***
Изуку думает, что она — ужасный, ужасный человек. Потому что как может быть иначе? Каччан — самая потрясающая, красивая, умная и смелая девушка на свете. У неё непростой характер, резкая натура, которая поначалу сбивает с толку, но её трудолюбие, честность, целеустремленность и искренность, в конце концов, никого не оставляют равнодушными. Так что нет ничего удивительного в том, что она популярна. Бесконечное число людей хотело бы провести с ней время, пообщаться и познакомиться поближе, и Каччан… тратит это время на неё, на Изуку. Которая бессовестно крадет его у других, мешая Кацуки расширять горизонты и заводить новых друзей. Потому что, если быть совсем честной? Изуку может справиться со всем самостоятельно. Кто бы что ни говорил, она намного сильнее, чем кажется. Да, расставаться с тем, с кем ты искренне пыталась построить отношения совсем не приятно. Да, иногда парни бывают немного грубы. Да, кто-то пытается задеть её напоследок или оскорбить недобрым словом. Это так, но ничего из этого на самом деле не трогает Изуку так сильно, как могло быть. В конце концов, в глубине души она знает, что любые её отношения изначально обречены на провал, как бы сильно она не старалась. Что поделать? Ни у кого из парней, с которыми она пытается сойтись, нет торчащих коротких светлых волос, острых красных, как рубины, глаз, подтянутой спортивной фигуры, не лишенной при этом женственных красивых изгибов; никто из них не носит небрежно школьную рубашку, совершенно не волнуясь, что она частенько расстегивается так, что из-под неё становится видно довольно неказистый спортивный лифчик и до безобразия короткую юбку, из-под которой всегда торчат тесные гимнастические шорты. Одним словом, никто из её парней не является её лучшей подругой, тайную любовь, к которой Изуку лелеет с самых юных лет. И как бы Изуку ни старалась, это обстоятельство является решающим. Она бы, вероятно, вообще махнула рукой на все эти попытки найти себе кого-нибудь, если бы не боялась, что, проводи она слишком много времени с Каччан или не обращай внимание на парней, её бесконечно умная внимательная подруга может догадаться о тех неправильных чувствах, которые Изуку к ней питает. И Изуку… не думает, что сможет пережить это. Было достаточно тяжело быть брошенной Каччан в средней школе, быть объектом её злости и бороться с растущей ненавистью к себе от чистого непонимания, что такого она сделала, чтобы заслужить такое обращение?! Изуку не сможет пройти через подобный опыт еще раз. И хотя Каччан уже извинилась перед ней и словами, и делом доказала, что её поступки в то время были обусловлены личными переживаниями, а не чем-то, что сделала Изуку, глубоко укоренившиеся тревога и страх не дают ей покоя. А «что если»? Что если Кацуки будет настолько неприятно узнать, что девушка, которую она считает подругой, на самом деле испытывает к ней другие, далеко не дружеские чувства? Что если она почувствует себя преданной? Что если решит из-за этого, что Изуку отвратительна и больше никогда не захочет быть с ней рядом?! Нет, уж лучше она попытается «вписаться». Лучше быть излишне влюбчивой дурочкой, чем плохой подругой, которая в тайне тоскует по той, по кому не должна. Если бы только она не доставляла столько проблем Кацуки, которая, кажется, уверена, что должна нянчиться с ней после каждого очередного расставания. И Изуку тонет в своей вине, потому что у неё не хватает силы воли, чтобы отказаться от этого…***
