Когда влюбляется демон

— Привет, генерал! Мужчина вздрогнул. Но позволил себе лишь секундную заминку прежде, чем меч коснулся стены, в которой растворилась тень. Он раздосадовано выдохнул, возвратив меч в ножны. — Опять ты, демон. Генерал познакомился с ним ещё, когда Макак притворялся человеком. Диковинный странник, играющий уличные представления — он чем-то зацепил взгляд уставшего командира. И Генерал подошёл. На детский мотив сказка, рассказанная куклами и тенями, успокаивала спутанные мысли. Голос рассказчика был чист, лаская слух. Тогда, подумал Генерал, его дочери это бы понравилось. Кто же знал, что оставленные в качестве благодарности за представление монеты, сведут его судьбу с этим незнакомцем, позже явившим себя, как демон. Макак пришёл в одну из ночей. Когда оставленная одиноко в доме дочь уже спала, а на утро обнаружила к своей подушки вручную связанный куклу и монеты, когда подаренные уличному артисту. Все, кроме одной. — Материальные ценности не имеют значения для демонов и богов, — ответил Макак при их личной встрече. Эти слова впервые за долгое время заставили Генерала смеяться. Макак был странным, до чудного упрямым и вредным демоном. Казалось, привяжись он к кому-то, то не отлепить. Но при этом его глаза всегда казались довольно несчастны. — Ты должен больше заботиться о своей дочери, — говорил он. — Однажды ты можешь её потерять. Генерал чувствовал — он прошёл через то, о чём говорил. И никогда не произносил «она может тебя потерять», будто наверняка знал, что Генерал вернётся с каждого боя живым. Его шесть ушей могли слышать прошлое, будущее и настоящее. И они были прекрасны, как лепестки лотоса, хоть большую часть время скрытые за чарами магии. Он часто приходил просто, чтобы послушать, а не говорить, иногда только делясь сказками. И спокойные дни без войны проходили во времени, когда Макак играл с его дочерью. Она хорошела день ото дня, как нежный цветок лилии. И смеялась, как щебеча, благодаря Макаку. Розовый цвет персика красил нежные щёки, а губы наливались вишней без румян. Однажды Генерал спросил, что если с ним что-то случится, почему Макак не может позаботиться о ней. И небесная обезьяна со смехом ответила, что пытаться влиять на течение человеческой жизни тяжкий грех. Генерал много думал о его словах, когда повстречал свою Леди. Богиню, снизошедшую, чтобы изменить этот мир. И это был последний, мирный день перед решающим боем, который Генерал мог разделить с Макаком. — Ты кажешься нервным, — тень соскользнула по стене и явилась тёмной фигурой у его плеча. Генерал не ответил. Его Император проигрывал, а люди всё погибали. Чужим страданиям не виднелось конца и края. — Ты говорил, что Боги не могут вмешиваться в жизнь смертных. Но разве то не эгоистично? Смотреть на страдания тех, кого они должны защищать, не предпринимая ничего? Он рассуждал сам с собой вслух. А Макак, полностью обретя форму, безмятежно глядел в сложное лицо собеседника. — Если бы боги творили, что вздумается и помогали каждому, то мир бы утонул в хаосе. У богов не то же понятие добра и зла, что у людей. Генерал запомнил его слова. Они отпечатались в голове, потонув в сложных мыслях и тёмной магии, которой его одарила его Леди. В мгновение Генерал забыл о Макаке, предыдущих годах жизни и о собственной дочери, которой так и не было дано полностью распуститься. И, не достигнув совершеннолетия, нежный цветок лилии завял в руках Макака, окроплённый солоноватыми каплями. Может, он и пытался помочь, но оказался абсолютно беспомощен. Прошли сотни лет. Когда слова Макака вновь обрели смысл и форму. Когда чужое лицо лишилось прежнего юного очарования, став суровее. И на котором отпечатался шрам, доходящий до сердца. В этой жизни у Генерала по-прежнему не было ни имени, ни смысла бытия. Лишь вера и честь, которые умерли вместе с его Леди. — Она была неплохой, — он рассуждал снова вслух ничего не выражающим голосом. — Но у неё было своё добро. Больше пятиста лет он жил ничем, но и до — жизнь была лишь войной. И сейчас все те далёкие воспоминания, что нахлынули казались пугающим круговоротом. Его окунули в холодную реку, почти захлебнув. Макак, сидя рядом, нечитаемо отозвался: — Я так и не рассказал ей, что случилось с тобой. Она умирала с улыбкой. — Ты сделал всё, что мог, — Мэр будто знал наверняка. У Макака губы дрогнули в печальной улыбке. Прекрасный цветок погиб не напрасно и пустил корни, проронив семечко сквозь столетия времени. Теперь её звали Бай Хэ. Но друг другу — они были никем. — Я никогда не был хорошим отцом. — Как и мэром, — не оспорил Макак. — Но давай попытаемся снова. Мэр хохотнул. В этой жизни, что в прошлой, всё же оставалось единственное, что его так не покинуло. Уставше прикрыв глаза, он опустил голову на подставленное плечо. Пройдут года прежде, чем его душа сможет найти покой. И Макак будет сидеть на кухне, пусть его никто и не звал. Чары не станут скрывать шрамы и уши. А Бай Хэ будет рядом, играя с ним в куклы. Мэр подойдёт, чтобы расставить по столу завтрак на троих. — Я должен начать платить тебе за роль няни, — он посмеётся. А Макак, тепло улыбаясь, напомнит, что демонов не интересуют материальные ценности. И всё-таки они вместе будут ходить по магазинам — Бай Хэ вести тележку, а Макак лежать в той, прочитывая названия хлопьев и закидывая всё, что захочет. Затем он украдёт монету из кассы. — Мне нравится их коллекционировать. Макак будет крутить монету у глаза в свету. А Мэр, пользуясь остатками ледяной магии, смешает банановый коктейль и шоколад, сделав мороженое для троих. И Бай Хэ поцелует отца в щёку, благодаря. Она, знает Макак, вырастет и расцветёт прекрасной девушкой. Когда настанет ночь, Макак не уйдёт. Он тенью будет сидеть на подоконнике. Пока Мэр тихо не подойдёт, застав всеслышащего демона врасплох. — Опять ты, Мэр. — Привет, демон! Макак засмеётся, виляя хвостом. И от прикосновения к коже обретёт полную форму. А Мэр усядется рядом, потому что совершенно не спится. — Ты говорил, — вспомнит он, глядя на звёзды, — демоны и боги не могут ввязываться в жизни людей. Макак сделает вид, что такого не помнит. И будет отказываться под шутки до первых предрассветных лучей, лёжа на плече другого. — Может, таково моё понимание. Я не великий демон, а простой уличный артист для развлечения. Он взглянет Мэру в глаза, поманив своими склониться. И спросит тихо: — Кто я для тебя? И Мэр поцелует его. То единственное, что безвозвратно всегда будет ему принадлежать. Не демона, а любовь. — Семья. И Макак будет нашёптывать сказки, когда они оба с полуденным солнцем наконец-то уснут.