having your vengeance

Хэйтему за свою немаленькую, в общем-то жизнь, довелось повидать многое. Он в полной мере оценил многогранность и неоднозначность мира, а также сомнительную достоверность догм. Люди ему тоже попадались разные: хорошие и плохие, сострадательные и бессмысленно жестокие, очень умные и до невозможности глупые. Перечислять можно до бесконечности, да и дневник Хэйтема разросся до размеров вполне себе полноценной книги. Коннор, с одной стороны, походил на многих из них. С другой… Он был совершенно особенным во всех отношениях. Сложно сказать, что именно дало подобный эффект: смешение двух рас, воспитание могавков и затем Ахиллеса, участие в большинстве местных исторических событий… Упрямство Коннора временами приводило Хэйтема в восхищение, но чаще в труднопреодолимое раздражение. Мальчишка отчаянно сопротивлялся его приказам, хотя на союз согласился, почти не раздумывая. И большой вопрос, была ли это юношеская импульсивность или же дань сантиментам. Спорили постоянно, практически до хрипоты. Коннор, абсолютно уверенный в собственной правоте, был непоколебим. Хэйтем тоже не желал сдаваться. И скрытые клинки не раз с лязганьем появлялись из рукавов, так и не находя цели. Хэйтем до знакомства с сыном считал себя человеком весьма уравновешенным, способным повлиять на любого и подтолкнуть к правильному решению. Теперь же он ни в чем не был уверен. Коннор до кучи был ещё и непредсказуемым. А также, в отличие от Хэйтема, предпочитал язвительным репликам презрительное молчание, когда его что-то не устраивало. Несложно догадаться, что две трети пути проходило в одностороннем диалоге Хэйтема. Иногда ему казалось, что он разговаривает сам собой, и в такие моменты угрюмый взгляд индейца приобретал насмешливые нотки. Конечно, Хэйтем злился. Он надеялся, что перевоспитание ассасина дастся гораздо более легко, ведь он был совсем юн, неопытен и податлив. На первый взгляд. Впрочем, старший Кенуэй подозревал, что и Ахиллес не достиг больших успехов в дрессировке Коннора, иначе он бы без сомнений убил своего злейшего врага ака магистра тамплиеров в той старой церкви. И Хэйтем принялся ждать. Чего именно, он пока не решил. Божественного прозрения, дьявольского искушения — без разницы. Хэйтем не верил в богов и демонов, он верил в себя и людское несовершенство. — Коннор, мне, конечно, доставляет большое удовольствие наблюдать твою красноречиво прямую спину, но всё же хотелось бы иметь возможность лицезреть и остальное, — подал голос тамплиер, на что индеец только ускорил шаг, не удостоив спутника и взглядом. — Ты всё ещё обижаешься на произошедшее в форте? Глупо. На правду не обижаются. — Если не заткнешься, я привяжу тебя к дереву и оставлю здесь, — пообещал Коннор, раздвигая ветки плотно стоящих деревьев. Подлесок здесь был омерзительно густой. Что поделаешь — самая глубь леса, куда и охотники нос не кажут. Коннор, однако, привык к этому месту и отлично ориентировался. В отличие от отца. — Сделаю вид, что поверил этой поистине леденящей кровь угрозе, — фыркнул тот, огибая муравейник. — То, что я не убил тебя сразу, не значит, что не убью потом, — заметил ассасин и опустился на одно колено, разглядывая что-то в траве. — Ты слишком самоуверенный. Как и остальные белые люди. — Ты тоже наполовину белый, — насмешливо ответил Хэйтем. — И не убьёшь меня. Не сможешь. — С чего бы вдруг? — Коннор поднялся на ноги и недовольно посмотрел на отца. — От тебя больше проблем, чем пользы. — О, так я теперь виноват в том, что ты не можешь пройти на защищённую территорию, не подняв гарнизон на уши, — тамплиер скрестил руки на груди. — Я предупреждал, ты не слушал, последствия не замедлили себя ждать. И вместо того, чтобы извлечь урок и начать внимать моим советам, ты продолжаешь упрямиться и валить свои ошибки на других. Очень по-взрослому, несомненно. — Не зли меня, — процедил Коннор сквозь зубы, невольно сжимая руки в кулаки. Чёртов тамплиер опять вывел его на стычку, хотя он поклялся молчать, несмотря ни на что. Как Хэйтем это делает? Уму непостижимо. — А то что? — старший Кенуэй скептично приподнял бровь. — Духам на