Как и многое в их отношения с Деку, откровение обрушивается на них совершенно неожиданно. Деку не приходит к ней после того, как её бросили — Кацуки узнает об этом от проклятой Двумордой, поэтому она поступает как любой разумный человек в её положении: она мчится в квартиру Изуку и в ярости ломится в её дверь до тех пор, пока Изуку ей не откроет. Абсолютно оправданное и логичное поведение! Как Кацуки и ожидает, глаза у Деку припухшие и красные, так что, едва переступив порог, она грубовато притягивает девушку к себе, с наслаждением зарываясь лицом в мягкие кудри, не обращая внимания на то, как Изуку испуганно пищит. Вот так. Всё встает на места, думает она, чувствуя, как Изуку спустя пару мгновений расслабляется в её руках. Деку прямо там, где она и должна быть. — И тебе привет, Каччан, — бормочет она, тоже обнимая Кацуки, и та ворчит что-то похожее на приветствие. Она изо всех сил старается взять себя в руки, вести себя спокойно, естественно, не давая просочиться тому колоссальному чувству облегчения оттого, что Изуку и очередной её парень расстались. Это глубоко укоренившийся страх, что рано или поздно в жизни Деку появится кто-то, кто останется навсегда, никогда не уходит полностью: он усиливается, когда в жизни Изуку появляется очередной парень и отступает на какое-то время, когда они расстаются. Это, однако, не значит, что она может позволить Изуку узнать, насколько её радует эта её неудача. После этого Кацуки настойчиво толкает её в сторону спальни, на ходу сбрасывая свою верхнюю одежду, чтобы они могли забраться туда, прижаться друг к другу: полежать вот так немного вместе, обсудить случившееся, может быть включить какой-нибудь фильм и смотреть, наслаждаясь компанией друг друга — стандартная программа в таких ситуациях. Чуть позже она, вероятно, постарается переодеться во что-то более удобное — у Изуку должно быть достаточно вещей, которые оставались у неё после их предыдущих ночевок, но сейчас ей необходимо быть рядом с Деку, так что она вполне не против поваляться в мешковатых спортивных штанах и жаркой толстовке. Изуку сопротивляется только для виду, но едва их головы касаются подушек, послушно прижимается к ней, бормоча что-то то том, что «Каччан слишком властная». Кацуки только ухмыляется, играя с её кудрями, чтобы занять руки и не позволять им лишнее. Мягкое, податливое тело Изуку слишком близко, и она кажется такой теплой и домашней в этой своей помятой немного застиранной футболке с дурацкой полустертой надписью на груди и безбожно короткими шортами, которые становятся серьезным испытанием для выдержки Кацуки, так как открывают слишком много мягкой веснушчатой кожи бедер. …Это самая прекрасная пытка на свете, но ей необходимо хоть немного отвлечься, чтобы не сделать ничего лишнего. — Почему ничего не сказала? — шепчет с недовольством Кацуки, потому что говорить громко в полутемной комнате кажется чем-то неправильным. Изуку немного ерзает, отказываясь смотреть ей в глаза, вместо этого стыдливо упираясь взглядом куда-то в ключицу. — Я в порядке, Каччан, — тоже шепчет она примирительно. — Он даже был мил, когда мы расстались. — Из-за чего вообще это случилось? Изуку прикусывает нижнюю губу, и Кацуки требуется вся её выдержка, чтобы не пялиться на то, как жемчужные зубки слегка впиваются в нежную кожу. У Изуку есть небольшая, совсем крошечная щербинка между зубами, и та всегда ужасно стеснялась её и даже хотела исправить, но, к счастью, они с Кацуки к тому моменту уже общались достаточно сносно, чтобы она могла отговорить Деку от этой глупости. Кацуки обожает эту деталь, которая лишь усиливает сходство Изуку с маленьким милым кроликом. — Ммм, как всегда? — говорит Изуку наконец задумчиво. — Ему показалось, что я слишком зажата. И мы двигаемся, слишком медленно… — Я его кастрирую, — перебивает её Кацуки, когда до неё доходит в чем дело, и она имеет это в виду. Если этот парень попытался надавить на Изуку или хотя бы пальцем её тронул без разрешения, Кацуки отрежет ему его ненужный жалкий придаток. Может, если она будет особенно мстительной, даже попросит помощи своей матери: что-что, а неуважение к женщинам Мицуки Бакуго никогда не терпела. Глаза Изуку расширяются, и она испуганно хватает Кацуки за руку, как будто та может прямо сейчас вскочить и ринуться выполнять обещанное… Наверное, потому что Кацуки действительно может. — Нет! Ничего такого! Боже, Каччан! — бормочет Изуку и немного дуется. — Я могу о себе позаботиться! И потом он просто поцеловал меня, ничего такого. — Если бы всё было так просто, этого разговора