человек лучший для меня. И я недостоин его.***
Годжо отправляет ему селфи со своим улыбающимся лицом и кусочком Джина на фоне. Иногда фотки только Джина. Он либо спокойный, либо напряжённый. Одна, где он показывает средний палец в камеру. И Тоджи хочется выкинуть телефон в стену. О рёбра скребётся желание встретиться со своим очкариком, снова поторчать с ним в кабинете, покурить на крыше, возможно, обнимать. Тоджи раздражает этот зуд внутри. Он сохраняет себе фотографию Джина со средним пальцем.***
Джин одет совсем по-летнему. Сменил свои кофты на рубашки, которые носит по всем правилам приличия, застёгивая все пуговицы. Тоджи это слегка бесит. Он помнит, как трогал эту шею ладонями и теперь на неё хочется хотя бы смотреть. Погода тёплая, но солнце, спрятанное за облаками, не давит. И Тоджи радует, что не нужно изгаляться, чтобы не умереть от жары и оставить забитый рукав спрятанным. Он не жалует лето. Фушигуро бросает взгляд в сторону Джина. Его очкарик продолжает о чём-то разговаривать с хмурым мужчиной средних лет, умудряясь курить, держать папку с документами и жестикулировать. Тоджи знает, что мужчина адвокат и явно знаком с Джином. О чём они там говорят можно только догадываться, но оба держатся спокойно, без напряжения, в его сторону никто не смотрит. И сейчас Фушигуро нравится роль наблюдателя, безмолвной тени, которой он и должен быть. Хочется скрасить ожидание сигаретой и когда пачка уже оказывается в руках, он ловит взгляд Джина. Его Цветик прощается с хмурым адвокатом рукопожатием и уходит, держа папки документов. — Вижу ты скучаешь? — говорит он, когда останавливается рядом. Голос у него весёлый, но на лице мелькает что-то холодное. Он прячет это изящно. Тоджи поднимает на него взгляд и не спешит слезать с нагретого капота их седана. — Без такой красоты легко заскучать. — Как же ты жил до меня? — у Джина слегка поднимаются уголки губ. Но улыбка не трогает его глаз. И это напрягает. Они молчат и не двигаются. Джин перебирает свои папки, погружённый в себя и задумчивый. Фушигуро бесит, что эту часть его очкарика он совсем не знает. Он помнит о нём много всего, и ничего полезного. — Мне нужно ехать к Годжо сегодня? — спрашивает Джин и выражение лица у него становится совсем нечитаемым. Под стать серому небу и тёплому ветру. — Не знаю. Мне ничего не говорили. — Тогда, — Фушигуро ловит его ясный взгляд и волна дрожи спускается по позвоночнику. — поехали на море, Тоджи. Сейчас от звука собственного имени становится горячо и радостно. Он слегка жалеет, что Джин не назвал его по имени в кабинете. С его хриплым голосом и затраханным видом — это было бы круто. Они встречаются взглядами. Джин меняет позу — перетекает из одного положения в другое, прижимая к себе папки. Он наклоняется, опираясь рукой о капот. Ебуче близко. — Иногда ты выглядишь ужасно озабоченным, Тоджи. Я буквально вижу, как ты вспоминаешь моё лицо в тот день. Он отстраняется. И словно ничего не случилось. Тоджи шумно выдыхает. — На море. Да. Ты хочешь на море. — Верно. — Джин кивает, благосклонный и привычный. Под его взглядом чувствуешь себя раздетым. Тоджи накрывает глаза ладонью. "Этому манерному удаётся смущать меня на раз, два." — бьётся в голове. Его проницательность одновременно так раздражает и так манит.***