меня пожалуешься? Скальп снимешь? Ты всё равно будешь делать, как я скажу, может, и не сразу, но будешь. Потому что знаешь, что я прав, не так ли? Коннор пробормотал нечто не очень цензурное на своём наречии и ломанулся почти бегом дальше в лес, надеясь, что Хэйтем если не заблудится, то хотя бы отстанет ненадолго и даст перевести дух и успокоиться. Хэйтем как будто знал, куда надавить, чтобы моментально выбить сына из равновесия. Вот только какая у него была цель? Поглумиться? Выяснить пределы терпения? Вероятно, всё гораздо глубже, чем кажется, Коннор не сомневался. — Долго нам ещё бороздить твою ненаглядную чащу? — поинтересовался тамплиер, к удивлению и недовольству ассасина, державшийся достаточно близко. — Почти пришли, — отозвался Коннор, принюхиваясь. Запах был тот самый — слегка затхлый, влажноватый, палая листва и древность. То, что нужно. — Что-то не похоже на опушку леса, дорогой сын, — Хэйтем с подозрением озирался, выйдя на широкую поляну, на краю которой высилась скала. — Либо твоё хваленое чутье подвело, либо… Договорить он не успел — Коннор сбил его с ног мощным ударом в нос. — Как же я давно мечтал тебе врезать, ты не представляешь, — сообщил Коннор довольно, пока Хэйтем недоуменно разглядывал кровь, заливавшую его белые бриджи. — Что, не ожидал, да? Я не твой пёс, чтобы выполнять команды по приказу и терпеть унизительное отношение. — Ты и правда… Умеешь удивить, — Хэйтем вытер лицо платком. В следующее мгновение Коннор скрючился от выпада в солнечное сплетение. — Но не стоит забывать, что у меня тоже есть зубы, волчонок. Да, Коннор определённо был волчонком. Неопытным, бойким, наглым, которого следовало проучить как следует. — Я провёл в схватках больше, чем тебе лет, — спокойно произнёс Хэйтем, уворачиваясь от кулака сына и подныривая под его руку, чтобы ударить по рёбрам. — Наивно предполагать, что я тебе уступлю. — Да, ты старше и опытнее. А я быстрее и выносливее, — парировал Коннор, приложив отца об ближайшее дерево, отчего тот зашипел. — Смелое заявление, — пнув индейца чуть пониже колена, Хэйтем добавил удар по лицу и пихнул в плечо, отправляя его на землю. — Знаешь, чем это закончится? Синяками и нытьём о том, какой я жестокий и строгий. — Я так не думаю, — Коннор вскочил, как ни в чем не бывало, и пошёл в наступление, очевидно, в полную силу, потому что в какой-то момент Хэйтему стало тяжело сдерживать его напор. Они валялись по всей поляне, ожесточённо обмениваясь тычками и пинками, и в конце концов старший Кенуэй оказался в далеко не выигрышной позиции. — Добился своего, мальчик? Доволен? — спросил язвительно Хэйтем, пытаясь отдышаться. — А теперь слезь с меня. — Мы ещё не закончили, — ответил Коннор и неловко, стремительно, но настойчиво ткнулся в губы отца своими, налегая на него всем телом. Хэйтем впал в ступор и даже не предпринял попытку сопротивления, пытаясь осознать происходящее. — Ты что… Ты что творишь? — прохрипел он, когда ассасин отстранился. — Сам же сказал, что я умею удивить, — оскалился хищно Коннор. Это совсем не походило на того угрюмого юнца, которого Хэйтем наблюдал последние несколько месяцев. Он был… Другим. Незнакомым. Опасным. И в то же время притягательным, к ужасу Хэйтема. — Ты в курсе, что это противоречит всем правилам морали? — полюбопытствовал старший Кенуэй, нервно сглотнув. — Можно подумать, они тебя когда-то волновали, — фыркнул индеец. — Ты — убийца, отец. И я тоже. Так чего ты ожидал? Праведника в капюшоне ассасина? — Уж точно не похотливого обидчивого звереныша, — ухмыльнулся Хэйтем, стараясь не показывать, насколько на самом деле его напрягает ситуация. — Тебя ждёт ещё много открытий, — многозначительно сказал Коннор, и Хэйтем улучил момент, чтобы скинуть его с себя и попытаться сбежать. Вышло, честно говоря, так себе. Коннор нагнал его в два прыжка и вжал в стену грота, открывшегося в скале за поворотом. — Меня вот-вот захлестнут воспоминания, — старший Кенуэй криво улыбнулся. — Та самая пещера, где твоя мать и я… Постой-ка, — Хэйтема в очередной раз пробила дрожь от осознания. — Ты… Ты специально привёл меня сюда! — Не совсем. Пришлось