Журавль в небе

Гениальный сын клана Годжо привык к вниманию. Липкое обожание и восхищение преследовали его с раннего детства, но всегда оставались на поверхности, не прикасаясь к нему. Впрочем как и все остальное: казалось, что бесконечность защищает его от всего глубокого, от любого прикосновения, физического или духовного, сохраняя дистанцию со всем миром. Возможно из-за этого он не чувствовал практически ничего, кроме скуки. В его мире всегда было четкое разделение на сильных и слабых, но сам Годжо в эти категории не входил. Он находился выше всего, что могло быть в плоскости шаманской реальности. В достаточно раннем возрасте он понял, что является сильнейшим шаманом современности и его способности безграничны, что жестко обозначило его отношение к другим. Годжо принимал как должное преклонение окружающих и знал, что в техникуме ничего не изменится. По большому счету так и оказалось, но одновременно с ним в техникум попала девушка, которая тоже обладала бесконечностью. Конечно, не той, что клан Годжо, но чем-то похожим. Эта бесконечность будто окружала ее мысли и чувства, не давая им вырваться и никому не позволяя их коснуться. Сатору обратил на нее свой взгляд так же, как заметил бы черное пятно в белоснежной ослеплявшей комнате. Новенькая была дырой в сложившейся картине мира. Он приглядывался несколько дней, ожидая покалывания от ее внимания, но этого не случилось. Она не могла не знать о нем. Тогда что? Новенькая оставалась равнодушной не только к нему, а вообще к жизни. Он знал, что на занятиях она сидит угрюмо на последней парте, в свободное время торчит под кроной дуба, что растёт вдали от здания школы, а на заданиях показывает уровень очень средний. Годжо видел ее проклятую энергию — ни больше ни меньше, чем у других. Она ни с кем не общалась, держалась обособленно и вскоре добилась того, чего хотела — ее перестали замечать. Даже толика внимания, вызванная ее появлением в стенах школы, рассеялась, столкнувшись с подобной заурядностью и скукой. Но Годжо не хотел мириться с тишиной в свой адрес. Он подгадал отличный момент, когда она сидела в своем привычном уголке. Сатору перенесся прямо к дубу, ожидая застать ее врасплох. Осенний ветер бросил сноп искр — желтых и красных листьев, — ему под ноги. — Хей, Иори! — приветливо воскликнул он, театрально отсалютовав пальцами. Худая фигура не пошевелилась. Она сидела, подтянув коленки к груди и прислонившись спиной к стволу. Сатору заметил, что у нее в руках книга. Парень сократил расстояние и остановился тогда, когда носки ботинок коснулись ее начищенных чёрных туфель. — Не вежливо игнорировать, — на тон менее дружелюбно произнес он. Она посмотрела. Иори вполне можно было назвать красивой по общепринятым стандартам — белая кожа словно вообще не знала солнечного света, глубокие миндалевидные глаза в окружении естественных пышных ресниц, четко очерченные брови и такие же насыщено-черные волосы, лежащие небрежной копной. Но Сатору знал, что никто в техникуме не считал девушку симпатичной: ее личико пересекал шрам с неровными краями, тянулся от уха через переносицу до левой щеки. Шрам, как и положено, был уродливым. — Отойди, пожалуйста, — тихо произнесла она. Сатору не отошел. Он видел в ее глазах абсолютное безразличие и, подгоняемое им, ухмыльнулся. — Чего читаешь? — он резко наклонился, чтобы заглянуть, но девушка неожиданно бойко прижала книжецу к груди. Сатору, словно акула, почуял кровь. Он успел заметить, что ее увлекло далеко не чтение, а на подушечках пальцев остались следы чернил. — Ааа… личный дневник, — с пониманием дела кивнул он, растягивая губы в улыбке. Дерево бросало гигантскую тень, а каждый порыв ветра срывал с его кроны листья, и они золотыми вкраплениями летели вниз. Усеяли всю землю. — Тебя не касается, — не меняя громкости отозвалась Иори. Сатору знал, что она бы ушла, но не решалась встать из-за того, как он навис над ней. Годжо нравилось быть выше и больше других. В свои шестнадцать он вымахал до ста восьмидесяти пяти сантиметров, обладал широкими плечами и обезоруживающим взглядом, который милостиво скрывал за стеклами солнечных очков. Его собеседница хоть и была старше на пару лет, но комплекцией напоминала угловатого подростка. Одетая в черное с совершенно угрюмым выражением лица — на фоне Годжо она выглядела как маленький птенчик, выпавший из гнезда. Сатору прошелся взглядом по ее худым ногам, белым носкам и грубым школьным туфлям. Он все также касался их своими. — Но мне интересно! — парень резко сел на корты, чтобы оказаться с ней на одном уровне. Иори еще больше вжалась в ствол, словно не могла вынести такой близости. — Мы же не знакомы еще, не хорошо, конечно. Я Годжо Сатору, студент первого курса, сильнейший шаман в мире, — без ложной скромности заявил он, протягивая ей свою ладонь. Это была насмешка, потому что бесконечность, естественно, не позволила бы ей его коснуться. Но Иори и не попыталась. — Я прошу тебя, оставь меня в покое. Неприятное чувство зашевелилось в его груди. Годжо опустил руку и большая ладонь легла на острое колено. Она прикосновение не почувствовала, но уставилась в абсолютном ужасе на его пальцы. — Разочаровываете, Утахиме-сенпай, — пальцы отбили ритм на пространстве между ними и кожей девушки, затем Сатору убрал руку, подперев ладонью щеку. Он с надуманным интересом и обидой взглянул в ее глаза. — Я подошел, чтобы поприветствовать вас в нашем колледже. Хотел может экскурсию устроить, плечо свое предложить дружеское. Очень грубо. Ветер прошелся по ее волосам. Черное облако, как стая грачей, колыхнулось вперед, задевая лицо парня. Его окутал запах миндаля и чего-то горького, неизвестного. Странное неуловимое ощущение появилось в животе, словно внутри него перевернулись все органы. Бездонные глаза напротив смотрели на него без восхищения, раздражения или хотя бы интереса. Она смотрела спокойно. Так, словно это озеро ничем не потревожить. Ее пальцы оторвались от дневника, попытались обуздать океан волос. Сатору не двигался, загипнотизированный этим моментом. Совершенно естественное, будничное действие, которое он ни раз наблюдал у других девушек, захватило в ловушку. В его голове отложилось тонкое запястье и пальцы тонкие, словно даже неосторожное прикосновение способно их переломать. Худые бедра, прикрытые школьной юбкой и желтеющий синяк над коленом, слегка выглядывающий из-под нее. Сухие растрескавшиеся губы и шрам, которого не должно было быть на таком юном лице. Все в ней, каждая черточка и деталь были о хрупкости и слабости, понятия совершенно презираемые Годжо, но каждая из этих деталей вгрызлась в мозг сталью кинжала. Он телепортировался, сам не зная, почему решил отступить. Утахиме отлично справлялась с ролью невидимки. Она ссутулилась, почти не разговаривала, носила исключительно черное, постоянно что-то писала в свой дневник и абсолютно игнорировала Сатору. Он не мог взять в толк, почему. — Девочка просто одиночка, нелюдимая, что в этом такого? — спросила Секо, апатично куря сигарету. Они сидели в кафешке, куда их выпустили в честь выходных. Сатору поглощал килограмм своих любимых сладостей, а подруга пила убийственно черный кофе. Гето почти разлегся на своем стуле, сонно прикрыв глаза. На предыдущей миссии они здорово напряглись, но Сатору по этому поводу чувствовал только остаточное возбуждение. — Странная, — коротко бросил он Иэйри. Иори училась в их техникуме уже два месяца, но они до сих пор знали только ее имя. — Ты выяснила? — полным ртом спросил Сатору, пережевывая липкие ириски. Сёко не была в восторге от его просьбы, но и отказать не смогла. Она отвернулась, пуская дым в сторону. Их столик располагался на тротуаре перед входом, мимо шныряли сотни людей, кутаясь в куртки. На троих подростков, закупивших все меню, косились удивлённо. — Почти ничего. Она из города Нитинан, префектура Миядзаки. Клан Иори достаточно древний, но выродившийся. Вроде как она первый шаман за два поколения, — Секо выдержала паузу, а Сатору запихнул в себя еще конфет, чтобы не поторопить ее — это было бы слишком унизительно. — В личном деле больше ничего. Белая бровь Годжо поползла вверх. — В смысле? Ты не договариваешь. Он видел, что подруга мялась. — Говори, давай! Шаманка потушила сигарету и наклонилась ближе к столу, приблизив свое лицо к Годжо. — Правда, дело очень тонкое. Там была только одна сноска. Сказано, что вся семья погибла три месяца назад. — И она перешла к нам, — заключил парень. Секо кивнула и отстранилась. Ей явно не хотелось говорить об этом, потеря семьи тяжелая тема, слишком личная. Это не глупые сплетни и домыслы. Сатору задумчиво смаковал услышанное. Интересно, а шрам откуда? Может на ее семью напали проклятия и выжить удалось только ей? Какими бы слабыми техниками она не обладала, это лучше чем ничего. И все же странно, что в школу она попала так поздно. И определили сразу на третий курс. Насколько знал Годжо, определяли способностями, а не возрастом, тогда почему девушка, которая не училась и жила в богами забытом городке получила статус третьекурсницы? За время обучения ее взяли на две миссии, что смехотворно мало. Настолько сомневаются? Логика руководства вызывала у него вопросы. — Сатору, не доставай ее, — вдруг сказала Секо. — Видно, что она травмирована… Он фыркнул. — Ну да, шрам все заметили. Губы Гето тронула усмешка в ответ на это. Секо шутку не оценила, помрачнела. — Пойду я, а то тошно, — она бросила на него раздражённый взгляд и поднялась. — Да ладно тебе, чего обижаешься! — ударили ей в удаляющуюся спину слова. — Я же как есть сказал. — Женская солидарность, балбес, — вмешался Гето. — Оставь, остынет. Зима ей шла даже больше осени. Сатору подумал об этом, глядя на одинокую фигуру девушки. Она брела по дорожке, с двух сторон которую подпирали голые костлявые деревья. Ослепительно белый снег укрывал все пространство, метель успокоилась, лишь легкие снежинки лениво падали с низкого неба. Ониксовые волосы Утахиме осыпали ее плечи, упали на лицо, когда она села на корточки. Сатору незаметно наблюдал за ней, поднявшись в воздух. У ее ног крутилась побитая и тощая дворовая кошка. Девушка вытянула ладонь к ее мордочке, предлагая корм. Насытившись, зверёк стал ласковее, потерся о ее ноги и позволил погладить себя за ушком. Сатору видел, что Утахиме улыбается — впервые. Ее губы как спелая черешня выделялись на алебастровом лице. Она выглядела счастливой и умиротворенной и почему — из-за дурацкой кошки? Сатору десятки раз пытался ее развеселить или разговорить, но ему она всегда отвечала односложными фразами, смысл которых складывался в неизменное «отвали». Сатору не мог объяснить этого, но в его картине мира одинокая девушка вдруг стала противоположным берегом. Вся жизнь и люди, все что он знал о себе и других — остались тут, рядом, отделенные от него собственной бесконечностью. Иори Утахиме — на далеком темном берегу, отрезанная чем-то большим, чем бесконечность. Снег таял на ее волосах. Сатору спустился, не стал скрывать свое присутствие, шагая по сугробу нарочито громко. Иори выпрямилась и обернулась. Кошка мазнула ее драным хвостом и убежала. Поверх школьной формы на ней было черное короткое пальто, пальцы без перчаток покраснели, чуть подрагивали — он заметил. На подушечках снова темнели кляксы чернил. — Подкармливаешь обделенных? — в своей манере громко произнес он. — А уверена, что не дух, притворившийся кошаком, м? Она, кажется, привыкла к его периодическим приставаниям. — Не уверена, но он голоден, — отозвалась тихо. Все вокруг будто подыгрывало ей, затихало, чтобы он лучше слышал. Даже внутри него замирало сердце, будто боялось, что своим ритмом способно спугнуть ее. Его глаза не отпускали покрасневшие пальцы. — Перчаток нет что ли? — недовольно произнес он и только сказав, понял, что это не мысль. Утахиме нервно сцепила руки в замок. — Нет. Она не просила и явно ей это было не нужно. Но тело Сатору существовало отдельно от его разума, будто он пересек реку, бросив на той стороне все доводы рассудка, а с собой взял только притихшее сердце. Его руки показались слишком большими и грубыми для ее рук. Бесконечность он выключил еще в момент движения, делая два шага к ней, почти вплотную, и когда холодные ладони оказываются в его — их встречает тепло, а не пустота. Утахиме замерла. Сатору сжал ледяные пальцы, поднес к своему рту и тёплым дыханием попытался согреть. Волны жара расходились по всему телу. Он стоял к ней так близко, что снова почувствовал запах ее кожи. Конечно, солнечный свет никуда не делся, но почему-то именно так ощущал эту секунду Сатору. Чувствовал, что вокруг них кромешная тьма и холод, а тут, в паре сантиметров от худой нелюдимой девушки разгорался огонь. Сатору очертил