Отражение

Это было очень необычно и неожиданно. Это было непривычно. Можно сказать, неправильно, но так только казалось, — голос разума твердил, что все в порядке, а только внутренняя неуверенность убеждает в обратном. Злата смеялась, когда щекотливые пальцы прошлись по ее талии — Никита в ответ улыбался и все больше осыпал поцелуями шею. Они только‐только зашли в новую квартиру, которую сняли для отпуска, и почему-то все пошло именно таким путем. Еле отставили вещи, и Злата не удержалась: притянула Никиту, и сама прижала себя к стене. После жаркой улицы в темной квартире очень прохладно, оттого Злата дернулась, стоило только коснуться стен. Всегда ей приходилось мириться с этим контрастом температур: кто угодно и что угодно было холоднее Никиты. Его горячие ладони скоро задрали рубашку на податливом женском теле, а Злата продолжала смеяться: искренне и очень радостно. — Так и останемся в коридоре? — Никита говорил не шепотом, как бывало раньше, а обычным голосом. — Вещи бы разобрать… — Злата дернула ноготками первые две пуговицы у Никиты и расстегнула их. — Мне кажется, — он снова уткнулся в ее шею, вызвав из груди довольный всхлип, — несколько минут назад тебе было не до вещей. — Ну мы можем оставить это на потом… И тогда я вернусь к вещам, — Она заговорила прерывисто и тяжело, особенно когда Никита раздвинул ноги коленом. — А потом может я захочу продолжить. Или нет. Нас же никто теперь не торопит? — Абсолютно никто. — Тогда и проблемы нет, — Злата собралась с силами и мягко оттянула Никиту от себя. Она повела его в спальню — предположительно туда, потому что в этом месте они впервые. Очень аккуратная для маленького города квартирка: затуманенным и очарованным взглядом она смогла оглядеться по сторонам. Злата даже отметила: то ли случайно, то ли намеренно, но во многих квартирах, где они оставались с Никитой по работе, стены так или иначе были серыми. Красивого серого оттенка. Кто мог передать руководству о такой дурацкой, но приятной мелочи? Злата почему-то подумала про Джонни. Жизнь так изменилась после двухтысячного, и вот теперь Злате двадцать один, она ездит по стране, может не бояться каждого шороха за окном и позволять себе практически все, что угодно. Так все еще получается не всегда, и на это есть какое-то психологическое объяснение, но ей лень об этом думать. Хватает слов Никиты и Сани при редких встречах о том, что она начала улыбаться. Теперь никаких замкнутых пространств и случайных иголок излучения, впивающихся в ладони. Злата не заперла дверь, как только они зашли в спальню: так и оставила открытой, напомнив себе, что квартира‐то точно закрыта. Никита практически танцевальным движением подтянул девушку за руку: она сразу положила ладони на его грудь и продолжила расстегивать пуговички. — Твой галстук мешается, — С этими словами она расслабила его, сняла, а потом и вовсе кинула на не застеленную кровать. — Делай абсолютно все, что пожелаешь, — Никита приподнял ногу Златы за бедро и прижался ближе. Только сейчас она заметила зеркало. Посмотрела за плечо парня и заметила это узкое, напольное зеркало — меньше, чем в его старой комнате, но все равно чем-то похожее. Настроение не испортилось окончательно, стоило увидеть собственное довольное лицо, но внутри снова появилось это знакомое неприятное чувство, скребущее сердце. Маленький голосок тревоги вновь заговорил в голове. — Давай зеркало чем‐нибудь накроем, — Голос стал таким, каким бы несколько лет назад — испуганно тихим. Никита оглянулся за спину и удивленно приподнял брови. Вся эта ситуация ему напоминала другую, из прошлого. Он промычал что-то отрицательное и окончательно распахнул рубашку Златы, отвернув ее от отражения. Она возмущенно вздохнула. — Мы сделаем немножко по‐другому. Ты мне доверяешь? — Ты сейчас хочешь проверить мои границы? — Особенно выделила «сейчас». — Можно и так сказать. Я знаю, я обычно все делаю только по твоему желанию… — он присел на кровать, оказываясь ниже Златы. Никита расцеловывал ее живот, рисуя непонятные узоры ладонями на теле. — Но дай и мне кое‐что попробовать. Обещаю, что все будет хорошо. Злата засомневалась. Мысли в голове закопошились, перекрываясь пеленой пока еще слабой тревоги и сильного желания. Оно разгоралось стремительно: губы Никиты так и не покидали ее кожу. Девушка растерянно сжимала его волосы, жмурилась и таяла. Никита не торопил. — Я просто не хочу, как тогда, мне будет… неловко. — Все будет хорошо. Злата молча кивнула, и тогда на лице Никиты расплылась улыбка. Он легким жестом скинул с нее рубашку и медленно стянул брюки: Злата не сопротивлялась и все также не оборачивалась назад. Парень прижался лицом к ее бедрам, чуть выше колена. Она снова хихикнула от щекотки и сразу же резко втянула воздух, когда почувствовала кусающий поцелуй. Никита двигался сумбурно, оставляя красные отметки на бледной, почти белой коже. У нее подкосились колени, стоило ему слегка задеть тело под бельем. — И что же… Придумал? Никита улыбался, как кот. Довольный и хитрый. Такое случалось не часто, но именно в эти моменты Злата вспоминала, что он человечнее и живее многих. Он взял галстук, валяющийся на кровати, и встал. — Закрой глазки и повернись к зеркалу. Она послушалась. Без рубашки, брюк и