Dusk till dawn

В дверь стучат, но Дилан не спешит открывать. По правде говоря, он даже не планирует вставать с дивана. В последние месяцы он открывает разве что курьерам. И поскольку пиццу Дилан сегодня не заказывал, он игнорирует стук. Ну то есть как «игнорирует»… Ему не по себе. Ему страшно, потому что стук повторяется. Кто-то там, за дверью — стеной, отделяющей его от всего мира — не настроен уходить. Соседи с вопросом жизни и смерти? Родители с брошюрами местных колледжей? Монстры? «Мы знаем, что ты там, Дилан». Голос Джейкоба. Уж лучше бы это были монстры. «Мы не уйдём, пока не откроешь». Кейтлин собственной персоной. Кто ещё с ними?.. Дилана мутит. Перед глазами на миг темнеет. Он будто смотрит внутрь себя, и там — сплошное гниение, что-то копошится в мертвеющей плоти, мысли-черви разрастаются и ползут, ползут… — Уходите! Дилан не узнаёт свой голос. Он давно перестал понимать, кто он, зачем он, почему он. «Если не откроешь, мы выломаем эту чёртову дверь». Эмма — сама доброта. Теперь вместо темноты перед глазами — кадры: ночь, озеро, костёр. В груди щемит от вспышки тепла. Нет, пожалуйста… — Я серьёзно, блядь, убирайтесь! Его голос срывается. Воцаряется тишина. Либо это были слуховые галлюцинации, игра его больного воображения, либо… «Дилан!» Мурашки по коже. Только его имя, никаких просьб или угроз. Всего одно слово. Одно слово — и Дилан как под гипнозом движется к двери. Он говорит себе: «Я не буду открывать. Просто подойду». Зачем? Да кто бы, мать его, знал. Он прислоняет ухо к стене, словно так можно услышать чьё-то дыхание по ту сторону. Чьё-то. Вспоминается серая футболка — пока что не в его крови. Ночь становится темнее, озеро — глубже, костёр — ярче. Теплота — теплее. Страх тоже растёт, но вместе с ним растёт и давно забытое безрассудство. Что-то управляет Диланом, как марионеткой. Что-то — это ли предательское тепло? — заставляет его единственную ладонь потянуться к дверной ручке. * Только открыв, Дилан понимает, насколько плохо выглядит. Когда он в последний раз смотрелся в зеркало? Расчёсывался? Менял футболку? Сейчас бы оттянуть рукав и проверить, не несёт ли от него потом. Сейчас бы удариться головой о стену и закричать. — Предупреждать надо. Он старается говорить уверенно, но это провал. — Ага, чтобы ты забаррикадировался или на необитаемый остров съебал? Первым в квартиру вваливается Джейкоб, следом за ним невидимую стену рушит Эмма, за ней — Кейтлин. Каждый улыбается Дилану — точнее, пытается улыбнуться. Сочувственно, натянуто, неуместно. Не улыбается только замыкающий шествие Райан. Так глупо: Дилан порывается обнять его, но вместо этого делает шаг назад. Он боится смотреть на Райана. Боится, что он приехал лишь потому, что ребята притащили его сюда в качестве лекарства от «хандры» Дилана. Вот только забыли про побочные эффекты. Дилан может дословно угадать всё, что они скажут. «Мы все потеряли часть себя, пусть и не так буквально, как ты, но продолжаем жить». «Тебе нужна помощь». «Хватит себя убивать». Да, да, да. — Нет, — выдыхает он в ответ своим демонам. — А?.. — обеспокоенно спрашивает Кейтлин. Ага, добавьте ко всему прочему «говорит сам с собой», получите, распишитесь. Он ничего не объясняет. Порой лучше молчать. Когда ребята заходят в комнату, Дилан мысленно благодарит их за отсутствие язвительных комментариев по поводу бардака. Все всё понимают. Хотя… Да, блин, все такие понимающие, только что с того? Легче от этого? Нисколько. Наоборот — может, было бы лучше, если бы Джейкоб выдал что-нибудь в стиле «ну и помойка». Ведь это она и есть. Когда Дилан выносил мусор? Сколько на полу коробок из-под пиццы? Бутылок из-под виски? Одну он даже разбил на днях, но так и не удосужился убрать осколки. Кажется, Райан в опасной близости от них. — Осторожно, не поранься, там… — Дилан осекается. Там его жизнь, разнесённая в хлам. Ему