костяшки пальцев с незнакомой для себя нежностью. — Перестань, — Утахиме очнулась, вырвала свои руки и завела за спину, будто дальше от него. Ее скулы окрасились в нежно-розовый — чуть больше жизни. Она стремительно развернулась, задев его волосами по лицу. Шла быстро, почти бежала, а он как идиот смотрел вслед. Песни. Он ждал их совместную миссию, чтобы увидеть ее технику. Она пела, что странно для человека, который почти не говорит. Силы в ней толком не было, мелодия изгоняла низшие проклятия, но Иори будто даже не старалась. Это совершенно не вписывалось в понятия Годжо. Если ты слаб, то должен стремиться к силе. Он практически в одиночку расправился с проклятиями. Когда завесу сняли, Иори поспешила к ожидающей их машине. Сатору сел вслед за ней, водитель тронулся и машина помчалась по заснеженному Токио. Утахиме молчала всю дорогу, отвернувшись к окну. Сатору смотрел на ее заколотые на затылке волосы, чувствовал непроходящее желание их распустить. — Эй, Иори, а изгонять проклятия ты вообще умеешь? — с издевкой спросил он, когда они вылезли из машины. Им обоим нужно было идти в общежития, поэтому Сатору с чистой совестью собирался не отлипать до конца пути. Он обогнал ее и пошел спиной вперед, чтобы не упустить ни одной эмоции. Его очки сползли чуть ниже, открывая голубые радужки. Иори куталась в свое тонкое пальто и видимо собиралась игнорировать Годжо. Не дождавшись ответа, он продолжил: — Ладно, не бойся, я с тобой потренируюсь. Конечно, моего уровня ты не достигнешь, но по крайней мере сможешь себя защитить. Он понимал, что несёт бред, просто хотел хоть как-нибудь получить от нее реакцию. Его уже по-настоящему раздражало ее равнодушие — это что-то ненормальное. — Я могу себя защитить, Годжо. — Ха, вряд ли! Это же я проклятия изгнал, забыла? — он подмигнул ей, красуясь своей самой неотразимой улыбкой. — Не хочешь тренироваться, ладно, тогда просто будь рядом, я займусь благотворительностью. Он остановился, загородив ей дорогу. Они уже прошли длинный коридор и должны были свернуть, а там первая дверь — ее комната. Годжо не готов с ней прощаться. — Почему ты не отстаешь от меня? — устало спросила она, вытянув руки вдоль тела. Сатору засунул кисти в карманы, согнул голову. Иори едва доставала до груди. За время жизни в общежитии она немного поправилась, стала чуть менее угрюмой и замкнутой, словно жизнь появлялась в ее теле. «Красивая» — мелькало в его мыслях каждый раз, когда он на нее смотрел. И красивая совсем не по общепринятым стандартам, а по другому. И даже не по стандартам Годжо Сатору, которые он распечатал и расклеил по всему техникуму, чтобы фанатки соответствовали. — Мне скучно, — он выдал тот же аргумент, каким оправдывался перед друзьями за навязчивое внимание к ней. — Ты, конечно, не образец веселья, но меня развлекаешь. Он говорил осознанно и в то же время хотел каждое слово засунуть обратно в свою глотку. В разговорах с Иори его часто преследовало подобное: он специально говорил идиотские вещи и при этом сам же понимал, каким мудаком выглядит. — Ты не можешь относиться к людям, как к куклам, — медленно проговорила она, глядя ему в глаза. У Сатору внутри оборвалось все. Она никогда так прямо не смотрела на него. Ему казалось, что бесконечность разламывается, как карамель, предательски оставляя его беззащитным перед ее голосом. — А кто мне запретит? — деревянная шпилька легко выскользнула из ее прически и тяжелая копна волос упала на плечи. Сатору довольно усмехнулся, не остановился — пальцами поправил ее челку, пригладив пару непослушных локонов. — Ну вот, так лучше. От шрама отвлекает. Утахиме обошла его, будто мимо прошла гроза, физически обдав холодом. Сатору прислонился к стене плечом, крутя между пальцев шпильку, украшенную черным журавлем. Бесконечность вернул, но толку от нее как будто нет. Сатору бесился от несправедливости. — Ты чуть менее очевидно злись, — подсказал Гето. Годжо яростно на него зыркнул и пнул очередной камешек. Впереди них шли Секо и Утахиме. Болтали. Она даже улыбнулась несколько раз, таким образом уже двоих предпочтя Сатору Годжо: дранную кошку, которую подкармливала каждый день, и Иэйри Секо, которая была его подругой. Им разрешили провести весь день в Токио в честь успешно выполненных заданий. Сатору не ожидал, что привычное трио будет разбавлено ею. Когда они с Секо успели поладить? С их последнего разговора в коридоре прошло три недели. Иори планомерно и эффективно игнорировала его все это время. Она ни разу не остановила на нем взгляд, темные глаза мазали равнодушно, словно его вообще не существовало. Сатору был зол: какого хрена! Он сильнейший шаман, за ним бегают толпами, мечтают привлечь внимание, пытаются добиться расположения. Он богатый, красивый, умный, талантливый и сильнейший. Кем она себя возомнила? Посредственная шаманка с шрамом на лице, как подтверждение своих слабых способностей, не может его игнорировать. Даже в собственных мыслях это звучало фальшиво. Сатору снова посмотрел на нее. Ему нестерпимо хотелось подойти и вдохнуть запах волос. С того дня она всегда их собирала, делала хвостики, косички или небрежные пучки на затылке, как сейчас. Несколько непослушных прядок выбились и задевали ее шею. Девушки зашли в торговый центр и Сатору потащился за ними. Формально они ведь ушли одной компанией и вполне естественно держаться вместе. — Девчонки в магазины пойдут, — сказал Гето, скучающе. — Нам что, за ними? — Да, хочу себе гавайскую рубашку прикупить, — легкомысленно заявил Годжо. По дороге Сатору набрал пакет сладостей и догнал девушек в одном из магазинов одежды. — Хей, кто хочет моти? На голодный желудок нельзя делать покупки. Секо с готовностью засунула руку в пакет и выбрала угощение по вкусу. С бьющимся оглушающе сердцем, Сатору протянул пакет Утахиме. — Я не ем сладкое, — отозвалась она и с несколькими вешалками направилась в примерочную. Глупо было ожидать другого. — Как ты смогла ее разговарить? — не выдержал Сатору, покосившись на подругу. — М? — Ты знаешь, — он вдруг почувствовал себя полным идиотом и неудачником. — Вы с ней мило общаетесь. О чем вообще? Со мной она никогда не говорит. Секо задумчиво почесала затылок. — Не знаю, просто говорим. Например, вчера она сказала, что ей нечего надеть на мероприятие. Ты же помнишь, что планируется вечеринка в честь приезда Киотской школы? Вот и решили в магазин сходить. Сатору трезво понимал, что с ним свой гардероб она вряд ли стала бы обсуждать. Секо тоже упорхнула в примерочную, а Сатору все нелепо крутился вокруг, не зная, как подступиться. В итоге он просто заявился к ним, размахивая своей кредиткой. — Девушки, берите, что душа пожелает, клан Годжо оплачивает сегодня все! Его появление как раз в момент, когда Утахиме вышла из кабинки, чтобы показаться Секо. На ней короткое платье, узкое сверху и слегка свободное от талии. Платье подчеркнуло грудь, обычно скрытую безразмерными рубашками, а насыщенный красный оттенил цвет волос и глаз. Ей шло, несомненно. — Утахиме, одобряю! — скрывая за усмешкой нервозность и свой потерянный взгляд, сказал Сатору, — Еще сверху доплачу, чтобы чаще так ходила. Только колготки надо снять, а то смысл, если ноги не видно. Секо покраснела до кончиков ушей и посмотрела на него одним из своих убийственных взглядов. Утахиме не посмотрела: вернулась в кабинку и задернула шторку. — Гето, уведи его отсюда, пока я сама из окна нашего сильнейшего не выкинула! Взгляд Годжо замер на покачивавшейся шторе. И понимание, что он полный абсолютный козел затопило с головой. Сатору переступил с ноги на ногу, растерянно прислонился лбом о дверь. Уже минут семь он топтался на месте, не решаясь постучать. Иори была внутри, он видел ее проклятую энергию. Последние несколько миссий его переутомили, глаза болели, привычных очков оказалось недостаточно и он перевязал лицо черной лентой. Резко выдохнув, шаман постучал костяшками по дереву. Она не открыла. Парень также подпирал дверь лбом и ждал. Он ощущал себя абсолютно странно последние дни, знал прекрасно, что сам делает хуже, отпуская тупые комментарии по отношению к Иори, но не мог иначе. Ему казалось, что если не скажет грубость, то ляпнет что-то про ее запах волос или глубокие глаза, в которых утонул. Бред, конечно. Он очень по ней скучал, что тоже глупо. Она ему никто, чтобы скучать. Но даже тех проблесков внимания с ее стороны ему сейчас безумно не хватало. Сатору снова постучал. Дверь открылась неожиданно, Годжо чуть повалился вперед, но удержался, схватившись ладонями за проем. Иори взглянула на него растерянно. — Что тебе нужно? Сатору вдохнул, как зависимый, жадно впитывая ее запах. — Поговорить хотел. Тебя на тренировках давно не было, заболела? Она была одета в домашние спортивные брюки и футболку с длинным рукавом. Странно, что тело Утахиме всегда скрывала, будто пряталась от внешнего мира. Он помнит только раз замеченную голую кожу, тогда, под дубом. — Мне разрешили не приходить, — отозвалась она, придерживая дверь полуоткрытой, будто в любой момент готовилась закрыть перед его носом. — Мм. — Это все? Сатору выцепил из кармана два билета и протянул ей. — Секо сказала, ты бейсбол любишь. Сайтама Сейбу Лайонс играют в это воскресенье. Сходим вместе? Он видел, что в глазах зажглись искры, когда она разглядела их, но тут же потухли. — Нет, — пробормотала она, поджав губы. — Годжо, пожалуйста, оставь меня в покое. Я не знаю, зачем ты это делаешь, но не собираюсь больше быть ничьей игрушкой. Или развлечением. Она закрыла дверь, не дав ему даже секунды. Сатору проморгал. Она сказала ему разом больше слов, чем за все время, но слова оказались неприятными и болезненными. Вначале он ощутил уязвимость и даже толику обиды, но, едва вспомнил ее глаза, это прошло. Он вдруг понял, что ему важнее если она просто туда сходит и немного развеется, чем настаивать на совместном времяпрепровождении. Он просунул билеты в щель под дверью и ушел. «Больше» Слово крутилось в мыслях всю неделю. Вопросы громоздились в голове, возвращаясь к ней. Может ее кто-то обидел? Бросил парень? Сатору знал, что сама она никогда не расскажет и решил допросить подругу. В воскресенье вечером он заявился в комнату Секо, где она собиралась на встречу с Иори. — Очень мило с твоей стороны, что ты отдал ей билеты, — с хитрой усмешкой сказала девушка, собирая волосы в хвост. Сатору разлегся на ее кровати, пялясь в потолок. — Ты не такой эгоист, каким хочешь казаться. — Это здесь причем? Мне бейсбол не интересен, билеты просто подвернулись. Секо обернулась через плечо. — Сатору, я в курсе, в чем именно твой интерес, — выразительно проговорила она. Он швырнул в нее маленькую подушку, но шаманка легко отклонилась. — Вы теперь лучшие подружки? — Вряд ли. Но Утахиме милая девушка. А то он слепой. — Она не рассказывала ничего? Что случилось с ее семьей? И вообще ее прошлое… У нее парень есть? Иэйри присела на край кровати, поджав под себя ногу. — Нет, о таком я не спрашивала, а она не начинала сама. Ты настолько увлечен ею? Сатору проигнорировал. — В этом нет ничего предосудительного, — продолжила мягко Секо. — Ты ведь живой человек и можешь испытывать эмоции. Просто прекрати вести себя как избалованный мальчишка и будь с ней более искренним. — Отвали, — Годжо встал, размял мышцы и хрустнул костями. — Хорошо вам повеселиться, — он хлопнул дверью, уходя прочь. Сделал три шага и телепортировался, не откладывая надолго свой план. Нитинан — маленький городок. Берег рваный и пологий, разрезанный водами Тихого океана. Сатору решил начать с храма, где должен служить хотя бы один шаман. Он нашел старушку с ощутимым следом проклятой энергии. — Клан Иори? — задумчиво переспросила она, поглаживая рукой морщинистый лоб. — Конечно, знаю, — ее глаза вдруг взглянули на него внимательней, сощурились подозрительно, — зачем наследник клана Годжо интересуется? Естественно он не смог бы скрыть свое имя с этими волосами и глазами, пусть и спрятанными за повязкой. — Меня отправили из Токийского колледжа, — не моргая соврал парень. — Разузнать побольше о новой студентке. — Странно. Разве не само руководство ее отсюда забирало? Что? Старушка продолжила, цепко изучая его лицо. — Они примчались сразу, как мы сообщили. Думали, что с ней сделать. Нам не говорили, но… хотели казнить скорее всего. Долго совещались. Холод пробежал вдоль позвоночника. — Что случилось? Нападения проклятия? Ее лицо… — он затих, чувствуя как клокотало в груди нетерпение. Мысль, что кучка старикашек хотели лишить Утахиме жизни жалила мозг. — Не все зло несут проклятия, мой мальчик. Человек способен творить настоящие кошмарные вещи, — она выдержала паузу, словно раздумывала, говорить с ним или нет. — Их дом стоит на холме, увидишь когда