Даже на подъезде к побережью погода не сильно меняется. Только ветер становится сильнее. По дороге они заезжают на заправку. Джин с невозмутимым видом покупает в минимаркете угли и жидкость для розжига, и какие-то кислые конфетки. Взгляд Тоджи цепляется только за презервативы на кассе. И, кажется, это замечают все — и Джин, и миленькая сотрудница заправки. В итоге, презики он всё же покупает, тут же воровато пряча их в карман. Джин ждёт его в машине, протирая очки уголком рубашки. Пакеты лежат на задних сиденьях. Тоджи перекладывает презики в бардачок, получая нечитаемый взгляд. — Это намёк? — его Цветик выгибает бровь. — Это перестраховка, — отвечает Фушигуро, пристёгиваясь и выруливая с территории заправки. — Если бы мне так хотелось, то я бы попросил. И повёз бы тебя в более цивильное место. — Да ты у меня романтик. — в голосе слышится смешок и это ощущается как победа. Джин опускает окно до упора и до конца пути они больше не говорят. По радио играет какая-то попса, то местная, то зарубежная. В поездку не сильно вписывается, но Тоджи не привередничает. Когда они останавливаются у пляжа, песни уже начинают приедаться. Песок под ногами мелкий и смешанный с обточенной галькой. Кажется, что тут не было никого с прошлого лета. И они будут первыми. Мало кто ходит к морю в сезоны дождей. Ветер бьёт в лицо порывами. И он удивительно тёплый. Джин идёт впереди, несёт свои документы и пакет углей. Невозмутимый под стальным небом. — Хорошее место, — говорит он, останавливаясь, смотря на волны. — Спасибо. — Я возил сюда сына летом. Ну, когда он был помладше. — в памяти всплывает Мегуми таскающий ракушки и камешки, игнорирующий море. — Да… — Джин вздыхает и улыбается. В улыбке полно боли. Тоджи секунду мнётся и садится прямо на песок. — У тебя вообще дети есть? — вопрос вылетает сам собой. — Есть, — отвечает Джин и садится рядом, бросая вещи у своих ног. — У меня сын. Взгляд у него пустой. Тоджи берёт его за руку, двигаясь ближе. Жест выходит собственническим. — Сколько ему? — Шестнадцать, — и снова это выражение лица. Как олицетворение страданий. — И давай больше не будем об этом. Тоджи кивает и сжимает его руку, получая в ответ лёгкое движение пальцами. Фушигуро думает, что он удостоился чести, раз ему рассказали что-то личное. Это даже приятно. Приятно знать хоть что-то правдивое о нём. Доступ к запретному пленял. Это запускало искры по позвоночнику. Это был особый уровень доверия. Тоджи дико нравились эти подвижки в их отношениях. Джин высвобождает руку и гладит Фушигуро по костяшкам. — Ты опять ешь меня глазами, — и это даже не вопрос. Словно его Ягодка знает наперёд о своей привлекательности. — Похвали меня за то, что только глазами. Я сдерживаюсь. — Тоджи подмигивает и жадно ловит, появившуюся улыбку. — Горжусь тобой. — Джин легко гладит Тоджи по щеке, переходя на челюсть. И хочется разочарованно выдохнуть, когда он убирает руку, вставая. В итоге, Фушигуро смотрит, как Джин разводит небольшой костёр в песчаной ямке. Отброшенные в сторону угли и жидкость для розжига выглядят удручённо. Джин перебирает папки, явно решая, какую первой пустить в ход. Все папки из плотного картона архивного вида, на одной из них красуется ярко красная надпись. Её он бросает на песок и те, в которых страниц поменьше тоже. А потом, методично начинает вырывать листы из папки, оставшейся в руках, и отправлять их в огонь. По пляжу разносится запах горелой бумаги. Тоджи смотрит и оторваться становится невозможно. Лицо Джина и напряжение на нём притягательны до одури. Пламя сжирающее документы неумолимо. Всё это прекрасно. Джин заканчивает с этой папкой и берёт следующую. — Что там? — Тоджи провожает взглядом вырванные страницы. — Прошлое, — лаконично отвечает Джин и улыбается. — А если честно… большей частью там стенограммы из