так часто говорят: «Радуйся, что выжил». Выжил. Только Дилан чувствует иначе. Той ночью он умер, и это — его ад. Эта квартира, эти мысли, эти люди. Этот Райан с его глубоким, как то проклятое озеро, голосом, с его глазами, с его — не смотри, не смотри, не смотри — губами… Райан — его ад. И этот ад выдыхает: — Битое стекло? Нашёл, чем пугать. Бывало и похуже. — О, тут не поспоришь. Ладно, чувствуйте себя как… дома. Дилан пытается включить шутника, но его максимум сейчас — включить светильник. За окном слишком быстро темнеет. Джейкоб достаёт из рюкзака пиво — ещё и ещё. Как там уместилось столько? Предел вообще есть?.. Дилану надо выпить. Он может устроить мастер-класс по открыванию бутылки одной рукой, но чувствует резкий прилив стеснения. Чувствует себя таким… неполноценным. Как по волшебству оказавшийся рядом Райан протягивает Дилану открытое пиво. В голове роятся остроумные фразочки, но всё, что он в силах выдавить, — тихое, почти шёпотом «спасибо». — Обращайся. По лицу Райана проскальзывает тень улыбки. Дилан не отвечает тем же, отворачивается и жадно глотает пиво. Ребята занимают диван, Дилану достаётся кресло. Это прекрасно иллюстрирует растущее расстояние между ними. Всё дальше и дальше. И нет, предела нет. — Ну… Эээ… С годовщиной, — без особого энтузиазма произносит Эмма, поднимая бутылку. Голоса сливаются в белый шум. За Эбби, за Ника. За то, что мы остались в живых. За будущее. Пиздец, вы ещё гимн спойте. Дилан хочет заткнуть уши. Ничего не чувствовать. Почувствовать хоть что-то, кроме всепоглощающего отчаяния. Он делает глоток за глотком, надеясь на опьянение. И не смотрит — совсем нет — на Райана. * — Думаешь, мне легко? Я виню себя во всём, но как-то справляюсь. Джейкоб перебрал. Все давно простили его, но простил ли он себя? Дилан его не винит. Что-что, а понять идиотский поступок, совершённый из-за влюблённости, он может. Интересно, Джейкоб до сих пор неравнодушен к Эмме? Дилан готов поспорить, что да. А Эмма? Год назад, когда они уезжали из лагеря после кровавой бойни, она и знать его не хотела. Но всё могло измениться. Дилан не удивился бы, застав их обжимающимися. В конце концов, Джейкоб не мог предугадать тот ад. Эмма хорошо держится, но кто знает, какие переживания скрыты за её ухмылкой. А боль… Боль сближает. Поэтому Дилан не хотел, чтобы они приезжали. Поэтому не отвечал на сообщения. Слушать, как они снова и снова перемывают то, о чём он и так помнит двадцать четыре на семь, невыносимо. Он давно не чувствовал фантомную боль — и вот она. Всякий раз, когда Райан что-нибудь говорит. Всякий раз, когда Дилан бросает на него взгляд — и тут же отводит. Теперь его гости обсуждают учёбу, но от этого не легче. Он ведь взял gap year, и все здесь в курсе, что year грозит перерасти в years, а потом и в бесконечность. Эмма вещает: «Тебя ждёт большое будущее, если возьмёшь себя в руки». В руки, хах. Будущее, дважды хах. Дилан снова припадает к бутылке. Мир такой огромный, такой жестокий. А когда та ночь только начиналась, он казался другим. О, разумеется. Самое время вспомнить картину маслом «Дилан и Райан в кабинете мистера Х». Дилан был таким наивным. В хорошем смысле, наверное. Влюблённый дурак, готовый душу продать за крупицу внимания. Сердце замирало, когда Райан улыбался — так искренне, словно у Дилана и вправду был шанс. На какой-то миг он даже поверил в это, и мир перестал существовать. Остались только они с Райаном — и что-то между ними — важное, настоящее, пусть и пугающее своей силой. Дилан вдруг почувствовал, что возможно всё. Всё-всё на свете, даже завоевать этого угрюмого парня. Это было похоже на… бессмертие. Дилан много думал о Райане во время смены. Представлял, каким будет их первое свидание. Второе. Третье. А потом… Случилось то, что случилось. Райан отрезал ему руку. Да, Дилан сам попросил. Да, так было нужно. И всё же