выйдешь из храма. Окружен кедровым лесом. Ответы найдешь там, а после… — она поднялась и достала из ящика стола папку. — Это отчет о случившемся, составили наши шаманы, когда узнали. Нам пришлось передать дело в Токио и тогда они вмешались. Можешь прочесть, когда будешь там. Сатору взял из ее рук папку, показавшуюся ему слишком тяжелой. — Утахиме хорошая девочка, — мягко закончила шаманка. — Береги ее. — Почему вы решили, что я… — Вижу по твоему лицу, — с усмешкой ответила бабуля. — Вы молодежь считаете, что никто до вас не испытывал такого. Ха. Иди уже, сынок. Подумай. Он решил дойти до дома пешком. Поднимался на гору неспешно, папка жгла ладонь. Сатору сомневался, остановившись у входа. Уже стемнело, сумерки сменились безлунной ночью. Он думал, насколько имеет право быть здесь и искать дальше. Тайны Утахиме были так близко, но его внутренне пугало это. Если она узнает, что он расспрашивал о ней? Но уже поздно отступать. Сатору вошел через ворота, глубоко вздохнув. Большое классическое строение дышало на него затхлостью и смертью. Он преодолел двор, поднялся на деревянное крыльцо и осторожно раздвинул входную дверь. Комнаты переходили одна в другую, разделенные седзи. Сатору шел медленно, изучая каждую деталь, но все было обычным. Кроме крови, впитавшейся в стены и пол. В каких-то местах ее пытались оттереть, но видимо поняли, что это занятие бесполезное. Запах убийства сросся с домом, став его незримой тенью. Сатору нашел эпицентр — маленькая комната с ослепительно голубым расписным потолком. Десяток белых и чёрных журавлей взмывали в небо, задевая друг друга крыльями. Он понял, что это комната Утахиме — все здесь было о ней. Стопка книг, стоящих прямо на полу, краски и мольберт, несколько статуэток на туалетном столике. Одна из стен была расписана наполовину: те же журавли опускались к озеру, оттенки синего от почти белого до насыщенно-ночного переливались в полумраке. Рисунок был не закончен, лишь обрывки и тени. Остальная часть комнаты была разрушена, сломана, словно в ней велась борьба. Под ногой Сатору что-то хрустнуло, он опустился на корты, нашел пальцами — в руках оказалась кость, позвонок, судя по всему. Человеческий, несомненно. Годжо сел на маленький диванчик и раскрыл папку. Лицо Утахиме застало его врасплох. Она смотрела в камеру прямо, зло, отчаянно. Это был взгляд дикого зверя, попавшего в ловушку. На лице рана была свежей, кровила, края воспалены и уродливы. Было похоже на ожог. На следующей снова она — по пояс. Обнаженная. Сатору чувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Ладонями она прикрывала грудь, глядя в сторону. Живот был усеян синяками, ссадинами, уродливые фиолетовые и черные гематомы расползались на ее худом теле, ребра выделялись столь явственно, что угрожали разорвать тонкую кожу. На ногах было также. Шрам змеился по задней поверхности почти до колена, одного быстрого взгляда хватило, чтобы представь насколько глубокой и болезненной была рана. В синяках на бедрах угадывались очертания пальцев. Текст начинался сухо. О том, что в два ночи работники храма почувствовали выброс проклятой энергии. Когда несколько магов прибыло на место, они столкнулись с тошнотворным зрелищем. Кровавая баня. Выпотрошенные внутренности по всему дому, лужи, пятна, капли крови на стенах и полу, разломанные кости и напуганная юная шаманка. Даже бывалых магов потрясла эта картина, но еще больше их ужаснула правда. Иори Утахиме — восемнадцать лет, единственная дочь Иори Йошито, внучка Иори Масаки и племянница Иори Озэму. Она жила с тремя своими родственниками и до этой ночи никто не догадывался об ужасах, что происходили в доме на холме. Девочка с детства подвергалась жестокому обращению, ее избивали, морили голодом, не давали спать, с особой изощренностью трое мужчин мучили ту, что должны были защищать. Появление у нее способностей еще больше разозлило домочадцев, которые не считали женщин достойными такого дара. Утахиме практически не покидала дом, ей запрещалось говорить с людьми, ходить в школу, иметь друзей. В городе не видели в этом ничего странного — девушек в нынешнее времена надо воспитывать в строгости и соответсвенно традициям. Никто якобы не замечал ужаса в ее глазах. В ту ночь стало хуже. Иори не теряла надежду, давно готовила побег, но не находилось подходящего момента. В доме всегда оставался кто-то из мучителей, а в свое отсутствие они заковывали ее наручниками в подвале. Но удача к ней повернулась — возможно впервые за всю жизнь. Выпивший дядя забыл застегнуть замок и ушел с друзьями. Воспользовавшись везением, Утахиме пыталась бежать. Она не стала брать с собой ничего, не хотела оставлять следов и терять время. Но удача продлилась недолго, сбегая вниз по холму она нарвалась на возвращающегося Озэму и его собутыльников. Утахиме ясно поняла, что вряд ли переживет эту ночь. Дядя втащил ее в дом за волосы, после болезненных, привычных побоев вдруг остановился. — Ты неблагодарная тварь, — объявил он, глядя на сжавшуюся девушку. Лицо изнывало после оставленного утром ожога: отец наказал ее за остывший чай. — Мы заботились о тебе, хотя могли еще в детстве продать клану побогаче. Твоя мать была грязной шлюхой, и несмотря на наши старания, ты выросла такой же, — он снял с себя ремень. — И раз так, то отныне ты будешь моей шлюхой. Иори сказала, что плохо помнит. Он накинулся на нее в собственной комнате, стал срывать одежду. Его друзья повалили из гостиной внутрь, они смеялись и подбадривали его. — Братец, я могу быть следующим? — крикнул кто-то из них. — Выдержит пятерых? — Да какая разница, ей только и надо, что лежать спокойно. — Дырок три, всем хватит. Утахиме помнит, что он почти раздел ее и помнит странную пугающую пустоту, когда до нее доносились их голоса. Она подумала, что хочет умереть в эту самую секунду, а потом закричала. Этот крик был всей яростью и болью, что копились в душе, всем страхом, что сжался в ней в ту секунду. Голова Озэму разлетелась на ошметки. Все остальное — в тумане. Утахиме кажется, что они плакали и молили о пощаде, пытались сбежать, клялись, что и пальцем бы ее не тронули — пошутили. Иори кричала, пока они все не исчезли. Их тела надувались и рвались, кровь брызгала, кости ломались. Когда вернулись дед с отцом, она не пощадила их. Уничтожила. Отчет чередовался фотографиями из снятого видео, найденного на телефоне одной из жертв. Они собирались запечатлеть весь процесс изнасилования на память. Девушку увезли в храм. Наутро приехали шаманы из Токио, изучить инцидент. Спустя долгое расследование и выяснив все детали, а также учитывая, что девушка подвергалась психологическому и физическому насилию в течение многих лет, не училась контролировать свою силу, они постановили, что выброс проклятой энергии в подобной ситуации может характеризоваться как самозащита. Несмотря на это, кто-то из комиссии предлагал рассмотреть вариант ликвидации, как наиболее приемлемый. В таком возрасте научиться контролировать столь опасную и омерзительную способность почти невозможно. Да и сможет ли девушка спокойно жить после череды подобных унижений? Она убийца, изуродованная шрамами. Смерть вполне милостивый подарок. И все же директор принял другое решение. Утахиме стала студенткой техникума, чтобы быть под присмотром шаманов. Было обговорено, что если она сорвётся и еще хоть раз неконтролируемо применит силу, ей будет грозить смерть. Годжо никогда за свою жизнь не испытывал такого отвращения. Высокомерные ублюдки. Кучка бесчувственных психопатов. Кто они такие, чтобы решать, сможет Утахиме справиться с прошлым или нет? Всем было плевать на нее, пока она жила в персональном аду. Никто в городе, ни один шаман из храма не поинтересовался, что с ней происходит. Сатору не мог там больше находиться. Он ушел, оставив отчет внутри. А на утро горожане обнаружили пепелище на месте красного дома. На этот раз его костяшки отбили ритм быстро и весело. — Утречко, Утахиме! — воскликнул Годжо, сверкая улыбкой. Девушка смерила его подозрительным взглядом. — Ну как повеселилась, а? Все мячи забили твои бейсболисты? На ее лице проступило легкое снисхождение по отношению к его познаниям. — Я впервые была на живой игре. И места очень хорошие … Спасибо, — в её глазах отразилось приятное умиротворение. — Всегда пожалуйста, — он прислонился плечом к косяку, не изменяя своей улыбке, — кстати, я тут гулял по городу и вспомнил, что ничего не подарил на твой День Рождения. Иори нахмурилась. — Он еще не наступил и вообще… Она замолчала, когда он протянул крафтовый пакет, запрятанный за спиной. Девушка несколько раз хлопнула ресницами. Забавно. — Что там? — Открывай, — Годжо еще чуть ближе придвинул ей пакет. В груди у него шевелилось нервное возбуждение. — Может не угадал, конечно. Но ты похожа на ту, кто любит рисовать. А если нет, то самое время начать! Пальцы у тебя как у художницы, я сразу заметил. Он сыпал на нее глупостями, пока она осторожно приняла подарок и заглянула внутрь. Сатору внимательно за ней следил, заметил как приоткрылись губы. Она вскинула взгляд, полный удивления. Он воочию видел, как ширятся зрачки. — Краски?! Он пожал плечами. — Продавец сказал, что это самые лучшие. — Их много, — она перебирала тюбики руками, дотронулась до кистей. — Столько оттенков… Восторг Утахиме вдруг поубавился и она протянула ему пакет обратно. — Я не могу это принять. Слишком дорогой подарок, и вообще, ты не должен… — Эй, — он мягко оттолкнул ее руку, — я всем друзьям подарки дарю. Так что отказ не принимается. Если нравится, то пользуйся. — Нравится, — тихо пробормотала она, с волнением закусывая губу. Сатору не отрывал от ее лица взгляда и только поэтому заметил краешек улыбки. Первая, подаренная ему. Искренняя. В солнечном сплетении от изгиба губ все потяжелело. — Ладно, — он прочистил горло. — Я пойду. — Стой, — она вскинула на него взволнованный взгляд, — я могу чем-то тебя отблагодарить? Он хотел бы сказать, что ему ничего не нужно, но знал, что тогда она будет чувствовать себя должной. Сатору не хотел вызывать в ней таких эмоций. — Ага, — он пятерней взлохматил волосы, пытаясь быстрее сообразить. Идея сверкнула вспышкой. — Картину мне нарисуй. Хочу что-нибудь в комнате повесить, но не разбираюсь в этом. — Что, например? — кажется ее одновременно застало врасплох его просьба и обрадовала. — На твой вкус, ты ж художница. Что, по-твоему, мне подходит, то и рисуй. — Хорошо, — серьезно кивнула она. Сатору замялся. Подумал, может позвать ее куда-нибудь. Или сказать, что у нее волосы красивые и его пьянит, когда она их распускает. Конечно, не в шраме вовсе дело, глупость тогда сказал, просто чтобы спрятать свое восхищение. Ей не понравится. — Пока, Утахиме, — бросил он, развернувшись. Сатору шел медленно, пряча руки в карманах брюк. Он чувствовал, что она смотрит ему вслед. Годжо совершено был не готов к ее появлению. Он открыл дверь широко одним движением и тут же обалдел. Даже не думал, что она решится прийти лично. Девушка неловко переступила с ноги на ногу, взглянув на него с опаской. Она быстро прошлась глазами по его мокрым волосам, растерянному лицу, обнаженному торсу с подтянутыми крепкими мышцами и остановилась на уровне пояса, где дорожка светлых волос убегала под резинку спортивных штанов. Утахиме тут же отвела взгляд, вся смутившись и став румяно-красной. — Оу, Иори… — Годжо очень туго соображал, околдованный ее милым румянцем. — Прости, надо было тебя предупредить, я просто… — она старательно изучала трещинки на стене где-то на уровне его плеча. — Хотела отдать лично. Спасибо за краски, я давно не рисовала и это было очень приятно. Она протянула ему небольшую рамку, упакованную в коричневую бумагу. Сердце Сатору забилось как бешеное, он ухватился за ее взгляд и смущенное лицо. Не хотелось так быстро прощаться. — Ты заходи, не стесняйся, — он освободил проход, отступая в комнату. Зацепил тут же первую попавшуюся футболку и оделся, чтобы не пугать ее. — Надо решить куда повесить. Ты лучше знаешь, я ж в этом тормоз. Иори замялась, неуверенная. Но будто что-то решила для себя и перешагнула порог. Она прикрыла дверь, с плохо скрываемым любопытством рассматривая комнату. Впрочем все спальни в общежитие были похожи. Сатору присел на край рабочего стола и разорвал бумагу. Утахиме наблюдала за ним, сцепив пальцы в замок. Озеро и журавли. Оттенки голубого, белого и ночного синего переливались. Годжо провёл пальцем по краю рисунка, очерчивая крылья одной из птицы. Это было нежно и грустно. Очень красиво. — Если не нравится, перерисую, — нервный голос Иори вывел его из размышлений. Годжо резко вскинул на нее взгляд и заметил, как она потупилась. Тонкие пальцы сильнее стиснули ладонь. Он вспомнил, что его глаза