изменить планы, когда ты стал действовать мне на нервы особенно сильно, — пожал плечами Коннор. — Так это твоя маленькая месть, — покачал головой тамплиер. — И опять ты не прав в полной мере. Я… Я не хочу, чтобы тебе было больно, — на мгновение взгляд Коннора стал растерянным. — Я просто думал… Что это будет частью игры, в которую ты со мной играешь. — Вот, значит, как ты это воспринимаешь, — Хэйтем вздохнул. — Не то чтобы я полностью одобряю спектакль, который ты затеял… Мне интересно посмотреть на тебя и с этой стороны. Расценив слова отца как согласие на дальнейшее, Коннор вернулся к более тёмному образу самого себя и впился Хэйтему в шею зубами, заставив того охнуть от неожиданности. Вкус крови магистра тамплиеров пьянил не хуже вина, которое Коннору удалось попробовать в одном из путешествий на Аквиле. — Ты серьёзно укусил меня? — Хэйтем ожидаемо задергался. — Надеюсь, у тебя нет бешенства. — Только в твоём присутствии, — Коннор увлёк его в солоноватый глубокий поцелуй, и Хэйтем подумал о том, что после такого неплохо будет исповедаться, а то и уйти в монастырь. Впрочем, он тоже не собирался оставаться в стороне. Методом проб и ошибок слабое место в нерушимой с виду броне Коннора непременно отыщется, как и всегда. Оставить багровую метку чуть повыше ключицы, добившись недовольного рыка. Расстегнуть крепления наруча со скрытым клинком, сделав ассасина фактически безоружным. Свой, конечно, тоже снять, выполняя условия бессловесного договора о перемирии. — И давно ты этого хотел? — поинтересовался Хэйтем, позволив стащить с себя плащ, жюстокор и жилет. — Тебе это так важно знать? — Коннор забрался ладонями под рубашку отца, оглаживая поджарый живот широкими шершавыми ладонями и нарочито обводя длинный шрам на боку. — Почти сразу, как согласился сотрудничать. — Почему? — старший Кенуэй с напускной безучастностью смотрел, как младший возится с завязками штанов. — Не знаю, — пожал плечами Коннор. — Это чувство зародилось само по себе. Точнее, оно как будто всегда было со мной. Я просто не подозревал о его существовании. — О, — отозвался Хэйтем, изо всех сил пытаясь отогнать очередную волну воспоминаний. Дзио когда-то сказала ему то же самое. Смотрела так же тёмными глазами-омутами, еле заметно улыбалась. Зачем столько вопросов, глупый белый человек? Просто люби, просто чувствуй гармонию мироздания, неужели так сложно? — Ты так похож на свою мать, — произнёс еле слышно Хэйтем, вновь оказавшись на земле, распростертым под Коннором, беззащитным, лишённым большей части своего арсенала, практически обнажённым. — Мне чаще говорят, что я похож на тебя, — Коннор усмехнулся, обведя языком следы своих укусов на шее и груди отца. — Иногда мне кажется, что я смотрю в повреждённое зеркало. Странное ощущение. Но я теперь понимаю, что мама нашла в тебе. — Неужели? — тамплиер прикусил губу, когда ловкие пальцы индейца скользнули по животу и ниже. Сколько раз Хэйтем наблюдал, как Коннор управляется с луком и прочим оружием, как заплетает себе волосы, как пишет письма, и думал совсем не о том, о чем следовало бы… Хэйтем очнулся от железной хватки на бёдрах. Ну вот, Коннор окончательно избавил его от одежды. Прискорбно. Хищный взгляд ассасина не сулил ничего хорошего. — Ты когда-нибудь делал это раньше? — рискнул спросить Хэйтем. — С кем-то — нет. Только сам, — он нарочито неторопливо облизнул пальцы, и Хэйтему стало нестерпимо жарко. — И не смотри на меня так, дополнительного ты не заслужил. — Пытаешься воспитывать меня подобным образом? Опрометчиво, — старший Кенуэй скептически фыркнул. — Меня тоже воспитывать бесполезно, но, тем не менее, ты всё ещё пытаешься, — резонно заметил Коннор и оставил очередной укус у отца на внутренней стороне бёдра, заставив выругаться. — Не перестаю надеяться, что смогу повлиять на тебя, — усмехнулся Хэйтем и тут же зашипел, поскольку Коннор ввёл первый палец. — Черт бы тебя побрал! — Не дождёшься, — осклабился ассасин, и не думая прекращать. — Имей немного терпения… Так ты вроде любишь говорить. — Надо было убить тебя раньше, — процедил Хэйтем и заерзал, пытаясь справиться с не