Райан мог бы ассоциироваться с худшим кошмаром в его жизни, но… Той ночью он был светом в конце тоннеля. Даже когда бесил, даже когда делал больно, даже когда Дилан ревновал его посреди всего этого безумия, там, где, казалось, вообще не до ревности. Он оставался тем, ради кого хотелось бороться. Может, если бы не та ночь, Райан давно уже исчез бы из его головы. Или нет?.. * Когда пиво заканчивается, Джейкоб спрашивает, есть ли в этой квартире «что-нибудь ещё». Дилан отвечает: — О да. Только это здесь и есть. — Текила, водка, виски… Тебе пора бар открывать. — А это идея. Однорукий бармен предлагает вам коктейль «Смерть на пляже». Дилан даже не пытается улыбаться, просто тянется за новой порцией спиртного. Он ещё не пьян, до рассвета ещё далеко, так что… — Правда или дело? А вот Эмма трезвой не кажется. Спасибо на том, что она хотя бы не снимает происходящее. — Серьёзно? Чтобы Райан опять выбрал Дилана? Только через мой труп. Кейтлин в своём репертуаре. Интересно, а он бы выбрал? Загадка века. А если бы выбирать пришлось Дилану?.. — Хотя пофиг. Райан, жги! Кейтлин ставит стакан на столик — слишком резко. Выпивка чуть не выплёскивается через края. — Дело! Покажи нам свою знаменитую татуировку. Знаменитую что?.. Дилан даже не знал, что Райан сделал татуировку. Да и откуда ему знать? Это его не касается. И не коснётся. «Райан! Райан!» — скандируют Кейтлин, Эмма и Джейкоб. И Райан закатывает глаза, встаёт с дивана и задирает футболку. Всё это время Дилан старался не смотреть на него, но сейчас, когда смотрят все, было бы странно взять и упустить такой шанс. Он отчаянно-глубоко вдыхает и… «То, что тебя не убивает, делает тебя сильнее». Серьёзно, блядь? Теперь очередь Дилана закатывать глаза. Он бы с этим поспорил. Ещё как поспорил. Только сейчас важно другое. То, как Райан сжимает край футболки. Как его грудь чуть заметно вздымается от дыхания. Если прижать ладонь прямо к этой треклятой татуировке, можно ощутить биение его сердца. Можно, ведь правда? Ведь он же жив, его Райан? Он же здесь?.. Чувствуя, как бьётся его собственное сердце, Дилан впервые с той ночи признаётся себе: нет, ничего не прошло. Да, я выбрал бы Райана. Внутри что-то обрывается. Щёлк! — стена, которую Дилан кирпичик за кирпичиком строил весь этот год, рушится. Всё, от чего он бежал, падает ему на плечи. Обездвиживает. Ударяет с новой силой. Перед глазами несётся та ночь — ярче, чем когда-либо. Больнее. И, как ни беги, никуда от неё не сбежать — она уже случилась. Она здесь, в его гниющей душе, под кожей, не вытащить, не вырезать, не стереть… Не помня себя, Дилан встаёт и на ватных ногах бежит — идёт? ползёт? — на кухню. * Вдох на восемь счётов — выдох на восемь. Вдох на… Нет. Дыхание превращается в хаос. Он больше не знает, как и зачем дышать. Открыв окно, Дилан высовывает голову навстречу ночному воздуху. Хочется кричать, но из груди вырываются только беспомощные хрипы. Внизу шумит улица, машины едут куда-то в вечной спешке. И кто-то там, за рулём, наверняка верит, что всё не зря. По щекам катятся слёзы. Дилан не помнит, когда в последний раз плакал. Помнит лишь, как хотел, но не мог. А теперь он хочет прекратить свои тупые всхлипы. Он закрывает глаза и одной рукой вцепляется в оконную раму. Вторая болтается жалким обрубком, беспрерывно напоминая ему о том, кто такой Дилан Лениви. Что тебя не убивает, делает сильнее? К чёрту такую силу. Лучше бы он умер тогда. Кто-то открывает дверь. К гадалке не ходи, это Райан. Наверняка ребята посовещались и отправили его утешать Дилана. Как же мерзко. Давай, скажи что-нибудь тошнотворное. «Ты должен жить, нельзя сдаваться, бла-бла-бла». Вместо этого Райан говорит: — Привет. И почему-то это действует на Дилана успокаивающе. Это тихое «привет» возвращает его в момент с «Дилан Дилан». Момент, когда он открылся Райану, будто бы заявляя: «Вот он я, настоящий, и