открыты, нет ничего между ними и Утахиме. Реально тормоз. Сатору всполошился, убрал картину на стол и попытался вспомнить куда дел очки или хотя бы ленту. Он знал, что людям неуютно под его взглядом. — Классный рисунок, спасибо, — проговорил он, шаря рукой в ящике. — Ты извини, из душа вышел и совсем про повязку забыл, — он хохотнул. Пальцы ухватили ленту и Сатору быстро перевязал лицо. — Ну вот, так лучше, да? Он тут же ощутил, как мир стал менее ярким, не давил так сильно. — А что с твоими глазами? — несмело спросила она. — Почему ты их закрываешь? — Шесть глаз моего клана. Я вижу всю проклятую энергию, что есть в мире. Удобней когда есть преграда между мной и… всем, особенно после тяжелой миссии, когда глаза чувствительнее. Ну и, — он ухмыльнулся, скрестив на груди руки, — я берегу простых смертных от своей безграничной красоты. Иори закатила глаза и приблизилась к нему. Сатору не двигался, но каждая мышца в его теле напряглась, когда она остановилась рядом и взяла в руки свою картину. Девушка задумчиво окинула взглядом комнату, нахмурив лоб. Она прислонилась поясницей к столу, повторяя его позу. — Напротив кровати? — предложила она, склонив голову набок. — Мне кажется приятно смотреть на картины перед сном. Тогда это может тебе присниться. — Хорошая идея, — охрипшим голосом сказал Годжо. Он боялся разрушить момент: она так близко, между их плечами пару сантиметров и бесконечность. Волосы Иори были заколоты на затылке, но локоны небрежно касались маленького розового ушка и шеи. Он подумал о заколке, лежащей на дне прикроватного ящика. Сатору не мог оторвать взгляд от ее профиля. В груди тянуло, а каждая клетка, каждый атом в его теле стремился к ней. Волоски на его руках встали дыбом, по позвоночнику прошлись мурашки. Тонкие длинные пальцы Утахиме отвели мешающие локоны за ухо. Она повернула к нему голову. Такие пушистые ресницы. И едва заметные веснушки на нежной коже. Сатору подумал, что ему нужно слегка податься вперед и тогда губы накроют ее губы. Он бы коснулся нежно, трепетно, не стал бы давить. Всего лишь прикосновение. И если бы она позволила, пальцами прошелся бы по шее, скользнул на затылок, чтобы высвободить волосы и запутаться в них, вдохнуть, позволить им окружить себя. Ему с трудом удалось оттолкнуть себя от стола и увеличить между ними расстояние, отойдя к кровати. — Спасибо. Так и сделаю. Утахиме не отрывала от него непонимающего взгляда. — Мне надо собираться, — сказал он. — Мы идем с Гето в город, хотим прогуляться. Так что… Девушка кивнула, выпрямилась и двинулась в сторону двери. — Да, я ухожу. Спасибо еще раз, Сатору, — мягко произнесла она, покидая комнату. Сатору. Его имя по особенному звучало на ее губах. На следующей совместной миссии он внимательнее за ней следил. Иори сдерживала силу так явно, что он поразился, как не заметил раньше. Она практически не прикладывала усилий, и в том, что он видел, даже отголосков не было мощи, которая разъела восемь человеческих тел. По дороге в школу она сосредоточена на пролетающем за окном пейзаже, а Сатору на ее ровном дыхании. Он невзначай опустил ладонь на кожаное сидение и придвинул к ее руке, оставляя между ними пространство. Интересно, как она отреагирует, если он коснется ее? Покинув машину, Иори отправилась в противоположную от общежития сторону. Сатору догнал ее, подстраиваясь под шаг. — Не устала после миссии? — угрюмо спросил он. Ответа он не ждал, но Утахиме мазнула по нему глазами. — Мне надо покормить Изгоя. — Изгоя? Иори достала из кармана небольшую кошачью консерву. Сатору наблюдал, как она присела на корточки, вскрыла упаковку и подозвала своего найденыша. Серый зверёк, уже не такой тощий и чуть менее плешивый вылез из-за дерева. Он прибежал к ней, ткнулся мокрым носом в ладонь, приветствуя, и тут же принялся за подношение. Иори улыбалась, подперев щеку рукой. Первые снежинки упали на ее волосы, запутались и растаяли. Снег пошел стеной. Сухие крупные снежинки кружились в вихре, занося все вокруг. Сатору не мог даже пошевелиться, ему казалось, что с каждым днем, с каждым часом, его влечение к Утахиме усиливалось. Его накрывало, как снег землю. Сатору отрешенно смотрел на белый ковер, на склонившуюся над котом Утахиме. Она ласково гладила его шерстку, почесывала за ухом, а мелкий и наглый, наслаждаясь, терся о ее ноги. — Вставай уже, — выдохнул Сатору, недовольно нахмурив брови. — Промерзнешь. Как в доказательство — она чихнула пару раз. Вскинула на него смущенный взгляд. — Иди, почему ты ждешь? — Не жду, — тут же возразил он, сам понимая как глупо это звучит. Утахиме нехотя поднялась, вскинула на него голову, встав напротив. Снег осыпал ее ресницы и волосы. Это выглядело волшебно, нереально, словно она персонаж из какого-то мифа. Снежная королева? — Почему ты их не распускаешь больше? Ее удивление вопросом явно. Утахиме непонимающе посмотрела на него, будто уверенная, что ей послышалось. Сатору упрямо молчал, не отрывая от нее взгляд, пусть и скрытый повязкой. Он знал, что она явно ощущала его кожей. — Неприятно видеть мой шрам? — надломленно спросила она. — Когда волосы не отвлекают… Сатору подошел ближе, ботинки впритык к ее сапогам. Как в первый раз. Утахиме смотрела на него неотрывно, гордо подняв голову, словно вознамерилась выслушать все грубости, что он ей скажет. Пальцы Годжо теплые. Прошлись по холодной коже ее лица, очерчивая нижний край шрама, нырнули в волосы и легко подцепили заколку. Тяжёлая густая темнота упала на ее плечи. Утахиме не шевелилась, приросшая к земле. А Сатору, заколдованный моментом, мягко накрутил на палец локон и поднес к лицу, вдыхая. Миндаль, мята и апельсин. Такое странное сочетание. Холодное и сладкое одновременно. Он почувствовал ее глубокий вдох своей грудью. — Когда распущены, аромат ощутимей, — тихо пробормотал он, выпутывая пальцы. Ее глаза могли бы его поглотить. Она смотрела на него так, будто он свихнулся прямо здесь и сейчас. Наверное так и есть. Сатору отступил на шаг, возвращая расстояние между ними. Включил бесконечность на всякий случай, чтобы не поддаться искушению. — Идешь? — кивнул в сторону общежитий. — Правда метель усиливается. Утахиме несколько раз судорожно кивнула и поспешила вперед. Он заметил очаровательный румянец на ее щеках. Годжо издалека махнул ей рукой, когда поймал ее взгляд. Утахиме заметно подобралась, выпрямила спину, будто проглотила стальной шест. И нервно провела ладонью по волосам, приглаживая. Всю последнюю неделю она распускала волосы, как раньше. Сатору к ней не подходил, ограничиваясь приветствиями издалека и кивком головы. Он сам себе не доверял, решив дать ей больше пространства. Парень и сейчас планировал пройти мимо, но ее глаза вцепились в него с таким ожиданием, что невольно затянули в водоворот. Она сидела на подоконнике в коридоре, скрестив лодыжки и болтая ими в воздухе. Рядом с ней лежал дневник в кожаной обложке. Интересно, что она там пишет? Есть хоть пара заметок о нем? Сатору остановился напротив, расслабленно прислонившись к стене и засунув руки в карманы. Очки сползли, открывая наполовину глаза. — А чего марафет не наводишь? — весело спросил он, изучая ее лицо. — Пара часов до вечеринки. — Я не пойду. Сердце провалилось в живот. Сатору весь подобрался, напряглись мышцы. — Почему? Вы ж с Секо хотели. Он думал, что она повеселится этим вечером. Может расслабится в компании, под музыку и легкий алкоголь, который они с друзьями собирались протащить незаметно. Ему хотелось втянуть Иори в обычную повседневную жизнь. С момента появления в техникуме она изменилась, стала более общительный, раскрылась, в ней было меньше надлома, чем он видел в первый раз. Он думал, что должен показать ей обычную жизнь, ту, которую у нее забрали сумасшедшие родственнички. — Да, но… — она нервно пожала плечами, откидываясь назад. — Там будет много незнакомых людей. — Познакомлю. Я всех знаю. — Они будут смотреть на меня, Сатору, — тихо проговорила Иори. Он непонимающе нахмурился. — Да, я тоже на тебя собирался смотреть. В смысле и сейчас смотрю. Она не подняла взгляд, изучая свои руки, сложенные на коленях. — Шрам привлекает внимание, — пусто уронила она. — Начнут шептаться. Не хочу. Ноги Сатору приросли к полу, он почувствовал тяжесть внутри и неконтролируемую злость. Им повезло, что они мертвы. Повезло, что Иори сама их убила и достаточно быстро, потому что Сатору смерть растянул бы на месяца. Он представлял, как отделял бы мясо от костей день за днем, небольшими кусочками. — Но я все еще смотрю, — глухо произнес он, чувствуя как сухо во рту. Она неожиданно затрясла головой и вдруг смахнула с ресниц одинокую слезу. Нет-нет-нет. Только не плачь. Почему? Что он опять ляпнул? — Чтобы ты смотрел тоже не хочу, — она шмыгнула носом. — Особенно ты. Сатору двинулся к ней, замер напротив, пытаясь заглянуть в лицо. Не далась. Он подцепил подбородок и аккуратно поднял, чтобы поймать взгляд. В тёмных глазах дрожали настоящие слезы. Это покоробило его. Оборвало нечто внутри, почти вызвав панику. — Почему, Утахиме? — вкрадчиво спросил он. Она замерла, но слезы скользили по белому лицу. — Потому что я сломана. Испорчена. Изуродована, — она бросала слова тихо и убийственно, словно каждое наделила проклятой энергией. — И ты своими глазами видишь это отчетливее всех. Видишь всю мою грязь и мерзость, — ее пальцы сжались, ногти до красных пятен впились в нежную кожу ладоней. — Я чудовище. А ты — прекрасный принц этого мира, — ее губы тронула грустная усмешка. — Ты не знаешь, что я сделала. Это не только внешне, это… — она подавилась слезами и словами, но договорила, словно боялась, что больше не сможет об этом сказать. — Моя проклятая техника ужасна. Отвратительна. Я оставила после себя только смерть и трупы, Сатору. И я боюсь, что это опять проснется во мне, каждый раз, когда я пою, мне страшно, что не смогу остановиться. Я монстр… — она сморгнула слезы, отвернулась, высвобождая лицо из его захвата. Провела маленьким кулачком по глазам, словно ребенок, пытающийся сдержать рыдания. — Ты смотришь так, что я не могу спрятаться. Слишком пристально. Все видишь и я…. Он схватил ее лицо ладонями и развернул, впечатывая себя в ее губы. Ощущая соль ее слез мягко, но настойчиво поцеловал. Глаза Иори распахнулись в изумлении, Сатору не решался закрыть собственные, пока не получит от нее согласие. Она вцепилась пальцами в его запястья, словно собиралась оттолкнуть. Парень снова прошёлся по губам, уговаривая ее, предлагая. Она дрогнула. И веки закрылись. Это не было ни на что похоже. Ни на одно из представлений или его снов, реальный поцелуй оказался лучше, чем все, что мог вообразить его мозг. Сатору закрыл глаза, отдаваясь ощущениям. Его напор неконтролируемо усилился и он скользнул в приоткрытый рот языком, вызывая очередную дрожь в теле девушки. Сатору мягко убрал руки, скользнул ими ниже и накрыл острые колени. Осторожно раздвинул, чтобы встать между ее ног и оказаться ближе. Язык ласкал ее рот, небо, ладони успокаивающе гладили бедра. Он не хотел пугать ее, не хотел вызывать болезненные воспоминания. Сатору хотел, чтобы она почувствовала наслаждение. Чтобы поняла, как сильно он хочет сделать ей приятно и что он может, если она позволит. Утахиме через время неловко ответила, пытаясь повторить за ним. Ее поцелуй сводил с ума, хоть неумелый и робкий. До тех пор пока они не столкнулись зубами. — Тише, — прошептал Сатору, большими ладонями проводя по ее худым ногам, — не спеши. Она покраснела. В животе сладко потянуло, когда он увидел ее подернутые дымкой глаза. — Прости. Я… Это мой первый поцелуй. Извини. Не знаю, как… — Я понял, — он улыбнулся, потерся носом о ее маленький носик. — Все отлично. Не нервничай. Медленней, — он снова коснулся ее губ, слегка оттянул нижнюю губу, прошелся языком. Утахиме шумно выдохнула и чуть поменяла положение. Он ощутил, как напряглись мышцы под его руками. Догадка, что возможно на нее их поцелуй влияет также как и на него, нахлынула словно лава. Руки Сатору окольцевали ее талию и притянули ближе, так что они оказались вплотную. Он снова вернул ладони на ее бедра, подхватил под колени и завел за свою спину. — Обхвати меня если хочешь, — серьезно сказал ей в губы. Утахиме несмело сцепила ноги на его талии. — Продолжим? Она закрыла глаза, подстраиваясь под заданный им ритм. Сатору целовал ее влажно и горячо, вылизывал сладкий рот, впечатываесь со всей силы в тело девушки. Ее тонкие пальцы робко легли на его плечи, грудь вздымалась и быстро опускалась, лицо пылало от незнакомой ранее ласки. Сатору накрывало с каждой секундой. Утахиме так нежно приживалась к нему, ее невинные прикосновения действовали безотказно, а ноги, окольцевавшие торс, усиливали возбуждение. Он чувствовал, что