очень-то приятными ощущениями. Пока что. Он надеялся, что от Коннора в конце концов будет хоть какой-то прок. И не ошибся — в какой-то момент Коннору удалось найти точку, от прикосновения к которой по телу тамплиера пробежали мурашки, а низ живота слегка свело. — Кажется, я на верном пути, — мурлыкнул индеец, прекрасно считавший с лица Хэйтема эмоции. — Ты так забавно пытаешься сдерживаться. Тебе нравится. Просто признай. Хэйтем мотнул головой, отказываясь сдаваться так рано. — А ещё меня упрямым называешь, — картинно вздохнул Коннор, выверенными, точными движениями заставляя тамплиера метаться по траве и откровенно материться. — Мы… Друг друга стоим, — сказал Хэйтем, когда ему дали небольшую передышку. — И почему-то мне кажется, что ты не остановишься на достигнутом. — Весьма проницательно, отец, — Коннор облизнулся и принялся раздеваться сам. — Я получу с тебя сполна. Хэйтем наблюдал за ним из-под полуопущенных ресниц. Мальчик вырос действительно сильным и красивым. Когда выдастся возможность, Хэйтем получше изучит его молодое, крепкое тело, а сейчас… Сейчас удовольствие будет совсем иным. Коннор рухнул как коршун, жадно целуя, требовательно сжимая, сверкая голодными звериными глазами. В сумерках он выглядел особенно опасным. — Ну же, не тяни, — Хэйтем чувствовал, как ему в задницу упирается прямо-таки каменный стояк индейца, и хотел сохранить остатки достоинства, добившись впечатления инициативы, исходящей с его стороны. — Я тебя щадить не буду, так и знай, — Коннор прищурился. — А я и не прошу. Мы же сражаемся на равных, сын, — Хэйтем еле заметно улыбнулся, выделив голосом последнее слово. — Приступай. Потом, конечно же, он пожалел о своих словах. Боль была ожидаемой, но от этого не менее резкой. Оставалось приноровиться, отыскав более-менее менее терпимое положение. Коннор, как ни странно, не торопился, действуя относительно плавно, пока его глаза не начали затуманиваться от переживаемых ощущений. — Хэйтем… — хрипло произнёс он, слегка ускоряясь. Дальше он сорвался на язык ганьягэха, и тамплиер понял лишь несколько слов. Опять-таки, потому что Дзио тоже произносила их короткими летними ночами, которые они проводили, не отлипая друг от друга дольше, чем на пару часов. — Я так хорош, что ты забыл английский? — насмешливо заметил Хэйтем, запуская пальцы в спутанные волосы индейца. Даже косичка на виске почти расплелась, отстранённо подумал он. — Ты всё ещё можешь говорить? Значит, я плохо стараюсь, — ответил Коннор и сжал бёдра отца до красных следов, проникая на полную длину, затем почти отстраняясь и снова возвращаясь. Тут-то Хэйтем и не смог сдержать стон. Вся его хваленая выдержка куда-то испарилась под напором взбалмошного, невозможно наглого, вместе с тем дорогого сердцу… Врага? Союзника? Неотделимо одно от другого. Хэйтем цеплялся за его широкую спину, невольно подстраивался под совершенно бешеный темп, иногда слегка отдаляясь и вынуждая недовольно рычать. Коннор может сколько угодно мнить себя победителем, но они оба знают, у кого на самом деле в руках власть. Когда Хэйтем кончил, у него перед глазами вспыхнули иероглифы Предтеч, и, если бы не торжественность и напряжённость момента, он бы совершенно точно расхохотался, истерически и громогласно. Слишком много сплелось в одной точке пространства — прошлое и настоящее, реальное и нереальное, правда и ложь. Коннор излился ему на живот, и Хэйтем по какому-то наитию провёл по своей коже, собирая их смешавшееся семя на пальцы. — А вот если бы я вовремя вытащил, то не оказался бы в подобной ситуации, — задумчиво сказал он. Коннор, тяжелый, обмякший, разгоряченный, липкий от пота, только возмущённо прихватил Хэйтема зубами за ухо. — Ладно, ладно, я не всерьёз. Я… Рад, что ты появился в моей жизни. Хоть и так сумбурно и неправильно. — В кои-то веки ты со мной откровенен, — сипло заметил индеец, нашарив рядом плащ Хэйтема и укрыв их обоих от ночной прохлады. — Это была разовая акция, — поморщился Хэйтем. — Больше поблажек не будет, понял? — Так точно, отец, — Коннор по-хозяйски закинул на него ногу, демонстрируя, что продолжать перепалку не намерен.