я хочу узнать тебя — настоящего». Момент, когда броня на мгновение треснула. Как сейчас. — Привет, — дрожащим голосом отвечает Дилан. Он и хочет и не хочет повернуться. Не хочет — потому что не желает, чтобы Райан видел его таким. Хочет — потому что желает видеть Райана. Впервые за долгое время он хочет кого-то видеть. «Скажи что-нибудь ещё», — мысленно просит Дилан, крепче вцепляясь в раму и сильнее сдавливая веки. Голос Райана, такой невозможно родной, становится его воздухом. — Дилан, я… Могу как-то помочь? — Нет… Да… Ты уже помогаешь. Дыхание выравнивается, хаос медленно отступает. Монстры прячутся — просто потому, что Райан рядом. — Серьёзно, если что-то нужно… Райан подходит ближе. Дилан ищет в его голосе фальшь, но не находит. Звучит так, словно ему и вправду не всё равно. — Можешь взять меня за руку, например. Дилан усмехается и кивает на пострадавшую руку. Пожалуй, не самый удачный момент для попытки шутить. Райан совсем близко, замер в шаге от Дилана. Над домом напротив зависла луна: полная, какая ирония. Они взглядывают друг на друга и улыбаются — похоже, думают об одном и том же. Дилан выдерживает взгляд Райана секунды две — этого достаточно, чтобы увидеть слишком много. — Кажется, это твоя первая искренняя улыбка за сегодня, — говорит Райан. — Кажется, твоя тоже. Их взгляды снова встречаются. — Не за «сегодня». — А? — Первая искренняя улыбка. Не помню, когда вообще улыбался… так. Возможно, тогда, у костра, когда поцеловал тебя. Поцелуй был неловким и совсем не долгим, но… Их губы всё же соприкоснулись. И это было приятно, это пьянило, это заставляло мечтать о большем. Дилан хочет поцеловать Райана — сейчас. По-настоящему, нежно, страстно, с языком, без, со всей силы прижимая его к себе здоровой рукой, касаясь его кожи. Всю ночь целовать, слушать, как бьётся его сердце, быть рядом, всегда быть рядом… Боже. Вот он, тот парень, который снился ему чёрт знает сколько ночей. Тот, кто, сам того не зная, не давал ему сорваться в пропасть. И нет больше смысла бежать. Я всё ещё хочу позвать тебя на свидание. Я всё ещё хочу тебя узнать. Я всё ещё хочу тебя. Дилан не в силах сказать это вслух, но от признания самому себе становится легче. Он смотрит на Райана, уже не пытаясь скрывать, что любуется им. — Я рад тебя видеть, — робко произносит Райан. И вроде это не очень-то громкие слова, не «я так скучал», не «я люблю тебя», ничего сверхъестественного, но… Это значит много. Чертовски много. — Я тебя… тоже, — выдыхает Дилан, чувствуя, что к глазам вновь подступают слёзы. Он всё ещё не хочет, чтобы Райан видел его плачущим. Словно понимая это, Райан шагает вперёд и обнимает Дилана. Так, обнявшись, они стоят под взором полной луны — одни в целом мире. Дилан хочет сказать Райану так много, но пока ему больше нравится молчать. Они делятся друг с другом каким-то чудом сохранившимся теплом, и этот момент — хрупкий, как и всё в жизни — кажется тем самым, ради чего стоит дожить до рассвета. * Чуть позже, прощаясь со всеми, Дилан говорит: — Спасибо, что приехали и прорвались сквозь колючую проволоку. — Обойдёмся без слёзных прощаний. Скоро увидимся, да? — От нас легко не отделаться, чел. Даже не пытайся. — И чтобы лайкал каждое моё видео, иначе узнаешь, как я страшна в гневе. Кейтлин, Джейкоб и Эмма выходят за дверь. Райан возится с замком толстовки. — Я бы и то быстрее справился. — Аллилуйя, шутник Дилан вернулся. Ещё чуть-чуть — и он окажется наедине со своей тьмой. Он не знает, что будет дальше, и всё же где-то внутри теплится крошечная искра надежды. Разжечь бы её сильнее, не отпускать, не дать угаснуть вновь, но Дилан говорит себе: «Не наглей, ты и так получил то, о чём только мечтал». Тот, кто вернул ему воздух, готов уходить. Они одновременно тянутся к дверной ручке, на миг их пальцы соприкасаются. А потом Райан вдруг выдыхает: — Я остаюсь.

***