член в штанах уже пульсирует. Сатору разорвал нехотя поцелуй, остановил свои руки, пытаясь остудить голову. Он поцеловал ее в уголок губ, скулы, сцеловывая слезы, центр шрама. Пальцы девушки сильнее сжались на его плечах и она спрятала лицо, уткнувшись в его грудь. Сатору настойчиво расцепил ее ноги, чтобы увеличить расстояние. Он надеялся, что стояк она не заметит. — Уснула что ли? — фыркнул в ее волосы. Утахиме не ответила, кажется решив притвориться, что ничего не произошло. Ладони Сатору нежно провели вверх и вниз по узкой спине. — Ты же не скажешь, что это ошибка? — пряча за насмешкой тревогу, спросил он. Девушка чуть пошевелилась. — А ты? — ее губы задели обнаженный участок кожи на шее. — Никогда. Утахиме, я хотел этого с нашей первой встречи, — серьезно проговорил он, продолжая нехитрую ласку. — Как только я тебя увидел, почувствовал, будто знаю всю жизнь, — эмоции Сатору складывались в слова и шли от сердца, совершенно не обдумываясь им. — Или ищу всю жизнь именно тебя. Твой голос и твои глаза, самые глубокие и прекрасные. Каждая черта в тебе, снаружи и внутри — близка мне. Словно кто-то создал нас друг для друга, — он провел пальцами по волосам, убирая их от ее лица. — Эй? — мягко позвал он. Девушка осторожно вскинула голову. — Будем встречаться? Она смотрела на него с вселенский смущением и недоверием. Годжо убрал волосы, полностью открывая ее для себя. — Ты сейчас шутишь? — убийственно тихо спросила она. Сатору возмущенно отстранился. — Утахиме, мне не до шуток, у меня в штанах… Сатору заткнулся, чтобы не ляпнуть лишнего, но одной эмоциональной фразы оказалось достаточно, чтобы взгляд девушки метнулся на его пах. Если он считал, что до этого Утахиме была смущена, то ошибался. Вот сейчас она вся стала пунцово-красная. Годжо прикрыл рукой глаза, стараясь справиться с собственной неловкостью. — Прости, я не должен был. Вырвалось. Утахиме кажется пискнула от смущения. — Забудь, ладно? — он вгляделся в ее глаза. — Главное ведь то, что я говорю искренне и серьезно, Химе. Ты мне очень дорога. Никогда и ни к кому я не испытывал таких чувств. Ты нужна мне. Взгляд Иори застыл, направленный на него. Он видел, как нервно она сжимала и разжимала кулаки, ждал вердикта. — Да. Его брови поползли вверх. — Что «да?», — решил он на всякий случай уточнить. Девушка закусила губу, кажется сдерживая улыбку. — Да, давай встречаться, — проговорила она. Годжо усмехнулся, ощущая как развязывается в груди напряжение. Весь вечер он крутился вокруг Утахиме, всем представляя ее как свою девушку. Иори краснела и пыталась заставить его быть сдержаннее, но он не мог. Как и не мог оторвать взгляд от хрупкой фигуры в красном платье. И хоть кожа ног была спрятана за плотной тканью колготок, их вид все равно сдвигал гравитацию. Сатору алкоголь не употреблял, но опьянел от ее близости. А вот сама девушка щедро заливала в себя пунш, с каждым стаканом улыбаясь все более открыто. Он и танцевать не любил, но когда Иори схватила его за руку и потащила на танцпол, даже не думал возражать. Она двигалась плавно и уверенно, раскрепощенная под действием выпивки. Сатору почти задохнулся, когда она приблизилась вплотную, сцепив руки за его шеей. Он осторожно сжал тонкую талию. Потом они танцевали медляк, просто покачиваясь под любовную песню в обнимку, и Годжо не знал, как вообще поместить в себя этот восторг. Он вышел из душа, завернув бедра в большое полотенце, а маленьким прошелся по волосам. Шок Иори можно было ощутить физически. — Доброе утро, красавица! — воскликнул он, завалился поперек кровати, опираясь на локоть. — Как выспалась? Утахиме смотрела на него в полном ужасе. Он хотел шутливо дернуть ее за ногу, но она шарахнулась всем телом на максимальное расстояние от него и укрылась одеялом до подбородка. Сатору пожалел, что у него нет фотоаппарата. — Да ладно, чего стесняешься, — протянул он, пытаясь стянуть с нее одеяло, — что я там не видел. — Я… — голос девушки звучал хрипло. Он практически видел мысли, копошащиеся в ее хорошенькой головке. — Мы вчера?.. Сатору поиграл бровями. — О да, дорогая, — он мечтательно улыбнулся, — ты была потрясающей. Паника Утахиме захлестнула с головой. Она снова завизжала, спрятав лицо в ладонях. — Но я ничего не помню! Как это может быть? Первый раз же… Ее срывающийся голос прервал смех Сатору. Утахиме подняла на него разъяренный взгляд. — Что смешного? — раздельно просила она. Сатору не мог успокоиться, готов поклясться, что видел как душа покидала ее тело. Он смахнул слезу и перевернулся на спину, закидывая руки за голову. — Прости, но видела бы ты себя со стороны, — он хохотнул напоследок. — Не было ничего, глупышка. Единственное, что случилось с тобой ночью в первый раз — это опьянение. Сатору поднялся, потянулся, красуясь мышцами. — Но я… — Утахиме следила за его передвижениями. — Почему я голая? — Не голая, а в моей футболке, — исправил Сатору, изучая свой шкаф. — Ты вчера разлила на себя пол-литра пунша. Извини, но спать с таким запахом под носом я бы не смог. — Ты раздел меня? — снова пискнула девушка, возвращая уже ставшим привычный румянец. — Ты что творишь?! — она резко закрыла лицо ладонями, когда Сатору сбросил без комплексов полотенце. — Ну я же тебя голой видел, — спокойно ответил он, надевая трусы и следом брюки. — Справедливо будет. Утахиме кажется угрожал инфаркт. Сатору сжалился над ней, вернулся в кровать, держа в руках футболку. Он мягко отвёл ее руки в сторону. — Посмотри на меня. — Нет. — Утахиме, не вредничай. Открой глаза. Она не хотя подняла веки, уставившись на него уязвлено и с обидой. — Я ничего не видел, — с улыбкой признался он. — Ты сама переоделась, когда пришли. И я вообще не здесь ночевал, спал в соседней комнате, она пустая. Утром вернулся принять душ. Ее тело расслабилось. — Честно? — Да. Сатору не удержался, быстро поцеловал ее в уголок губ, пока она такая милая и сонная. Утахиме выпустила одеяло и наконец чуть успокоилась. Сатору не мог не признать, что ему нравилось видеть ее в своей футболке и постеле. — Не переживай, — он поднялся, под ее внимательным взглядом натянул футболку, — наш первый раз ты не забудешь. Он вышел из комнаты, давая ей возможность спокойно привести себя в порядок и вернуться к себе. В марте она попросила провести ей несколько уроков ближнего боя. Сатору их занятия обожал, потому что заканчивались они всегда одинаково — в горизонтальном положении. Его уже привычно уносило и пьянило от ее прикосновений, хоть и робких, но таких чувственных. Они лежали на матах, куда десять минут назад он повалил ее в исходе боевого спарринга. А потом и сам навалился сверху, вжимая трепещущее тело в мягкий пол. Они не заходили дальше поцелуев. Годжо не хотел давить, уже привыкнув к постоянному ощущение неудовлетворения, которое он снимал в душе. Эти мелкие неприятности были разумной ценой за такое. За Утахиме, которая обнимала его, отвечая на его голодный поцелуй, ласкала его своим языком, становясь смелее с каждым днем. Они встречались два месяца, а Годжо казалось, что их роман длится всю его жизнь. Он уже не помнил себя без нее. Оторвавшись от ее рта, прижался губами к шее, целуя жадно, горячо, продвигаясь к плечу и ключице. Он уже знал, как ей нравится, знал насколько чувствительная кожа у нее за ушком, как она стонет, не справляясь с эмоциями, и как вся плывет от предвкушения, когда он зажимает ее в темных уголках колледжа. Но Сатору точно не был готов, когда ее ладони вдруг скользнули под его потную футболку и прошлись по ребрам. Она расширяла границы осторожно, сам парень лишь недавно добрался до груди, лаская ее сквозь одежду. Он еще ни разу не дотрагивался до ее голой кожи. — Решила поэкспериментировать? — прошептал он ей в губы. Иори покраснела, целуя его, а пальцы смелее перешли на поясницу, царапая кожу под лопатками. Годжо сжал маленькую грудь правой рукой, наслаждаясь мягкостью. Утахиме издала стон, выгибаясь навстречу его рукам. Она развела ноги, позволяя ему устроиться между ее бедер. Он ненавидел такое и обожал. Потому что стоящий колом член прижимался к ее животу или прямо к паху и это сводило с ума. — Сатору… — она разорвала поцелуй, посмотрела на него из-под полуопущенных ресниц. Момент, когда она заканчивала их поцелуй, он ненавидел больше всего. — Утахиме? — отозвался он, уже зная, что нужно оторвать себя от нее. — Сними футболку. Молния, ударившая его прямо в этот момент, вызвала бы меньше удивления. Годжо приподнялся и взглянул на нее с опаской. — Что, прости? — Если не хочешь, не надо, — тут же отозвалась она. Годжо выпрямился, сев на колени, одним рывком снял футболку и отшвырнул от себя. Утахиме приподнялась на локтях, изучая его обнаженный торс. Она прикусила губу, глядя на его растрепанные волосы и совершенно сумасшедший взгляд. — Мне еще что-нибудь снять? — спросил он. — Пока хватит. — Супер. Ты только скажи. Он снова навалился, подмяв ее под себя, наслаждаясь прикосновением рук к голой коже. Мышцы напрягались от каждого легкого поглаживания, сотни мурашек табуном спускались по позвоночнику. И горячее безумное возбуждение сворачивалось в узел внизу живота. Ласки Иори становились смелее, она прошлась губами по его плечам, грудным мышцам, прижимая горячие ладони к животу. Опасная близость ее рук к паху еще больше волновала. Девушка слегка оттолкнула его, увеличивая между ними пространство, подхватила края своей футболки и потащила через голову, оставаясь в одном спортивном топике. Сатору решил, что спит. Он не хотел терять возможность, жадно целуя и изучая руками ее тело, проходясь языком по ребрам и животу, но часть его мозга пыталась быть благоразумной. — Ты уверена? — шепнул он ей куда-то в живот, оставляя поцелуи на нежной коже. — Можем пойти в спальню. — Сюда же никто не должен войти, — хрипло ответила она, потянув его выше, чтобы вовлечь в поцелуй. Сатору вжался в нее, он все больше распалялся. Пальцы проскользнули под топ, поднимая его. Не встретив сопротивления, он освободил ее грудь, тут же вбирая в рот напряженный сосок. Она застонала, выгнулась, вцепившись в его плечи. Сатору ласкал вторую грудь ладонью, пока его язык кружил вокруг горошинки соска, губы вбирали в себя, нежно покусывая. Руки Утахиме лихорадочно изучали его тело, пока правая вдруг не опустилась ниже, чем до этого и не накрыла член через ткань брюк. Он не выдержал, резко выдохнул, пытаясь собрать себя воедино, но это было невозможно, учитывая ее легкие поглаживания. Она сведет его с ума. Заминки оказалось достаточно, чтобы Утахиме опрокинула его, растерянного, и забралась на его живот. Она окончательно сняла с себя топ, поспешно наклоняясь к парню, чтобы оставить рваные поцелуи на груди и животе. Он был в каком-то сне, не соображал вообще ничего, полностью отдавшись своим ощущением. И все его желание сосредоточилось в одной точке, болезненно пульсируя в голове. Наверно поэтому он сел, вынуждая Иори скользнуть на его бедра, и крепко прижал к себе, путая пальцы в ее длинных волосах. Его член упирался в ее вагину. Сатору двинулся, имитируя проникновение, выбивая из девушки резкий вдох. Утахиме обхватила его руками, села удобнее на его бедрах, согнув ноги в коленях, и возобновила их поцелуй. Она инстинктивно приподнялась, а потом вновь опустилась, пуская волны возбуждения по всему телу. Пальцы Сатору впивались в ее тело, ласкали, губы жадно целовали каждый миллиметр, до которого он мог дотянуться, пока Иори терлась о его член, совершенно божественно двигаясь на нем. Ощущения усиливались, под веками взрывались искры огня, но наслаждение было почти болезненным. Сатору опустил руки на ранее запретную территорию — очертил круглые, упругие ягодицы, обтянутые спортивными леггинсами, повторил ласку, не встречая сопротивления. Он сильнее сжимал ее задницу, напряженно прижимая к себе. Его пальцы прошлись ниже, задевая промежность и Утахиме вдруг всхлипнула ему в рот. Этот звук должен был повториться. Годжо перевернул их, уперся руками о пол с двух сторон от ее головы, вопросительно вглядываясь в глаза. Она рвано дышала, тело дрожало, и Утахиме неловко ерзала, словно пыталась найти удобную позу. — Я хочу коснуться тебя там, — срываясь сказал Сатору. Девушка затихла, уставившись на него огромными глазами. Сатору медленно поддел края ее леггинсов и потянул вниз, но тут ее пальцы вцепились в его руку. — Нет, не надо. Словно постеснявшись своей реакции Утахиме отвернулась. Несколько секунд парень не двигался, все еще держа руку на уровне ее паха. — Хорошо, — он мягко улыбнулся, поцеловал ее в уголок губ. — Когда ты будешь готова, Химе. Я не тороплю. — Ты не зол на меня? — она посмотрела на него исподлобья. Годжо хмыкнул, забираясь на нее сверху. — Глупая что ли. Мне хватит того, что ты