судов, документы, свидетельства. Всё, что может помешать. Тоджи кивает. И больше не говорит. Остаются накатывающие волны, звук рвущейся бумаги, тихий огонь. И папки кочующие с песка в руки. С последним сожённым листом в лице Джина что-то проясняется. Он кидает картонку около костра. Ярко-красная печать на ней выглядит жалкой. — Посидим тут? Тоджи кивает. Он не сможет ему отказать. Он чувствует в этом свою уязвимость и сейчас это даже не бесит. Пусть. Пусть его очкарик им командует. Это гораздо лучше того же Годжо. Кажется, это лучше всего. "Чтож, ты каблук, Тоджи". — и признаться в этом самому себе слишком легко. — "Как послушная собачка". — Джин. — Да? — он оборачивается и выглядит так, словно его прервали. — Ты знаешь какой властью надо мной обладаешь? — Тоджи улыбается и теперь это похоже скорее на флирт, чем на признание. — Знаю. И тебе не нужно бояться этого. — он подмигивает и продолжает закатывать рукава. Тоджи опускает голову и хихикает. Этот чёрт всё понимает. — Зайдёшь со мной в море? — Джин протягивает ему раскрытую ладонь. На обнажённом предплечье белеет сеточка шрамов, словно от поножовщины. Он согластно кивает. И из головы мигом испаряются все разумные мысли. Тоджи плевать, что вода ещё не нагрелась, что можно заболеть и всё остальное, что он когда-то говорил сыну, чтобы Мегуми не лазил за ракушками в море. Тоджи смотрит, как Джин снимает туфли и закатывает брюки до колен, выкидывает на песок к картонкам бумажник, пачку белых сигарет и зажигалку, очки отправляются туда же. Это выглядит неплохо и размеренно. Как и практически всё, что он делает. Тоджи повторяет его действия, возвращаясь к роли тени. Добавляет к вещам Джина свои: портсигар, телефон и беретту из-за пояса. Не хочется, чтобы она мокла. Джин хмыкает и, приглашающе махнув рукой, заходит в воду. — Холодное, — говорит он и выглядит довольным, стоя в воде выше щиколотки. Тоджи морщится, когда первая волна касается кожи. Холодное, но не настолько, чтобы помереть от обморожения. — Местные любят топить неугодных в море, — Джин уверенно шагает вперёд и его спокойный голос тонет в прибое. Он останавливается, зайдя по-колено. — Наверное, это неприятно, когда вода ледяная. — Не думаю, что ты хочешь это проверить. — Тоджи складывает руки на груди и хмурится — память подкидывает сцены казни в море. Он замечает движение и не успевает среагировать. Джин, быстро наклонившись, ловко бьёт ладонью по воде, окатывая Тоджи брызгами. На его лице приступает радость от шалости. — Ну, как ощущение, чёрный карп? — он мажет пальцами тату на предплечье. Тоджи скалится. И, сделав подсечку, роняет Джина в воду. Всплеск звонкий, брызги разлетаются белым салютом — Тоджи даже не уклоняется. Плевать, он уже и так вымок. Фушигуро подаёт ему руку, помогая встать. — И как ощущения? — передразнивает он. Джин отводит глаза и странно улыбается. Без очков его лицо словно голое — любая эмоция как на ладони. Он то ли смущён, то ли ему неловко. Тоджи не уверен. Он просто пялится. Светлые волосы потемнели от воды и примялись. С них скатываются капли. Одежда теперь сидит в облипку. Фушигуро смотрит на просвечивающую ткань рубашки. Джин ведёт плечами и на его коже размытыми пятнами лежат татуировки. Они раскрываются веерами на груди. Тоджи видит их и не может отрываться. Хочется истерично похихикать. Он проводит рукой по лицу, зачёсывая волосы, и чувствует себя таким наёбанным. От этого так обидно. — Кто ты, блять? Я знаю, что ни врачам, ни информаторам не бьют такие татухи. Кто ты, сука? Джин прикрывает глаза и это выглядит, как