и не было бы вовсе! — подозрительно щурится Кацуки, теперь удостаиваясь слегка недовольного взгляда — вероятно, потому что права. Изуку бормочет что-то, и ей приходится сдвинуться еще ближе, чтобы иметь возможность слышать её. — Повтори-ка еще раз? — Я сказала, что я позволила это, — нехотя выдавливает Изуку. — Мне просто… стало неприятно сразу после. Думаю, мне просто не очень нравится, когда ко мне прикасаются другие. Она бормочет задумчиво, как будто глубоко стыдится этого, в то время как её пальцы возятся со шнурками толстовки Кацуки . Изуку, вероятно, даже не замечает этого, но ладонь Кацуки лежит на её талии, а их ноги переплетаются друг с другом. Слова пульсируют в голове Кацуки, потому что у Деку никогда не было проблем с тем, как прикасается к ней она, даже несмотря на то, что Кацуки порой частенько переступала невидимые границы, не в силах бороться с искушением оказаться поближе, урвать больше позволенного. С самого начала их отношения были немного странными, слишком интимными для обычных подруг, но Изуку никогда не жаловалась и Кацуки списывала это на её наивность. Но в том, как она озвучила это сейчас, есть что-то иное. Изуку не назвала её имя прямо, но она произнесла это так, будто Кацуки была особенной. И что-то жадное и темное шевелится в Кацуки, заставляя задаваться вопросом, насколько ближе она может стать? — Изуку, — зовет она тихо, слегка подрагивающей рукой приподнимая подбородок девушки до тех пор, пока влажные зеленые глаза не встретятся с её собственными. В крайнем случае, потом она всегда сможет это списать на шутку, пытается придумать оправдание она себе. На желание проверить помочь разобраться в себе или еще на какую-либо ерунду… В глубине души просто знает, что не может сопротивляться, когда возможность буквально идет в её руки. — Останови меня, если ты этого не хочешь, — шепчет она, когда её лицо уже склоняется к лицу Изуку — и на несколько бесконечно долгих секунд губы Кацуки замирают в миллиметрах от губ Деку. На несколько бесконечных секунд Кацуки уверена, что Деку отвернется. Она почти забывает дышать, когда та внезапно сама подается вперед и несмело прижимается к ней. Глаза Изуку широко распахнуты, как и у самой Кацуки, и в них читается то же самое ошеломление — будто даже она толком не может поверить, что осмелилась на такое! Кацуки задерживает дыхание, и на мгновение мир вокруг перестает дышать, сжимаясь до бездонных зеленых глаз напротив. А уже в следующий всё оживает вновь, и Кацуки и сама подается вперед, бережно целуя в ответ. Она чувствует, как руки Изуку сжимают её толстовку, а собственная ладонь взлетает вверх, чтобы осторожно коснуться нежной веснушчатой щеки. Сердце в груди бьётся, словно сумасшедшее, Кацуки не может до конца поверить, что всё это происходит на самом деле. Она немного боится того, что может случиться, когда они разойдутся, и в груди немного ёкает, когда ей кажется, что Изуку сейчас отшатнется, но та вместо этого только прячет лицо в груди Кацуки. Её слух улавливает взволнованное бормотание, а среди копны зеленых кудрей торчат ярко-пунцовые уши. Кацуки считает всё это хорошим знаком, поэтому протягивает руку и прижимает Деку к себе ещё сильнее. — Надо полагать, когда это делаю я, то это не так неприятно, ха? — шепчет Кацуки, стараясь, чтобы в голосе было больше поддразнивания, чем тревоги. Изуку замирает, мгновенно напрягаясь всем телом, но она втирает мягкие успокаивающие круги в её спину и тело Деку расслабляется, словно по команде. Кацуки думает, что эта демонстрация доверия сразу после их поцелуя может стать слишком большим испытанием для её сердца. — Всё в порядке до тех пор, пока это Каччан, — едва шепчет Изуку, сворачиваясь в её объятиях. К счастью, она всё еще не смотрит в лицо Кацуки, потому та не уверена, что сможет сейчас заставить дурацкую улыбку исчезнуть с собственного лица. Между ними еще столько всего должно быть сказано, но всё, о чем она может думать сейчас, это: «Как будто я теперь позволю сделать это кому-то еще!».