позволяешь, — прошептал он в губы. Солнечные лучи лились щедро в окно, превращая маленькую комнату в островок теплого моря. Сатору сидел на кровати в одних пижамных штанах и по очереди массировал маленькие стопы своей девушки. Утахиме пару раз сделала попытки вырваться, краснея, но когда в момент борьбы случайно ткнула ему в пах, вызывая дрожь, тут же затихла и смирилась. Она сосредоточено писала что-то в своем дневнике, нахмурив брови и полностью игнорировала Годжо. Тот хмыкнул, опуская взгляд на ее вытянутые ноги — притворщица. После завтрака Сатору затащил ее в свою спальню и они целовались все утро, пока не заболели губы и язык. Он в ходе нешуточной борьбы стянул с нее колготки, аргументируя тем, что на дворе апрель, а еще его ладоням жизненно необходимо касаться ее голых бедер. Он знал, что она прячет под одеждой свои шрамы и тем больше хотел прижаться к каждому губами. Годжо не говорил ей, что был в том доме и знает о случившемся. Он зрело определил, что Иори сама расскажет, если будет готова. И она рассказывала, по крупицам делилась с ним своим прошлым, тщательно подбирая слова. В основном она говорила о маме: о том, что была счастлива до шести лет, пока та не умерла. Ее мама была художницей и мечтательницей, она расписала потолок ее спальни, чтобы малышка Химе засыпая, любовалась журавлями. Сатору помнил ошеломляющее голубое небо и огромных птиц, крыльями задевавшие друг друга. Журавли были символом свободы, гордости и умиротворения. Утахиме пыталась повторить рисунок в старом доме, но не успела. Пару раз, заглядывая в ее комнату, он замечал, что одна из стен полностью свободна от мебели и покрыта разными оттенками синего, словно Утахиме подбирала цвет. Она его всегда из комнаты прогоняла, не давая толком разглядеть, но парень пришел к выводу, что она и здесь хотела видеть стаю журавлей. Сатору мягко сжал стопу, пробежал пальцами по голени, тут же получая строгий взгляд девушки. — Что? — невинно похлопал он ресницами. — Не отвлекай меня. Он разочарованно вздохнул, но вытерпел только пару минут и снова повторил путешествие пальцев по бархатной коже. — Утахиме, что ты пишешь? — Я не пишу. — Пожалуйста, — он состроил щенячий взгляд, продолжая гладить ее. Сатору пересел, устроившись перед ее согнутыми ногами, обеими ладонями широко провел от щиколоток до острых коленок. — Мне интересно. Она хмуро взглянула на него исподлобья. — Нет. Сатору сделал выпад, планируя выцепить тонкую книжецу, но Утахиме, словно ожидая этого, тут же уткнулась стопой ему в грудь. — Не приближайся, упрямый. Так сложно перенести отказ? Он хмыкнул, подхватил ее под колени и дернул, притянув к себе. Утахиме с коротким вскриком проехалась по простыне, оказавшись точно под ним. Сатору с ухмылкой навис, упираясь на вытянутых руках с двух сторон от нее. Девушка мило покраснела, глядя на него большими смущенными глазами. Ее юбка и футболка задрались, обнажив белую кожу. Иори вздохнуть боялась. Годжо нависал над ней, его колено было в нескольких сантиметрах от ее паха, а сам он смотрел неотрывно, вызывая у нее ураган бабочек в животе. Его белые волосы упали на лоб небрежными прядками и делали его таким соблазнительным и трогательным, что у нее щемило в груди. Красивый как божество. — Не представляешь насколько меня убивают твои отказы, — с мягкой улыбкой сказал он, и тут же нахмурился, изучая ее живот. — Милая, ты пирожные без меня ночью хомячешь что ли? — Что? — она не сразу переключилась от его чарующего голоса к насмешке. Годжо ткнул ее пальцем под ребра. — Да вот же, жирок появился. От возмущения она открыла рот, не в состоянии подобрать слова. — Юбка скоро застегиваться не будет. — Наглец! А ну слезь с меня, — Утахиме попыталась оттолкнуть его руками и ногами, но Годжо вышел победителем, выхватил у нее блокнот и упал на спину, вытягивая руку. Иори запаниковала. — Отдай, Сатору, я серьезно! — она залезла на него, пытаясь забрать свой дневник, но парень завел руку за голову и она не могла дотянуться. — Я одним глазком! — Сатору! — она бессильно стукнула его по голой груди. Парень перестал смеяться, заметив каким она взглядом смотрела на него. Он почувствовал укол вины. — Хорошо-хорошо. Парень передал ей дневник и Иори тут же отстранилась, передвигаясь к изголовью. — Дурак. Он подполз к ней и виновато ткнулся лицом в изгиб шеи. — Прости, увлекся. Утахиме попыталась сопротивляться, но парень так ласково поцеловал ее в уголок челюсти, что она сдалась. — Хорошо, покажу. Но если ты засмеешься или отпустишь один из своих комментариев, я тебя убью. Годжо приложил ладонь к лбу и козырнул. — Есть, госпожа! Химе закатила глаза, пролистала страницы дневника и протянула ему. — Смотришь только одну страницу. Сатору, я серьезно. Он забрал дневник, ожидая увидеть что угодно, но не себя. На рисунке он был изображен по пояс, обнаженный, рельеф мышц детально очерчен. Кулак подпирал голову, волосы взлохмачены, как после сна, а на лице скучающее выражение. Глазам она уделила особое внимание, прорисовав каждый блик. Таким она его видела? Мягким и спокойным? — Я так понимаю, ты эскиз татуировки рисовала? — он бросил книжецу на прикроватную тумбочку, улыбаясь дразняща. — Позволь выбрать локализацию. Может здесь? — он подмял ее, пересчитывая ребра. — Хотя я не против, если мое лицо будет… — он просунул руку под юбку, проходясь по внутренней поверхности бедра. — Извращенец! — Утахиме попыталась сдвинуть ноги, но тут Сатору переступил черту. Длинные твердые пальцы прошлись по ребрам и подмышкам, щекоча. — Хватит, пожалуйста! — Ты кого оскорбляешь постоянно, — с наигранной обидой возмущался Годжо. — Еще и бьешь меня. Я на такое не подписывался! Утахиме пыталась отползти от его прикосновений, но его руки были повсюду, Сатору зажал ее ноги своими и не давал сдвинуться. Смех вибрировал и теплел в груди, Химе не могла успокоиться, кажется она никогда в жизни не смеялась так громко и искреннее. Сатору замер, пытаясь выровнять дыхание, уставился на свою девушку, все еще издающую усталые смешки. Ее щеки налились румянцем, глаза блестели. Она выглядела счастливой молодой девушкой, совсем не похожей на ту, что перешла в техникум осенью. — Мне нравится, что ты поправилась, — вдруг сказал он, слезая с нее. — Была кожа и кости, смотреть больно. Иори подтянулась на руках и села. — Ага, так больно, что неотрывно пялился. — Когда еще? — Ходил как псих за мной, — продолжила она, поправляя съехавшую юбку и футболку. — Глаз не отводил. — Да я покормить тебя хотел. А ты что подумала? Она сделала вид, что размышляет, снова прислонившись к спинке кровати. — Ну, например, что ты влюбился в меня с первого взгляда. — Глупости. — Ты нюхал мои волосы, Сатору, — с нажимом сказала она, вскинув бровь. На это сложно было возразить, поэтому Годжо просто решил воспользоваться своим правом и устроил голову на ее бедрах. — Я состою в стрессовых отношениях, — побито пробормотал он. Весь его надуманный стресс лопнул как пузырь, стоило ее мягким пальцем нырнуть в волосы, осторожно поглаживая. — Я тоже за тобой наблюдала, — донесся до него задумчивый шепот. Ладошки Утахиме с трудом дотягивались до его глаз. Годжо раздраженно выдохнул, присел. — На спину лезь, — велел он, и она как мартышка запрыгнула на него, уже удобней закрывая веки поверх повязки. Ребячество. Сатору подхватил ее под колени и выпрямился. — Так, иди прямо, еще, еще, я скажу стоп, — ее полный предвкушения голос звучал в ухо, заставляя улыбаться. Сатору чувствовал себя марионеткой, следуя в заданном ею направлении. Она перехватила его во дворе и сказала, что приготовила сюрприз. Естественно, сопротивляться он не мог. — Голову ниже, гигант. Сатору послушно нагнулся, проскальзывая в дверь. Весь маршрут был очевиден, но он не мог отказать ей в удовольствии покомандовать. Утахиме оторвала ладони от его лица, развязала повязку и обняла за плечи. Годжо не поверил своим глазам. — Сюрприз, — прошептала она ему в ухо, вызывая табун мурашек. Ее маленькое сердце билось ему в спину, разгоняя собственную кровь. Тьму в спальне развевал мигающий свет гирлянд, отражающийся в бокалах и бутылке вина, расставленных на низком столике. А стена, которую раньше он замечал краем глаза, была небом. Или океаном — сплошной бриллиантовый голубой, яркий, чистый, кристальный. И оттенок в точности повторял цвет его глаз. Утахиме слезла с него и обошла, остановившись напротив. Она выдохнула, как школьница, репетирующая выступление. Годжо не до конца был уверен, что правильно понял происходящее. Едва взглянув на полотно яркого неотразимого цвета, он почувствовал вспыхнувшую в груди надежду. — Сколько себя помню, я рисовала все картины одними и теми же цветами. Пыталась найти правильный оттенок, тот, который видела в своих снах, — Утахиме смотрела под ноги пока говорила. — У меня были плохие дни в прошлом… очень плохие. И засыпая, я всегда видела обжигающе прекрасную голубизну. Это небо помогало мне, дарило силы. Оно вело меня, не давая опустить руки. Я пыталась повторить в жизни, но цвет никогда не был достаточно чистым, — она облизала нервно губы и вдруг подняла на него глаза. — До того, как я встретила тебя. Когда увидела твои глаза той осенью, едва взглянула и узнала их сразу. Все во мне потянулось к тебе, как будто я много лет тебя знаю. Или много лет ищу, — она слабо улыбнулась. — Мне было страшно, Сатору, очень. Ты был недосягаем, чужой, и в то же время, мне казалось, что ты самый близкий мне человек. Ты, конечно, знаешь, что я в тебя влюблена, — она сцепила руки в замок, — но я хочу сказать другое сегодня. Годжо Сатору, я люблю тебя! Утахиме зажмурила глаза, будто испугалась своих слов. Сатору же был ими повержен. Откровение окутывало его, постепенно проникая в сознание. Тепло разлилось в груди. Сатору мягко взял ее руки в свои и поднес к губам, целуя тыльную сторону ладони, костяшки, каждый тонкий пальчик. Утахиме распахнула глаза, изучая его с опаской. — Люблю твою кожу, — сказал он, глядя в ее глаза, потянул ближе, провел ладонями по предплечьям, прислонив свой лоб к ее лбу, — люблю твой смех, люблю когда ты смотришь на меня и когда говоришь со мной, — он повел носом вдоль ее щеки и легонько поцеловал за ухом, — люблю, как ты задерживаешь дыхание, стоит мне приблизиться к тебе, — он издал самоуверенный смешок, — люблю твою доброту и честность. Твою искренность. То, какая ты есть целиком и полностью. Люблю когда ты поёшь, когда рисуешь, когда твои пальцы в краске или чернилах. Люблю черный цвет, потому что он твой. Утахиме таяла в его руках, Сатору остановился и заглянул в ее лицо. — Я люблю тебя, Иори Утахиме. Она забыла о запланированном ужине. Встала на носочки, обнимая его за плечи и оставляя быстрые легкие поцелуи на лице. — У меня еще есть сюрприз, — прошептала она и не успел Сатору осознать услышанное, как толкнула в грудь, вынуждая рухнуть на кровать. Сатору сел пораженный, наблюдая, как она сняла с себя сначала блузку, а потом брюки, оставаясь в одном белье. Ярко голубом. Он сглотнул, изучая ее тело голодным взглядом. Иори боролась со смущением, силой заставляя себя держать руки опущенными, а не прикрыться. Она знала, что он увидит все ее шрамы. Раны и ожоги, полученные в прошлой жизни. Пользуясь своей смелостью, пока не покинула, Утахиме забралась на него, оседлала, запуская пальцы в белые волосы. Сатору чувствовал страх, касаясь ее, будто она растворится, если он надавит сильнее. За последние два месяца их ласки становились смелее, но девушка всегда останавливалась, замирала под ним, стоило рукам приблизиться к промежности. Сатору ненавидел себя за тень страха и омерзения, что в этот момент появлялись на ее лице. Он боялся, что напоминает ей о той ужасной ночи. Не хотел пугать ее, даже на минуту не желал в ее глазах выглядеть как тот, кто хотел надругаться. — Ты уверена? — тихо прошептал он в губы, сдаваясь под ее напором и падая на лопатки. Сатору погладил костяшками ее по животу и прижался к плечу в поцелуе. — Не делай из-за меня и моих слов. Только если сама хочешь. — Я хочу, — она отвела волосы за спину. Вдруг смущенно улыбнулась. — И все давно спланировала. — Правда? — его бровь поползла вверх. Утахиме слезла с него и под любопытный взгляд парня открыла ящик стола. Сатору удивлённо выдохнул, когда увидел в ее руках упаковку презервативов. Девушка вернулась и села рядом, согнув одну ногу. Она протянула ему пачку, кусая изнутри щеку. — Не знаю, если они вообще подойдут, но я просто подумала, что ты высокий и, ну ты ведь крупный, и я подумала, что наверное… Сатору смотрел на размер презервативов — L. Чем больше длилось его молчание, тем более смущенно чувствовала себя Иори. — Сатору? — дрогнувшим голосом просила она. — Что-то не так? Годжо хмыкнул, поднялся