жест доверия. И это сейчас блядски бесит. — Я Итадори. Ха, Тигрёнок. — Впрочем, и диплом врача у меня тоже есть. А для информатора я больно азартен. — продолжает он. — Заткнись. Прошу… Джин замолкает и остаётся только шум моря. Тоджи кажется, что он свихнётся. В голове роятся все странные моменты, сцены — тихие шаги, быстрые и чёткие движения, манера держаться, руки, обрабатывающие раны, и Годжо, какого-то хрена заставляющий стеречь простого врача. Тоджи кривится. Годжо убил нескольких из семьи Итадори под Рождество. Говаривали, что он казнил главу клана и его приемника. И теперь на месте Тигрят правят сраные Зенины. Годжо ими вертит, как только может. У Джина такой взгляд, что хочется отвернуться. Он смотрит мягко и печально. Это невыносимо чувствовать. — Ты сукин сын, Итадори. — Я не помню свою мать, — он поводит плечами. — Может быть и так. Странная обида. Странный разговор. — Хочешь меня ударить? Я не обижусь. — Нет, — Тоджи морщится, когда вспоминает, как ощущались запястья Джина в своих ладонях, как легко было его держать на месте. Он бы, наверное, улыбался кровавой улыбкой после удара или прикрыл бы глаза и расслабился. — Я не могу. Джин медленно подходит, касается кончиками пальцев руки Тоджи. И этот жест словно просит чего-то. — Тогда?.. — Хули раньше об этом не рассказал? — прерывает его Тоджи, вскидывая голову. — Боялся, что убью тебя? Ведь я ебаный Зенин, да? Дела мне нет до вашей вражды вшивой. — слова желчь и она разъедает горло. Джин смотрит прямо и ясно. Взгляд режет бошку на две половинки. — Я знаю, что ты не в клане, Фушигуро Тоджи. — он тянет Тоджи на себя и поддаться этому так легко. Ладони Джина ложатся ему на спину горячими отпечатками. — В твоём прошлом много прошлого. В моём тоже. Он весь такой тёплый и манящий на контрасте с колючим морем. Даже мокрая рубашка его только красит. Джин прислоняется щекой к щеке, проводит рукой вдоль позвоночника. И Тоджи разрывает от этого чувства, безудержно ломает кости. Тоджи стискивает его в объятьях, слыша вздох над ухом, утыкается носом куда-то ему в шею. Жёсткие татами. Стук капель о черепицу. Холодный воздух касающийся кожи. Твёрдая рука на челюсти. Блеск лезвия танто. Чей-то смешок. Паника! Сбитая юката. Ободранные о татами локти и коленки. Солёный вкус крови. Запах после ливня. Тоджи так давно не вспоминал этого. Он машинально сжимает руки сильнее. — Тише, — мягкое слово и тёплая рука снова ведёт вдоль позвоночника. Тоджи судорожно вдыхает. Джин пахнет солнцем и немножко морем. И никакого ебаного ливня. Они сидят на пляже. Фушигуро развлекает себя, сжигая оставшиеся картонки, подкидывая их в горящие угли. И чувствует себя дико выжатым, как штиль после тайфуна. За себя даже немного стыдно. Он не думал об этом так долго, а сейчас это дерьмо накатило слишком внезапно. И Джину пришлось стоять с ним по колено в воде, обнимаясь. — Ты напряжён, Тоджи. Думай поменьше. Со всеми случается. — Ага. — Тоджи не может смотреть в его сторону. — Рядом со мной сидит ебучий Тигрёнок, которому я недавно плакался. Как я бля?.. Джин прерывает его, говорит так мягко, что от этого сводит скулы: — Это не самое страшное, что ты делал. — он многозначительно улыбается. — Завались. Ебучий Итадори хихикает и затягивается своей светлой сигаретой. Тоджи странно смотреть на него такого — курящего, без рубашки, в закатанных до колен брюках и с тату, раскрывающейся на груди, оплетающей плечи. Он манит. Этот Джин не вяжется с улыбчивым очкариком, отмывающим налоги. Тоджи хочет посмотреть на его спину. Пусть и знает, что