обуви — в одном только нижнем белье — Злата стояла перед зеркалом, опасаясь хоть немного приоткрыть глаза. Темная ткань галстука обернулась вокруг головы, закрывая от мира, и Никита завязал ее слабым узлом сзади — только, чтобы не спала. Наступила темнота. Девушка поежилась от прохладного воздуха и непривычных ощущений: координация теперь была немного сложнее, чем раньше. Полупьяное состояние и отсутствие всего видимого вокруг не сильно помогало устоять на месте, но вот более острые ощущения стали наградой. — Не давит? — По звуку Никита был около ее правого плеча. Он проводил пальцами по ее руке, не забывая целовать кожу на шее и чуть ниже. Мурашки побежали с этой стороны вниз: словно миллионы маленьких бабочек спускались с неба. — Все хорошо, — Злата переминалась с ноги на ногу, но пока и правда все было хорошо, — чувствую себя глупо только. — Выглядишь ты не так, — Он потянул руки Златы наверх, убирая их за ее голову, а потом перешел на шепот, — тебе рассказать, как ты выглядишь? Она неуверенно кивнула. Шелестящий голос Никиты скользил по разуму, опьяняя еще сильнее. Тело не слушалось — Злата прижималась к мужской груди спиной, чтобы не упасть. Хотелось больше касаний, чтобы чувствовать себя по‐настоящему — на полу, устойчивой и любимой. Тьма перед глазами начала складываться в яркие бесформенные пятна, застилающие все сознание. Раз пропало зрение, то теперь каждый шорох, шаг или касание стало одним из этих пятен. Рука Никиты прошлась снова по животу: спустилась медленно в белье, и Злата дернулась. Хорошо, что он ее держит за руки сверху. — Во‐первых, сейчас я вижу, как твои бледные щеки краснеют — ты очень мило смущаешься и не можешь этого спрятать. И не прячь. — Он почти целомудренно поцеловал ее в щеку. — Даже сейчас, находясь только со мной, ты все еще волнуешься. Золотце, ты замечательная. Злата неровно улыбнулась и приоткрыла губы, безмолвно умоляя продолжить касаться. Тело внизу, казалось, больше не слушалось, и ноги сводило судорогой от каждого движения его пальцев. — Во‐вторых, у тебя идеальная, самая лучшая, фигура. — Никита отпустил ее руки ненадолго, чтобы погладить талию и грудь, и продолжил говорить. — Ты не замечаешь, но каждый раз стоит мне сделать вот так, — Слегка сжал грудь, — как ты немного прикусываешь губы. Ты никогда не могла этого скрыть, как бы не старалась. И не стоит. Я люблю твое тело и знаю твои эмоции наизусть… — Пожалуйста, скажи, что выучить их было не так просто, — Злата очень неловко перебила, пытаясь не принимать комплименты так просто, — не зря же я училась их скрывать? — Да, непросто. Оттого и ценнее. Стоило представить собственное тело в горячих объятьях Никиты, стоило вновь подумать о том, как сейчас она стоит перед зеркалом, стоило перестать пытаться отвлечься от ощущения пальцев внизу, как волна энергии резким движением пробежалась из груди в низ живота. — Ты доверчиво плавишься в моих руках, и я так благодарен тебе за это, — Никита прижимает левую ладонь сильнее и ускоряет движение. Злата откинула голову на его плечо, совершенно не понимая, куда деть собственные руки после того, как он их отпустил. Она неловко сжала себя в объятьях, но Никита тихо и по‐доброму поругался, а потом снова обхватил их над головой. Запахи новой квартиры полностью исчезли, но Злата даже не могла разобрать, что она сейчас чувствовала: смесь ароматов какая-то будто бы новая, но определенно приятная. Просто мозг теперь воспринимал все иначе. Никита дразнил, не доводя до самой грани, и девушка снова пыталась отвлечься, чтобы и самой продлить это чувство. Так происходило каждый раз. Только сейчас все намного ярче. — А еще, мне кажется, мы кое‐что забыли сделать, — Никита резко, дразняще остановился, чтобы стянуть последнюю часть одежды, которая осталась. Теперь холод квартиры стал еще ощутимее, и Злата вырвала собственную руку, чтобы вернуть ладонь Никиты на правильное место. — Мне не послышалось, ты сейчас засмеялся? — Говорить очень тяжело. — Ты очень милая и сильная, Злат. Я довольно крепко тебя держал, но, видимо, мне с тобой не сравниться. — Перестань дразнить и, — прервалась, когда из груди вышел тихий и жалобный стон, Злата снова закраснелась, — доведи до конца… Умоляю. Никита смотрел прямо на отражение перед собой, не смея больше ослушаться. В самый последний момент она всегда просила словами: ясно было и без них, но только прямую устную просьбу он совершенно не мог ослушаться, особенно, если знал, что это всерьез. Злата растерянно кусала губы, морщилась и тяжело дышала, так и не позволяя вырваться другим звукам. Она распадалась в его руках на белоснежные пазлы, которые только он потом и сможет собрать. Никита бережно убрал влажные медные волосы с расслабленного и довольного лица, и укусил заднюю часть шеи, в последний раз проводя пальцами круг внизу. Ему было бы очень больно от того, насколько сильно она сжала его руку сейчас, будь он человеком. Злата чувствовала, как радостно бьется сердце и судорожно сокращаются легкие. Ноги подкосились, и она чуть не упала — в последний момент Никита подхватил ее и поднял. — Пойдем в ванну, кровать все равно не расстелена. Он бережно поцеловал девушку в лоб и снял галстук с лица, только когда они оказались в коридоре. — Спасибо.