с кровати, потянулся, разминая мышцы. Утахиме смотрела на него растерянно. Он уходит? — Ты уходишь? — озвучила она свои мысли. Парень, продолжая ее смущать, одним рывком снял футболку. Губы Иори приоткрылись, глаза мазнули по его торсу. Хотя она и видела его без верха, но это все равно каждый раз вызывало спазмы в животе. Совершенно спокойно Сатору разулся, снял носки, потянул пряжку ремня, ослабляя. Утахиме следила за ним неотрывно. Сатору снял брюки сразу с бельем. Горячий жар опалил ее щеки. Иори тут же потупилась, уткнувшись взглядом в свои руки. Она перестала дышать, когда почувствовала, что он подошел к кровати и остановился прямо над ней. — Утахиме. Она прикрыла глаза и, собравшись с мыслями, посмотрела на него. Красивый и чертовски соблазнительный. Его тело было идеальным, как у греческого бога. И рядом с ним она только острее чувствовала собственное несовершенство. Утахиме старалась смотреть в его глаза, игнорируя другую, не менее важную часть, которая как раз была на уровне ее лица. — Да? — хрипло произнесла она. Парень кивнул на презервативы. — Поможешь? Утахиме от удивление раскрыла рот. Она задохнулась, не в состоянии пошевелиться. Сатору оставался удивительно равнодушным. Он наклонился к ней, заглядывая в лицо. Под его напором, она подтянулась на руках, забираясь глубже в кровать. Но далеко уйти не удалось, Годжо засмеялся, перечеркнув все создаваемое интимное настроение. — Ты бы свое лицо видела! — продолжая хохотать, он завалился на бок, держась за живот. — Я не могу, у тебя такой взгляд был. Ты ж моя смелая девочка! Утахиме пнула его голой пяткой в плечо, но почувствовала расслабление внутри. — Дурак. Сатору перевернулся, подперев голову ладонью. Он с любопытством взглянул на нее, изучая как она сидит, согнув в коленях ноги. — Как ты хочешь заняться сексом, если боишься взглянуть на мой член? Она покраснела. — Я не боюсь. — Трусиха. Иори снова попыталась его ударить, но парень перехватил маленькую стопу и сжал. Утахиме сделала попытку вырвать свою ногу, но этот сумасшедший вдруг прижался губами к ее коже чуть выше щиколотки. Мурашки поднялись вверх по ноге. Ладонь Сатору мягко массажировала пальцы и пятку, пока его рот двигался выше, вдоль голени к колену. Утахиме подавила дрожь, чувствуя слабость во всем теле. Годжо остановился, провел носом круг по ее колену и выпрямился. Теперь он сидел напротив нее и очень серьезно смотрел в глаза. — Я пугаю тебя? Она отрицательно качнула головой. — Ты боишься того, что я могу сделать? — так же вкрадчиво поинтересовался он. Утахиме не знала. Она доверяла своему парню абсолютно, но без ее желания в мыслях огнём вспыхивала далекая ночь, когда на нее наваливалось чужое потное тело, руки шарили по телу, едва живому после побоев, а в ушах звучали омерзительные сальные комментарии других. Дядя не успел совершить свое отвратное действие, Утахиме закричала, когда его руки мяли ее бедра, силой раздвигая. И его кровь омыла ее лицо, стирая слезы. Она боялась вовсе не Годжо Сатору. — Меня хотел изнасиловать собственный дядя, — неожиданно для себя самой сказала она, ожидая и страшась отвращения на лице парня. — Когда он почти сделал это, я… закричала. Использовала свою проклятую силу. Его голова взорвалась от звука. Мой голос… — Иори сглотнула. — Он оружие. Как кислота или… не знаю. В зависимости от интенсивности и громкости, я могу просто взорвать человека на ошметки. Или содрать с него слой кожи. Чуть большее давление — кожу и мышцы, оставив только кости. В мыслях воскресли те события. И осознание, когда Иори смотрела на кишки, выпавшие из разорванного брюха ее деда. Шаманы из Токио назвали ее чудовищем. — Я не контролирую ее, Сатору. Мне страшно, что мое тело может среагировать неправильно и я… — она выдавливала из себя каждое слово, — боюсь, что наврежу тебе. Этого я себе никогда не прощу. Слезы подступили к ее глазам и Утахиме спрятала лицо за завесой волос. Мягкое осторожное касание отвело локоны. — Твоя сила — прекрасная и устрашающая, как ты сама. И я рад, что ты ею обладаешь, — Сатору провел своим носом по ее, ласково, успокаивающе. — Химе, если ночь с тобой может стоить мне разорванных органов и слезшей кожи, то я готов рискнуть, — он хохотнул, обдав ее прохладным мятным дыханием. — Буду начеку. Включу бесконечность, как только ты откроешь рот, — он тут же улыбнулся и лизнул ее по щеке. — Или просто не оставлю твой рот свободным. Она легонько ударила его по плечу, а губы растянулись в улыбку. Сатору накрыл ее ладонь своей и не дал убрать. — Мы попробуем, — вкрадчиво сказал он, — если ты засомневаешься хотя бы на секунду, мы остановимся. Хорошо? Просто поедим и обсудим твое помешательство на моих глазах. Серьезно, милая, ты маньячка, да? То в дневнике рисуешь, теперь стена целая. Ты фанатка или … Утахиме остановила поток его самолюбивого монолога, целуя, отдавая копившуюся в сердце нежность. Широкие сухие ладони легли на ее поясницу, привлекая, и она забралась на него, удобно устраиваясь на крепком животе. Ее сердце срывалось с ритма, но не от страха, а от наслаждения. Сатору был нежным и внимательным, его ласки толкали ее на край пропасти, вынуждая извиваться, шептать его имя, умоляя о продолжении. Он готовил ее, не спешил, осыпая тело поцелуями, мягко касался самой заветной точки, кружил пальцами, пока не почувствовал влагу. И затем осторожно ввел один, ловя судорожные вздохи и позволяя Утахиме царапать свои плечи под влиянием эмоций. Она буквально таяла под ним, когда напряжение сковало каждый мускул тела, а потом разом спало под его пальцами. Он прикасался к ней с такой любовью и восхищением, что она готова была умереть. Он оставил ее на подушках, вдруг исчезнув из поля зрения. — Сатору? — позвала она, приходя в себя после первого оргазма. До нее донесся звук рвущейся бумаги и внизу живота сладко заныло. — Все приходится делать самому, — вредно сказал парень. Иори приподнялась на локтях, в темноте угадывая его силуэт и понимая, что он надевает на себя презерватив. Жар обдал щеки и девушка упала обратно. Над ней снова навис Сатору, расставив руки над головой, а колено просунув между ее ног. Утахиме, задержав дыхание, изучала его глаза и белые ресницы. У нее защемило в груди от того, какой он красивый. А потом неожиданно она ощутила страх и ужас глубоко внутри. Захотелось отползти, бороться, вырваться, иначе… Светлые брови вдруг нахмурилась. — С завтрашнего дня каждый день ешь морковку. Вкрадчивый голос словно вырвал из кошмарного воспоминания. — Что? — Расти надо, милая, — он недовольно цокнул, — и силовыми займёмся. Я боюсь тебя раздавить. Утахиме прыснула, поражаясь как он умудряется каждый раз снимать ее напряжение. Она дотронулась до него, ласково очерчивая плечи. И в моменте, когда Сатору перехватил ее ладонь и прижал к своим губам в поцелуе, внутри нее все успокоилось. Это Сатору. Ее любимый человек. Тело само скинуло оковы страха. На нее опустился Сатору, сжигая своим жаром. — Тяжелый, — деланно недовольно прошептала она в его плечо. — Встать? — с улыбкой спросил он, убирая ее волосы с лица. Утахиме покачала головой. Она раздвинула шире бедра, окольцовывая его поясницу. — Чуть не забыл, — Сатору вдруг потянулся и достал подушку из изголовья. — Попу подними, — шепнул и просунул ее под спину. В ответ на удивлённый взгляд пояснил: — Читал, что так меньше болезненных ощущений. Девушка обхватила его лицо руками и поцеловала. — Готова? — Да. Он качнулся один раз, подался к ней тазом и ввел головку, чувствуя как стенки влагалища сжались вокруг него. Замер, уткнувшись лицом в изгиб ее шеи. Сделал еще один осторожный толчок, вводя чуть глубже. Иори под ним затихла, подобралась, как струна. Ему хотелось передать ей хотя бы часть наслаждения, что затапливало его, но Сатору заставил себя медлить, возвысив контроль в абсолют. Парень успокаивающе поцеловал ее, медленно вышел, сдерживая себя, чтобы не толкнуться до конца. Вместо этого он снова осторожно вошел в нее, оставляя одновременно с этим легкие поцелуи на ее лице и шее. Это было восхитительно. Невыносимое удовольствие расплывалось в нем, требуя большего. Ногти Утахиме с силой вонзались в его бока, он приподнялся, заглядывая в ее бездонные глаза. Она томно застонала, откидывая назад голову, слегка подаваясь навстречу бедрами. Годжо толкнулся глубже, просунул руку между ними и стал массировать клитор, следя за трепетанием ее ресниц. — Ты такая потрясающая, — потерянно прошептал он, — неземная… Химе, ты мне снишься, верно? Ты не можешь быть настоящей. Вцепившиеся в него пальцы чуть расслабились и Годжо вновь толкнулся, войдя в нее на половину длины. Внутри она сжимала его туго и тесно, даря небывалое наслаждение. Он усилил давление пальца на клитор, и когда увидел вспышку удовольствия в полуприкрытых глазах, начал движения внутрь и наружу, не засаживая до конца. Его накрывало, органы сжимались от растекающегося под кожей удовольствия. Его губы захватили горошинку соска, язык развязно дразнил, мокро облизывая ареолу и вбирая в себя сосок. Стоны Утахиме стали менее сдержанными. Она осторожно двигалась ему навстречу, подстраиваясь под него. Мышцы Годжо на животе напряглись сильнее, медленные толчки только распаляли его и он ускорил ритм, чувствуя, как уносит Утахиме от удовольствия. Его уже трясло, и он не удержался, прикусил кожу под грудью, следом зацеловывая и облизывая. Пальцы Утахиме метнулись к его волосам, она выгнулась от особенно ощутимого толчка и застонала. От этого вида у него сорвало крышу. Годжо уперся ладонями о кровать и сильнее толкнулся в ней, входя до конца. Он заполнил ее до упора, не останавливаясь сделал серию сильных быстрых толчков, чувствуя, что его накрывает, и кончил, зажмурив глаза, видя как под веками взрываются фейрверки. Сатору не смог из нее выйти сразу, обмяк, тяжело прижимая хрупкое тело к матрасу. Он рвано дышал ей в шею, окутанный запахом волос. Сквозь помутненное сознание, почувствовал ее нежные поцелуи в его плечо и едва ощутимые прикосновения пальцев к лопаткам. Парень слез с нее, сразу снял презерватив и встал с постели. Иори перевернулась на бок, подложила под голову ладошку и наблюдала за ним. Сатору без стеснения ходил обнаженным по комнате. Он выбросил презерватив, исчез за дверьми ванной и до нее донесся звук воды. Вскоре он вернулся с влажным полотенцем в руках. Сел рядом и мягко раздвинул ее бедра, заботливо протирая следы крови и смазки. Почему-то его сосредоточенное лицо улыбнуло ее. Он вернул полотенце в ванную, снова прошелся по комнате, что-то разыскивая в ящиках. Веки Утахиме тяжелели и она боролось со сном, чувствуя усталость в каждой клеточке тела. — Химе, — позвал ее тихий голос. Она открыла глаза и увидела над собой лицо Сатору. — Выпей это, — он поднёс к ее рту капсулу и стакан воды следом. — Обезболивающее, — пояснил он на ее немой вопрос. Оставив стакан на прикроватной тумбочке, он наконец вернулся в постель и крепко ее обнял. Иори спокойно закрыла глаза, позволяя себе провалиться в сон, ощущая в волосах дыхание Сатору. Ему нравилось то, какой женщиной она стала. Уверенной в себе, независимой, смелой и яростной. Ей шла традиционная одежда, которая все также скрывала все части тела, но цвета была чуть более живого. Его радовало, что она жила свою настоящую жизнь с друзьями, работой и миссиями. Что воспоминания о прошлом если не стерлись, то хотя бы перестали будить ее по ночам. И, конечно, он скучал. Каждую минуту скучал по ее улыбке, глазам и смеху. По поцелуям и нежным, робким объятиям. — Химе, чего грустишь? — он плюхнулся на соседний стул, закидывая ногу на ногу. Шаманка смерила его раздражённым взглядом. — Я весела. Ты эмоции людей абсолютно не распознаешь, белобрысый. — Ну чего сразу обзываться, злюка? — он притворно надул губы, имитируя обиду. Иори только глаза закатила, выпивая очередную кружку пива. Годжо уставился на нее сквозь повязку, подперев щеку кулаком. — Что тебе надо, приставучий? — не выдержала она, зыркнув глазами из-под длиннющих ресниц. — Жду когда допьешься до той самой стадии, — не скрывая радости объявил он. Глаз девушки дёрнулся. В баре было тесно, но малолюдно. Играла какая-то глупая песня, а в темноте волосы Годжо были еще белее. — Объясняйся понятливее, пожалуйста. Мужчина подался вперед, подцепил стул Утахиме за ножку и с легкостью протащил по полу, к себе. Пунцовая Иори знакомо распахнула глаза, когда его губы почти коснулись уха: — Стадия, когда ты возбуждаешься и находишь меня, чтобы трахнуть. Решил сегодня облегчить тебе задачу и пришел сам. Утахиме возмущенно открыла и закрыла рот, не зная, что сказать. — Ты слишком много на себе берёшь, Годжо, — холодно пробормотала она, пытаясь справиться с жаром на щеках и другим, более