там найдёт. Воспоминания и ощущения ещё свежи в памяти. Он помнит, как ладони наткнулись на неровность кожи под мокрой рубашкой. Как Джин это проигнорировал. У него на спине два шрама крест-накрест, длинных и довольно широких. Тоджи знает, что Тигрёнок ему вряд ли откажет, если он попросит. Просто это будет невежливо, что ли. Тоджи было бы неуютно показывать такое. Это как знак поражения. Фушигуро плевать, что в их среде открытость приравнивается к смерти. Только Джина это не касается. Он просто стоит на ступеньку выше. — Я посмотрю? — говорит он и следит за реакцией. — Смотри, для тебя не жалко. — Джин взмахивает рукой и с сигареты слетает пепел. Вспыхивает маленькими искорками, падает в песок. Итадори расправляет плечи и поворачивается. И в нём снова появляется что-то гордое, мелькает, тут же стираясь. Тату покрывает всю его спину, уходит за пояс брюк. Тигр на нём оскаленно открывает пасть, хвост его изгибается и кончается где-то под лопаткой. Яркий рыжий и тёмная зелень как фон. И два пересекающихся шрама, каждый от плеча до бока. Они свежие и внутри ещё розовые. Цвета мяса. Это шрамы от катаны. Это знаки изгнания. Тоджи касается одного из них и Джин тут же дёргается, подбирается и спина под пальцами тут же становится каменной. — Это сделал Годжо. — шёпот сиплый и такой тяжёлый, что можно удавиться. Тоджи молчит — ждёт продолжения. — Я понимаю его как Главу клана. — Джин вздыхает и Фушигуро кладёт ему ладонь меж лопаток, как молчаливая поддержка. — Честь — это важно. Но ни один подчинённый не может стоить моей семьи. Я не прощу его. Джин грубо затягивается и тут же достаёт ещё одну сигарету. Тоджи слышал, что Годжо мстил за то, что Итадори убили его правую руку. Он не сильно верил в слухи. Он думал, что его малой достаточно вырос и перестал быть таким мелочным. Видимо, очень зря.***
Солнце припекает. Даже в рубашке с закатанными рукавами и расстёгнутыми верхним пуговицами душно. Тоджи чувствует, как нагревается собственная макушка. Он бы предпочёл костюму футболку и спортивки, а работе — ебланить дома. Тоджи тушит окурок прямо о стену и ловким щелчком закидывать его в мусорку. Мей Мей рядом кривится. На её лице так и написано: "Мужлан". — Пардон, леди. — он разводит руками и она, кажется, чуть смягчается. — Можем идти. Кивает и улыбается накрашенными губами. Фальшивая улыбочка. После улыбок Джина, даже самых наигранных, все остальные просто меркнут. Они идут к входу в небоскрёб. Тоджи слушает, как шелестит подол её юбки, как цокают высокие шпильки. Шумная, но как хороша собой. — Ты пялишься. — бросает она, заходя в холл и сразу же направляясь к лифтам. Тоджи следует за ней, рассматривая немногочисленных людей в отеле. — Ты радуешь глаз, почему бы и не посмотреть. — он пожимает плечами. Мей Мей вызывает лифт, смотрит на часы с маленьким циферблатом на своём запястье. Они изящные и очень дорогие, под стать хозяйке. — Завидуешь? — она щурится, поймав его взгляд, лицо такое довольное. — Нет. Такие цацки — это примитивно. — С каких пор ты стал экспертом по части дорогих аксессуаров? — в вопросе сквозит усмешка. Мей Мей подобрав подол входит в приехавший лифт. — С недавних. — бросает Тоджи, следуя за ней, тут же облокачиваясь о стенку. Из памяти всплывают моменты, где Джин рассказывал ему о своих дорогущих кимоно на выход и древних катанах, об украшениях жены. Про цену за тату Тоджи не спрашивал, но примерно догадывался сколько это всё стоило. У Джина было приятное расслабленное лицо, когда он говорил об этом. — Ты улыбаешься как идиот. — Если тебя это бесит, то буду делать так почаще. — Тоджи играет бровями. Мей Мей картинно закатывает глаза и смотрит на табло с меняющимися номерами этажей. — Тебе на крышу. Годжо подойдёт чуть позже, ему ещё нужно взять презент. Лифт пищит и нейтральный женский голос сообщает этаж. Мей Мей выходит, махнув рукой. Тоджи она нравится в том пресловутом смысле, в котором оценивают конкурентов. С ней весело подкалывать друг друга. А за определённую плату она станет хорошим боевым товарищем и достанет из рукава любой компромат. И не больше. Больше — это территория Джина и признавать такое теперь не страшно. Тоджи кажется, сам он смирился с этим. Со своим неугомонным желанием. Он поправляет закатанные рукава. Карп пялиться на него невидящими глазами-бусинами, круглыми и чёрными. — Давай, рыба удачи, не подведи. — говорит Тоджи шёпотом и накрывает голову карпа ладонью. Даже после ухода из клана в нём осталась часть следующая суевериям. Двери лифта расходятся в стороны и Тоджи шагает из блеска и роскоши кабины в сдержанный бежевый коридора. Ковролин глушит звуки шагов. Тишина в таком месте напрягает. Тоджи сворачивает, попадая в служебную часть. И тишина тут же заполняется белым шумом — где-то далеко слышен разговор, что-то шуршит, капает вода. Он бывает здесь редко, но дорогу до крыши помнит хорошо. В последний раз он был там, когда вместе с Годжо встречал иностранных гостей. Тоджи замирает перед дверью с зелёной плашкой и надписью про выход на крышу. Внутри что-то напрягается, предчувствие какого-то дерьма сжимает органы. Тоджи выдыхает, обещая себе быть настороже. И распахивает дверь. В лицо бьёт поток воздуха. Ветер здесь сильнее и прохладнее, чем на земле, но солнце, кажется, припекает только сильнее. Всё залито светом так, что аж глаза режет. А потом Тоджи видит его и… вздох застревает в горле. Джин похож на коралловую змею. Змею, которая готова броситься на жертву. Он стоит на вертолётной площадке в центре круга, недоступный в своём одиночестве. Безликий амбал в костюме направляет на него дуло винтовки, то ли угрожая, то ли сдерживая. Тоджи шагает к нему и останавливается, не заходя за круг разметки. И когда Джин поворачивается к нему лицом, смотрит — хочется сдохнуть прямо здесь, у ног кумитё клана Итадори. Тоджи просто пялится, не в состоянии оторваться. Джин в алом костюме с зачёсанными волосами выглядит олицетворением власти. Фушигуро понимает, что скрывалось в его любовнике. Видеть это своими глазами так чудесно. Джин улыбается и кажется виноватым. Он шепчет медленно, одними губами: — Привет. И отворачивается, в сторону основного выхода на крышу, поправляет сбившуюся гарнитуру на ухе. Тоджи чувствует его нетерпение и разделяет его, даже не зная с чем оно связано. Это как родство сердец. Солнце давит. Фушигуро проводит рукой по нагретым волосам, сгоняя чувство жара. Сколько Джин стоит здесь? При всём параде и под прицелом. Пахнет горячим бетоном и напряжением. Тоджи чувствует это кожей. В нём сейчас проснулся убийца. И убийца знает — он при любом раскладе броситься защищать Джина. Со звуком негромким, но таким притягивающим внимание открывается дверь на другой стороне крыши. Сначала входят безликие амбалы наперевес с винтовками. Тоджи замечает, как Джин судорожно сжимает и разжимает пальцы. Остаётся гадать какое у него выражение лица. А потом входит Годжо, вальяжно и гордо, закинув руку на плечо скованному подростку, мальчику неотвратимо похожего на Джина. Презент. Джин дёргается в его сторону, игнорируя нацеленное на себя дуло. Тоджи никогда не видел, чтобы