диким жаром между ног. Сатору хохотнул и отстранился, откинувшись на спинку своего стула. — Ладно, — он взглянул на нее прямо, — подожду еще. Хм, сразу обозначу. Презервативы взял. Повязку, как видишь тоже. В прошлый раз тебе понравилось, когда я завязал тебе глаза. Но, милая, в этот раз я планирую связать твои ручки, спина до сих пор вся в царапинах, — он поморщился, болезненно покрутив плечом. — Заткнись, идиот, — сквозь зубы пробормотала Утахиме, прогоняя из мыслей озвученые картинки. Она ненароком стиснула бедра, борясь с накатывающим возбуждением. Пытаясь охладиться, выпила еще, но кажется стало хуже. Сатору просто пялился на нее, расслабленно разлегшись на стуле. Весь самоуверенный, раздражающий ее от кончиков волос до подушечек пальцев. Зря она посмотрела на его пальцы. Вспомнила, каким удивительным образом, он двигает ими внутри нее. Как сгибает их под самым правильным углом, дразнит, лаская клитор. Утахиме поерзала на месте, чувствуя как перехватывает дыхание. У нее кружилась голова и не хватало воздуха. Нужно уйти отсюда скорее. — Пойдем, — голос пустил стаю мурашек вдоль позвоночника. Она не заметила, когда он успел встать и наклониться к ней со спины. Годжо подхватил локон волос и вдохнул, улыбнувшись. Ее живот скрутило от нетерпения. — Давай же. Будь хорошей девочкой, Утахиме, и я позволю тебе первой выбрать позу. Идет? Слушай, я сегодня сама щедрость. Иори поднялась неловко, чувствуя легкое опьянение и совсем нелегкую зависимость от шестиглазого демона. Он шел позади нее, позволяя ей делать вид, что она вовсе не согласилась, что она не возьмет его послушно за руку, телепортируясь. В его знакомой до малейших деталях квартире всегда прохладно. Иори плавит от жары, поэтому она развязала пояс кимоно еще в коридоре, позволяя полам разойдись и холодному воздуху коснуться кожи. Следом ее кожи коснулись пальцы сильнейшего. Он подхватил ее на руки, поддерживая под ягодицы, и ноги Утахиме окольцевали его широкую спину. Он нес ее до спальни, врезаясь в стены и углы, с трудом координируя движения, хотя, как обычно, совсем не пил. Швырнул ее на кровать даже грубо, но у Иори все сжалось внутри от возбуждения. Как гибкий дикий зверь, Сатору залез вслед за ней, возвысился, и она потянулась к его лицу, чтобы снять повязку, открыть его глаза — безгранично голубые, родные, успокаивающие. Он навалился на нее, вдавливая в кровать, слишком огромную и широкую для него одного. Умело просунул руку под белье, проходясь по лобку и раздвигая складки. Издал смешок ей в шею. — Мокрая, — с особым чувством самомнения. Иори покраснела от злости, но не успела ничего возразить, потому что его палец скользнул внутрь нее, а губы прошлись вдоль челюсти. — Химе, ты же только моя. Скажи это. Она сжалась вокруг него, жадно попыталась пролезть ладонями под рубашку, чтобы пройтись по сухому подтянутому прессу. Он цокнул. Усилил давление на клитор, вынуждая ее застонать от наслаждения. Почему она никогда не может коснуться себя таким образом? Сколько бы Утахиме не пыталась сама доставить себе удовольствие, сколько бы не покупала различных вибраторов, ничто не могло заменить ей пальцев, языка и чертово члена этого наглого идиота. Других мужчин она не могла даже представить на его месте. — Химе, я не расслышал, — промурлыкал он ей в ухо. — Ты моя? Его язык прошелся вдоль кожи, а пальцы внизу двигались быстрее, рождая горячий жар. Но она не собиралась отвечать. Прикусила губу, привлекая его к себе и вновь вызывая у него кривую усмешку. В следующую секунду он исчез. Утахиме будто резко сбросили в ледяную ванну. Она приподнялась на локтях, окидывая взглядом всю просторную спальню с панорамными окнами. Хвастливый богач. — Годжо? Сатору стоял в противоположном конце комнаты, апатично поправляя на себе рубашку. — Да? — он посмотрел на нее так, будто она окликнула его в коридоре техникума. У Иори затряслись ноги. Она сидела на его кровати почти голая, с раскрытым кимоно, съехавшим лифчиком и мокрыми насквозь трусами. — Вернись, — строго сказала она. Сатору сел на кресло и вытянул ноги на журнальный столик. — Спасибо, что зашла, Утахиме, был рад повидаться. Она представила, как совершает убийство сильнейшего шамана человечества и как объясняет это старейшинам. — Ты издеваешься? — бессильно выдохнула она, ощущая себя все большей дурой. — Ничуть. Мне знаешь ли надоело быть использованным, — он склонил голову набок, умело притворяясь задетым. — Как только ты попросишь — Годжо тут как тут. А подыграть отказываешься. Не очень приятно быть ручным вибратором. Ее начинало бесить его выражение лица. — Только не делай вид, что тебя не устраивает такое положение дел. Шаман прижал руку к губам, выражая полный ужас. — Утахиме-сенпай, как вам не стыдно? Я здесь обманутый и… Ей надоело. Иори стремительно встала с постели, запахнула кимоно на груди и вышла из спальни. — Эй, ты куда? — он тут же подорвался вслед, успев схватить за руку в коридоре и развернул к себе. — Обиделась что ли? Утахиме посмотрела на него с яростью, но ее взгляд не оказал убийственного эффекта, потому что в глазах стояли слезы. — Только гляньте, — Сатору нежно провел большим пальцем по щеке, стирая мокрые дорожки. — Один раз отказал в сексе и она рыдает. Химе, у тебя зависимость, может к психологу сходишь? — Отпусти меня, идиот, — пробормотала она, стараясь не утонуть в его глубоких глазах. Мужчина мягко сжал ее плечи и едва ощутимо коснулся губами ее губ. — Не получается, — прошептал он. — Я разве не пытался, Химе? — она бессильно откинула голову, позволяя ему осыпать поцелуями шею. Ее затрясло, ноги подкосились от его близости. — Не получается, — снова повторил он, прижимая ее к стене. Колено проскользнуло между бедер, ладони уверенно развязали пояс, сразу стянули кимоно, спуская к ногам. Его губы прошлись вниз, оставляя поцелуи гореть на груди и животе, ниже, пока не Годжо не опустился перед ней на колени. Утахиме зажмурила глаза, не способная вынести его таким. Таким нежным и трепетным. Он осыпал поцелуями ее бедра, водил носом, вдыхая запах кожи, развел ее ноги в сторону и закинул одно бедро на свое плечо, открывая себе путь к желаемому. Пальцы Утахиме вцепились в его волосы, позвоночник ломался в изгибе, когда язык Сатору и губы ласкали ее. Он подхватил ее на руки, ослабевшую и мягкую после оргазма, вернулся в спальню и бросил на кровать. На этот раз разделся полностью сам и, пожираемый ее голодным взглядом, забрался следом. Она затихла под ним, ощущая тяжесть не только его тела, но и взгляда. Они не отводили друг от друга глаз, пока он двигался в ней, силой впиваясь в бедра, как всегда любил. Утахиме растворилась в удовольствии и в то же время ее поглощала липкая боль. Когда он кончил в нее, она вспомнила, что он не использовал презерватив. Но почему-то ее это не разозлило, даже не побеспокоило. Годжо как всегда заботливо вытер ее бедра и поцеловал в плечо, укладываясь за спиной, обнял, одну руку просунув под голову, а второй окольцовав живот. Чувство обманчивой безопасности и умиротворения нахлынули на нее в его постели. Утахиме зажмурила глаза, борясь со слезами. — Я люблю тебя, — проговорил он ей в волосы, как делал каждый раз после близости. Это было слишком жестоко с его стороны. Она отодвинулась, разомкнула его руки, пытаясь вырваться. — Химе? — Я так не могу, — нервно пробормотала она, суетливо пытаясь найти свое белье. Сатору сел в кровати, усталость и сон как рукой сняло. — Останься на ночь. Уйдёшь утром. Слезы опять покатились из глаз. Она держалась из последних сил весь сегодняшний день. — Я не могу, Сатору! — она со злостью застегнула лифчик. — Ты бросил меня! Ты сказал, что нам нельзя быть вместе. Я не могу это продолжать, — она махнула рукой на все: на него, на себя, на комнату. — Это жестоко. Иори вышла в коридор наощупь, по пути включила свет, чтобы надеть кимоно. Годжо стоял за спиной в одних трусах. — Ты знаешь, почему, — холодно произнес он. — У меня слишком много врагов, Утахиме. Ты для них — желанный козырь. Она яростно вытерла слезы, запахиваясь. — Да, знаю. Обернулась к нему, такому далекому и недоступному. — И я поддаюсь твоим чарам каждый раз, но Сатору, мне слишком больно так жить, — его взгляд дрогнул, когда она посмотрела на него с нескрываемой тоской. — Быть так близко к тебе и быть никем. Мне мало этих ночей. Ты понимаешь, что со мной происходит после? Сколько дней я отхожу от тебя? Как долго пытаюсь вновь вернуться в привычную жизнь? А потом это опять происходит и так по кругу. Я устала, Сатору, — она опустила руки, затихла и покачала головой. — Ночевать не стану. Если потороплюсь, успею на поезд до Киото. Он сократил расстояние и завлек в свои объятия. Утахиме хотела оттолкнуть, но рефлекс сработал безошибочно — руки жадно схватились за его плечи. — Вот умеешь же… — недовольно пробормотал он ей в макушку. — Неужели сложно было Дня Рождения дождаться? — Что? — она отстранилась, не понимая, что он несёт. Годжо недовольно протопал мимо, пошарил в огромном настенном шкафу, а Утахиме смотрела за ним, полуголым. Наконец, он что-то нашел и вернулся к ней. В руках он держал конверт и… У Утахиме сердце упало в желудок. — Что это? — она неотрывно смотрела на загадочную бархатную коробочку. Годжо фыркнул. — Что подумала, то и есть. Он открыл конверт и протянул ей. Трясущимися пальцами она достала оттуда документы и фотокарточку, нахмурилась, скользя глазами по строчкам: собственность… уединенное поместье… госпожа Иори… Ее глаза расширились, когда она увидела фотографию дома. Уютное деревянное жилище стояло на берегу озера, прозрачно-голубого, а над ним летела стая журавлей. — Долго искал подходящее место, — она вскинула на Годжо нечитаемый взгляд, а он вдруг стушевался. — Озер в стране много, а такие, чтобы соседей не было и при этом журавли облюбовали, не очень. Потом уже дом построил. Архитектора Секо нашла, передала ему твои рисунки и фотографии твоей квартиры, чтобы понимал вкусы, — Иори думала, что она все не так слышит. Наверняка, этот идиот говорил нечто совсем иное, а ее воспалённый мозг, под действием алкоголя, создал параллельную реальность. Но Годжо вполне ощутимо взял ее ладонь и вложил в нее неожиданно тяжелую коробку. — Хотел на День Рождения подарить, — он заглянул в ее глаза. «Там кулон» — пронеслось в голове Утахиме. «Или серьги». Зная Годжо, там может быть гигантский таракан, чтобы напугать ее. Крышка открылась с тихим щелчком. И это было кольцо. Прозрачный сверкающий бриллиант в окружении маленьких чёрных камней. Утахиме проморгала, пытаясь уложить это в своей голове. — Я был не прав, Химе, — тише прежнего произнес Сатору. — Мое беспокойство за тебя вышло за рамки разумного. После Гето… После многих событий, я осознал, насколько больно терять близких и насколько я слаб, когда дело касается тебя. Я могу быть миллион раз сильнейшим шаманом, но когда ты грустишь, ощущаю себя самым бесполезным человеком. Меня выворачивает наизнанку, когда я думаю, что тебе могут навредить. Что я не успею помочь, — он приблизился вплотную, прижал ладонь к ее лицу. — Я могу за себя постоять, — твердо сказала она. — Но мне все равно страшно, — признался он. — Ахуеть как страшно, Утахиме. — Так ты спросишь или нет? — нервно перебила она. Костяшки нежно погладили ее щеку, проходясь по шраму. И Годжо вдруг прозвучал совершенно серьезно, без толики усмешки или веселья: — Ты станешь моей женой? Вместе навсегда. Неразлучно. В горе и в радости. Иори накрыла его руку своей и сжала запястье. Неожиданное спокойствие нахлынуло на нее, стирая все переживания. — Да. Губы Сатору тронула улыбка, через мгновение превратившаяся в усмешку. — Опять раздевать надо? — он деланно недовольно закатил глаза. — Запутаться можно во всех этих слоях, тебе чем джинсы не угодили? Иори выронила все из рук, когда он подхватил ее под колени и закинул на голое плечо. — Годжо, поставь меня на место! — у нее закружилась голова от резкого прилива крови. — Нет, вы наказаны, Утахиме-сенпай, — он вместе с ней завалился в кровать и тут же заключил в ловушку своими огромными ручищами и ногами. — Я не выпущу вас до утра, а то опять сбежите. — Годжо, мне жарко! — возмутилась она, пытаясь вырваться из плена. Парень не пошевелился. — Дай хоть раздеться, — примирительно произнесла она. — Душно. Сатору милостиво согласился. Когда она обнаженная вернулась к нему, снова оказалась в кольце рук. — Спокойной ночи. И, пожалуйста, когда будешь утром готовить завтрак, делай это голой. Иори фыркнула. — С чего ты взял, что я стану готовить тебе? Она действительно собиралась так сделать. Сатору плотнее запутался в ее волосах. — Ты всегда готовишь, — пробормотал он. Утахиме закрыла глаза, прислушиваясь к его ровному и сильному сердцебиению