кто-то так быстро двигался. Годжо легко отпускает мальчика. И Джин тут же заключает сына в объятья, прижимая его к себе и отворачивая от всех людей с оружием на крыше. У него в выражение лица мелькает что-то сломленное. Лица мальчика Тоджи совсем не видит, оно спрятано в груди отца. А потом Джин отстраняет его от себя, заводя к себе за спину, и окинув взглядом площадку, что-то говорит в гарнитуру. Может снайперам или ещё кому. Раздаётся глухой плавно нарастающий шум. Они встречаются взглядами и Джин вместе с сыном подходит к нему, останавливаясь рядом. Тоджи почему-то очень страшно смотреть на лицо мальчика. — Даже так, — усмехается Годжо, делая скользящий шаг вперёд. — Я бы не доверял ему защиту твоего сынишки. Внутри вспыхивает ярость за такие слова в свой адрес. Тоджи замирает на полуслове. — Стреляй. — говорит Джин. И бетон в метре перед Годжо вышибает в мелкую крошку с оглушающим хлопком. "Ха, угадал со снайперами", — мысленно хвалит себя Фушигуро и внутри всё сжимается, когда он замечает, как сын Джина прижимается к руке отца, зажмурившись. На его месте так живо представляется Мегуми, что становится физически больно. Тоджи ненавидит, когда страдают дети. — Не слишком ли это дерзко? А, Тигрёнок? — спрашивает Годжо, но ближе не подходит. — Нет. — твёрдо отвечает Джин и его голос гаснет в нарастающем грохоте. Тоджи поднимает голову и видит зависший над крышей вертолёт, плавно опускающийся вниз. Джин делает несколько шагов назад, отводя сына за собой. — Дави всех, кто не уйдёт. — говорит Джин и улыбается, счастливо на грани с блаженством. Тоджи практически уверен, что на том конце провода смеются. У Итадори точно сотрудники такие же безумные как и он. Туша вертолёта опускается на площадку с диким грохотом и ветром. Пилот делает знак рукой и, кажется, одновременно что-то говорит. Джин ведёт сына под руку, инстинктивно чуть пригнувшись. Тоджи бросает взгляд в сторону Годжо и решает для себя всё окончательно. Он идёт в сторону вертолёта за Итадори. Парень за пулемётом тут же многозначительно берёт его на мушку. Маска перекрывает большую часть его лица, но Фушигуро легко различает татушку на переносице. Тоджи примирительно поднимает руки и встаёт в метрах двух. От грохота лопастей закладывает уши. Джин приглаживает сыну волосы и торопливо поворачивается лицом к Тоджи, подходя к краю, останавливаясь на последней ступеньке. Он хлопает пулеметчика по плечу и тот сразу же отводит дуло, направляя его куда-то в сторону людей Годжо. Джин жестом подзывает Фушигуро к себе. Его любовник стоит на одном колене, смотрит свысока. Даже романтично. Джин быстро окидывает взглядом площадку за спиной Тоджи делает круговое движение кистью. Фушигуро успевает заметить, как пулемётчик отводит взгляд в сторону. А после его резко притягивают за ворот рубашки и губам становится тепло от чужих губ. Он стискивает предплечье Джина, подставляясь под жадный поцелуй, горячий и уже горький от чувства тоски. Итадори коротко мажет носом по его скуле и отстраняясь практически выкрикивает под грохот: — Я вернусь за тобой позже, Фушигуро Тоджи! И Тоджи хочется смеяться, радостно как никогда в жизни. Он отпускает руку Джина, мазнув пальцами по запястью, и отходит назад, смотря как плавно взлетает вертолёт. Между лопаток жжёт от взгляда Годжо, на которого Тоджи теперь точно не работает. На душе легко и славно. Кончики пальцев горят от фантомного ощущения мягкой кожи под подушечками. Он возьмёт замуж этого сумасшедшего сукиного сына. Он так до одури любит своего очкарика, что аж страшно.